— И как?
— Я прыгнул десять раз, а достал…
— А?
— Прости… Ничего.
Рэки растерянно улыбается. Из последних сил, но старается… Уголки губ чуть подрагивают, совсем незаметно, если смотреть со стороны. Горло сдавлено, в глазах щиплет. Дыхание сбивается. Он практически слышит, как бешено бьётся его сердце. Но Рэки Кян улыбается. Он знает, что должен радоваться за успехи друга, но почему-то не может не смотреть на него без обиды. Ланга непонимающе смотрит, ждёт чего-то. А Рэки не может больше из себя слова выдавить.
Разочарование.
Рэки уходит, махнув рукой на прощание, и очень надеется, что Ланга ничего не заметил, что не пойдёт за ним. В другой раз он был бы только рад побольше потусоваться, даже позвал бы к себе, но сегодня как-то совсем не хочется.
Ничего не хочется.
Окна плотно зашторены, дверь закрыта, чтобы не слышать весёлых криков сестёр. В комнате холодно и темно. Капли дождя громко разбиваются об окно, не позволяя комнате окончательно погрузиться в полную тишину. Рэки сидит на кровати, оперевшись спиной о стену, накрывает ноги одеялом и ёжится. Ему совершенно ничего не хочется. В голове пусто. Даже как-то слишком. Рэки от этого не по себе, но он ничего не может поделать. В смартфоне, лежащем совсем рядом, стоит на повторе видео. Кян не смотрит его, только слушает, закрыв глаза. Обнимает колени руками и кладёт на них голову.
Он так устал. Чертовски устал.
Рэки хочет перестать существовать. Просто исчезнуть. Чтобы все о нём забыли. Так было бы намного легче. Он не понимает, почему всё вдруг потеряло краски, но сейчас это не имеет значения.
Кто-то смеётся. Это он, Рэки. Только звук доносится из динамиков телефона. А за ним начинает смеяться и Ланга, только более звонко. Они лежат на земле, скейты разъехались в разные стороны. На улице тепло, как и на сердце. Рэки держится за ушибленную коленку, потирая другой рукой затылок, и говорит, что такими темпами Ланга быстрее убьёт его, чем выучит новый трюк. Но всё равно не перестаёт смеяться. Они счастливы.
Как странно… Такое чувство, будто это было не в прошлом месяце, а совсем давно, целую вечность тому назад. Рэки грустно усмехается.
Ланга великолепен. Он быстро учится. За пару месяцев освоил столько, на сколько бы Рэки понадобился бы минимум год. Лангу все знают и уважают. Ребята из «S» хотят дружить с ним. А что Рэки? А Рэки — тот красноволосый неудачник, который с Лангой.
Это несправедливо.
Телефон вибрирует три раза, напоминая о себе, а затем, скатившись с кровати, с грохотом падает на пол. Рэки вздыхает. Наверное, Ланга. Остальные довольно редко пишут. Но поднимать телефон совсем не хочется.
Рэки много думает. А когда ничего не приходит в голову, просто смотрит на стену. Даже малейшее движение сейчас кажется непосильным. Рэки не сопротивляется. Тупо моргает, пытаясь понять, о чём думал минуту назад. Или час назад? Как долго он уже так сидит? Странное ощущение… Словно выпал из времени.
«С каких пор я стал таким…» — Рэки не может продолжить предложение. Каким? Слабым? Незаинтересованным ни в чём? Ничтожеством?
С каких пор стал не таким, как раньше?
Ужасный вопрос. Особенно если не хочется ни таким, как раньше, быть, ни просто быть.
Рэки приходит в голову мысль. Странная и пугающая. Он боится её, это ведь неправда, но… Ему станет легче, если он сделает это. Рэки понимает: он ненавидит Лангу. Он не будет его избегать, скажет Ланге всё в лицо, всё как есть. Рэки сжимает кулаки. Он хочет ударить, ударить как можно сильнее, чтобы больнее было.
Всё так быстро изменилось. Рэки хотел стать немного лучше в скейтбординге, чтобы кататься наравне с Лангой, потому что это весело. Сейчас он понимает, что на одном веселье ничего не получится.
«Я никогда не был достаточно хорошим. Сколько бы ни старался, всегда последний. Какой тогда вообще смысл что-то делать?»
Бездарностям лучше даже не пытаться — говорил Мия. И почему Рэки так поздно понял, что Мия был прав?
Руки дрожат. Рэки кусает губы, стараясь отвлечься на физическую боль, но легче не становится. Совсем нет. Он чувствует себя ничтожеством.
«Забавно получается. Я ведь раньше уверен был, что смысл в том, чтобы быть счастливым. Заниматься тем, что делает меня счастливым. Думал, некоторые люди такие глупые, раз не понимают очевидного и всё не могут найти свой смысл. А теперь, когда ничего не приносит мне счастья… я понимаю их».
Вот чёрт. Щёки мокрые. Мысли кружатся слишком быстро. И всё это совсем не забавно.
Ланга приходит через пару часов, поздно вечером. Мать Рэки, как всегда, вежлива и мила с ним, настолько, что, кажется, стошнит. Кян не поворачивается, лишь незаметно вздрагивает, когда дверь в его комнату открывается. Ланга Хасегава. Идеальный парень, с которым каждый хочет дружить. Но слишком идеальный для таких, как Рэки.
Рэки знает, что это Ланга, хотя понятия не имеет, зачем тот пришёл. Но Ланга последний, кого хочется сейчас видеть.
— Рэки? — тот говорит неуверенно, переминаясь с ноги на ногу на пороге, почему-то боясь зайти.
Его взгляд пару секунд блуждает по комнате, удивительно тихой и безжизненной, и останавливается на Рэки. Он молчит, и Ланга чувствует себя виноватым, хотя понятия не имеет, в чём причина плохого настроения друга. Хасегава за последние пару дней всё сильнее убеждался в том, что у Рэки что-то случилось, но не хотел вмешиваться в его дела, подозревая, что тот лишь отмахнётся. Ланга дал ему время. Он старался не подавать виду, что заметил что-то. Это было сложно, потому что
Ланга чертовски волновался.
— Я писал тебе, что зайду. Ты не видел сообщений?
Рэки поворачивается. Отстранённо смотрит на Лангу. Взгляд пустой — первое, что замечает Хасегава. Зрачки сужаются из-за света, исходящего со стороны двери, и Кян щурит глаза, лицо выражает то ли скуку, то ли безразличие, волосы растрёпаны, одежда помята. Ланга никогда не видел друга таким, и ему сложно смотреть на такого Рэки. Сердце сжимается. Ланга переводит дыхание и опускает глаза. Старается улыбаться, но получается как-то неловко, неискренне. Слишком неправильно. Надеется, что в темноте комнаты Рэки этого не заметит.
Кян смотрит не на Лангу, а словно сквозь, молчит, пытаясь собрать хотя бы два слова, чтобы сказать что-нибудь. Ланга ждёт, смотрит так, будто на самом деле ничего не понимает, словно он маленький беззащитный ребёнок, который верит каждому слову. Рэки это раздражает.
— Я ненавижу тебя. Уходи… — Кян говорит тихо, хриплым голосом, но стараясь вложить как можно больше злобы в слова, чтобы Ланга понял. На большее ему не хватает сил. Сколько бы Рэки не думал, но смелости высказать всё, как есть, у него не хватает. Он не может показаться жалким, не может сказать причину своей ненависти.
То подобие улыбки с лица Ланги мгновенно исчезает. Он смотрит как-то странно, будто не уверен, всё ли правильно расслышал, со смесью удивления и страха, но даже и это выражение быстро исчезает с его лица. Он еле заметно кивает, опускает голову, чтобы не смотреть на Рэки, и выходит.
«И это… всё? Я думал, он хотя бы скажет что-нибудь».
Хотя сейчас это не имеет значения. Главное — стало на одну проблему меньше. Рэки залезает под одеяло с головой и старается оборвать мысли. Думать совсем не хочется. Он долго ворочается до того, как получается заснуть.
Солнце просачивается сквозь шторы и светит в глаза, а под одеялом становится слишком жарко. В такой ситуации, проснувшись, заснуть уже не получится. Да и Рэки не любит долго спать: он всегда просыпается с первыми лучами солнца и начинает работу.
Сегодня Рэки не видит смысла вставать. Обычно он проводил выходные либо в гараже, либо на улице, катаясь на скейте с друзьями. Удивительно, теперь ему даже заняться нечем. Кян ещё немного лежит, и воспоминания вчерашнего вечера сами прокручиваются в голове. Что-то не так… Рэки не понимает, в чём дело. Он был уверен, что станет легче. А легче не стало. Скорее наоборот.
