шоколад и пионы

      С самого рождения у Эрвина на шее небольшой прямоугольник. У всех людей он был, и у всех он похож на штрихкод, какой имеется на задней упаковке продуктов. Многие возмущались проведенной параллели между человеком и товаром, потому перекрывали татуировками или замазывали тоналками. Цвет и запах у всех различался в зависимости от того, что предпочитал соулмейт. Сочетания могли оказаться самыми шокирующими, Эрвин не раз выслушивал стенания людей, у которых цвет детской неожиданности, а запах сахарной ваты или же цвет топлёного молока, но вот аромат… Мужчина лишь сочувственно хлопал ладонью по плечу и успокаивал, говоря, что не в этом счастье и это не то, на чем зациклена Вселенная, однако сам не раз сетовал на свой запах под ухом, ежедневно щекотавший ноздри. У него же был прямоугольник розового цвета с ароматом пионов.       Эрвин задавался вопросом: «Почему лишь цвет и аромат?» Этого наверняка недостаточно, чтобы найти того единственного, кто предназначен тебе. Но что нужно еще, чтобы отыскать, он не знал. Мужчина лишь поднимал голову к небу и досадливо качал головой: мол, дорогая Вселенная, недоработка, недостаточно информации. Просто Эрвин не понимал, что все, кого он встречал на своем пути, были не его людьми, потому ничего внутри, условно, не щелкало. Позже Смит понемногу стал разочаровываться, нарекая идею о соулмейтах бредом. Кто знает, может Эрвин вовсе не способен на чувства и давно упустил из вида свою половинку. Но приятно все-таки осознавать, что Вселенная даровала тебе кого-то из миллиарда.       Время шло, судьбоносного человека на пути не было, но зато ночи стали походить на путешествие в ботанические сады с бесконечным океаном посаженных пионов. Раньше ничего подобного не случалось, и на первых порах Эрвин знатно испугался. Метка мягко грела и, словно пластырь от кашля с ментолом, окутывала эфемерным флером, убаюкивая. Но Эрвин не убаюкивался. С каменным лицом он лежал на спине и старался дышать ртом. Мужчина ненавидел этот запах, действующий отнюдь не успокаивающе. Аромат будто был послан ему Вселенной в наказание за пошлые и дерзновенные мысли в отношении сотворения соулмейтов. Но почему страдает лишь он, Эрвин? Знакомые говорили, что запах усиливается лишь тогда, когда вторая половинка думает о тебе. Смит бесился. Пусть она не думает о нем. Хотя бы тогда, когда он меньше всего хочет испытывать этот аромат.       Лето в Равелло, небольшой коммуне Италии, было жарким, душным и прибыльным, как всегда. Туристы валили и заполняли собой и без того узкие улочки. С интересом заглядывали в церквушки, музеи и скупали сувениры, которые после будут валяться и захламлять дома друзей. Множество языков пересекались, сталкивались и расходились в дружных, а порой не очень, ситуациях. Русский, греческий, английский, итальянский… Голова шла кругом от изобилия различной лексики. На пляжи ступить было почти невозможно — люди усеивали их, словно грибы — землю после дождя. Да и золотистый песок уже не манил к себе, чтобы зарыться в него пальцами рук и ног, как в детстве. Несмотря на то, что после туристов каждый вечер убирались, вид все равно был неприглядным — то тут, то там оставались фантики, шелуха и скорлупки от орехов. Лежаки, солнечные зонтики, отели и бары — все отталкивало Эрвина от пляжей в разгар туристического сезона. Он каждый раз задавался вопросом, что́ все эти люди находили в, пусть и живописной, но довольно тесной, коммуне. В Италии были города в сто крат краше цветом, интереснее постройками и разнообразнее развлечениями.       Стрелка наручных часов медленно приближалась к двенадцати — к самому солнцепёку и пику, когда туристы хлынут к морю. Эрвин, придерживая соломенную шляпу двумя пальцами руки и подскакивая, словно ребенок, спускался по крутому склону вие Рихарда Вагнера. Широкие пластины, служащие ступенями, не позволяли сделать шаг равномерным. Кафе, что удачно примостилось рядом с центральной площадью и было самым посещаемым местом, как всегда заполнено битком. Вытащенные на улицу столики, предназначенные на четырёх человек, сейчас вмещали по шесть, а то и восемь персон.       