Страсть к чтению

      В ранний утренний час парковка была почти пуста, но раритетный Плимут «Баракуда» профессора Рида отблескивал хромированной поверхностью в тени раскидистого клена. Софи нервно поправила выбившуюся прядку и задумчиво замедлила шаг. Уже неделю она безуспешно искала встречи с Бенедиктом, но он словно намеренно избегал оставаться с ней наедине. Дверь кабинета оставалась запертой, когда бы Софи не постучала, не появлялся профессор в преподавательской и в рекреации кампуса, отменил собрание литературного клуба, а неизбежные случайные встречи ограничивались нейтральным: «Здравствуйте, мисс Престон». Каждый день накладывался зыбкой пеленой обыденности на тот смелый поцелуй в вечернем сумраке кабинета. Вновь и вновь мгновение за мгновением переживала Софи короткий момент их близости: она представляла его руки, сминающие блузку на ее спине и вздрагивала от чужого дружеского касания; заваривала чай с бергамотом и в его обжигающем глотке ловила цитрусовый аромат податливых влажных губ; слушая наставления Миллер, проваливалась в тактильную память кожи и закусывала губу, сдерживая непроизвольный стон. Софи изнывала. Томное сладкое ожидание затуманивало ее взгляд, добавляло плавности движениям. Не отдавая себе в том отчета, девушка излучала магнетический эротизм. Коллеги, не обращавшие раньше внимания на серую мышку, теперь невольно провожали глазами ее точеную фигурку, плавно покачивающую изящными бедрами. Женщины непроизвольно повторяли движенье ее тонких губ, дующих на горячий кофе. А старый итальянец, зав гуманитарной кафедры, внезапно вспомнил молодость, и словно подросток на узкой улочке Неаполя, при виде Софи громко прищелкнул языком и, прошептав: «Белла, сеньорита!», причмокнул сложенные пальцы.       Но мисс Престон не замечала внешнего мира и перемен в себе. Завершая дни Софи оставалась наедине со своими страхами и комплексами. Она критично разбирала на составляющие каждый свой поступок, взгляд, жест. «Подошла к его кабинету и постучала… Зачем, почему я не могла просто пройти мимо? У тебя совсем нет гордости, Престон? Столкнулась с профессором на парковке, но он сделал вид, что не заметил… Или действительно не заметил? Не может быть, чтобы взрослый мужчина боялся встречи! А что, если я просто плохо целуюсь?! Что могу дать такая как я такому как он? Ведь он отстранился в ответ на мои ласки… или все было не так?»       Издевательским спасением приходили сны. В них волшебным образом рушились преграды и сомнения, скользили, расстёгиваясь, молнии, черная водолазка Бенедикта стягивалась через голову, рвалось тонкое кружево трусиков Софи. Она просыпалась горячей и влажной, чтобы с горечью вернуться в реальность отверженного одиночества. Сновидения этой ночи были особенно жаркими. Проснувшись до рассвета и пройдя за стаканом воды на кухню девушка задержала взгляд на своем отражении. Обнаженная, растрепанная, с припухшими губами и зрачками, поглотившими радужку, она вся была — жажда, которую и сотня глотков не сможет утолить. И в ней пробудилась уже знакомая решимость: «Я выйду на эту сцену, я прыгну в эту бездну. Я смогу!»       Тонкий батист блузки, шуршащие складки юбки, мягкий кашемир пальто, непривычно высокие каблуки — она вышла в раннее по-осеннему звонкое морозное утро. Подведенные глаза (не ярко, но уже не просто тушь, а легкая дымка теней) сощурились от низко висящего над горизонтом солнца. Порыв ветра взметнул полы одежды, холодя кожу над резинкой чулок. «Ты сможешь, Софи», — сказала она себе, ловя такси до университета. «Ты сможешь», — повторила, положив ладонь на отполированную поколениями латунную ручку библиотечной двери, и вошла в привычный любимый мир уединения и книжных стеллажей. Звук ее каблуков разносился неприлично