Это неправильно. Он ведь ненавидит Лангу, ненавидит за всё, что он сделал, но… он ведь ничего плохого не сделал?
Рука тянется к телефону. Рэки не хочет об этом думать. Достаточно. Всё, что ему остаётся — бездумно тратить весь день на скучные видео из YouTube. Смартфон включается, и на экране чёрным по белому высвечиваются непрочитанные со вчерашнего дня сообщения.
Ланга:
18:42. Рэки, ты дома?
18:42. я сегодня зайду к тебе.
18:43. ты забыл свой скейт.
Кян оборачивается в сторону двери. Справа от неё, у стены, совсем аккуратно стоит его скейтборд.
Вот чёрт. Он ведь и правда забыл вчера скейт. Глупо до невозможного.
Подойдя к двери, Рэки берёт в руки скейт. Доска приятная наощупь, хоть и расцарапанная вся. Верхний слой краски облез, надо бы по-новому перекрасить, но времени в последнюю неделю совсем не было, а сейчас… Сейчас Рэки даже не уверен, что сможет выйти на улицу со скейтом ещё хоть раз. Нет.
Переворачивает. На внутренней стороне доски что-то красное. Похоже на кровь, совсем свежую. Рэки сначала не обращает на это внимания, но потом как-то само вспоминается, что доску он протирал совсем недавно и не падал после этого. Неужели Ланга решил прокатиться на доске Рэки, а потом упал и поранился?
Глупости.
Рэки откидывает скейт подальше. Тот ударяется о стену напротив и сваливается на пол, и, о чёрт, нельзя так поступать с вещами, тем более это его…
Рэки обрывает свои мысли на полуслове, напоминая себе, что теперь в бережном отношении к скейту нет необходимости. Он ведь больше на него не встанет. Эта мысль глухо отзывается в области сердца, словно Рэки не может поверить в то, что сам решил это. Но он видел уровень Ланги и видел себя.
Недостаточно хорош. Посмешище. Всю жизнь катается, а ничему так и не научился.
Ему до смешного обидно. Кян никогда не думал, что он может быть недостаточно хорошим для единственного, что он на самом деле
любит любил. Он всегда довольствовался процессом, и вдруг ему открыли глаза на результат.
Сколько бы Рэки ни старался, ему никогда не достичь уровня Ланги. Не угнаться, как бы ни хотелось.
В нём зарождается злоба. Хочется взять скейтборд, выйти на улицу и со всей силы ударить по какой-нибудь стене, чтобы сломался. Да так, чтобы и не починить.
«И с каких пор между нами такая пропасть?»
В школу идти не хотелось, но пришлось. По привычке рука потянулась к скейту, но Рэки тут же отдёрнул себя и грустно улыбнулся. Завтрак остался благополучно забыт дома.
Класс как всегда шумный. Рэки приходит за минуту до звонка, необычно поздно для себя, но виной тому не только отсутствие транспорта, но и более поздний выход из дома, чем обычно. Садится и подпирает подбородок ладонью. А взгляд цепляется за пустую парту справа. И всё бы ничего, но проходит первый урок, за ним и второй. А место всё пустует. Ланга не пришёл в школу.
«Странно. Неужели заболел? С его-то иммунитетом… Хотя какая мне вообще разница?» — отмахивается от ненужных мыслей Рэки и отворачивается от места Ланги. Он не должен волноваться, это не его дело. Потому что Рэки ненавидит Лангу.
Уроки кажутся ещё более скучными, чем обычно, и тянутся неимоверно долго. Настроения учиться нет, и Рэки Кян бездумно прожигает доску взглядом, на которой одноклассник решает уравнение. В глазах всё плывёт. Кажется, Рэки не выспался. Он долго не мог заснуть, поэтому полночи тупо пролазил в интернете, лишь бы хоть как-то скоротать время. Одноклассники заметили, что Рэки не в настроении, на что тот лишь отмахнулся, больше не обращая внимания на их вопросы и пустые разговоры. Кян не слышит, но ему кажется, что они говорят о чём-то глупом. Ему даже не хочется обсудить что-нибудь с друзьями, как раньше. Рэки понимает причину, но не хочет признавать. Но эти мысли так и лезут.
«Дело ведь не в Ланге, да?» — голос в голове звучит как-то насмешливо, нереально. Но ведь это его голос.
Рэки, допустив лишь на секунду возможность этой мысли, вдруг всё понимает. Это осознание неприятно бьёт в голову, словно его только что облили холодной водой. Рэки не хочет верить. Нет. Не хочет. Нет-нет-нет! Он откидывается назад, на спинку стула и закрывает глаза. Но он не может не признать очевидное. Хочется выдернуть это из подсознания, забыть как страшный сон. Не получается. Рэки не ненавидит Лангу.
Рэки ненавидит себя.
До боли в костяшках ненавидит себя, и как же ему хочется врезать себе в этот момент. Но это не важно. Он сделал всё правильно. Так будет даже лучше. Для Ланги. Нечего ему водиться с такими, как Рэки. Рэки неудачник, у него нет ни таланта, ни стремления.
«И как я мог не понимать этого раньше? Это ведь так очевидно, а я, как дурак, верил, что смогу стать лучшим… Так глупо».
На следующий день Ланга тоже не приходит в школу. И на третий день. Рэки начинает волноваться. Недавняя обида забывается и окончательно давится под ненавистью к себе, а теперь ещё и под чувством вины.
«Я, наверное, зря так сказал. Ланга ведь ничего плохого не сделал. Он не виноват».
Рэки написал Мие, Черри и Джо. Они не знают, где пропадает Ланга. Мия лишь сказал, что в воскресенье, когда они виделись, Ланга был подавлен, и если что-то случилось, лучше поговорить с ним. Рэки решил, что это единственное хорошее решение. Нужно зайти к Ланге домой и извиниться.
Рэки страшно. Он идёт медленно, словно на свою же казнь, обдумывая все варианты событий. В основном всё сводится к тому, что если Ланга и окажется дома, то не захочет говорить с ним. Может, даже дверь не откроет. И Рэки не обидится. Он заслужил. Но Рэки просто хочет знать, что всё хорошо.
Подойдя к дому Хасегавы, он обречённо вздыхает. Становится под дверью, но сделать ничего не решается.
«Может, всё-таки уйти? У меня ещё есть шанс остаться незамеченным. Хотя нет. Нам надо поговорить. Я должен удостовериться, что с Лангой всё в порядке».
Кян жмурится и, мысленно посчитав от трёх до одного, нажимает на кнопку звонка. Остаётся ждать. А ожидание даётся Рэки сложнее всего. Никто не открывает. Рэки прислоняет голову к двери, но не слышно ни шороха. Он снова звонит. С минуту ничего не происходит, после чего с той стороны слышатся шаги. Дверь открывается, и оттуда выглядывает Ланга.
Все мысли разом исчезают. Кян уже даже не надеялся на то, что кто-то выйдет.
— Э-э, Ланга, привет, — Рэки неловко чешет затылок и пытается улыбнуться. Получается до ужаса неестественно, и Рэки не нужно видеть себя, чтобы понять это, так что он тут же отбрасывает эту затею. Ланга хмурится, но ничего не отвечает. Лицо его задумчиво и, как обычно, не выражает эмоций. Рэки хотел бы узнать, о чём тот думает, но даже представить не может. Хасегава ждёт. Хочется прервать неловкое молчание. Рэки опускает глаза, пытаясь вспомнить, что он хотел сказать, но, как на зло, ничего не приходит в голову. Придётся импровизировать. — В общем, я хотел извиниться. Мне не стоило прогонять тебя.
— Да ничего, — Ланга лишь пожимает плечами. Лицо его не меняется, и Рэки понимает, насколько облажался. Он ведь без Ланги и дня больше не продержится. Он скучал, хоть и не признавал это. Кян не из тех, кто предпочитает одиночество.
— Нет, мне на самом деле жаль, — Рэки смотрит в голубые глаза, пытаясь хоть что-то найти в них. Он чувствует, что его голос подрагивает, и боится, что сейчас не сдержится и разрыдается. — То, что я сказал… Это неправда. Ты мой друг. Мы всегда были и будем друзьями, разве нет?
— Друзьями… — тихо, словно эхом отзывается Ланга и как-то странно улыбается. Не так, не его обычной, искренней улыбкой, а как-то по-другому… Только Рэки всё не может понять, чем эта улыбка отличается от обычной. Но, наверное, это можно принять за хороший знак. Точнее, Рэки хочет принять это так, вбивает себе в голову, что всё хорошо, но себе самому сейчас меньше всех верится.