Эрвина привлекла шумная компания молодых немцев, которые вшестером склонились над картой Равелло и громко обсуждали куда бы сходить. Перед каждым стояло по порции шалателли с креветками и устрицами, да по бокалу холодного пива. Только перед одной девушкой, которая даже не переставая говорить, ела, было несколько тарелок: ризотто, ещё одна паста, только с овощами, тарталетки с кремом… Как у них все уместилось на небольшом столе? Внезапно парень с пучком из каштановых волос на затылке смачно хлопнул рукой по столу и громко воскликнул на ломаном итальянском:       — Жан, ты несешь senza senso. Per favore, заткнись. Мы не пойдем в магазин керамики. Зачем тебе этот хлам?       — Ну да, а сходить в церковь самая крутая идея, наш главный атеист, — фыркнул, по всей видимости, Жан.       — Мы идём сюда, — тихо произнесла темноволосая девушка и ткнула пальцем куда-то в карту. И ребята вновь наперебой затараторили, мешая английский, немецкий и итальянский. Эрвин потряс головой, улыбнулся и поспешил дальше. Здорово, что молодые ребята имели возможность путешествовать и прожигать жизнь вместе, разделяя каждое открытие не в одиночку. Сам же мужчина посетил лишь Неаполь да Флоренцию и то благодаря работе отца. Но они не разглядывали достопримечательности и не баловались изысками в ресторанах. Все, чем мог довольствоваться Эрвин — окраины. Однако от этого Смит не ощущал себя ущербным человеком, обиженным и обделённым жизнью, потому что очень любил узкие улочки родного Равелло, прекрасные виды из окна на море, жужжание насекомых в цветах, а особенно крики чаек, вьющихся над скалами. Зачастую тёплыми вечерами мужчина поднимался на высокий склон острова, садился, свесив ноги, и следил за падением солнца. Следил, пока то окончательно не потеряется за горизонтом, а потом неспешно вставал и брел обратно в темноте. Жизнь, можно сказать, вдали от цивилизации, позволяла услышать скрытые, тонкие, едва улавливаемые природные песни.       Эрвин задумчиво прикусил кончик ногтя и достал телефон из заднего кармана. Сообщений не было, значит Мари не передумала на счёт свидания и всё-таки ожидает его в три на другом конце Равелло. То, что она не его соулмейт, Эрвин понял сразу, начиная с фальшивых слов о любви к пионам, заканчивая периодическими пытливыми взглядами в сторону других мужчин. Эта женщина не подходила ему, но сказать твердое «нет» было очень сложно. Приятно быть с кем-то в отношениях, знать, что тебя хотят увидеть, прижаться и наматывать челку на палец.       Эрвин поднял голову, щурясь от слепящего солнца. Губы тронула улыбка, когда мужчина заметил белый шлейф от самолёта, который растянулся по всему небесному полотну. Рваные края едва-едва виднелись в пространстве, становясь невидимыми. Глядя на это, Смит радовался за счастливчиков, которые получили возможность выбраться из привычной суматохи города, улететь в страну мечты, а может просто отправиться в командировку. Непонятное тепло расползалось в груди, заполняло до краев, словно шипящий лимонад, и дарило необъяснимое вдохновение.       Смит поправил льняную рубашку и зашагал к ботаническому саду, где часто проводил свободное время. Слушая песни уличных музыкантов о любви, солнце и песке, Эрвин думал о своем соулмейте. Чем он занят сейчас, с кем проводит время, а может и вовсе грустит, забившись в угол. Когда настроение балансировало у высшей отметки на шкале «все прекрасно, как я рад» не хотелось, чтобы хоть кто-то сейчас был в отчаянии и безвыходном положении. Внезапно лирический ход мыслей оборвал немного грубый оклик:       — Эй, мужик, цветов не хочешь? — Эрвин обернулся и заметил симпатичного мужчину, который буквально на троне восседал среди буйства разных растений. Над ним, бережно скрывая от назойливых лучей солнца, был растянут белый тент. На голове у флориста лежал скромный венок из кремовых цветов олеандра, который горел ярким пятном на фоне черного оттенка волос. Пепельные глаза мужчина щурил и был похож на недовольную выдрочку, вылезшую на сушу и оценивающе глядящую вокруг. Эрвин с лёгким смущением почесал за ухом и отогнал навязчивый образ, который не давал рассмотреть черты лица. — Я, вроде, с тобой говорю.       — Mi scusi, per favore, я просто подумал о том, что вы очень похожи на выдру, — сказал и не подумал. Смит ощутил, как внутри от пробежавшего холодка сжалось не только сердце, но и желудок. Между ними повисла тишина, которую можно было взять в кулак и слепить из нее не только снеговика, но и что-нибудь побольше. Так Эрвин и застыл, глядя на ассортимент цветов с распахнутыми глазами. Красная азалия, белые каллы, розовые пионы, зеленые лизиантусы… Не интересовавшая доселе растительность, внезапно превратилась в то исключительное, что взывало к более детальному рассмотрению и изучению. Надо же, лепестки пионов имеют едва заметный градиент к красному, а у роз по краю неровной каемкой идёт белый цвет. «Santo Padre, пусть сюда подойдёт ещё клиент, пожалуйста, пожалуйста!..»       — Блондинчик, — в глубоком голосе не было и налета угрозы. Даже показалось, что мужчина пытается сдержать смешок. — Ты первый, кто сравнивает меня с водоплавающим. Пусть мы и не знакомы, но скажу тебе, что воду я просто odiare. Поэтому сравни ты меня с котом было бы более правдоподобно.       — Я просто очень люблю выдр, вы не подумайте, — голос сорвался и на мгновение стал похож на печальный «трунь» гитары, которую не брали в руки очень давно. Эрвин прокашлялся.       — Это очень приятно, — мужчина улыбнулся краешком губ. — А вы похожи на тюленя. Я люблю тюленей, вы не подумайте.       Эрвин отчаянно покраснел и попытался скрыть свое смущение. Это было больше похоже на оскорбление, нежели на комплимент. Однако ни голос, ни эмоции сегодня ему не подчинялись, а будто наоборот — взяли всю суть Смита в бразды правления.       — Мне действительно стыдно. Простите.       — А мне — нет. Я сказал чистую правду. Вы мне понравились. Но если уж вам так приспичило, то купите, — мужчина обвел рукой прилавок и спрыгнул с высокого стула. Теперь Эрвин мог в полной мере оценить масштабы трагедии. Флорист оказался на добрую голову ниже. В шлепках, хлопковых брюках и свободной белой рубашке, поверх которой был надет розовый фартук с логотипом цветочного магазина. Мужчина выглядел не столько мило, сколько чарующе. Смит подумал, что он определенно не от мира сего, такой волшебный, витающий в облаках и воздушный. Скажи Эрвин кому-нибудь из друзей Леви, те бы в недоумении поглядели и спросили, все ли с ним в порядке.       — Я не разбираюсь в цветовых сочетаниях. Положусь на ваш вкус. Пусть букет будет… какой бы хотели, чтобы вам подарили.       — Леви. Зови меня Леви, блондинчик, — мужчина выразительно стрельнул взглядом и поманил Эрвина к себе пальцем.       — Я не блондинчик, — возмутился Смит, подходя ближе. — Эрвин я. Так и зови.       — Но ты же блондин, — Леви в деланном удивлении приподнял брови. — Хорошо, будешь шляпником Эрвином.       А потом Леви достал один из пионов и внимательно посмотрел на Смита. Сощурив пепельный взгляд, мужчина заскользил им по линии подбородка, губам и кадыку, — Эрвин ощущал прикосновение к коже и даже незаметно провел пальцем руки по локтю, чтобы развеять пугающее реализмом чувство, — а после в той же фривольной манере Леви остановился на правой стороне шеи. Там находилась розовая метка.       — Надо же. Твоя половинка любит розовый, как… досадно, — Леви чуть склонил голову, задумчиво крутя пион в руке. Эрвин не понял, почему досадует уличный флорист.       — Да что ты, а, по-моему, очень волнующе и… экстравагантно. Неужели ты хотел быть моей половинкой, но тебе нравится черный? — на манер Леви ответил Эрвин, с улыбкой опираясь на фонарный столб оказавшийся рядом так удачно. О Padre, он что, действительно флиртует? Смит в миг принял обычную позу, угрюмо скрещивая руки на груди.       Леви тихо рассмеялся, прикрывая рот ладонью, заставляя Эрвина смутиться пуще прежнего.       — Я люблю розовый.       — Значит, — Эрвин растерянно огляделся, словно пытаясь найти у прохожих ответы. Что имел ввиду Леви, говоря, что розовый цвет его метки — это «досадно»? — Ты…       — У меня коричневая, — Леви провел ладонью по шее, слегка наклоняя ее в противоположную сторону. — Если тебе нравится цвет гов–       — Если вы продолжите, мистер Леви, то я в сей же миг откланяюсь и оставлю вас без деняг и чаевых, — Эрвин постарался вложить в интонацию смешливость.       — Вернёмся к букету, — Леви смахнул челку и потянулся за другим пионом. — Я люблю пионы.       — Тогда пусть это будет букет из пионов.       — А ещё я люблю лизиантусы, — выверенным движением флорист вытянул несколько веточек белых цветов и вложил в букет. — Здесь будут хороши зеленухи. Думаю, эвкалипт сюда подойдёт.       Эрвин молча наблюдал, как Леви профессионально обращается с цветами. С первого взгляда казалось, что мужчина абсолютно небрежен и даже резок, но это лишь поначалу. В каждом жесте чувствовалась уверенность и знание своего дела. Леви настолько сроднился с цветами, что на подсознательном уровне общался с ними. Это было так завораживающе. Ловкие пальцы деловито порхали над стеблями и безжалостно подрезали ножницами концы. Скомпоновав и предварительно показав Эрвину общую картину, Леви уже любовно принялся укладывать получившийся букет в крафтовую бумагу. Замотав стебли бечевкой, чтобы руке было удобнее держать, флорист протянул готовую композицию Эрвину. Три пиона в центре, перемешанные с лизиантусами, и веточки эвкалипта по краям. Кому-то он мог показать скромным и невзрачным, но Эрвин будто впервые увидел настоящий букет.       — Это очень красиво. — мужчина осмотрел композицию со всех сторон, убеждаясь в искусстве Леви. — Невероятно. Как с таким небольшим количеством цветов ты сделал восхитительный букет?       — Брось, шляпник Эрвин. Скажи честно, ты ведь никогда не видел красивых букетов? А что это? Это просто мой скромный вкус и взгляд на вещи, — Леви пожал плечами, а потом взял блокнот со столика, на котором составлял букет. — С тебя… двадцать девять евро.       Эрвин, улыбаясь, достал кошелек и протянул флористу деньги. Все казалось таким странным, начиная с их встречи, заканчивая готовым букетом в руках. Если Смит сейчас просто уйдет, то, вероятно, они больше не увидятся, а это последнее, чего желает сердце. Очень непривычно ощущать внутри, как твое всегда безразличное второе «я» тянется, цепляется за кого-то, и последнее, чего хочется — расставания. Леви убрал деньги в карман фартука и открыл было рот, чтобы сказать о чем-то, но после также скоропалительно закрыл. Так они оба застыли в нерешительности друг против друга. Каждый лихорадочно придумывал, о чем еще можно поговорить. Под конец Эрвин просто выдохнул, провел пальцами по краю шляпы и выдал первое, что пришло на ум:       — Не хочешь сходить со мной на свидание?       — Я не могу все сейчас бросить. Только если вечером, — без единого сомнения ответил Леви, словно ждал этого вопроса.       — Сегодня вечером фестиваль. Давай сходим туда вместе?       — Вот мой номер, — Леви протянул свою визитку, а после смущенно почесал затылок. — Думаешь, оно надо? Неужели ты веришь в эту ерунду о предназначенных?       — Соулмейтах.       — Называй, как угодно. Разницы нет.       — Пожалуй сейчас… — Эрвин с теплой сдержанной улыбкой серьезно взглянул на Леви. Смит рассматривал его мраморный лоб с капельками пота, вьющиеся волосы, которые раньше, вероятно, славились своей педантичной прямотой с четким пробором, острый нос с легкими веснушками и загаром. Мужчина заметил не сразу, но под скулой у флориста раскинулось созвездие из родинок. Однажды он обязательно соединит его пальцем, даст название и будет говорить о том, как оно красиво. В том, что это случится, Эрвин отчего-то не сомневался. — Я хочу в это верить. Моя метка пахнет пионами. Тебе нравятся пионы. Каждую ночь я ложусь и особенно сильно чувствую этот аромат, — Леви отчаянно покраснел и в попытке скрыть выдающие с головой эмоции, натянул полы шляпы Эрвину на лицо. — Ты думаешь обо мне ночами, sì?       — Stai zitto и иди. У меня клиенты.       Первым делом Эрвин написал Мари, что не придет. Он не испытал и доли угрызения совести, которая будет кусать, словно невоспитанная мелкая собачонка. Но нет. Девушка ответила сразу коротко и односложно. Едва ли она расстроилась, просто держала лицо, якобы ей не все равно. Смит никогда не видел в их связи продолжения, о котором мечтал, начиная с подросткового возраста, и не видел в их истории окончания «и жили они долго и счастливо». Эрвин был, своего рода, романтиком с большой буквы. Ему нравилось спать в пижаме и ходить в тапочках, мыться ромашковым гелем для душа и покупать молочный шоколад. Эрвин иногда ловил себя на мысли, что в его жизни слишком много ванильного и романтизированного, но что поделать, когда душа просит не горечи, а сладости? Но пионы и розовый он не любил.       