Красная камелия.

Июньский вечер как всегда теплый и безоблачный, как подобает концу первого летнего месяца. Едва ощутимый ветерок ласкает зеленые листочки на деревьях и кустарниках, гладит мягкие лепесточки прекрасных цветов, которые растут в большом саду. Витиеватые ветви высоких деревьев что есть сил тянутся к бескрайнему голубому простору, норовя отхватить лакомый кусочек солнечного тепла, сталкиваются и переплетаются меж собой, тем самым образуя подобие купола, под которым образовывается прохладная тень, которая так и манит к себе мелких насекомых: ярких бабочек, прытких кузнечиков, толстых и недовольно гудящих шмелей. В двухэтажном особняке с мансардными крышами непривычно тихо и безмятежно. Последние гости — пожилая пара с озорным молодым далматинцем — уехали ранним утром, около семи часов, любезно отказавшись от завтрака и щедро заплатив за недельное проживание в отеле. Жозефина еще около получаса сидела в своем кабинете, разбираясь с документацией, а потом вдруг неспешно вышла оттуда, прикрывая нижнюю часть лица очаровательным веером, и приказала подавать завтрак. Лилит, которая все это время стояла у основания винтовой лестницы в ожидании дальнейших указаний хозяйки особняка, сумела поймать косой взгляд ее маленьких серых глазок, в которых отражалось принятие какого-то решения. От него неприятный холодок пробежал по телу девушки. Маленький воробушек приземляется на деревянный подоконник рядом с небольшим граненым горшком, в котором растут очаровательные незабудки, с интересом заглядывает на кухню. Он наклоняет голову набок, прыгает в сторону, чтобы холстинные занавески не загораживали обзор. Оглядывает меблировку, состоящую из дорогой мебели цвета венге, бронзы, старинных картин в роскошных громоздких рамах. Просторное помещение содержится в образцовой чистоте и прямо-таки кричит о чистоплотности и привередливости хозяйки. Чугунный чайник стоит на плите, почти доверху наполненный прохладной водой, и рядом с ним находятся несколько фарфоровых кружек и блюдца. Стоит пленительный аромат румяных яблок, душистых трав и приправ, баночки с которыми аккуратно расставлены на одной из многочисленных навесных полочек у холодильника. Откуда-то из глубины особняка доносится тихая мелодия — Прима вновь слушает «Волшебную флейту» Вольфганга Амадея Моцарта и танцует любимый балет. Жозефина нередко упрекает девочку в том, что без спроса пользуется ее коллекцией виниловых пластинок и граммофоном, привезенным ею то ли из Франции, то ли из Германии, но делает это, скорее, из вредности. На деле же весь особняк наполнен хвастливой роскошью, и все в нем блестит и кричит о богатстве хозяйки: от приобретенных за целое состояние картин до редчайших видов растений, которые горячо любимы Жозефиной. Со стороны приоткрытой двери, что ведет в узкий темный коридор, в котором неприятно пахнет сырой землей и известью и который заканчивается небольшим подвальным помещением, раздаются торопливые шаги. Кто-то тихо бранится себе под нос, явно недовольный положением дел, и воробей встряхивает крылышками и нахохливается, готовый вспорхнуть в любой миг и скрыться в ближайших кустах душистой сирени или можжевельника. Однако чужой голос привлекает не только внимание пернатого — девушка, что до этого стояла у настежь распахнутого окна и теребила одну из занавесок, оборачивается, встрепенувшись, и оглядывается, будто испуганный зверек. Она успевает сделать несколько шагов в сторону прежде, чем неприметная деревянная дверь тихо скрипит, открываясь, и в поле зрения появляется испачканное в земле покрасневшее лицо садовника — в прошлом месяце Жозефина наняла несколько работников, чтобы, вероятно, облегчить работу малочисленной прислуги, на плечи которой обрушивалась вся работа по большому особняку. — К большому сожалению, не смог найти подходящий цветочный горшок, — хрипит мужчина и некрасиво шмыгает носом, проводя ребром ладони по вспотевшему лбу. Лилит из последних сил сдерживается, чтобы не хихикнуть, ведь этим движением он еще больше растирает грязь по лицу, но никак не избавляется от нее. Садовник все же замечает полуулыбку, которая теряется в уголках ее пухловатых губ, и от этого сводит густые брови к переносице, отчего между ними появляются складки. — Вероятно, госпожа пошлет вас в город, — тихим голосом замечает девушка и облокачивается поясницей о стол. Мужчина что-то бурчит себе под нос, отдаленно напоминающее ругательства, и подходит к раковине, возле которой стоит грязная посуда. Он бросает в ее сторону мимолетный взгляд, в котором на миг появляется легкая укоризна, тяжело вздыхает и выкручивает кран почти на полную — холодная вода начинает литься и тяжелые капли, разбиваясь на сотни мелких брызг, тут же оказываются на темной поверхности напольной тумбы и находящихся там вещах. Девушка дергает бровью и поджимает губы — убираться на кухне предстоит именно ей. — Лилит, ты меня вообще слушаешь? — девушка вздрагивает и