— Надеюсь, ты сможешь простить меня. — Рэки чувствует себя провинившимся ребёнком. Ему очень стыдно, и он ненавидит себя за то, что наговорил Ланге глупостей, за то, что так плохо к нему относился. Не Рэки ведь решать, хочет Ланга общаться с ним или нет. Ланга не виноват, что Рэки неудачник.
Ланга кивает и полностью открывает дверь, приглашая Рэки в дом. Кян облегчённо выдыхает. Кажется, всё самое ужасное позади.
Внутри довольно уютно. Рэки был у Ланги лишь однажды, да и так, заходил ненадолго. Они проходят в комнату Хасегавы. Она небольшая и существенно отличается от комнаты Рэки. Ничего лишнего, никаких плакатов, дисков с играми, комиксов или других ненужных вещей. Небольшой белый стол с парой школьных тетрадей на нём и раскрытой книгой, мягкий стул на колёсиках, платяной шкаф, незаправленная кровать, куда и садится Ланга, и тумбочка возле неё с фотографией отца и ночником. Рэки располагается на стуле и неуверенно поднимает взгляд на Лангу.
«На самом ли деле он простил меня? Вряд ли… Такое сложно спросить. Да и выглядит Ланга не особо счастливым».
Только сейчас Рэки замечает, что Ланга в домашней одежде, очень напоминающей пижаму. Широкие спортивные штаны серого цвета и толстовка в тон им. Всё это время был дома?
— У тебя пятно на толстовке, — замечает Рэки и показывает на левый рукав Ланги. — Это кровь?
Ланга удивлённо опускает взгляд на руку.
— И правда, — говорит он, подозрительно косясь на пятно. — Наверное, размазалось, когда я палец порезал.
Он зачем-то поднимает указательный палец левой руки, покрытый двумя пластырями, словно хочет удостоверить Рэки, что всё именно так и было. Не похоже, чтобы кровь на пластырях была свежей, как на рукаве. На пальце более тёмная, скорее всего вчерашняя. Наверное, Рэки и не задумался об этом, если б Ланга не начал доказывать, но…
— Странно как-то кровь с пальца попала на середину рукава, причём той же руки.
— Да я и сам не знаю, как так получилось, видимо, из-за того, что кровотечение было сильным, — Ланга неловко улыбнулся и вздрогнул. Ему неприятно говорить об этом. — Может не будем больше об этом? Я как вспоминаю, плохо становится.
Рэки кивает. Он прекрасно знает, что Ланга боится крови, в особенности своей.
— А где твоя мама? — спрашивает Кян. В прошлый раз именно она открыла дверь, и это была очень приветливая женщина. Много болтала и, когда вышел Ланга, не хотела отпускать Рэки, пока тот не попробовал её фирменное печенье. Было забавно смотреть на смущённого Лангу.
— Она уехала по работе. Вернётся в конце недели.
Значит Ланга остался один. Мама Рэки даже на два дня не оставила бы своего сына одного дома, уверенная, что он безответственный и обязательно что-нибудь сломает или сожжёт свою комнату, если не весь дом. Конечно, это не так, но объяснить такие простые вещи чрезмерно заботливой и обо всё волнующейся матери очень сложно.
Рэки не знает, что ещё сказать. Обычно они говорили на темы, как-либо связанные со скейтбордингом, а сейчас… Не хочется даже думать об этом. Слишком больно. Как будто Рэки потерял важную часть себя. И это не просто какая-то частичка, Рэки всерьёз кажется, будто ему ногу оторвало.
— Может пойдём покатаемся? — предлагает Ланга, словно читая мысли Рэки. На его лице появляется улыбка, будто скейтбординг — единственное, чего сейчас так не хватает Ланге. А у Рэки сжимается сердце. Он ненавидит разочаровывать людей, ненавидит делать больно, особенно если это касается Ланги. Его друг, с которым они не так давно постоянно катались на скейтах. Вместе. И им было
весело. Он опускает взгляд и тихо произносит, словно надеясь, что Ланга не услышит:
— Я больше не катаюсь.
— Что?
Недоумение.
«Это какая-то шутка? Ошибка? Ты имеешь ввиду что-то другое?» — Рэки уверен, что Ланга хочет сказать именно это, и от этих мыслей становится ещё больнее.
— Я понял, что скейтбординг — это не моё. Не то, чем я хочу заниматься.
Ланга озадаченно смотрит, но словно сквозь друга, как-то слишком безэмоционально. Не может поверить. Пустой взгляд, как тогда, когда Рэки выгнал его. Кян прикусывает губу и, опустив голову, шепчет почти неслышно:
— Прости…
А у Ланги внутри всё рухнуло. Мир
точнее то немногое, что от него осталось рассыпался на кусочки, превратившись в пепел.
После этого «прости» Ланга вздрагивает, словно приходит в себя, несколько секунд тупо моргает, а затем опускает голову. Меньше всего ему сейчас хотелось услышать «прости». Лангу всегда обжигало это слово, и Рэки, наверное, тоже. Ему почему-то так кажется. Он видит, что Рэки на самом деле жаль, а значит, это никакая не шутка.
«И что теперь?» — думает Ланга.
Руки его не слушаются, а мысли останавливаются. Словно по кругу, повторяется лишь одна мысль.
«И что теперь? Что, Ланга, что? Что будет теперь? Что…»
Он не чувствует обиды, злости или ненависти. Просто оцепенение. Холод на кончиках пальцев. Сердце почти не бьётся. Он не знает, что сказать. Слишком нереальным кажется всё. Как бы Хасегава хотел, чтобы это оказалось сном… Хочется проснуться, зная, что, когда Ланга выйдет из дома, по пути в школу его встретит Рэки. Они вместе поедут на скейтах, соревнуясь, кто быстрее доберётся. Ланга будет просто веселиться вместе с Рэки, в его лёгких не будет жгучих шипов, а вечером они поедут на очередное соревнование в «S».
Но это не сон.
— Ланга… — шепчет Рэки, протягивая ему руку, словно тот сейчас исчезнет, если не удержать.
— Всё нормально, — он говорит таким голосом, что поверить этим слова невозможно. Ланга отчего-то хмыкает себе под нос, словно что-то понял, притворно улыбается и пытается понять, что он чувствует. Неужели ничего, кроме оцепенения? Наверное, разочарование. Совсем немного. Но не в Рэки, а просто разочарование. В мире. Ему кажется, что этим с миром что-то не так, потому что то, что происходит сейчас — слишком нереально. — Я всё понимаю.
Рэки вздыхает. Он чувствует себя виноватым, но ничего не может поделать.
— И что теперь? — наконец озвучивает вопрос Ланга.
— Я не знаю, — виновато отвечает Рэки. — Понятия не имею, если честно.
«Пропасть, она всё ещё между нами. Да, мы построили мост, но это мало меняет, ведь пропасть осталась».
Возвращаясь домой, Рэки был всё так же подавлен. Понимание того, что он разрушил то, что так долго выстраивал совместно с Лангой, разъедало душу. И ведь на самом деле думал, что так будет лучше. Как глупо получилось. И одним «прости», даже самым искренним, теперь не отделаться. Но Рэки и не надеялся. Шаги кажутся тяжёлыми, домой идти не хочется. Там ещё больше проблем, там шумно и душно. Но идти больше некуда.
У Рэки в комнате темно. Как и на душе. Рэки чувствует себя одиноким, даже когда помирился с Лангой, даже когда есть Мия, Черри и Джо. Он лежит на кровати, и почему-то кажется, что ничего не изменилось. Всё та же тоска, разочарование и ненависть к себе. Мир так и остался серым. Пустота. Рэки кажется, что время идёт слишком медленно, а ничего так и не меняется. Для чего теперь жить, если ничего не радует? Рэки погружён во тьму, он забыл о том, насколько прекрасен свет, поэтому даже не пытается выбраться. Тьма и холод — единственное, что осталось. Они поглотили всё.
«Не важно, сколько у меня друзей. В своей грусти я всегда один. Никто не поймёт меня, и я никого не пойму».
Хочется уехать куда-нибудь далеко-далеко, убежать и больше никогда не возвращаться. Забыть о проблемах, о людях, обо всём на свете. Смотреть на небо, улыбаться и чувствовать себя счастливым. Хочется свободы, но дом — клетка, и оттуда так просто не выбраться. Обязанности, словно верёвки, связывают накрепко.