громким эхом, да и само дыхание казалось девушке вызывающе шумным. В самом дальнем закутке, в высоком кресле у арочного высокого окна сидела знакомая фигура. Отвлеченный от чтения посторонними звуками, Бенедикт Рид удивленно следил за ее стремительным приближением. — Доброе утро, мисс Престон, — сказал мужчина и Софи была готова поклясться, что голос его нервно вибрирует. — Доброе утро, Бенедикт, — ответила она и грациозно опустилась в кресло напротив. Сердце грохотало, грудь, стянутая пуш-апом, высоко вздымалась, все существо Софи наполняла незнакомая будоражащая внутренняя дрожь, обостряющая восприятие окружающего до чрезмерности: — Отличное время для чтения, не правда ли? — она выразительно посмотрела на тонкую книгу, зажатую в его пальцах. «Что я несу?!» — промчалось в голове, — «да что угодно, только не молчать!»       Профессор взглянул на нее поверх очков, словно раздумывая как реагировать на эту внезапную фамильярность, а затем просто показал Софи обложку. — «Стоунер», Джон Уильям, — прочла она, подавшись вперед сильнее чем требовалось. Сквозь вырез блузки сверкнуло кружево белья, и взгляд мужчины скользнул по притягательной зоне ее декольте, — расскажете, о чем она? — О преподавателе литературы, — Рид откинулся в кресле, положив ногу на ногу, глядя куда-то сквозь Софи, — о страсти, любви и поиске себя. — Так можно сказать о большей части мировой литературы, — скрестив ноги и позволив материи юбки обрисовать контуры бедер, Софи выжидающе смотрела на профессора, но тот, казалось, заинтересовался багряными листьями, неторопливо облетавшими с клена за окном. — И много близкого для себя профессор литературы находит в книге о своем коллеге? — вопрос прозвучал слишком интимно и слегка провокационно. Прежняя Софи залилась бы румянцем раньше, чем слова слетели с языка. Нынешняя же облизнула губы, изучая собеседника с интересом кошки, наметившей будущую добычу. — Я разделяю увлечения героя, многие его переживания мне близки и понятны, некоторые даже слишком, — Бенедикт впервые с момента вторжения Софи в библиотеку прямо посмотрел ей в глаза. Девушка встретила взгляд чуть прищурившись и склонив голову на бок. «Не отводи взгляда, не смей тушеваться перед ним», — думала она и загоняла внутреннюю трусиху в самый дальний угол сознания. — Могу я попросить вас прочесть?.. — специально оборвав фразу, она откинула прядь волос, как бы между делом задев ворот блузки и медленно проведя кончиками пальцев по оголившейся шее.       Проследив за движеньем ее руки, мужчина будто сомневаясь покачал головой. Задумчиво потер покрытый короткой щетиной подбородок. Только сейчас Софи заметила, как осунулось лицо профессора. «Он не брился сколько — пару дней? Или больше?» — и поймала себя на острой потребности протянуть ладонь и ощутить колкость его щеки. Судорожно сглотнув, девушка сцепила руки, словно стараясь уберечь их от необдуманного движения. — Каждый день ранним утром он приходил в кабинет, нетерпеливо сидел там минут десять–пятнадцать, а потом, не в силах обрести покой, покидал Джесси-Холл и шел через кампус в библиотеку, где еще десять–пятнадцать минут бродил среди стеллажей, — зазвучал глубокий низкий голос Бенедикта, и Софи в очередной раз поразилась, какую власть он имеет над ней. По правде говоря, именно голос профессора Рида был его главным оружием. Когда он читал, неторопливо смакуя слова, выдерживая томительные продуманные паузы, расставляя смысловые акценты, как бы походя, между делом, выделяя суть — в аудитории стихал шум, даже мало интересовавшиеся книгами внимали ему завороженно. Этот голос заманил Софи в литературный клуб, и сейчас ей нестерпимо хотелось слышать его рядом, на расстоянии теплого вдоха, шепчущего постыдные безумства. — … выскальзывал