Весна среди панельных высоток

      Сигаретный дым завивается тяжелыми кольцами, уплывая медленно под грязный потолок подъезда, с которого мелким крошевом осыпалась штукатурка. Пахло плесенью, кошачьей мочой и жареной картошкой из чьей-то квартиры. Желудок сводило голодом, но курящий парень только морщится, снова затягиваясь.       Под глазом тянуло от наливающегося синяка, а костяшки рук неприятно стягивает подсохшая корка из крови, в трещинах которой проглядывают влажно-розовым совсем свежие ранки. Он беспрерывно мелко вздрагивает, но не может понять — это кроет отходняком после адреналина недавней драки или же просто выбегать на улицу в одной толстовке было не самой лучшей идеей для ноября.       Спутанные кудри на затылке упираются в стену, а шатен закрывает глаза, мысленно перебирая, к кому можно напроситься на ночь. Домой точно нельзя возвращаться, пока отец или не протрезвеет, — что было идеей, мягко говоря, сомнительной, — или же не упьется настолько, чтобы быть не в состоянии даже осознать присутствия сына дома. Второй вариант был вероятнее, учитывая, что перегар пропитал уже каждый угол квартиры, ползя по зашарканным обоям наперегонки с разводами от затопивших еще прошлой весной соседей.       Но все равно до утра приходить было нельзя, иначе только нарвался бы на очередную порцию пьяных оскорблений. Будто он виноват, что вечно будет хреновее такого идеального брата, вовремя свалившего в универ, пока отец еще был вменяем, и отправлявшего теперь только дибильные фотографии с универа.       Эд вообще всегда был во всем образцом для подражания и примером, который пихали под нос все, от родителей до учителей. Отличник, умница, спортсмен, с первой красавицей школы встречается, даром, что имя самое пидорское из всех, что может быть.       Оставил младшего отдуваться сразу за двоих, вынося пакеты с бутылками и обслуживая проводящего большую часть времени в отключке алкаша, который только и мог, что орать на сына, помогая себе кулаками, отыгрываясь за свою паршивую жизнь. И хоть бы раз весь из себя такой правильный старший брат написал, чтобы узнать, как дела. Вообще ведь перестал общаться, едва отец покатился вниз. Не пожелал связывать себя с неблагополучной семьей и пьющим папашей.       Шатена передернуло от воспоминаний о том, как сегодня тот кинулся на него буквально просто так, даже пропустив свою любимую часть с угрозами сдать в детдом. Как будто добровольно отказался бы от пособия, на которое мог бы еще бухать. А парень просто спросил, какого хера холодильник опять пустой, в ответ выслушав, что его никто не обязан кормить, итак ведь сидит на шее. Охуительно просто. Хлопок двери этажом выше заставляет вздрогнуть, но он даже не меняет позы, продолжая медленно втягивать в легкие никотин, пока рядом не замирает долговязая фигура, вынуждая открыть глаза.       — Если лень выходить на улицу, то хоть бычки на пол не бросай.       Лицо рядом вроде знакомо. Это, кажется, новенький, только переехавший в их район, еще даже ни одного занятия не отходивший в школе. Будь сейчас другая ситуация, можно было бы попробовать поговорить, прощупать почву, так сказать, нормальный ли пацан или очередной чсвшник, невесть как оказавшийся в их задворках из "цивилизованной" части города. Но сейчас разговаривать не хочется, только нарваться.       — А то что? — поставленная рядом пустая жестянка нагло игнорируется, — Подметать заставишь?       — Еще и мыть, если нахаркаешь.       Голубоглазый чуть щурится, но не уходит, молча сканируя своими радарами и потрепанную толстовку, и синяки на лице, и разбитые руки. Шатен думает, что если тот сейчас ляпнет хоть что-то про его вид, то он ему тоже вмажет, но внезапный собеседник молчит вплоть до демонстративно затушенной об отогнутую жестяную крышку сигареты.       — Тебе холодное приложить надо, — у него голос странный, словно говорит записанный и заученый текст, — иначе глаз заплывет.       — И похуй. Тебе-то что?       — Я добрый, — пожимает плечами, — а еще соседи уже наряд вызвали на наркомана. Так что вали или поднимайся, я в девятой живу.       Разворачивается резко, поднимаясь через ступеньку, пока снова не хлопает дверью выше, оставляя парня на том же подоконнике в недоумении. Странный пацан, на гота чем-то похож в своих тяжелых ботинках и черной футболке со стремными ебалами в гриме. Но переизбытком скромности кареглазый никогда не страдал, да и выбора не было, когда перед подъездом тормознул бело-синий уазик, так что стук в дверь с металлической девяткой разносится гулко по этажу прямо в момент противного скрипа двери на улицу.       — Кроссовки в тумбочку убери, —новый знакомый его пускает спокойно, как в норме вещей, сразу проходя дальше в квартиру, — ванная справа, руки помой, а то все заляпаешь. Меня, кстати, Назаром зовут.       Парень тормозит на пороге кухни, складывая руки на груди и снова оглядывая еще сильнее потрепанного при нормальном свете знакомого, который старается не морщиться, пока вытирает руки полотенцем, задевая костяшки.       — Жека.       В квартире чисто, не стерильно-вылизано, как бывает во всех этих суперсовременных квартирах в новых районах, а именно просто чисто. Женя резко почувствовал себя неуместным в своей грязной толстовке и продранных на коленях джинсах. С запахом чужого алкоголя, впитавшимся в одежду и волосы слишком прочно, чтобы однажды отмыться. Просочившаяся через поры собственная убогость режет глаза сильнее, чем выкрученная на максимум в коридоре лампочка.        Рядом с Назаром он словно теряет часть своей хамоватой наглости, забившейся в дальний угол от осознания, что над ним, похоже, просто решили посмеяться. Ткнуть рожей в дно, на котором он оказался. И от этой мысли ладони непроизвольно сжимаются в кулаки.       — Ты че встал, кухня перед тобой. Жареную картошку будешь?       А этот эмо-гот-хер-пойми-кто-вообще словно не замечает как напрягся новоприобретенный знакомый. Невозмутимо ставит на стол сковородку, от запаха которой желудок повторно скручивает, напоминая, что ел он последний раз еще в школе.       — Только это, мне, короче, впадлу тарелки мыть, так что есть придется со сковородки, норм?        И вот в этот момент отпускает. Ну не стал бы кто-то, собравшийся простебаться, так заморачиваться, только гемор лишний. Тут бы скорее сразу после того, как позвали и рассмотрели, указали бы на дверь, сморщив нос. Так что шатен позволяет себе расслабиться, рассматривая этого Назара уже внимательней.       Если бы не крест в ухе и футболка с рок-группой — был бы самый настоящий типичный мажор из новостроек. Такой, каких родители или охрана сопровождают даже до туалета. Наверное, караулят, чтобы ребенок не свалил подальше от такой чудесной жизни. Ему ведь еще будущее свое строить.       Весь из себя такой правильный, с волосами как из салона, смазливой мордашкой и в шмотках едва не с ценниками, парень перед ним смешно шипел, обжигаясь, и дул на вилку, едва не быстрее самого Камышина расправляясь с едой.       И от такого вот простого несоответсвия внешности поведению было легче. Посиделки превращались в почти нормальные, как зайти в гости к другу, а не притащить из подъезда стремного незнакомого пацана, руководствуясь исключительно сомнительным утверждением "я добрый".       Хотя даже это сглаживается, когда спонтанный ужин незаметно перетекает в экскурсию по квартире и подзатянувшееся обсуждение найденной полки с комиксами. Парни, едва не повышая голос, спорят, выбирая самый крутой выпуск, почему-то сойдясь на том, что лучше русских студий все равно сейчас ничего не делают.       Уже когда прилично перевалило за двенадцать, Женя спохватывается, что слегка засиделся. Даже не заметили оба, как прошло столько времени, занятые возможностью наговориться с кем-то без обиняков и правил. Пока шатен натягивает кроссовки, Назар молча мнется, словно не решаясь начать разговор.       — Ну, я, короче, пойду уже, —Жека и сам не понимает, почему тянет кота за хвост, третий раз перезавязав шнурки, — а то тебе влетит еще от родаков, что непонятно кого домой притащил.       — А их до послезавтра не будет, — парень перекатывается с пятки на носок и обратно, подбирая слова, — так что ты мог бы и остаться. Все равно сейчас поздно уже идти куда-то, а мне одному здесь еще неуютно спать.       — Что, призраки мерещатся в темноте? — не удерживается от подколки шатен, — ну так и быть, спасу бедного и маленького тебя от ночных монстров под кроватью.        Настроение подскакивает вверх от одной мысли, что не придется ночевать в подъезде или возвращаться к отцу. Настолько, что он со смехом отбивается от моментально взвившегося в ответ на подколку пацана, выкрикивая глупости по типу "Не бойтесь, монстры, я спасу вас от этой неправильной прицессы!". И уже перед самым сном, завернувшись на полу в выданное лично ему одеяло, как-то само собой выдыхается:       — Знаешь, я сперва решил, что ты мажор какой или типа того, —фырканье с кровати в ответ, — будешь тут ходить, задрав нос, но ты ниче такой, прикольный оказался.       Широкий зевок глушит ответ, закрывая слезящиеся глаза, чтобы мгновенно вырубиться. Можно позволить себе и расслабиться. Назар, он ведь и правда прикольный. Как свой.