— Вот бы на море, — шёпотом, совсем тихо, мечтательно говорит Рэки и грустно усмехается, поднимая перед собой руку, словно тянется вперёд, к недостижимому. Но на то оно и недостижимое.
Лежать на песке, чувствуя, как холодная вода окутывает ноги. Вдыхать запах лета, тот запах, который для каждого по-своему особенный, но когда о нём заходит разговор, все понимают его одинаково. Слушать крики чаек и осознавать, что все проблемы несущественны. Почувствовать свободу, хотя бы на мгновение, даже если это будет первый и последний раз, ну и пусть. Спать под звёздами прохладной ночью под звуки разбивающихся о скалы волн. Хочется одиночества, когда ты на самом деле один, наедине со своими мыслями, а не когда вокруг снуют люди со своими глупыми проблемами и втягивают тебя в это, забирая последние силы. Хочется зайти в воду и понять, что здесь ты в безопасности, до невозможного хочется утопить горе, утопить проблемы и насладиться настоящим. Но Рэки чувствует: его поглотила тьма. Его горло сдавлено, он задыхается уже слишком долго.
Хочется недостижимого. Хочется свободы как воздуха.
Свобода. Что такое свобода? Какая она наощупь, какого цвета, есть ли у неё запах? А существует ли она на самом деле? Рэки не знает. Он не видел, ни разу не замечал в своём окружении свободных людей. Неужели свобода на самом деле недостижима? Неужели она настолько далеко? Это пугает. Забирает последние крупицы надежды.
Любой знакомый Рэки сказал бы, что Рэки Кян — неукротимый ураган, сплошное бедствие с огненными волосами, открытой душой и доской под рукой. Его постоянная тяга к приключениям пугала каждого, он никогда не сидел на месте, постоянно что-то делал, куда-то бежал.
Но даже этого мальчика Снежная Королева одарила поцелуем.
Ланга Хасегава чувствует облегчение от того, что они помирились. Но совсем не долго. Ему кажется, что-то не так. Что-то надвигается. Словно он наблюдает затишье перед бурей.
Больше всего Ланга боится, что Рэки узнает. Узнает, что Хасегава кашляет кровью, узнает о цветах, раздирающих лёгкие, и о вовсе не дружеских чувствах к лучшему другу. Ланга даже подумать боится о том, чтобы рассказать всё как есть. Ему всегда было сложно искренне показывать свои чувства, что уже говорить о разговорах по душам.
Ланга знает, что они с Рэки слишком разные. Но не просто ведь так говорят, что противоположности притягиваются? Ланга спокойный, как снег, редко улыбается и ведёт себя отстранённо от реальности, немного меланхоличный и
предпочитает предпочитал до встречи с Рэки одиночество. А Рэки словно огонь. Он импульсивный, постоянно полон энергии, готов в любой момент хоть государственный переворот устроить, хоть покорить Эверест, ему ничего не страшно. Рэки всегда чем-то занят, много говорит и знает тысячу интересных историй, которые невозможно не дослушать до конца, он любит обниматься и всегда улыбается. Рэки искренний и готов на всё ради своих друзей. Но в последнее время его как-то подкосило.
Лангу тоже, но он об этом не особо волнуется. Ланга не знает, как помочь Рэки.
Он приблизился слишком близко к огню и обжёгся.
Хасегава чувствует себя хуже после ссоры с Рэки. Голос становится более хриплым, слишком частый кашель с кровью совсем не успокаивает, и хочется собственными ногтями разодрать горло, лишь бы не чувствовать этого. Больше всего Ланга не хочет верить в то, что это правда. Он стоит напротив зеркала в небольшой ванной комнате под тусклым неприятно-жёлтым освещением, в руках держит окровавленный лепесток розы, и ситуация кажется на самом деле жуткой. Лицо его, губы и руки измазаны в собственной крови.
Больше всего Ланге не хочется верить в то, что у него Ханахаки. Да, он откашливал кровь, да, из-за этого он и не ходил в школу, но цветок… Теперь это, без сомнений, Ханахаки.
Да он бы и не поверил, что это всё правда. Уж слишком нереально. Но Ланга видел уже такое. Его друг из Канады сильно страдал Ханахаки, очень долго и болезненно, а потом всё внезапно прекратилось. Его начали всё чаще замечать с девушкой, из-за которой всё и началось. Он вылечился.
Ланге кажется, что в груди растут шипы. Хасегава уверен, что он физически ощущает это. Невыносимо чувствовать, как они выходят к горлу, оставляя после себя глубокие раны. Хочется расцарапать себе горло, а потом и грудную клетку, чтобы не чувствовать невыносимую боль и жжение.
Плохо дело: нужно ехать в больницу, потому что Ланга хочет жить и хочет перестать чувствовать, как цветы медленно разрастаются в лёгких, убивая его.
Ланга ненавидит больницы и всё, что с ними связано. Запах лекарств, до ужаса искалеченные пациенты, плач умирающих детей, которые хотят домой, и врачи, от одного лишь взгляда которых становится не по себе. И, конечно же, если ты попал в больницу, ничего хорошего это уж точно не предвещает.
Стоять перед стойкой регистрации, зная, что пришёл сюда не на парочку дней, не очень приятно. Ланга уже жалеет, что поехал в больницу, ведь, может, оно как-нибудь само прошло бы… Ну да, само. Услышь такое его мать, Ланга сотню раз пожалел бы о таких мыслях. Она хорошая, но если речь заходит о здоровье сына — начинает волноваться слишком сильно. У Ланги, проводившего в горах всё детство, очень хороший иммунитет, но если он простудится, то мать скупит все лучшие лекарства и обзвонит каждого знакомого, который хоть как-то связан с медициной. Иногда её целеустремлённость в подобных вещах пугает.
Ланга ездил в больницу пару раз, но и те лишь с переломами. Он не ложился в палату на лечение и не оставался надолго, ему лишь загипсовывали поломанную конечность и отправляли домой. А сейчас всё совсем по-другому, и от этого страшно. Наверняка положат в палату к умирающим детям и, возможно, тоже кашляющим кровью, и заставят Лангу в ужасе наблюдать за этим. Хорошо хоть, что мама пока уехала, не нужно её волновать.
Всё оказалось немного иначе, чем Хасегава представлял. Врач был вежлив и быстро осмотрел Лангу, после чего отправил его с медсестрой в палату. Внутри, как как и полагается среднестатистической больнице, всё обставлено в белых тонах: три пустые заправленные кровати с прилежащими к ним тумбочками, больничные оборудования, названия которых Хасегава и представить не может, а если ему их и скажут, то вряд ли сможет повторить, и обычная белая дверь с обратной от входа стороны, как парень узнал позже, в туалет и душ. Ланга чувствует себя загнанным в угол, но всё равно облегчённо вздыхает, так как ожидал худшего. В палате он находится один, и это очень радует: Ланга не горел желанием развлекать какого-нибудь смертельно больного ребёнка. Да и нагнетать ситуацию никто не будет, конечно, кроме самого Ланги, который является непревзойдённым мастером в этом деле.
Собираясь в школу, Рэки шёл в чуть более приподнятом настроении, чем в последнее время, хотя до прошлого Рэки ему было ещё далеко. Хотелось тешить себя надеждой, что всё образуется в любом случае и что его отказ от скейтбординга ни на что не повлияет. Конечно, в глубине души Кян понимал, что это глупо, но не хотел принимать правду. Иногда легче жить во лжи, чем знать то, что знать не хочется.
Войдя в класс, Рэки тут же устраивается на место в конце класса, а взгляд, как всегда, останавливается на парте Ланги. Никого. Но это ничего, до звонка ещё десять минут, и Рэки уверен, что он придёт. Достаёт тетрадку — кажется, это физика, но точно сложно сказать, — открывает на первой странице и начинает рисовать на полях, чтобы просто скоротать время. Здесь уже есть парочка рисунков, более давних, и Рэки ненароком задумывается, что, может быть, он может заняться рисованием вместо скейтбординга. У него хорошо получается. Да и кости ломать не придется, каждый день подвергая себя опасности.
Как-то сама вспоминается первая встреча с Лангой. Он показался Рэки молчаливым и не особо заинтересованным в чём-либо. Его лицо постоянно выражало что-то одно, и тогда Рэки всё никак не мог понять, что именно это было: скука, печаль, обида или разочарование? Позже, узнав причину переезда Хасегавы, мелькнула мысль, что всё вместе, и даже грустно за него стало. Ланга редко выражает эмоции, и Кян понятия не имеет, специально он их подавляет или по-другому не умеет. В любом случае, как у Рэки не получалось понять эмоции Ланги в самом начале их дружбы, так он полностью и не научился делать это сейчас.
