Holding His Breath

Макото привык заходить за Хару по утрам. Еще со средней школы − а может быть, даже и раньше – тот забывал про время, сидя в ванне. Иногда Макото поддразнивал его, говоря, что кое-кому надо было родиться русалкой. Хару ничего не отвечал, но по его мечтательному виду было заметно, что он не раз фантазировал о подобном. Ему нравилось думать, что он хорошо знает друга. Они были вместе уже несколько лет. В средней школе, когда Хару еще жил с родителями, Макото обычно ждал в прихожей, пока мама вытащит из ванной своего увлекшегося водными процедурами сына, но, когда его отца перевели в другой город и он начал жить сам, пришлось стать его личным будильником. − А то бы ты ни разу не пришел вовремя, Хару-чан, − говорил он с улыбкой. − Завязывай уже с этими "-чан"-ами, − ворчал Хару. Макото притворялся, что не слышит. За первые недели учебы в старшей школе Макото столько раз по утрам обнаруживал его в ванной, что это доходило до смешного. Как-то он спросил Хару, во сколько тот встал, но получил в ответ лишь рассеянный взгляд. Макото еще подумал − вдруг он там и спал? Мысль заставила его усмехнуться, но он не стал ни с кем делиться своей догадкой. Однажды, по обыкновению помогая Хару подняться, Макото обратил внимание, что кожа у него гладкая и ничуть не сморщенная, как бывает после долгого пребывания в воде. Тем утром он слишком долго держал его за руку, водил по подушечкам пальцев и все удивлялся их бархатистости. В конце концов Хару запротестовал и сказал ему прекратить, но руки так и не отнял. Такие мелочи заставляли его надеяться. Еще до того как он стал обращать внимание на разницу между мальчиками и девочками, Хару уже был для него самым важным. Они стали друзьями еще до полового созревания. Тогда девчонки характеризовались единственным словом "фу", ни один из них не задумывался о том, чем взрослые занимаются по ночам, и никто не пытался стащить у кого-нибудь из ребят постарше порножурнал, чтобы открыть для себя секреты обнаженного тела. Но как только начали проявляться первые признаки подобного интереса, Макото понял, что цепляется взглядом не за короткие юбки и открытые блузки своих одноклассниц, а за очертания плеч друга или его выступающие тазовые косточки, когда Хару заводил руки за голову и потягивался. Он ловил себя на том, что наблюдает, как солнечный свет играет на темных волосах, или как во время прогулки перекатываются мышцы под школьной формой. Хару был его другом, а на друзей так пялиться нельзя, но он ничего не мог с собой поделать. Нежные цветочные ароматы и блестящие розовые губки безнадежно проигрывали рядом с мускулистыми руками и пронзительным взглядом голубых глаз. И в один прекрасный день все окончательно покатилось под откос. Они столько лет занимались плаванием, что тело Хару не составляло для него особой тайны, но видеть его каждое утро в одних только гидрошортах… Иногда руки сами собой стискивались в кулаки, только бы не запустить пальцы под пояс и не потянуть вниз эластичную ткань. Плавательный костюм не оставлял никакого простора воображению, так что Макото иногда даже удивлялся, почему ему так сильно хочется увидеть Хару голым. Он и не догадывался, как сильно заблуждается, предполагая, что наличие или отсутствие шорт большой погоды не сделают, пока однажды утром не подал руку, привычно помогая Хару встать из воды, и не уперся взглядом в обнаженное тело от пупка до колен. Макото ахнул, выпустил его руку и быстро отвернулся, чтобы дать другу какое-то подобие уединения. Можно было легко представить, как Хару с недоумением смотрит вниз на себя, пытаясь понять, что не так, и оставалось только молиться, чтобы хотя бы уши не заливались яркой краской. В конце концов, случайный взгляд в ванной не такое уж большое дело, да? А вот если раздуть из этого проблему, тогда ситуация может показаться подозрительной. Ведь парням плевать, если они видят друг друга голыми, так? Ни у кого из них нет ничего такого, что остальные бы не видели раньше. − Извини, − невозмутимо сказал Хару. – Все в стирке. Макото разрывался на части, с одной стороны страстно желая, чтобы тот был более обеспокоен, и этим доказал, что испытывает к нему что-то большее, чем простая дружба, но в то же время обрадованный, что хотя бы один из них не видит в случившемся ничего такого. Он извинился с коротким смешком, плотно закрыл за собой дверь в ванную и вздохнул, бессильно прислонившись к косяку. Позже, по дороге в школу, он старательно делал вид, что ничего не случилось. Для Хару, возможно, так оно и было. Но он сам, по уши влюбленный в своего лучшего друга и увязающий все глубже с каждой секундой, проведенной вместе, только об этом и думал. Неделями. Иногда Макото снился склонившийся над ним Хару, весь восхитительно голый и мокрый, и он просыпался с такой эрекцией, что каждое биение сердца отдавалось болезненной пульсацией в члене. И такими ночами он утыкался лицом в подушку, чтобы своими стонами не разбудить спавших в соседней комнате младших, обхватывал член ладонью и быстро дрочил. Он трахал свой кулак, представляя, что это могла бы быть рука Хару, или его рот, или же его умопомрачительная упругая задница, на которую он безуспешно старался не таращиться, когда они шли в школу. И этот обволакивающий жар, эти сумасшедшие фантазии, эти жесткие простыни, по которым иногда проезжалась головка члена во время яростной дрочки – все это приводило к тому, что Макото кончал непозволительно быстро, вздрагивая и шепча имя Хару. После первого подобного опыта он долго не мог заставить себя посмотреть другу в глаза. Хару ни словом не дал понять, что заметил перемену в отношении, но Макото этого и не ждал, подсознательно надеясь, что тот настолько сосредоточен на воде, что не обратит внимания на происходящее на суше. И не надо было придумывать правдоподобное объяснение, почему теперь по дороге в школу в разговоре все чаще возникают длинные неловкие паузы. А если их руки соприкасались, и Макото резко отшатывался, будто обжегшись, то можно было притвориться, что все в порядке, и Хару только пожимал плечами. К началу весны, когда заканчивался их первый год в старшей школе, Макото снова научился вести себя рядом с другом как ни в чем не бывало. Жаркие сны – и их последствия – так никуда и не делись, но он приучил себя прямо смотреть на Хару, не отводить смущенно взгляд, почти натурально смеяться и прятать свои чувства за улыбками и теплыми словами. Когда-нибудь, когда он будет готов, он признается Хару. Эксцентричность его друга позволяла эгоистично наслаждаться его обществом, в одиночку завладевать всем его свободным временем и не беспокоиться, что между ними встанет кто-то еще. Холодная отчужденность пугала девушек, и поэтому, хотя многие из них восхищались Хару, ни одна не решилась предложить ему встречаться. А если бы даже и нашлась какая-нибудь отчаянная, ее ждал бы неминуемый отказ. В конце концов, вода всегда была первой любовью Хару. И Макото мог только надеяться, что ему посчастливится стать второй.