Две девочки

Можно ли меня винить в том, что я просто хочу быть с тобой? Находиться рядом, прикасаться к тебе, невзначай перебирать волосы и гладить бархатную кожу, ждать того же в ответ. Плохо ли это? Никогда не могла ответить на этот вопрос. Ни тогда, когда впервые сказала о чувствах тебе в лицо, а ты, заплакала, убежала. Тогда мне досталось от матери и разъяренного отца, но больше всего меня ругала твоя мама. Её глаза мне запомнились отчётливо и навсегда—эта палитра эмоций (от жгучей ненависти до обжигающего страха) менялась и смешивалась с невероятной скоростью. А мне было все равно, ведь ты меня отвергла. Несмотря на то, что мне было четырнадцать, я уже поняла, что значит чувствовать боль. Почему мы не можем быть вместе? Как же я была счастлива, когда ты сама подошла ко мне и краснея (мило, так, как только ты умеешь) сказала, что и я тебе нравлюсь. Тепло разлилось по всему телу и мне было так жарко, несмотря на мороз. Ох, а когда твои губы невесомо, но так горячо прикоснулись к моим потрескавшимся, я готова была отдать тебе не только сердце, но и всю себя. Все бы отдала, чтобы вновь увидеть на тебе мой синий шарф, который я отдала тебе той зимой. Твои шёлковые волосы, волнами спускающиеся по твоим ключицам, твои глаза, сверкающие в лучах закатного солнца, твои… Всю тебя. Я была готова молчать так долго, сколько тебе захочется. Тебе ведь удобней скрыть свои чувства от других, но если ты откроешь их для меня, я готова простить это. Главное не ври себе и мне, а с остальными мы справимся. Твоя мать все так же не любит, когда ты находишься в моем обществе, а я прижимаю тебя к стене на кухне, когда она выходит ответить на звонок. Ты дышишь томно, ругая меня за мою безответственность, а я смеюсь и целую тебя. Хочу показать, как сильно люблю тебя. Хочу, чтобы ты знала, не сомневалась и не боялась. Хей, все правильно, тебе ведь приятно? Я надеюсь, приятно так же, как и мне. Ты учишься так быстро, что я за тобой не поспеваю. Уже не стесняешься, целуя в пустой кафедре, не медлишь стягивая одежду и с себя и с меня. Иногда мне кажется, что больше смущение испытываю я, обнажаясь перед тобой, раскрываясь полностью: и душой, и телом. Это все твое, слышишь, все только твоё. «Хочу видеть на тебе свое имя»—сказала ты, а я пошла и набила его, чтобы все видели, что я принадлежу тебе. Я даже набила еловые веточки: ты ведь помнишь, как призналась мне на Рождество? «Прикрой её. Если мама увидит, нам обоим конец»—шепчешь на ухо, застегивая рубашку на все пуговицы, а тело вновь пронзает дрожь и я покорно тебя слушаюсь. Только люби, люби, люби меня! «Я люблю тебя». И когда я смотрю в твои глаза, я верю, что ты не врёшь. Эти чистые глаза, блестящие в свете лампы в моей комнате, не могут врать. Я правда верю, готова верить тебе до конца… Плохо ли это? Видимо, ты над этим вопросом точно задумывалась чаще меня. «Я вернусь, обязательно вернусь, но сегодня мне нужно уйти пораньше» — твоё горячее дыхание обжигает мои губы, а руки в последний раз касаются неприкрытой груди. Действительно в последний. Ты молчишь. Я пишу тебе куда только можно, но с замиранием сердца вижу, что оказываюсь в чёрном списке. Ты сбрасываешь все мои звонки и в итоге блокируешь, оставляя одну. В квартире холодно за неуплату, но в груди холоднее. Слез нет, как и ненависти и отчаяния. Одно непонимание на перевес с попыткой разобраться, в чем я всё-таки провинилась. Почему ты ушла от меня? Почему сделала это? По своей ли воле?.. И правда, по своей ли. «Я люблю тебя»—говорила ты мне и это не могло быть неправдой. Ты слишком чиста, слишком невинна для такого вранья. И если ты ушла не по своей воле, значит тебе нужна помощь. Руки дрожат, а ноги не хотят держаться ровно, но мне все равно на капризы тела: я должна встретиться с тобой. Ты так прекрасна на фоне белоснежного снега, а мой шарф на твоей шее лишь дополняет картину. Вот только люди, стоящие рядом с тобой совсем ни к чему. Они лишь портят её, портят тебя. Хей, почему бы нам не вернуться в мою квартиру и не поговорить обо всем этом? Косые взгляды с нескрываемой насмешкой смотрят на меня и я понимаю, что случилось самое страшное (по крайней мере, для тебя). Наш маленький, личный секрет раскрыли. Неужели ты так испугалась этого, милая? Тогда понятна такая острая реакция, ведь ты всегда была застенчива, когда дело касалось отношений. Не бойся, мы сможем с ними справиться и если тебя нужно поддержать я сделаю это. «Я… Вообще ее не знаю» — больнее тысячи ножей. Твои глаза… Почему они смотрят на меня с таким безразличием, словно ты действительно меня не знаешь. Словно это не ты обнимала меня прошлой ночью, утопая в ласке, которую я готова дарить тебе и сейчас. Словно это не ты принимала мою любовь и любила в ответ. Словно это не твоё имя на моей ключице. Ты дергаешь меня за руку, не позволяя оголить её, натягиваешь мой же шарф так туго, что я могла бы задохнуться. Вот только дыхание мое перехватило и я никак не могу вспомнить, как вдохнуть воздух в грудь. Ты смотришь яростно, зло. Твои мягкие губы сжаты белее снега, твои нежные пальцы сжали моё запястье и я наконец почувствовала боль. Телесную боль, а не ту, что уже давно разлилась в груди. «Убирайся. И не вспоминай дорогу ко мне.» — прошипела мне в лицо, отворачиваясь и бросив на последок—«Лучше бы ты умерла». Неужели ты правда желаешь этого? Как скажешь. Если это все, чего ты хочешь, я готова сделать этот шаг. Только вот готова ли ты принять мой последний подарок, любовь моя?