Со звонком Ланга так и не появляется. Рэки удивлён, хотя понимает, что это довольно логично, его ведь нет в школе не первый день. Но Рэки не может заставить себя не волноваться, он ведь так и не спросил у Ланги, из-за чего тот не был в школе последние пару дней. Поэтому единственное, что остаётся — это написать другу.
09:03. Хэй, Ланга, всё хорошо?
Почему ты не ходишь в школу?
Ланга:
09:11. приболел. не волнуйся, скоро поправлюсь :)
Смайлик. Чёртов смайлик пугает Рэки. Как часто Ланга ставит смайлики? Чрезвычайно редко. Он определённо хочет, чтобы Рэки не беспокоится, поэтому и поставил смайлик. Но это ведь не плохо? Наверное, нет… Но Ланга вряд ли улыбался, когда писал это.
«Наверное, я надумываю. Все ведь ставят смайлики,» — думает Рэки, глядя на экран телефона. А ещё он понимает, что нужно отдохнуть, потому что за всё время учёбы Рэки впервые уснул на уроке. В последнее время спит он совсем плохо. Виной тому постоянная рефлексия, которая уже начала порядком надоедать и утомлять, заставляя Рэки постоянно чувствовать себя ходячей проблемой. Семья волнуется, видя синяки под глазами и нетронутый уже не первый день скейтборд, но Рэки Кян либо отмалчивается, либо выдаёт глупую отмазку вроде «Просто устал. Всё в порядке», лишь бы отцепились. Он не собирается посвящать в свои проблему маму и сестёр, им и без того забот хватает.
12:42. Я зайду к тебе после школы?
Ланга:
12:47. не стоит, я могу тебя заразить.
12:48. Эх, ладно…
12:52. И долго ты ещё болеть собираешься?
12:53. Без тебя тут совсем скучно ((
Ланга:
12:54. не знаю, как доктор скажет.
12:55. на этой неделе точно не выйду.
Рэки успевает лишь прочитать сообщения, когда за спиной раздаётся громкий стук. Кян тут же выпрямляется, взвизгнув от испуга, а класс заливается смехом. Парень медленно поворачивается, уверенный, что ему уже ничто не поможет. За спиной стоит учитель, нахмурившись и укоризненно качая указкой в руке. Рэки Кян невольно сжимается под таким взглядом и старается незаметно спрятать телефон в карман брюк.
— Молодой человек, — обращается учитель, вздыхая. Он ведёт уроки совсем недавно, чуть больше месяца, и совсем не хочет ссориться с учениками, но не позволит такого неуважения к себе. Рэки ещё больше сжимается, понимая, что наказания не избежать. — Я пока не буду принимать меры, считайте это предупреждением. Но если ещё раз достанете телефон на уроке, будете отчитываться за своё поведение у директора вместе с родителями.
Фух, пронесло…
Рэки кивает. Ещё несколько минут сидит в шоковом состоянии, уверенный, что ему показалось. Просто так отпустили? Да не может быть! Наверное, у учителя хорошее настроение, вот он и сжалился над учеником.
«Или удача сегодня на моей стороне?» — думает Рэки, слыша звонок на перемену. Это был последний урок.
Ребята наперегонки несутся к воротам школы, пару раз случайно толкая Рэки в плечо: не сильно, но ощутимо. Он смотрит им вслед, вспоминая, как так же раньше бегал с одноклассниками, потом подобные марафоны переросли в гонки на скейтах, и Рэки в большинстве случаев приезжал одним из первых. Он сразу полюбил кататься, да и получалось на удивление легко, хоть и не обходилось без синяков и переломанных конечностей. Тогда он верил в себя и катался ради удовольствия. Тогда было настолько легко, что хочется вернуться в прошлое и остаться там навсегда.
Рэки достаёт телефон, снова и снова перечитывая сообщения. Солнце противно светит, так что приходится щуриться и подносить телефон близко к лицу, закрывая экран ладонью от солнца, чтобы увидеть хоть что-нибудь.
Ланга устроился в палате довольно неплохо. Ему дают сироп, чтобы кашель успокоился, и ставят капельницу, толком ничего не объясняя. На вопрос «Как долго я здесь буду?» врач пожимает плечами, добавляя, что как только вылечится, но семь-десять дней точно придётся пролежать. После рентгена ему смогут точнее сказать, что к чему.
— Мы можем лишь избавиться от признаков болезни, но не вылечить её. Тут пока медицина бессильна.
Ланга вздыхает. Да, он знает, что нужно для того, чтобы полностью вылечить Ханахаки. Взаимность. Рассказать о болезни Рэки? Нет уж, спасибо. Мало того, Рэки посмотрит на Лангу как на умалишённого, рассмеётся и скажет, что он глуп, так ещё и перестать общаться может. Тогда уж ничем не поможешь. Нет, он, конечно, может остаться другом Ланги, но только из жалости. Такой исход событий совсем не кажется радостным.
Ланга садится на кровать, доставая из рюкзака книгу. Хочется отвлечься хотя бы на пару минут. Но сообщения, всплывающие одно за другим, словно на зло, возвращают в реальность.
Рэки ∞:
14:23. Я тут подумал
14:23. Ты ведь совсем готовить не умеешь
14:24. А для больного организма нужен хороший обед, иначе не выздороветь
14:25. Моя мама всегда готовит больше, чем надо
14:26.
Думаю, ты не будешь против, если я занесу тебе еды
14:26. ?
Ланга моргает, мотая головой, и пару раз ощутимо щипает себя за руку, пытаясь понять, не привиделось ли. На всякий случай. Тупо смотрит в экран, перечитывая сообщения, смысл которых забывается сразу же после прочтения. Так. Рэки хочет проведать его. И принести еды. Что ж… Ланга удивлён. Приятно знать, что Рэки заботится о нём. Хасегава не задумывался об этом, но сейчас понимает, что ему нужна эта забота.
Ланга опускает голову на подушку и мечтательно улыбается. Телефон прижимает к себе, боясь отпустить, словно Рэки может исчезнуть. Поднимает его над собой, ещё раз перечитывая сообщения. Сердце снова бьётся.
14.29. (⊙_⊙;)
14.29. хорошо
14.30. но я сейчас не дома
14.31. я в больнице
Рэки ∞:
14.32. Понял
14.33. Скоро буду
Ланга улыбается, как маленький ребёнок, и он очень рад, что находится один и никто не видит этой глупой влюблённой улыбки. Живот урчит, напоминая, что Хасегава не ел с самого утра, и это ещё одна причина, почему Ланга рад, что Рэки придёт к нему. Еда.
Теперь книга совсем не читается. Ланга уже третий раз ловит себя на том, что прочитал абзац и не понял ни слова, потому что ненужные мысли совсем не дают сосредоточиться. За окном начинается дождь, и Ланга надеется, что это не остановит Рэки, но в то же время мысли о том, что он может промокнуть и простудиться, спеша к Ланге, пугают ещё больше.
Ланга просыпается, когда дверь в палату резко открывается, и внутрь врывается Рэки, словно настоящий ураган. Хасегава, совсем не ожидавший такого, испуганно вскакивает, книга, до этого лежащая на его груди, падает на пол. Рэки, увидев на лице друга неподдельный испуг, смеется, и Ланга не может не улыбнуться. Как у него получилось заснуть, Хасегава понятия не имеет, но прямо сейчас это не имеет значения. Рэки пришёл. Он весь мокрый, с волос вода капает на пол, глаза сумасшедшие, лицо раскраснелось и дыхание сбилось, словно он бежал марафон, но взгляд его счастливый до чёртиков.
— Ланга! — кричит Рэки и, разведя руки в разные стороны, бежит прямо на Лангу. Хасегава толком понять ничего не успевает, а его уже сжимают в объятиях. Рэки холодный, и от резкого перепада температур Ланга ёжится, но друга не отталкивает, наоборот, так же сильно прижимает к себе. Хасегава закрывает глаза. Ему хорошо. Тепло окутывает изнутри. Рэки — его тепло, его солнце.
Рэки шмыгает носом, снимает рюкзак и достаёт пластиковые контейнеры с едой. Ланга неотрывно следит за ним, стараясь запомнить этот счастливый взгляд. Он скучал по такому Рэки. Настоящему, искреннему и беззаботному. По Рэки, который болтает без умолку, без раздумья берётся на любое «слабо…» и не может усидеть на месте.