расправляет плечи, отрываясь от разглядывания незваного пернатого гостя и возвращая взгляд к мужчине. — Для каких цветов предназначался горшок? — Лилии, кажется, — тянет она и трет руки друг о дружку, этим выказывая неуверенность в собственных словах. — Слишком большой для них. Мужчина закрывает кран, бесцеремонно стряхивает руки — капли попадают на плитку — и тянется за полотенцем, хватая первое попавшееся. Лилит не успевает возразить и молча наблюдает за тем, как на белом махровом полотенце, которое было постирано ею вечером прошлого дня, появляется грязь. Она обреченно прикрывает глаза. Придется вновь вешать новое и застирывать это, чтобы грязь не въелась в ткань. — Полно тебе, — садовник трясет полотенцем и перекидывает его через плечо, заставляя девушку вопросительно вскинуть бровь. — Я сам постираю его, чтобы не добавлять тебе еще больше работы. — Все в порядке, это входит в мои обязанности. Садовник ничего не отвечает. Криво улыбается, машет рукой на прощание и неспешным шагом, припадая на правую ногу, вывихнутую, вероятно, совсем недавно, выходит из помещения, и Лилит проводит его немного растерянным взглядом, после чего трет холодными пальцами переносицу и оборачивается к окну. Воробей чирикает, будто спрашивает о настроении девушки. Оглядывает помещение в последний раз и вылетает в распахнутое окно — уже через несколько мгновений его маленькая фигурка скрывается в густых зарослях можжевельника. Лилит нервным движением поправляет длинное белое платье, юбка которого доходит до середины щиколоток, подходит к раковине. Стоит несколько мгновений без движения, старательно гипнотизируя оставленную посуду и капли на темной плитке, которые медленно стекают вниз, оставляя за собой мокрый след, и собираются внизу. Нехотя закатывает рукава, чтобы не замочить по неосторожности, как это обычно бывает, и выкручивает кран наполовину — ледяная вода опускается на руки, вызывая непрошенные мурашки на коже. Когда последняя фарфоровая кружка опускается на тряпочку и Лилит закручивает кран, почти не чувствуя пальцы рук — вероятно, стоило включить и горячую воду тоже, а не довольствоваться ледяной, — деревянная дверь кухни резко открывается, впуская толстого рыжего кота. Он громко мяукает, выказывая недовольство и вынуждая девушку испуганно вздрогнуть от неожиданности, и скрывается где-то под столом, чудом не утягивая за собой хлопковую скатерть и не переворачивая находящиеся на ней вещи — пузатый фарфоровый заварник, сахарницу и несколько небольших горшков с душистыми цветами. Через несколько мгновений в помещение влетает Прима, которая, вероятно, и была причиной побега четвероногого. Она замирает на пороге, тяжело дыша после бега, и взгляд ее больших темных глазок замирает на Лилит, крепко сжимающей полотенце. Заводит руки за спину, расправляет плечи, чтобы казаться больше и непринужденнее, подкрадывается к столу. Затаившийся кот молчит, будто самый настоящий партизан. — Госпожа не приветствует животных в доме, ты ведь знаешь, — как бы невзначай замечает Лилит и, тщательно вытерев руки, возвращает полотенце на вешалку. — А он здесь не живет! — тут же выпаливает Прима и подбоченивается, напуская на себя грозный вид. — Он соседский, но наш особняк, вероятно, нравится ему намного больше. Хотя и мне самой он больше нравится. Он просторнее и... — Прима! — девочка осекается, когда слышит торопливые шаги позади. Она подбегает к Лилит и прячется за ее спиной, и та хмурится, но не отходит, когда женщина средних лет появляется в поле ее зрения. — Что в особняке делает кот? Опять его впустила? — Он сам залез через окно! — плаксиво тянет девочка. — Я его на улицу выгнать хотела... Жозефина подходит ближе, словно подкрадывающийся к добыче хищник, останавливается у стола и одной рукой берется за скатерть. Кот недовольно шипит откуда-то сбоку, недовольный тем, что его убежище раскрыли, и рыжим вихрем удирает к распахнутому окну, через которое выпрыгивает на улицу. Только его шерсть остается в воздухе, выписывая причудливые фигуры, и хозяйка дома обреченно ведет носом из стороны в сторону, выказывая недовольство от положения дел. Прима украдкой вздыхает, все еще крепко держась за юбку Лилит, и та оборачивается к ней, чтобы успокаивающе погладить по волосам. Девочка прикрывает глаза лишь на миг — терять бдительность при госпоже не хочет. — Лилит, милая, можешь ставить чайник, — Жозефина несколькими рваными движениями расправляет юбку своего темного платья в пол, — на пятерых. Время позднее. — Мистер Паттисон так и не нашел горшок, который вы просили, мисс. — Тогда на четверых, — женщина как ни в чем не бывало пожимает плечами и, бросив косой взгляд на массивные напольные часы, когда-то давно великодушно подаренные ей одним из постояльцев отеля, покидает кухню. Слышится чихание. Только когда ее фигура скрывается в коридоре и звук шагов затихает в отдалении, Прима расслабляется и отходит от девушки, что все это время