из библиотеки через боковую дверь и отправлялся к Кэтрин, — продолжил голос и Софи осознала, что упустила фрагмент, погрузившись в сладострастные мечты. — Она часто работала допоздна, поэтому иной раз, придя к ней утром, он заставал ее едва пробудившейся, теплой со сна и чувственной, голой под темно-синим халатом, который она накидывала, чтобы подойти к двери, — Рид коротко глянул на девушку поверх черной оправы роговых очков, и Софи, смутившись откровенности фрагмента, чуть прикрыла веки: «Он читает мне эротику?! Профессор Рид, что это, если не намек?!» — В такие утра они обычно сразу, едва обменявшись несколькими фразами, ложились в ее узковатую для двоих постель, смятую и еще теплую, — продолжил голос, и зашуршала, переворачиваясь, страница. Софи прижала ладонь к пылающей щеке и повела пальцы ниже, вдоль планки блузки, заводя их под шелк кружева, двигаясь к ложбинке груди. Сквозь ресницы она наблюдала за Бенедиктом, вся превратившись в слух и осязание. — У нее было длинное, изящное, нежно-яростное тело; когда он к ней прикасался, ее плоть, казалось, наделяла жизнью его неуклюжую руку, — проникновенно звучало в тишине библиотеки, — Иногда он принимался разглядывать ее тело, как заветное сокровище; он позволял своим тупым шершавым пальцам играть с влажной розоватой кожей ее бедер и живота, дивился утонченной простоте, с какой были выточены ее маленькие упругие груди.       Вся ладонь Софи уже проникла под ткань чаши лифчика. «Бесстыдная мисс Престон», — думала она про себя, неторопливо касаясь чувствительной ареолы, в предвкушении большего. Профессор, казалось, был полностью погружен в чтение, но рука его оттянула ворот водолазки, словно он затруднял дыхание, и голос стал будто бы глуше: — … ему подумалось, – что он никого до сих пор не знал по-настоящему близко, ни к кому не испытывал ни полного доверия, ни подлинно теплой привязанности.       На этих словах, Софи была готова поклясться, на сей раз ей точно не показалось, Рид посмотрел на нее тем долгим, пронизывающим взглядом, который обычно вводил ее в ступор и растерянность. Только теперь этот взгляд раздевал, откровенно, бесстыдно обнажал до самых потаенных мыслей. И она пошла ва-банк, приподнимая вверх полу юбки, открывая широкую резинку чулок. — Я думал, ты благовоспитанная молодая особа, — сказал профессор и девушка едва не закашлялась от неожиданного заявления, но прозвучавшие дальше слова спасли ее от неловкого комментария: — Она радостно засмеялась: «Благовоспитанная, как же! Какими благовоспитанными мы себе кажемся, когда нет повода быть неблаговоспитанными! Надо полюбить, что бы узнать что-то о себе. Когда я с тобой, я иной раз чувствую себя шлюхой из шлюх, твоей преданной, ненасытной шлюхой из шлюх. Что в этом благовоспитанного?       Вторя героине книги: «Позволь мне быть твоей шлюхой! Как угодно, лишь бы твоей…», утопая в лихорадке неутоленной страсти, Софи провела по внутренней стороне бедер, раздвигая ноги и запуская пальцы под кружево чулок. Внутри нее сплелись воедино возбуждение и стыдливость, все одинокие ночи ожидания, вся чувственность, разбуженная их поцелуем, все фантазии, накопленные за месяцы коротких встреч, хлынули в ее сознание, вытесняя сомнения и доводы разума. Софи закрыла глаза, отдаваясь во власть голоса и рассказываемой им истории. — Их влечение друг к другу переросло в страсть, а та – в глубокую чувственность, обновлявшуюся день ото дня. – Любовь и книги, – сказала однажды Кэтрин. – Что еще нужно, мисс Престон? – последние слова прозвучали близко, тихим проникновенным шепотом. Вздрогнув, Софи распахнула глаза и увидела Рида, возвышавшегося над ней. Ее лицо оказалось в аккурат на уровне его пояса. Не медля и удивляясь своей смелости, она схватила