— Ну так что с тобой такое? — спрашивает Рэки, усевшись напротив и прервав мысли Ланги. Хасегава вздрагивает, понимая, что что-то ему нужно ответить. Но ответить нечего. Соврать, скидывая всё на простуду? Можно, но ведь Рэки всё равно потом узнает, будь то от врачей или просто случайно, когда Лангу позовут на процедуры или когда начнётся приступ кашля. И Рэки по-любому обидится, когда узнает правду. Да и зная, насколько плох Ланга в обмане, можно предположить, что продержится он совсем не долго. Значит сказать правду? Сказать, зная, что может быть высмеян и оставлен здесь в одиночестве? Навсегда… Но терять нечего, ведь в другом случае станет ещё хуже, хоть и позже. Ланга просто понадеется на удачу. Слепо, как и всегда.
— Ханахаки, — Ланга отвечает практически шёпотом, но в тишине палаты ему кажется, что голос звучал даже громче обычного.
Рэки удивлённо смотрит, не веря.
— Боже. Влип из-за какой-то девчонки, — с тихим смешком говорит Рэки. У Ланги на лице появляется виноватая улыбка. — Она-то хоть в курсе?
Хасегава отрицательно машет головой. Рэки с громким вздохом опускает голову себе на колени.
Ланга чувствует облегчение, несмотря на то, насколько пугающе его положение. Рэки и не подумал, что Ханахаки относится к нему. Прекрасно! Ланга и не надеялся на такой исход событий, но ведь лучше просто быть не может.
— Ты разочарование всей моей жизни, Ланга Хасегава, — с тихим смешком говорит Рэки.
— Очень смешно, — бурчит Ланга, пытаясь скрыть улыбку. Уж лучше Рэки будет шутить, чем говорить серьёзно. Так спокойнее.
— Мне даже спрашивать не стоит, знает ли она об этом, ты ведь даже нормально поговорить с людьми не можешь, — язвит Рэки. Он говорит с улыбкой, но в голове проносятся те моменты, когда он видел кровь на принесённом скейтборде, на рукаве толстовки, и всё проясняется, приходит осознание, что это всё — ужасная реальность, а не сон. Он старается не думать об этом, но мысли проносится слишком быстро и в наихудших подробностях, и Рэки не знает, что с этим делать. Поэтому он старается улыбаться, зная, что Ланге так спокойнее.
— А вот и нет, с тобой же я говорю, — Ланга обиженно хмурится, как ребёнок, и скрещивает руки на груди.
— И только потому, что я сам подошёл к тебе и познакомился. Если б я не сделал этого, ты бы так и ходил сам по себе. А ты, дурак, даже не запомнил тогда моего имени!
Ланга усмехается. Рэки абсолютно прав, но вслух он этого не скажет. Хасегава чувствует себя донельзя хорошо. Вот так просто общаться, перекидываясь шуточками и имея возможность с лёгкостью заглянуть в янтарно-красные глаза — то, чего не хватало Ланге всю последнюю неделю. И то, по чему он чертовски скучал, скучал больше всего на свете. Даже принесённая еда так и осталась стоять на тумбочке, и не важно, что Ланга голоден, поесть он может и потом, а сейчас хочется насладиться моментом. Рэки напоминает ему маленького рыжего котёнка, немного взъерошенного, слишком милого и доверчивого, котёнка, к которому слишком привязан Ланга.
— Ты не лучше. Забыл уже, что ли, как тебя девушка отшила ещё до того, как ты ей хоть что-то сказал?
— Это не считается! Ей позвонили.
— Слабое оправдание.
Рэки улыбается и пытается подбодрить Лангу, говорит что-то, сам не понимая своих слов и слишком быстро переходя с одной темы на другую, хотя самому совсем плохо от этой ситуации. Почему Ланга ничего не сказал? Наверняка это из-за того, что Рэки подорвал его доверие, когда наговорил лишнего. Сейчас Рэки чувствует себя бесполезным. Хочется, чтобы Ланга выписался из больницы и всё стало как раньше. Рэки хочет помочь.
— У тебя есть её номер? — вдруг спрашивает Рэки, прервав собственный монолог, смысл которого он потерял уже слишком давно. — Той девушки, в которую тебя угораздило влюбиться.
— Да, а что такое? — Ланге кажется, что Рэки неспроста спрашивает, и от этого закрадывается какое-то неприятное предчувствие.
— Ты должен написать ей.
Ну да, конечно. А больше ничего не должен? Ланга удивлённо поднимает брови и издаёт нервный смешок. Он чувствует: это хорошо не закончится. Подобное никогда хорошо не заканчивается. Уж точно не у Ланги.
— Ни за что, — он говорит медленно, делая выразительные паузы после каждого слова, чтобы уверить Рэки, что это его окончательное решение.
— Но я же не прошу тебя позвонить ей, не прошу сказать лично. Просто напиши.
У Рэки становится настолько жалобное выражение лица, что Ланга почти соглашается, но успевает вовремя опомниться.
— Зачем, Рэки?
Ланга на самом деле задумывается, зачем же Кян так просит этого. Хочет поиздеваться и посмеяться, когда Ланге откажут? Хасегава слабо верит в это, но в последнее время он совсем не понимает Рэки, поэтому не может окончательно откинуть этот вариант. И ему это совсем не нравится. Не в стиле Ланги подозревать друга в подобном. Особенно, когда этот друг — самый прекрасный человек на Земле. Может, ему просто интересно, по кому так страдает Хасегава? Да, друзья обычно интересуются, если ты влюбляешься в кого-то. Или таким образом Рэки собирается перестать общаться с Лангой? Скажет, мол, у тебя теперь есть девушка, вот и проводи с ней больше времени, чтобы не обижалась, а сам тем временем окончательно сведёт их дружбу на нет. И Лангу чертовски пугает такой исход.
— Чтобы вылечиться, или тебе уже жить надоело? — Рэки смотрит на Лангу странно, словно на маленького глупого ребёнка, которому приходится всё разъяснять. — Уверен, ты ей нравишься.
Нет. В том-то то и дело, что «ей» Ланга не нравится. По крайней мере уж точно не в романтическом плане. И это крайне усложняет вообще всё.
— Что-то ты слишком уверен в этом.
— Ну ещё бы! Тебя же девочки принцем называли.
— И снова ты об этом заладил… — с негодованием и чуть ли не обидой говорит Хасегава, всем своим тоном показывая, что подобные прозвища ему совсем не нравятся, на что Рэки лишь закатывает глаза.
— Так. Всё. Ты прямо сейчас делаешь это. Возражения не принимаются.
Сказал как отрезал. Рэки неожиданно говорит это серьёзно, улыбка с его лица пропадает, сменяясь на раздражение.
— Рэки, — Ланга тихо вздыхает, прикрывая глаза.
Он не знает, что сказать, как объяснить. Хасегава уже жалеет, что сообщил Рэки о том, что он в больнице, жалеет о том, что сказал, чем болеет. И, кажется, жалеет, что вообще появился на свет. Да. Сейчас ему определённо не хочется быть здесь.
— Вот только не говори, я тебя не понимаю. Это ты не понимаешь, — Рэки говорит резко, и теперь Ланге кажется, что от него веет холодом. — Каково мне будет, если ты умрёшь? Ланга, что мне тогда делать?
Нет, скорее отчаянием.
— Хорошо. Я сделаю это. Только не злись.
Ланга понимает, что он сказал, только после того, как он это сказал.
Вот чёрт.
Сам ведь только что подписал себе смертный приговор. Хотя нет, подписал он его в тот момент, когда познакомился с Рэки, но это уже детали. Не так важно, когда он это сделал. Да и кто сказал, что смертный приговор нельзя подписать дважды? И, к превеликому сожалению, во второй раз это не становится делать легче.
— Я не злюсь. Мне не на что злиться.
— Да, пока что.
Ланга закрывает лицо ладонями. Отчего-то становится страшно смотреть в глаза Рэки. Тот ничего больше не говорит, ждёт. И что сказать? Хасегава никогда не был в настолько сложной ситуации. Его загнали в угол, причём чертовски умело. Обходные пути? Ланга ни одного не видит. Он не хочет этого делать, понимает, насколько иррационально и глупо, но сейчас ничего, кроме как сказать правду, не остаётся. И, кажется, где-то в глубине души затаилась надежда, что, возможно, его чувства взаимны. Ланга не хотел за неё цепляться: слишком высока вероятность утонуть. Но всё же он не мог не думать об этом.