была ее щитом. — И как только она чует животных в доме... — У госпожи аллергия на шерсть, — Лилит косится на Приму и невольно улыбается, встречаясь с непонимающим взглядом исподлобья. — Это значит, что она плохо себя чувствует, когда кто-то, у кого есть шерсть, находится рядом. — Тогда у меня аллергия на госпожу, — бросает девочка и убегает прочь, оставляя Лилит в одиночестве разбираться с подготовкой к чаепитию. Она тихо усмехается и добросовестно приступает к работе. Чугунный чайник отправляется на плиту, посуда тщательно вытирается и ставится на ровную поверхность напольной тумбы. Лилит вытаскивает выпечку к чаю, горячо любимую господами, новую скатерть заместо старой — на ней со вчерашнего дня красуется большое пятно от кофе или чая, что по неосторожности было пролито кем-то из уехавших гостей. Девушка оглядывается в поисках подноса, но, к собственному удивлению, не находит на прежнем месте. Хмурится, в уме проклинает новую служанку лет двадцати, которую Жозефина наняла в начале месяца ей в помощницы, — именно она в последний раз прикасалась к нему. Опускается на корточки и поочередно начинает открывать шкафчики в надежде найти злосчастную вещь, но она будто сквозь землю провалилась — ни в одной из напольных тумб, где обычно хранится, его нет. — Черт бы побрал эту Софию, — раздраженно бормочет под нос и сдувает со лба непослушный светлый локон. — Вновь ругаешься? — Лилит не отвечает и не поворачивается на звук неспешных шагов. — Она только учится, будь к ней снисходительнее. — Это третий раз за последнюю неделю. Мое терпение не бесконечное. — Просто объясни ей еще раз, а не ругай, — молодой господин опирается тонкими пальцами правой руки о поверхность стола и подцепляет левой опавший лист розы. Букет стоило поменять еще утром. — Она бестолковая, господин. Вы ведь сами это прекрасно знаете. — Знаю, — в уголках его пламенных уст прячется мягкая улыбка, а в светлых очах появляется привычное тепло, когда взгляд замирает на Лилит. — А ты как всегда прямолинейна. Девушка не удостаивает его ответом и даже мимолетным взглядом. Выпрямляется, несколькими рваными движениями расправляя подол летнего платья, после чего отряхивает руки от несуществующей грязи и пыли. Взгляд Лиама из-под подрагивающих светлых ресниц жадно ловит каждое ее движение, любуясь ею — порой создавалось впечатление, что это служит ему развлечением от скуки. Солнечные лучи, что просачиваются через распахнутое окно, без особого труда минуя покачивающиеся туда-сюда полупрозрачные узорчатые занавески, и чертят дорожки по деревянному полу, и тени рисуют чудные непостоянные арабески на подоле ее платья, тем самым придавая несколько таинственный вид, тянутся к опущенным рукам, норовя окрасить их в благородный золотой оттенок. Лилит все же бросает в сторону молодого господина мимолетный взгляд, в котором проносится легкая укоризна, — он понимающе хмыкает и едва заметно кивает. Лиам подносит руку с зажатым между тонкими пальцами мягким лепестком розы, полной грудью вдыхает едва различимый аромат и прикрывает на миг глаза от блаженства. Чугунный чайник, что все это время стоял на плите, начинает свистеть, разрушая хрупкие мгновения умиротворения. — Возьми полотенце, — девушка замирает с занесенной над ручкой рукой, — чтобы не обжечься. Он внимательно следит за тем, как Лилит без лишних слов следует указаниям. Девушка оставляет чайник рядом с выставленными фарфоровыми кружками, оглядывается. Лиам вопросительно выгибает бровь, когда ее взгляд останавливается на нем. — Поднос не могу найти. — Кажется, он в моей комнате, — тянет молодой господин, и Лилит тихо усмехается, отводя взгляд в сторону. — Господин, не желаете ли прогуляться до своей комнаты и обратно, чтобы вернуть поднос на законное место? — В твоих словах присутствует издевка, — голос парня становится тише, в нем появляется хрипотца. Лилит прячет лицо, отворачиваясь, чтобы он не заметил легкий румянец. Молодой господин улыбается, удовлетворенный произведенным эффектом, и, оставив мягкий лепесток на краю кухонного стола, выпрямляется. Девушка начинает смущенно теребить подол платья — привычка, которая кажется Лиаму очаровательной и приводит в настоящий восторг. Слышится тихий смешок с его стороны, за которым следуют размеренные и постепенно удаляющиеся шаги. Только когда они затихают в глубине дома, Лилит разом выпускает из легких весь воздух, расслабляет плечи. Поправляет, стараясь этим побороть смущение, волосы, которые в лучах румяного солнца приобретают оттенок золотых колосьев, и отходит к окну. Слабый ветерок ласково гладит ее лицо своими прохладными пальцами, нежно перебирает волнистые локоны и уносит прочь абсолютно все мысли, оставляя лишь поистине опьяняющее чувство умиротворения. Она некоторое время стоит в одиночестве, облокотившись тонкими пальцами о деревянный подоконник. Аромат пышущего свежестью сада опьяняет. И раскинувшийся перед ней вид приводит в настоящий