I love you, Dork.

*

      Потягиваюсь, ощущая, как мнутся подо мной простыни. Тепло. Открываю глаза и зачем-то хватаюсь за одеяло, которым, должно быть, меня укрыл Хината. Потолок — белый, да и зачем ему быть какого-то другого цвета? Со стоном расслабляюсь — мышцы от усталости болят.       Теплый послеобеденный воздух то и дело согревает легкие. Мы снова забыли закрыть окно, да? Смотрю в сторону — окно действительно открыто; в комнату тянется жуткая ветка-рука. Думаю, я должен наконец ее обрезать. У меня ведь есть подходящие инструменты?       Моргаю несколько раз, безрезультатно пытаясь прогнать легкую, сонную задумчивость, поворачиваю голову. Из-под полосатого одеяла торчит только рыжая копна волос огонька* и раздается тихий храп. Хината до сих пор спит, и я просто лежу какое-то время, наблюдая, как поднимается и опускается его грудь под одеялом. Мы все утро ездили по фермерским рынкам; Шое больше нравится вкус овощей с фермы, чем магазинных, а я, если честно, вообще не вижу разницы. Не могу сдержаться и, перекатившись к другой половине кровати, обнимаю Хинату. Он крепко спит, но я в любом случае собираюсь его разбудить.       — Эй, — шепчу я и зарываюсь носом в его пушистые рыжие волосы. От них пахнет его любимым шампунем — что-то причудливое, кажется, с овсом или типа того. От его одежды пахнет нашим стиральным порошком и совсем чуть-чуть — потом после долгой поездки на велосипеде до рынка. Мне всегда нравилась смесь этих запахов.       Хината издает какой-то булькающий звук (во всяком случае, мне кажется, что он это сделал). Я придвинулся и прижался своей щекой к его. Было тепло, поэтому я просто продолжал лежать, слушая, как Шое дышит. И зачем-то облизнул губы.       — Время ужина? — поинтересовался Хината и почти сразу же прокашлялся, чтобы привести охрипший голос в норму. Он перевернулся, скидывая меня с себя. Я лег на свою половину кровати. Простыни уже остыли, ощущалось классно.       — Еще нет, наверное… Ты голоден? — я разворачиваюсь обратно и заключаю его в объятия; должно быть, выглядит, словно медвежонок цепляется за что-нибудь лапами. Хината гораздо теплее, чем я. Так было еще со старшей школы; Хината иногда ходит по дому в одном нижнем белье — настолько он горячий — даже в разгар зимы!       Шое хмыкает, и я ощущаю, как он вновь ныряет под одеяло, надеясь продолжить сон. Я надулся и ущипнул его за бок.       — Сходим поужинать куда-нибудь?       Хината снова хмыкнул.       — Мороженое? — предлагаю.       Драматично вздыхаю и переворачиваюсь на спину. Смотрю в потолок и считаю трещины. В углу — паутина. Паук, слава Богу, находится там же и просто сидит.       — Ю? — раздается приглушенный голос из-под одеяла. Удивительно, что Хината может дышать там.       — Что такое?       Хината высунул голову и громко вдохнул, как делают люди, выныривающие из воды, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он сцепил руки в замок.       — Я тут думал…       — О чем? — перебил его. Я не хотел, но мой интерес, наверное, придаст ему уверенности?       — Я подумал, что это все так странно, — он развернулся ко мне, устраивая руки под головой. — То есть, иногда я думаю о нашей первой встрече. Я ведь оскорбил тебя!       На губах Шое появляется улыбка, и я не могу не улыбнуться в ответ.       — Все нормально, тебе же шестнадцать было… — я засмеялся.       Хината громко вздыхает. — Когда ты угощал меня мороженым хотя бы раз в неделю, это были свидания, да? просто никто не назвал их свиданиями.       — Может бы-ы-ыть… — я усмехаюсь. — Сначала я не осознавал этого, потому что не задумывался о том, как сильно хочу быть с тобой. Думаю, я всю жизнь был яростным бисексуалом.       — Знаешь, ты сильно покраснел, когда я впервые назвал тебя сенпаем, — поддразнил меня Хината.       — Ох Господи, это так смущает! Не напоминай, я не знаю, почему так реагировал.       — Ну, я не удивлен, что у тебя есть кин—       — Нет.       Хината рассмеялся и хлопнул руками по поверхности одеяла.       — Ты собираешься рассказывать, что не думал, что начнешь встречаться со мной? Шо, ты итак делаешь это каждый раз, когда напиваешься. Почти всегда.       Шое состроил какое-то странное лицо, я не мог бы описать это при всем желании, но это слегка похоже на то выражение его лица, когда он ест что-то кислое.       — Да ладно, не корчи такое лицо, — я схватил его за щеки и чуть надавил. Он стал похож на рыбу и показал мне язык. «Какофа чефта…» — промямлил он и я усмехнулся из-за того, как глупо он выглядит в этот момент. Убрал руки.       — Все в порядке, я тоже сентиментальный идиот. Но никаких сожалений, ни за что! — воскликнул я и снова обнял его.       — Ты меня любишь? — он спросил так неожиданно, что я даже растерялся. Я слышал это так много раз, но сердце все равно бьется слишком быстро; все же это — другое.       — Конечно. Болван.       Хината засмеялся и поерзал в объятиях. — Черт возьми, да. Почему ты меня не? — и почему он звучит так самодовольно?       — Во-первых, ты придурок…       Хината перебил меня и крикнул, что я, вообще-то, тоже но я не стал его слушать и просто продолжил:       — …во-вторых! Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю, мистер Профессиональный-Волейболист. Ты так много трудишься, что я иногда поражаюсь том, что знаком с кем-то настолько потрясающим, — я хмыкнул; звание самого преданного фаната Хинаты Шое уже давно за мной.       Шое зашумел и пошевелился, а я не смог сдержаться и схватился за его бицепс, пока он не успел залезть под одеяло с головой. Впрочем, едва ли он собирается спать дальше.       — И еще ты очень крутой, прям как я!       Я был удивлен, что после возвращения из Бразилии Хината пошел в спортзал, и постоянно ловил себя на том, что пялюсь на него. Он выглядит чертовски хорошо и я стремлюсь хотя бы догнать его. В чем смысл, если ты не можешь посоревноваться со своим парнем?       — Нет, Ю, я не могу быть таким же крутым, как ты!       — В-третьих… ты самый терпеливый человек из всех. Ты ждал меня так долго! И ни разу не сдался — это вообще не только меня касается, даже твоя мечта играть в волейбол! У тебя так много вариантов, а ты почему-то все равно выбрал мою бренную задницу.       Хината сохранял молчание несколько секунд, а потом сделал вид, что рыдает. — Это… это было так поэтично! — неубедительный плач превратился в смех; прекрасный звук, если честно. — Конечно я буду ждать тебя. Если ты тоже! Я готов ждать хоть тысячу лет, если придется. Я скучаю по тебе каждый день, находясь за границей, и не могу уснуть, если ты не пожелаешь мне спокойной ночи, даже если ты в это время обедаешь. Когда мы сошлись, у нас не было времени сходить на свидание в Японии, но ты все равно хотел увидеть меня, когда я уехал. Я думал, ты уже забыл обо мне.       — Я никогда не забуду тебя…       — Я знаю, и я тоже не смогу — даже если очень захочу. Я вижу тебя в каждом, кого встречаю. Это очень слащаво, да?       Я хохотнул. — Немного.       — Сначала было так тяжело. Я хотел быть с тобой все время, но не мог, я хотел чувствовать тепло твоих объятий, твои прикосновения. Это было тяжело, но я знал, что если мы сможем вытерпеть этот период, то сможем быть вместе хоть целую вечность.       Это поразительно; кажется, что сердце собирается выпрыгнуть из груди. Я сейчас заплачу.       — Ладно-ладно, теперь ты меня смущаешь, — я не могу перестать улыбаться, даже если бы у меня могло треснуть лицо от этой улыбки; стало так хорошо-хорошо и легко.       — Ну, это ведь правда! Я не собираюсь врать тебе.       Хината снова зашевелился и развернулся в объятиях, чтобы мы оказались лицом к лицу. Я смотрел в его теплые, медовые глаза и не мог оторваться. Он такой теплый; поцеловал меня, не обращая внимания на мой внешний вид — я уставший и растрепанный, а ему совершенно плевать. Я улыбнулся в поцелуй. Шое такой невероятный. Он ощущается, как дом, он пахнет, как дом… нет, Хината Шое и есть — мой дом.       — Могу теперь я тебя обнять?* — он заскулил.       — Я люблю тебя, придурок.