— Дело в том, что я… — Ланга, прикусив губу, опускает голову и зажмуривает глаза. Сказать это ещё сложнее, чем казалось. Ланге страшно. Он боится реакции Рэки больше всего на свете. И почему-то совсем не хочется смотреть в глаза, видеть взгляд Рэки, когда он всё узнает. Он чувствует себя виноватым за это, и мало того, теперь в свои чувства он ещё и втянет Рэки. — Я влюблён в тебя.
Ланге кажется, что проходит вечность, прежде чем он слышит тихий вздох. Рэки определённо не ожидал такого поворота событий. Молчит. Неужели всё настолько плохо?
— Ланга… — он говорит тихо, не верит. Хасегава неуверенно убирает ладони от лица и поднимает затравленный взгляд. Рэки смотрит слишком растерянно, кажется, даже испуганно. Не предполагал, что всё может обернуться таким образом, да?
— Нет. Не говори того, о чём потом пожалеешь, — Ланга даже слышать не хочет ничего, ни оправданий, ни извинений, ни слова. Рэки, кажется, хотел что-то сказать, но останавливается не начав. Он тупо смотрит на друга ещё несколько секунд, после чего, словно опомнившись, взволнованно и слишком быстро говорит:
— Я, наверное, пойду. Мне ещё домашку делать.
Рэки берёт рюкзак и, толком не попрощавшись, уходит. Сбегает. Что ж, вот и всё. Ничего не сказал, но наверняка больше сюда не вернётся. Ланга сворачивается калачиком и, укрывшись одеялом, закрывает глаза. Нагнетающие мысли так и лезут, но Хасегава и так слишком долго думал об этом. Ему хватило. Больше не хочется.
Но Ланга не жалеет, что сказал это. Кажется, ему даже стало немного легче. Да, это решение было опрометчивым, всё получилось хуже некуда, но ему определённо полегчало. Словно исповедовался перед смертью.
Рэки возвращается домой торопливо, словно на самом деле сбегает от всего. От Ланги, от собственных мыслей, от себя. Это было слишком неожиданно. И теперь Рэки понятия не имеет, что делать со словами Хасегавы. Ему кажется, что всё совсем не так должно быть. Они же были друзьями… А в последнее время Рэки только и делал, что постоянно подводил Лангу. Это всё так неправильно. Рэки всё больше отдалялся, а Ланга всё больше тянулся. Нечестно получается.
— Влюблён… в меня… — в который раз шёпотом повторяет Рэки, совсем не веря в эти слова. — Не может такого быть…
Рэки устало вздыхает и падает на кровать, откидывая рюкзак в другой конец комнаты. Всё обернулось совсем не так, как он представлял. И Рэки чувствует себя виноватым.
«Если это на самом деле правда, то что чувствую я? Я не знаю. Я ведь вообще никогда не влюблялся…»
Рэки не любит копаться в себе, в своих чувствах, он просто делает — и всё. Хотя в последнее время он определённо делал что-то неправильно. В какой момент всё пошло под откос? Кажется, когда Рэки почувствовал себя ничтожеством на фоне Ланги. После этого всё, что делал Кян, было неправильным. Да, он завидует, но он просто не может отделаться от этих чувств. Они разрывают на части.
Рэки на самом деле не может понять, что он чувствует. Он не может смотреть на то, как Ланга мучается, потому что он не заслужил, ведь Ланга идеальный, ему нельзя страдать, но в то же время Кян завидует ему, он ненавидит это чувство, ненавидит себя и разрывается от того, что его отношение к другу меняется в зависимости от ситуации. Рэки не может кататься с ним, потому что именно в эти моменты он больше всего ощущает себя ничтожеством, не способным ни на что, но Рэки также не хочет, чтобы Ланга катался с кем-то другим, а не с ним. Кян не понимает, как справляться с этими противоречиями.
Рэки с грустной ностальгией листает галерею в телефоне и останавливается на одном особенном фото. Это была ночь после соревнований в «S», все чертовски устали, но вечер был настолько хороший, а настроение было прекрасное, что хотелось кататься всю ночь. Рэки казалось, что это лучший день в его жизни, он был неимоверно счастлив, и почему-то ему так захотелось запечатлить этот момент. Он подозвал Джо и Черри, которые на радостях снова препирались из-за какой-то мелочи, словно женатая парочка, Мию, который в кругу небольшой компании показывал недавно изученные трюки, Лангу, валяющегося на земле вместе с Рэки, и сделал селфи. Ему хотелось, чтобы этот день не заканчивался, а если и закончится, то чтобы всегда оставался в памяти. Они смеялись, о чём-то неустанно говорили, и из-за этого фото получилось на самом деле живым.
Кян с грустью прижимает телефон к груди. Ему было хорошо. Почему кажется, что это было так давно, словно этого вообще никогда не случалось? Рэки хочет почувствовать это снова, почувствовать доску под ногами, увидеть счастливые лица друзей. Ланга, Мия, Черри, Джо — все они друзья Рэки, они ведь всегда помогают, если что-то случается.
Точно, Джо!
Рэки озаряется улыбкой и заходит в контакты на телефоне, судорожно ища среди всех номер Джо.
«Так… Он же должен быть где-то здесь, я уверен… Хм, неужели всё-таки нет? А, вот!»
Рэки улыбается сам себе и своей прекрасной идее, которая уж точно должна сработать. Ведь если не поможет Джо, то не поможет уже никто. Но Рэки верит, что всё должно получиться.
Он заходит в сообщения и быстро набирает текст, хмурится, удаляет ненужное, переписывается заново. Перечитывает несколько раз, удостовериваясь в том, что именно это он хочет спросить, и нажимает на кнопку «отправить».
«Привет, Джо! Как там дела у тебя? У меня вопрос есть к тебе, как к специалисту в отношениях. Как понять, влюблён я в человека или нет?»
Остаётся только ждать. Рэки надеется, что Джо не подумает про него как-то странно, потому что вряд ли кто-то ещё ему писал такие сообщения. Не посчитает ли он это за бестактность? Они вроде друзья, но мало ли… А не засмеёт ли он Рэки? В любом случае написанное уже не отменить и не исправить.
Ответ приходит на удивление быстро.
«О, и тебе привет, Рэки! Знай, ты обратился точно по адресу. Подумай, хочешь ли ты поцеловать этого человека. Или он для тебя особенный, может, важнее всех остальных? Если да, то ты точно влюбился. И совет тебе от меня (считай себя везунчиком, не каждый может получить совет от эксперта по отношениям): если ты всё же влюблён, то тут же зови её на свидание в парк или в кино, девушки такое любят. Удачи ;)»
«Её… Девушки…» — проносится в голове. Забавно получается. Что ж, Ланга определённо не девушка, но вряд ли это сильно изменит ситуацию.
— Хочу ли я её, ой, то есть его поцеловать… — полушёпотом задумчиво произносит Рэки. Ему кажется это странным, но раз Джо сказал, значит должно сработать. — Не знаю. У него привлекательная внешность, но ведь это ещё ничего не значит. У половины моих знакомых привлекательная внешность, и я же не влюблён в их!
Рэки вздыхает. Это слишком сложно.
«Я ведь никогда не влюблялся. Мне не хотелось отношений, и в принципе зачем, когда можно быть друзьями. Мне ведь как-то признавалась одноклассница в любви, да, за ней все парни бегали, но мне было противно даже думать, что я могу начать встречаться с ней или кем-нибудь ещё».
Что-то не получается ничего понять. Да, Ланга для Рэки особенный, но разве лучшие друзья не должны быть для друг друга особенными? Если бы это был кто-то другой, не Ланга, то совет Джо помог бы. Но они лучшие друзья, и это многое меняет. Да и вообще, Хасегава в принципе идеальный, как он может быть не особенным среди остальных?
Рэки понимает, что такими темпами он ничего не решит. Поэтому пишет Джо, что это не помогает, нужно что-то другое. Долго ждать, опять же, не приходится.
«Тогда подойдём с другой стороны. Представь, что она с кем-то целуется. Чувствуешь что-то?»
Ланга? Целуется? Звучит смешно с его-то общительностью. Что ж, ладно. Раз так надо, Рэки согласен. Но кого представить? Наверное, можно кого-нибудь из класса. Недавно ему записку с признанием отправляли, а Ланга даже никак не отреагировал. Кажется, это была Хильда с параллельного класса.