восторг. Лилит горячо любила этот роскошный сад при старинном особняке. Чередование кустарников, старательно прячущих пташек, которые о чем-то переговариваются меж собой и то и дело появляются в поле зрения, но лишь на несколько жалких мгновений, прежде чем скрыться вновь. Витиеватые ветви могучих деревьев, переплетающихся меж собой и образовывающих прохладную тень. Их узловатые огромные стволы уходят ввысь и, казалось, могут коснуться своими верхушками бескрайнего небосвода, и они покрыты жесткой и иногда шершавой, а местами невероятно гладкой, корой, по которой прямо-таки хочется провести пальцами. Листья самых разных форм, размеров и оттенков зеленого на изгибающихся ветках. Порой среди них попадаются даже такие, у которых кроны красноватые, розовые и даже сиреневые — похоже на настоящую сказку. Бесконечное количество разнообразных цветов, своим изяществом и нежностью привлекающих ярких бабочек и толстых шмелей, недовольно гудящих в поисках самого привлекательного цветка. И теплые лучи солнца, что продираются сквозь густую крону и пятнами ложатся на траву, окрашивая в оттенки лаймового и фисташкового. По ней так и хочется пробежаться босиком, небрежно отбросив от себя мешающую обувь. В ней снуют трудолюбивые муравьи и маленькие жучки, и каждый из них занят каким-то очень важным делом. На стволах деревьев и кустарников сидят мохнатые гусеницы, и некоторые из них медленно, наслаждаясь вкусом, поедают сочные листики. То и дело попадается серебряная паутинка, на которой важно сидит ее хозяин. И птицы поют столь звонкими и чистыми голосами, что хочется слушать их часами. Мягкое прикосновение к предплечью отвлекает. Лилит медленно поворачивается, из-под пушистых подрагивающих ресниц смотрит на чужую руку. Светлая кожа, которая порой кажется фарфоровой, тонкие и изящные пальцы с аккуратным маникюром, как подобает аристократам. Девушка поднимает голову, заглядывает в светлые завораживающие глаза, в которых отражается привычная нежность. Лиам наклоняется, замирает в нескольких сантиметрах от ее лица. Она затаивает дыхание, забывается на долгие минуты, любуясь его привлекательным лицом. Светлая, почти белая прядь подхватывается наглым порывом ветра и ложится на ее шею. Она тихо смеется, и от этого на его устах возникает полуулыбка. — Я принес поднос, — едва слышно шепчет он. Лилит вздрагивает, делает шажок в сторону. Опускает голову, пряча глаза, в которых проносится растерянность, и сжимает пальцами подол платья. Лиам без лишних слов отступает, словно разгадывает ход ее мыслей, убирает руки за спину. — Госпожа будет ругаться, если стол не будет накрыт к шести часам, — бросает она и, выхватывая поднос, отходит к напольным тумбам, чтобы поставить на них посуду. Молодой господин тихо хмыкает, поясницей облокачивается о деревянный подоконник и наблюдает за тем, как она подготавливается к чаепитию. Он так и не озвучивает свои мысли. На улице значительно теплее, чем в особняке. Лилит щурится из-за солнечных лучиков, медлит у боковой лестницы, от которой отходит гравиевая дорожка, теряющаяся в глубине сада. Лиам обгоняет ее, останавливается на миг, чтобы обернуться и поднять повыше оставленный ею чайник. Она закатывает глаза и следует за ним. Гравий недовольно ворчит под их ногами, и яркие бабочки кружатся вокруг в завораживающем танце, безуспешно стараясь привлечь внимание. — Наверное, стоит принести молоко, — тихо произносит Жозефина, приоткрывая правый глаз. Лилит ставит поднос на поверхность стола и выпрямляется. Прима тут же вскакивает и вихрем уносится в сторону особняка, и Лиам тихо смеется, провожая ее взглядом. Девушка опускается на свободный стул, несколькими движениями расправляет подол платья. Бабочка-капустница подлетает ближе, садится на белую скатерть и раскрывает крылья, демонстрируя всю их красоту. Севший рядом с Лилит Лиам протягивает к ней руку, боясь спугнуть, и она замирает на миг, после чего взлетает и теряется среди кустов белых роз. — Погода сегодня хорошая, не правда ли, сестрица? — Душно, — вяло отзывается женщина, ведет рукой по воздуху, выводя один понятный ей символ. — Значит, в ближайшее время пойдет дождь, — молодой господин косится на молчаливую Лилит, — верно? — Думаю, что вы ошибаетесь и его не будет ближайшую неделю. — И чью сторону вы принимаете, сестрица? — Лиам поворачивается к Жозефине — та неопределенно пожимает плечами и так и не удостаивает его ответом, ведь ее внимание привлекает появившаяся в поле зрения девочка. Прима подбегает к столу и, оставив на нем стеклянную бутылку с молоком, принесенным ранним утром парнишей лет четырнадцати, плюхается на свободный стул. Морщится незаметно, бросая в сторону госпожи мимолетный взгляд, явно недовольная тем, что сидит напротив нее, и заметивший это Лиам широко улыбается, словно самый настоящий кот, и в его светлых глазах проносится понимание. Горячий черный чай разбавляется холодным молоком. Лилит любуется незабываемой красоты