его за пряжку ремня, притягивая еще ближе. Тихо упала на пол раскрытая книга. Тонкие девичьи пальцы задрали узкую черную водолазку, оголяя живот и выемку пупка. Ладони Бенедикта скользнули по плечам Софи, огладили шею и оттянули волосы, заставляя закинуть голову назад и посмотреть вверх. Ее темные от желания глаза встретили его обжигающе ледяные, пронизывающие, заглядывающие в глубины подсознания, вытягивающие на свет ее неискушенную природную порочность. Одним движением расстегнулась пряжка и скользнула вниз молния. Не спрашивая дозволения, упругий возбужденный член коснулся ее приоткрытых губ. Не разрывая зрительного контакта, Рид подхватил его ладонью и очертил, слегка надавливая головкой, контуры девичьего рта. — Чего ты ждала, одеваясь так сексуально? – слишком хриплый, слишком низкий голос. «Тебя…» — подумала она, отвечая на вопрос робким касанием языка, отодвигающего крайнюю плоть. — Ты сводишь меня с ума, Софи… — тихо добавил он, размазывая пальцем ее помаду, заставляя шире открыться рот, не сильно, но требовательно надавливая на затылок, проникая внутрь. Податливо обхватывая его фаллос губами, девушка смотрела вопросительно: «Как ты любишь, профессор?» и, прочтя незаданный вопрос, Рид подхватил ее руку, сжал хрупкое запястье и прижал ладонь к низу живота, заставляя тонкие пальцы проникнуть под резинку боксеров, обхватить основание члена и мошонку. Софи потянула было и другую руку, но резкое «Нет», заставило ее замереть. — Вторую оставь себе, — прозвучал мягкий приказ и она, поражаясь своей покорности и готовности отдаться без остатка его желаниям, задрала юбку до блестящего шелкового треугольника трусиков, коснулась себя, ощущая горячий влажный жар сквозь тонкую ткань. Движения ее, по началу робкие и неумелые, аккуратно направлялись Бенедиктом и становились ритмичнее, быстрее. Он направлял ее пальцы, показывая чувствительные места и силу давления; чуть придерживал голову, регулируя глубину, и гладил по волосам, благодаря за ласку. И вот уже Софи понимала каждый его легкий вдох и глубокий стон, ускоряясь, доводя до дрожи, и замедляясь, чтобы поймать умоляющий взгляд и услышать требовательное: «Софи…»       «Мой!» — ликовала она, доводя их обоих до иступления. Бенедикт уперся руками в спинку кресла над головой Софи. Мышцы его напряглись, Рид вздрагивал, не сводя глаз с девушки, ее опухших от трения губ, мелко подрагивающей ладони, накрывшей пах. — Ты первая, — выдохнул он в растрепанные волосы, и, повинуясь, Софи прогнулась, стиснула колени, подталкивая пальцы в самую глубину к чувствительной точке. Губы ее напряглись, заставляя Бенедикта извергнуть семя. Теплая сладковатая жидкость с чуть заметным цитрусовым ароматом наполнила рот: «И тут бергамот!», — подумалось Софи за секунду до глотка.       Откинувшись на спинку кресла, снизу вверх смотрела она на раскрасневшееся лицо Бенедикта. Очки смешно съехали на бок, из прически выбилась прядь — упавшая на лоб она придавала его обычно сдержанному облику что-то мальчишеское. Казалось, преграда между ними рухнула. Девушка потянулась, погладила колючую щеку. Рид прикрыл глаза, прижимаясь к ее ладони, медленно целуя запястье. Мгновение расслабленно-утомленного единения продолжалось еще какое-то время. Но вот его взгляд вновь устремился к ней. Мучительно долго приближались его бездонные зрачки к ее расширенным огромным, заполонившим радужку. — У нас много общего с героями этой книги, Софи, — его губы, влажные, бледные почти касались ее истертых алых. Профессор Рид облизнул верхнюю губу, и она подалась вперед в жажде поцелуя. Но, отстранившись в последний момент, не отрывая взгляда, Бенедикт продолжил: — Но есть еще одно сходство: так же как и он, я несвободен. Во Франции меня ждут жена и дочь.