Рэки вздыхает. Всё это как-то странно. Но нужно просто представить. И всё. Вот Хильда подходит к нему, берёт за руку, а второй притягивает к себе, медленно целуя. Да, она бы сделала это нежно, вряд ли Ланге понравится, если с ним будут грубы. Рэки уже не нравится эта глупая затея с представлением поцелуя, потому что Хильда не та, с кем надо представлять Лангу. Она… ну, не очень. Но менять уже поздно, иначе так можно и половину школы перебрать. Так, она целует его губы, наверняка мягкие, потому что на вид они у Ланги именно такие, не то что у Рэки, потрескавшиеся настолько, что иногда кровоточат. Конечно, тут есть вина и самого Рэки: нервничая, он постоянно кусает губы, да и вкус собственной крови ему нравится. У Ланги губы наверняка на вкус мятные, и Хильда чувствует это, она зарывается ладонью в его мягкие волосы, углубляя поцелуй…
Так. Стоп-стоп-стоп! Рэки это совсем не нравится. Хильда. Хильда не нравится. Вот если б на её место кого-нибудь другого. Но кого? Эрику?..
Интересно, у Ланги на самом деле мягкие губы? Скорее всего. На вкус должны быть потрясающими…
«Так. Рэки, стоять. Что ты уже представляешь?» — его собственный голос в голове заставляет оборвать мысль. Ну Рэки же не думает это со своей стороны, он же пытается посмотреть со стороны Хильды, то, как бы она думала, да?
— Чёрт… Что же я делаю? — Рэки бьёт себя рукой по щеке. Получилось даже сильнее, чем планировалось. Больно. — Да уж… И как так вышло, что я…
«Да нет же, этого не может быть. Я же даже слух не могу сказать это».
Рэки чувствует себя донельзя глупым. Влюбиться в человека и не подозревать об этом? Да, только он может настолько проебаться по всем фронтам своей жизни. И теперь, понимая всю абсурдность ситуации, Рэки на самом деле хочет поцеловать Хасегаву. Чёрт. Но хуже того, что он оставил Лангу одного после признания. Сбежал. Как последний трус.
«Боже ж… Я же от всего бегу. Бегу, а оно снова и снова настигает меня. Нужно решать проблемы. Срочно».
Рэки наспех накидывает куртку, берёт рюкзак, скейтборд и бежит со всех сил к больнице. Тут недалеко, главное, чтобы Ланга за это время не надумал себе чего… Хотя зная Лангу, он определённо что-то нехорошее надумал. Да и Рэки дал весомый повод.
Вбегая в палату, Рэки мало что соображает, хотя от его внимания не ускользает, что Хасегава спал, и он уже второй раз за день будит его. Некрасиво получается.
Ланга поднимает голову и смотрит рассеянно на прибежавшего Рэки, потирая глаза, несколько раз щёлкает пальцами перед собой, снова смотрит на Рэки, потом опускает взгляд на часы.
— Ты же был здесь не так давно… Или мне приснилось? — тупо спрашивает Хасегава, кажется, ещё совсем сонный. Рэки ловит себя на том, что такой Ланга выглядит очень мило. Ланга красивый. Красивее всех, кого Рэки знает. Он и раньше понимал это, но как-то не зацикливался, не думал, что это зайдёт так далеко.
— Да, был… — неловко отвечает Рэки. — Я испугался. Прости.
Ланга вздыхает и отводит взгляд.
— Забудь.
— Нет, Ланга, — Рэки прикусывает губу. Тело пробивает нервная дрожь. — Я провинился, и я опять извиняюсь. Всё по-новой, но я на самом деле хочу, чтобы это больше не повторилось.
— Что? Что ты имеешь ввиду? — Хасегава после этих слов словно окончательно приходит в себя, но теряет суть разговора. Он не понимает Рэки. Неужели сейчас он скажет, что больше не хочет видеть Лангу? Хасегава судорожно вздыхает, хватая воздух. Его лёгкие вмиг словно перекашивает, сжимая. Ланга кашляет хрипло, по привычке закрывая рот рукой, но тут же хватается обеими руками за горло. Что-то до ужаса неприятно режет, больно настолько, что хочется придушить себя, чтобы остановить этого. Снова это ужасное чувство, но с каждым разом оно всё больнее. Ланга хрипит, пытаясь вдохнуть, но воздух не доходит до лёгких. Он чувствует, как чьи-то руки охватывают его, обнимая, и прижимают слишком крепко.
— Прости, — шепчет Рэки.
Когда приступ кашля прекращается, Ланга с разочарованием видит, что испачкал кровью и больничное одеяло, и свою одежду. Кажется, даже на Рэки попало. В руке уже привычные лепестки розы.
Рэки отпускает, и становится как-то неприятно холодно. Кян садится около Ланги, взгляд потухший, виноватый. Он грустно усмехается, поднимая глаза.
— Ланга, — шепчет он практически бесслышно. — Я… Даже не знаю, как сказать… Кажется, ты мне тоже нравишься.
Ланга только и успевает вдохнуть полную грудь воздуха, желая что-то ответить, пока шестерёнки в панике начинают крутиться в голове, но Рэки не даёт времени на размышления: притягивает к себе, приближаясь так близко, насколько это вообще возможно, и целует. Губы Ланги на самом деле мягкие, но намного лучше, приятнее, чем Рэки представлял. Непривычный привкус крови обжигает. Лёгкие сдавливает, и Рэки кажется, что он не может дышать, потому что он целует Лангу. Проходят лишь пара секунд, и Кян отстраняется, неуверенный, хочет ли этого Ланга. Тот усмехается по-своему, как никто не может, а потом притягивает к себе, сразу же углубляя поцелуй. Рэки проводит рукой по спине, кончиками пальцев по лопаткам, скорее чувствуя, чем слыша удивлённый стон, и пробирается выше, по шее, зарываясь ладонью в волосы, как всегда и хотел. Приятные на ощупь, отпускать совсем не хочется. Ланга отстраняется, судорожно вдыхая воздух и глядя сумасшедшими глазами на Рэки. Тот обнимает, и Хасегава укладывает голову на плечо. Шею Рэки опаляет дыхание Ланги, а сердца обоих бьются слишком быстро.
— Надеюсь, после этого ты согласишься встречаться со мной? — хрипло шепчет Рэки, прерывая приятную тишину.
Ланга лишь удовлетворённо вздыхает, что определённо можно принять за согласие. Рэки уверен, что Хасегава сейчас улыбается, его дыхание приятно щекочет шею, а кожа кажется слишком горячей. Они чувствуют себя хорошо, словно так всё и должно быть.
— Так, Ланга, — Рэки совсем немного отодвигается от Хасегавы, садясь поудобнее, берёт в ладони его голову и поднимает так, чтобы смотреть прямо в глаза. — Ты выздоравливаешь, а потом мы идём кататься на скейтах, потому что ты, чёрт возьми, должен выздороветь, причём полностью, быстро и без последствий на будущее.
Хасегава улыбается и кивает, и теперь он верит, что сможет выздороветь.
Ланга знал, что Рэки тактильный, но теперь, что бы они ни делали, Хасегава практически всегда ощущает его на себе. Кладёт голову на плечо, когда они, сидя на полу в комнате Рэки, рассматривают новые виды скейтбордов в журнале, держит за руку, когда они идут куда-либо, опирается на плечо, когда Ланга занят.
Рэки наконец узнал, каково это — влюбляться. Слушая о влюблённости от друзей, он всегда представлял это чем-то скучным и клишированным до невозможного. Но сейчас он смотрит на Лангу и понимает, что это лучшее, что он когда-либо чувствовал.
Для Рэки влюблённость — это что-то тихое, глубокое. Когда ты не боишься обжечься, но сделаешь всё, чтобы не обжечь. Каждое его слово внимаешь как истину без разбора, но вслушиваешься. Всегда ждёшь его, одному быть совсем не хочется. Вы становитесь настолько близки, что в одиночестве ощущаете себя неполноценно. Рэки начинает верить в соулмейтов, ведь иначе никак не объяснить то, что он чувствует.
— Рэки, — тихо говорит Ланга, перебирая его волосы. Хасегава сидит в позе Лотоса, а Рэки впереди, удобно устроившись у него между ног и положив голову на живот. Кян оборачивается, откладывая скейт, над которым усердно работал последние двадцать минут. — Помнишь, ты сказал, что возможности скейта бесконечны?
Рэки кивает. Он снова катается на скейте, теперь вместе с Лангой, в какой-то степени даже ради него, а ещё потому, что снова хочет почувствовать радость. И он чувствует, на самом деле чувствует себя счастливым. Главное, чтобы рядом был Ланга.
— Значит ли это, что если мы будем бесконечно кататься на скейтах, то будем вместе бесконечно?
— Да, мы определённо будем вместе бесконечно, — отвечает Рэки, улыбаясь. Он чувствует себя бесконечно счастливым. — И мне очень нравится такой исход событий.