цветами, жадно вдыхая полной грудью их терпкий аромат, и Жозефина молчит, погруженная в ворох собственных мыслей, и неспешно поедает очередную творожную ватрушку. В беседке царит абсолютное молчание. Слышно, как звонко поют тщательно скрывающиеся в густых кронах могучих деревьев птицы и где-то неподалеку журчит вода — там течет тоненький ручеек, извивающийся меж узловатых стволов и теряющийся в сочной траве. — Извольте, сестрица, вы ведь посылали миссис Томпсон телеграмму в прошлом месяце, — изумленный голос молодого господина вырывает Лилит из лап оцепенения. Она ставит фарфоровую кружку на блюдце и поднимает глаза. — А в позапрошлом лично... — Посещала ее, — заканчивает за него Жозефина и раскрывает веер. — Тем не менее, я собираюсь вновь навестить ее ранней осенью. Быть может, в середине сентября. — Есть повод? — Ее дочери исполнилось четыре года. — Уже четыре? — Лиам недоверчиво выгибает бровь и задумывается на мгновение. — Верно, уже целых четыре. Значит, с их свадьбы с мистером Томпсоном прошло чуть более пяти лет. Все еще никак не могу привыкнуть к ее положению. — Верно. Но я рада, что она удачно вышла замуж и счастлива в браке. В ее лета отрадно жить собственной жизнью и быть матерью славной девочки, — ее взгляд перемещается к Лилит. — А ведь она ненамного старше тебя. — На четыре года, — тихо подтверждает девушка и мысленно закатывает глаза, понимая, к чему все идет. — Миссис Томпсон была прекрасной гувернанткой, — как ни в чем не бывало продолжает Жозефина. — Около семи лет назад я прочила их друг другу и рада, что брак состоялся. Ее муж является состоятельным человеком хорошей репутации. — Верно, сестрица, вам доставляет удовольствие сватовство других, — Лиам тихо смеется, и его взгляд задерживается на Лилит, что не скрывается от глаз Жозефины. Она кашляет и расправляет плечи, без особого труда привлекая их внимание. — Думаю, пора и тебе задуматься о замужестве, — Лилит сдвигает брови к переносице, так что между ними появляются очаровательные мимические морщинки. — Тебе уже двадцать шесть... — Двадцать семь, — поправляет девушка, протягивая правую руку к пышному букету и кончиками пальцев пробегаясь по ярким лепесточкам. — В твоем возрасте уже стоит думать о детях, — Жозефина кладет веер на стол и расслабленно откидывается на спинку стула. — Мистер Эванс обещал навестить нас на следующей неделе. Помнишь его? — Он часто бывал у нас весной. — Верно! — она улыбается, явно удовлетворенная ответом. — Состоятельный и уважаемый господин почти безупречной репутации, подходящего возраста и с приятными манерами. Он часто посылает мне телеграммы, в которых спрашивает о тебе. — Госпожа, я ценю все, что вы для меня делаете, но это... — Прошу тебя, не будь такой упрямой и категоричной, — ее голос становится ласковее. — Мистер Эванс является хорошим, даже отличным, я бы сказала, вариантом. Лилит не отвечает. Кротко кивает, как бы соглашаясь со словами госпожи, и возвращается к постепенно остывающему чаю. Жозефина еще долго говорит, описывая все достоинства господина, явно привирая для пущего эффекта, и большую часть сказанного девушка благополучно пропускает мимо ушей, любуясь пышным букетом собранных в обед цветов. Она бросает несколько косых взглядов в сторону притихшего Лиама — тот глядит куда-то перед собой, потягивая напиток, и едва ли прислушивается к словам сестры. Лишь единожды он поворачивается к ней. Их взгляды пересекаются на несколько жалких мгновений, прежде чем он вновь отворачивается. Она успевает заметить мелькнувшую в них печаль. Прима не выдерживает и поднимается из-за стола первой. Сладко потягивается, благодарит за чаепитие и быстрым шагом, готовым в любой миг перейти в бег, скрывается в глубине сада. Жозефина молчит некоторое время, разморенная косыми лучами вечернего солнца, которые лениво чертят дорожки на белой узорчатой скатерти и окрашивают широкие листья и яркие цветы в оттенки благородного золота. Откуда-то из глубины сада слышится недовольное мяуканье — госпожа сводит брови к переносице и берет со стола свой веер. — Стол к ужину накрывать к девяти часам? — Лилит ставит поднос на стол и оборачивается к Жозефине. Та неспешно поднимается, неопределенно пожимает плечами и молчит некоторое время, погруженная в собственные мысли. — Не стоит, — тянет она, — только удостоверься, что Бенджамин купил горшок нужного размера, — девушка смиренно склоняет голову. Она проводит ее взглядом и возвращается к уборке, когда фигура Жозефины скрывается среди стволов могучих деревьев. Лиам поднимается, заводит руки за спину и задирает подбородок, полной грудью вдыхая пропитанный ароматами пышущих цветов воздух. Стоит без движения долгие минуты, прикрыв глаза, и Лилит невольно останавливает на нем взгляд. — У тебя больше нет на сегодня поручений? — его тихий голос вырывает ее из оцепенения. Девушка ставит чайник на поднос и выпрямляется, склоняя голову в знак подтверждения. — Составь мне