Rejection — Отторжение.

— Ты должен сесть. — Рука Юнги, стоявшего спиной к Чимину, прошлась медленно по двери. Он пытался восстановить дыхание, пытался вдохнуть в себя смелость. — Не делай это так, я не обижаюсь, все нормально, просто спущусь, докончу свои дела и приду… — Молчи. — Он повернулся к нему. Тонкие пальцы сжали край чёрной футболки. Лицо Юнги было сильно нахмурено, будто он в себя стреляет. Его взор был устремлён в пол. Он медленно потянул край, остановившись на секунду, поднял голову и посмотрел на Чимина, который послушно сел на кровать и обнял себя руками. Он пристально наблюдал за каждым движением старшего. Его тело дрожало, его внутренности содрогались, он не хотел делать это так. Не хотел заставлять Юнги. Но чем раньше он все поймёт, тем лучше. И через силу смотрел на него, боясь моргнуть. Юнги снова посмотрел на свои руки, заметив их дрожь, сжал ткань футболки сильнее, чтобы младший не заметил волнения. Он медленно потянул ее, и оголился его пупок, торс, грудь. Руки Чимина невольно опустились, когда его взору открылась картина, написанная не красками, а болью. Он прикрыл рот ладонью. Юнги боялся посмотреть даже в его в сторону... Но тот не заставил ждать себя и обратил внимание старшего рывком в сторону ванной. Его стошнило. Открыв крышку унитаза он вырвал все, что съел минутами ранее. — Чимин! — он побежал за ним. — Что такое? — Юнги схватил его за спину, придерживая рубашку, не давая ей запачкаться. Чимин думал, что его горло сейчас разорвётся, а вместе с ним и голова. Ему было очень плохо, из глаз лились слезы, а изо рта бесконечно что-товырывалось, будто он так много кушал. Будто вся еда, что он съел за всю свою жизнь, решила вернуться в него и выйти заново. Рука старшего заботливо потирала его спину, от чего слезы от тошноты перемешивались с слезами из-за боли, так щемящей его сердце. Я не могу быть живым. Я хочу стереть всю свою жизнь. Как я мог спокойно жить в одном доме с человеком, не замечая того, как он буквально каждый сантиметр своего тела истерзал. Сколько раз это случалось? Он когда нибудь считал их? Это вообщевозможно посчитать? Юнги... Когда? Почему? Блять, я ненавижу каждую прожитую мной минуту. Когда он делал это? Тогда, когда я занимался какой-то чушью? Неужели, когда я пил чертов кофе, он резал себя? Неужели я смеялся где-то, под одной крышей с ним, а он резал себя? Может, он плакал. Может, кричал. А может, и вовсе просил о помощи. Но никто не слышал его. Я не слышал его. Я был эгоистом. Я думал только о себе. Огромный шрам почти по всей ширине талии. Будто это разметка, после которой должно быть чисто. Возможно, это для осторожности. Вдруг задерется кофта. Шрам был старым, и белая кожа, натянутая плёнкой, доказывала, что в первоначальном образе он был очень даже глубоким и широким. Чёрные синяки, покраснения, ожоги, мелкие шрамы. В некоторых участках кожи будто считали что-то, делая ровную черту за чертой . Бесконечное количество маленьких линий, которые когда-то были порезами. Шрам от ожога размером с яблоко. И один порез примерно десять сантиметров. Все ещё в нитках. Когда он сделан? Неужели в то время, когда я уже знал о его проблеме и ничего не делал? Как так? Почему так? Чимин тысячи раз прокрутил в своей голове эту картину. Со всех ракурсов. — Как ты? — обратился Юнги к нему, пока тот полоскал своё лицо. — Я-я в порядке. Видимо, из-за вина стошнило. — Ну да. Пошли? — Юнги протянул руку. — Да... — он взял его ладонь и прошёл с ним в спальню. — Прости меня. — Чимин будто в каком-то ступоре прошёл к кровати, залез под одеяло и, свернувшись в комок, зажмурил глаза. — Мне выключить свет? — Да. — Только и шепнул Чимин. Юнги выключил свет и прошёл в ванную, закрывая за собой дверь. Что я творю! Не так должен поступать. Но что я могу, если мое тело не слушается меня. Мне холодно, больно и все кости в моем теле ломит. Не хочу принимать то, что ему было так плохо. Юнги кое-как искупался, наклеил пластырь на вчерашнюю рану, натянув обратно свои штаны и футболку, вернулся в комнату. Чимин, все ещё не двигаясь, лежал спиной. Он включил слабый светильник и, усевшись на кресло, взял книгу и начал ее читать, изредка поглядывая на Чимина, проверяя, спит ли тот. Прошло около получаса, как в комнате царила полная тишина. Кто-то чувствовал себя немного освобожденным. А кто-то был до смерти напуган. Сердце Юнги прихватило, когда между вниканием в смысл книги в своей голове он услышал всхлипы со стороны.