компанию в вечерней прогулке. — Вы уверены? — в уголках его губ теряется мягкая улыбка. — Если бы не был уверен, не предложил бы. Девушка заносит поднос с посудой и оставшейся выпечкой на кухню и, оставив у раковины, вновь покидает особняк. Она задерживается на крыльце, устремив взгляд в сторону стоящего в нескольких шагах молодого господина. Лиам оборачивается, протягивает к ней руку, и Лилит подходит к нему и неуверенно вкладывает в нее свою ладонь. Он мягко смотрит на нее долгие мгновения, любуясь привлекательными чертами лица. Большой палец поглаживает тыльную сторону ее ладони, и Лилит невольно расплывается в полуулыбке, опуская взгляд на их руки. Он тихо смеется, обнажая ряды ровных зубов, и она чувствует, как кровь приливает к щекам, окрашивая в розовый. Их пальцы переплетаются. — Пойдем. Неспешным шагом они двигаются по петляющей меж деревьев и кустарников дорожке, которая порой разделялась на несколько ведущих в разные стороны троп, и гравий тихо ворчал под их ногами. Лилит любуется прекрасными цветами самых разных форм и расцветок, аромат которых смешивается меж собой и с нотками пышущей свежестью зелени, чувствует теплоту чужой ладони. Она ловит себя на мысли, что ей хорошо. Забывается, чувствуя разливающееся внутри тепло и спокойствие, прислушивается к пению пташек, то и дело появляющихся в поле зрения и вновь исчезающих через некоторое время. Журчание ручейка становится отчетливее — она замечает его в траве с правой стороны и замедляет шаг. — Чуть дальше будет беседка у искусственного пруда, — Лилит чуть крепче сжимает его ладонь, и Лиам без лишних слов ускоряется, увлекая девушку за собой. Они останавливаются в прохладной тени ветвистых деревьев. Она мягко высвобождает свою руку и выходит на солнце. Довольно щурится, будто кошка, складывая руки на уровне талии, и подходит к самой кромке прохладной воды. Мягкие волны облизывают каменный берег, вынося на него мелкие камушки и улиточные ракушки; несколько небольших кувшинок покачиваются у камышей, в которых прячутся мелкие рыбешки; слышится тихое кваканье зеленых лягушек. Лилит присаживается, погружает пальцы в пруд — от холода на коже моментально появляются непрошенные мурашки. Она передергивает плечиками и почти моментально вытирает руки о подол платья в тщетной попытке согреться. Лиам останавливается за ее спиной, наклоняется немного для удобства — девушка чувствует размеренное дыхание на своей макушке и поднимает голову, сталкиваясь с мягким взором. Он кладет свою ладонь на ее плечо, чуть сжимает тонкие пальцы. — Здесь красиво, не правда ли? — тихий голос на грани шепота доносится до слуха девушки. Лилит опускает подбородок, возвращая взгляд к искусственному пруду, в водах которого то и дело появляются мелкие рыбки, чешуя которых игриво переливается в лучах постепенно склоняющегося к горизонту солнцу, и кивает в знак согласия. Прохладные волны подбираются ближе, ненавязчиво касаются подола платья, которое моментально становится влажным. Лилит морщится, досадливо поджимая губы, и отсаживается подальше от кромки воды, чтобы ненароком не промочить ноги. Лиам поднимается и отходит от нее — его фигура теряется среди густых кустов прекрасных цветов, вокруг которых кружат привлекательные бабочки и толстые шмели. Девушка кидает в сторону, где скрылся, мимолетный взгляд и вновь отворачивается. Она опускает подбородок на сложенные на коленях руки, прикрывает глаза, из-под подрагивающих пушистых ресниц наблюдая за мягкими волнами, набегающими одна на другую и образующими пенку на гребнях, которая остается на мелких камушках, когда вода отступает, чтобы вернуться через жалкие мгновения. Водомерки плавно скользят по поверхности, соревнуясь меж собой, и от их лапок то и дело возникают круги на водной поверхности. Тишь и благодать. Она отпускает все мысли, позволяя времени стремительно бежать вперед. Жадно ловит каждый звук: тихий шепот листвы, в которой путается легкий ветерок, ленивое ворчание волн, переговоры маленьких пташек. Где-то вдалеке оживляется кукушка и заводит свою звонкую песнь. Ку-ку. Дятел опускается на толстую ветку раскидистого дуба, вертит головой, словно пытается понять, откуда доносится однообразное кукование. Встряхивает крыльями и, придвинувшись ближе к шершавому стволу, ударяет по нему своим острым клювом. Сперва один раз, будто оценивает дерево на прочность, затем еще два. К их ансамблю присоединяется соловей, и дрозд незамедлительно начинает оживленно свистеть, словно силится заглушить их слаженную песнь. Лилит невольно улыбается, наклоняя голову набок. Внимательно слушает мелодию, состоящую из самых разных звуков, сливающихся в одну сладкую и мечтательную песнь леса, что слышна лишь в тиши уединения. Пестрая бабочка пролетает совсем близко, зависает в воздухе на миг и бесстрашно опускается на руку девушки. Раскрывает крылышки, демонстрируя всю их красоту, и замирает таким образом. Лилит приподнимает голову, стараясь не потревожить гостью, глядит на нее. Бабочка некоторое время сидит без движения, прежде чем расправляет крылья и упархивает. Девушка оборачивается на тихий звук шагов и с легким упреком глядит на Лиама. Он подходит ближе, словно и вовсе не замечает косого взгляда, садится рядом с ней. Протягивает руку — перед ее глазами предстает прекрасный цветок красной камелии, лепесточки которого в лучах вечернего солнца кажутся огненными. Улыбка трогает уголки пламенных губ девушки. — Упрекаете Приму в том, что плетет венки из растущих в этом саду цветов, и в то же время сами безжалостно их срываете, — Лиам тихо усмехается. — Только один, — он аккуратно берет девушку за руку и бережно вкладывает в нее цветок. Лилит подносит руку ближе к себе, пробегается самыми кончиками пальцев по нежным лепесточкам, едва касаясь их. Полной грудью вдыхает терпкий аромат цветка и не сдерживает полуулыбки. Лиам придвигается чуть ближе, но это остается незамеченным. — Тебе ведь знаком язык цветов? — Вы постоянно твердите об этом, поэтому трудно не запомнить, — молодой господин смеется, склоняя голову в молчаливом согласии. — Красная камелия означает... — Ты — пламя в моем сердце. Лилит замирает, когда слова срываются с уст Лиама. Она неуверенно поднимает на него взгляд, сталкиваясь с нежностью, почти обожанием в его светлых глазах. Ждет продолжения, но он больше ничего не говорит, лишь смотрит в ее очи, любуясь. От пристального взгляда бросает в жар. Лилит выдыхает, опускает голову. Еще мгновение — и она бы совсем утонула в нахлынувших чувствах. Взгляд касается мелко подрагивающих, точно от холода, рук. Смотрит на них некоторое время, прежде чем замечает тянущуюся к ним ладонь молодого господина. Лиам бережно берет их в свою руку, подносит к лицу и оставляет на самых кончиках пальцев невесомый поцелуй. — Замерзла? — Лилит вздрагивает и ведет носом из стороны в сторону. Большие пальцы его рук нежно гладят тыльную сторону ее ладоней. Он молчит, но она, подняв взгляд, замечает в самой глубине его глаз залегшую тень, словно есть что-то, что не дает ему покоя. — Вас что-то тревожит? — Лилит замечает, как напрягаются его плечи после сорвавшегося с ее уст вопроса. Свободной рукой она чуть сильнее сжимает его ладонь. — Вы можете мне рассказать. — Знаю, что могу. Девушка смотрит на него с терпеливым ожиданием, не торопит, позволяя собраться с мыслями. Проходит несколько минут томительного ожидания. Она приоткрывает губы, норовя озвучить убедительные аргументы, которые будут способны раскрепостить Лиама, но он вдруг оживает. Передергивает плечами, словно норовит сбросить неуверенность, и наконец поднимает на нее глаза — она видит в них тихую печаль, которая заставляет напрячься. — Сестрица решительно настроена выдать тебя замуж, — ее брови лезут на лоб. Она часто моргает и хмурится, отчаянно пытаясь понять, отчего в его голос вплетена досада и даже недовольство. Лиам поджимает губы, ведет носом из стороны в сторону, словно корит себя за то, что начал разговор об этом. — Совсем скоро мне исполнится тридцать, — бормочет Лилит, поворачивая голову в сторону и устремляя взгляд в сторону искусственного пруда. — Госпожа слишком сильно беспокоится о моем благополучии. — Она считает тебя своей дочерью, — легонький кивок в подтверждение его слов. — Я живу тут более двадцати лет. Даже помню, как мы праздновали ваш десятый день рождения. Тогда вы впервые попробовали мороженое — оно вам не понравилось. — Ты даже это помнишь? — Лилит неосознанно кивает, прикрывая глаза. — В пятнадцать вы решили отращивать волосы, потому что я сказала, что с длинными вы будете выглядеть привлекательнее. — А в шестнадцать ты пообещала, что выйдешь за меня, если я перерасту тебя. Я был ниже тебя до недавних пор. — Правда? — она смиряет его недоверчивым взглядом исподлобья. — Я не помню этого. — Ты была непреклонна, но я оказался очень настойчив, так что тебе в итоге пришлось признать поражение, — Лилит смеется и переводит взгляд на цветок красной камелии. — Тогда ты сказала, что хочешь получить самый красивый цветок из нашего сада в качестве предложения руки и сердца. Она затаивает дыхание. Лиам придвигается еще ближе — девушка чувствует дыхание на своей щеке и невольно прикрывает глаза. Сердце слишком сильно бьется в груди, словно готово раскрошить ребра и прыгнуть в руки к молодому господину, прокричав, что принадлежит лишь ему одному. Лилит безуспешно пытается взять себя в руки и вернуть спокойствие. Это невозможно, когда он находится так близко. — Этот достаточно прекрасен, чтобы ты дала ответ на мое предложение? — Вы предлагаете выйти за вас? — Лиам кивает в знак подтверждения. — Думаете, госпожа позволит этому произойти? — Она думает, что Эванс является для тебя подходящей кандидатурой. Ты ведь и сама знаешь, какой он человек. — Проживает в большом городе недалеко отсюда. Очень обеспеченный господин. Владелец крупной мануфактуры, кажется. — Если сестрица считает, что столь состоятельный господин, как Эванс, является хорошим вариантом для тебя, то почему думаешь, что она не благословит наш брак? — Лилит неопределенно пожимает плечами, не в силах возразить. Лиам опускает глаза, шумно выдыхает. Он волнуется — она это знает. Лилит теряется в собственных мыслях, не в силах озвучить, и корит себя за нерешительность. Прекрасно знает ответ, но не спешит. Прислушивается к гулким ударам своего сердца, считает их, но сбивается между шестьюдесятью и семьюдесятью. Вздыхает и все же поднимает голову, чтобы взглянуть на Лиама. Молодой господин смотрит с терпеливым ожиданием, все еще удерживая ее холодные ладони в своих теплых руках. — И каков твой ответ? — едва слышно. Она замечает отблеск надежды в колдовских светлых глазах и расплывается в мягкой улыбке. — С моей стороны отказ был бы ошибкой, не правда ли, Лиам? — впервые за все время она называет его по имени. Лиам замирает, словно не до конца верит услышанному, и просит повторить вновь — она выполняет просьбу. И повторяет его имя снова, на сей раз чуть громче, будто пробует на вкус. Он не упрекает ее за это. Ей даже кажется, что ему нравится, что она называет его по имени. — Своим ответом ты сделала меня самым счастливым человеком на всем белом свете, милая Лилит. Лиам придвигается еще ближе, и Лилит закрывает глаза, ощущая горячее дыхание на своих губах. Он прижимается к ним своими на мгновение, прежде чем отстраниться. Разочарованный вздох непроизвольно вырывается из груди — из-под приоткрытых глазах она видит ухмылку на его устах. Но даже она не кажется самоуверенной — нежной, скорее. Лиам поднимается, и Лилит повторяет за ним это действие. Онемевшие от продолжительного нахождения в одном положении ноги предательски подкашиваются, но молодой господин успевает подхватить за талию и тем самым спасти от унизительного падения. Она непроизвольно обвивает руками его шею, совершенно забывая про находящийся в одной из них цветок, нежные лепестки которого безжалостно мнутся. Светлые волосы с отблесками золота в тех местах, куда падают лучи солнца, щекочут ее щеки и дождем опускаются на хрупкие плечи, и колдовские глаза, в которых можно утонуть, оказываются совсем близко. Он целует ее вновь. Медленно, чувственно, вкладывая в поцелуй всю нежность, на которую только способен. Голова Лилит кружится, и она прижимается к его груди своею, ощущая гулкое биение чужого сердца, и он еще сильнее притягивает ее к себе за талию, словно боится, что она отступит. Мимолетными поцелуями покрывает все ее лицо, шепчет о чем-то так тихо, что невозможно разобрать слов. Девичьи руки пробегаются по крепким плечам, опускаются к груди и замирают на мгновение. Лиам отстраняется немного, и девушка касается места, где бешено стучит его сердце. Так, словно выпрыгнет из его груди в любой миг. Молодой господин прижимается лбом к ее лбу, и они замирают в таком положении, не разрывая зрительного контакта. — Осенью позапрошлого года я заказал у ювелира обручальное кольцо, — ее сердце пропускает удар. Пальцами она безжалостно сминает его идеально выглаженную хлопковую рубашку. — Почти два года ты ждал, — он отрицательно кивает — в ее глазах возникает немой вопрос. — Я ждал почти десять лет, — отзывается Лиам. — С шестнадцати лет. — Если бы не сегодняшний разговор за чаепитием о моем замужестве, то когда бы ты решился? — Не знаю, — Лиам вздыхает, прикрывая глаза. — Когда-нибудь... — Стоит ли поблагодарить госпожу за толчок? — они звонко смеются. В особняк они возвращаются лишь под вечер, когда последние лучи закатного солнца облизывают верхушки высоких деревьев и мажут по мансардным крышам. Медлят на террасе, скрещивая взгляды в продолжительном немом диалоге. И синхронно оборачиваются на размеренный звук чужих шагов. Лилит испуганно дергается, норовя отступить и разомкнуть объятия, но Лиам не позволяет этому произойти. Жозефина останавливается в дверях и долго смотрит на них, и девушка чувствует сильное смущение, когда серые глазки переходят от молодого господина к ней. Взгляд проницательный, точно в самую душу заглядывает, и неясно, о чем думает в этот миг. — Госпожа... — она послушно замолкает, когда Жозефина предупредительно поднимает руку, останавливая. — Проверь завтра, тот ли горшок купил Бенджамин. И не гуляйте поздней ночью, если не хотите подхватить простуду, — ее голос немного уставший, но в нем нет даже намека на злость или недовольство. Она одаривает их сдержанной улыбкой и разворачивается, чтобы вернуться в особняк. Лилит растерянно моргает и поднимает взгляд на расслабленного Лиама. Молодой господин пожимает плечами, но она замечает в его глазах теплую улыбку, будто заведомо знал, как отреагирует Жозефина. — Она не будет против нашего брака, — подтверждает и отступает назад. — Пойдем в дом, ты легко простужаешься. Он нежно берет ее ладонь в свою теплую руку. Лиам наклоняется и оставляет легкий поцелуй на самых кончиках ее пальцев.