Эрвин вернулся домой, поставил букет в воду и бросился к гардеробной, чтобы выбрать самый лучший из нарядов. Никогда так страстно Смит не желал произвести как минимум хорошее впечатление, а как максимум — восхищение. Эрвина навряд ли можно было назвать денди, но вот сегодня этот термин и все его синонимы были о нем. Хотелось соответствовать Леви, выглядеть достойно рядом и чувствовать на себе полный обожания взгляд… Эрвин ударил себя по щеке: «Романтичная козлина, хватит забегать вперёд. Сосредоточься на настоящем». Мужчина вернулся к своему гардеробу. Да неужели. Ему абсолютно нечего надеть. Теперь он точно может сказать, что понимает женщин. Одни шорты да футболки, пара рубашек, одни джинсы и брюки. И все исключительно в коричневых и белых оттенках. Эрвин тихонько вздохнул.       Прошло достаточно времени, когда за окнами начало смеркаться, и солнце решило оставить свой багряный след в истории неба, как Ван Гог в истории постимпрессионизма и художества в целом. Эрвин, готовый, стоял у дверей с телефоном в правой руке, в левой держал букет. Фестиваль должен был начаться в девять вечера, сейчас же было восемь. Мужчина нервозно, одними губами, словно мантру, шептал заветные цифры с визитки и дрожащим пальцем набирал номер. Долгие гудки буквально выворачивали душу наизнанку, а после возвращали в исходное положение, растягивали и игрались. Ожидание ответа убивало Эрвина, он чувствовал, что вот-вот лишится чувств, если Леви не ответит. А если флорист не берет незнакомые номера? А может это был лишь лёгкий флирт? А если…       — Да? — вновь вернуло на землю Эрвина.       — Леви, — мужчина схватился за повязанный на шею платок. — Ты ответил.       — Конечно, — по голосу стало понятно, что флорист давит лыбу. — Ты слишком прикольный, чтобы бросать тебя так просто. Хоть ты не оставил мне свой номер, но я был уверен, что ты мне позвонишь.       — Все в силе?       — Да. Встретимся у входа. До встречи, блондинчик.       — Леви.       — Ну что я могу поделать? Мне нравится над тобой подтрунивать. Ты милашка, когда злишься.       Леви повесил трубку, оставляя Эрвина наедине с недоуменным взглядом и быстрым сердечным забегом. Мужчина убрал телефон в карман и тихо выдохнул. Один бог видит, что творит с ним этот флорист.       Мимо бегали сотрудники Бельведера, готовясь и настраивая аппаратуру. Эрвин стоял у входа, откинувшись на каменную стену у входа, скрестив ноги. В руке чинно покоился букет, ожидая своей участи, а вот мужчина не мог похвастаться равнодушием. Весь день прошел для него в ожидании и дисбалансе. Если так посмотреть, то всё это выглядит, как дешёвая мелодрама с меткой «быстрое развитие событий». Смит не искал романы на один вечер.       Со второго этажа замка Руфало послышались тихие завывания певиц и настройка инструментов. Пахло вечером, воздух зарядился утренним теплом и теперь в каждом миллиметре сохранял тот зной, тот запах цветов и травы. Сейчас он окружал плотным эфемерным кольцом, и Эрвин на секунду вытянул свободную ладонь, поддавшись порыву. Конечно мужчина ничего не ощутил, как хотел. Южный ветер нес с собой покой, летнее настроение. Все способствовало романтической обстановке, даже проходящие мимо люди. Эрвин приподнял брови, подмечая, как в главные ворота входят уже знакомые ребята с виа Рихарда Вагнера. Впереди шла та самая девушка, слово которой оказалось решающим. Мужчина поймал себя на мысли, что в ней есть нечто схожее с Леви. Рядом семенил парень с култышкой на затылке. Сейчас он выглядел менее агрессивным, нежели утром. Предположительно Жан развлекал своего веснушчатого слушателя, взмахивая руками…       На этом пристальном моменте Эрвина ткнули пальцем под ребра, отчего мужчина тихонько охнул под аккомпанемент громкого, но мягкого смеха.       — Какой же ты недотрога, блондинчик. Привет, выглядишь… — Леви оценивающе оглядел белые брюки, черную рубашку оверсайз и платок в горошек. А затем нагло преодолел расстояние и, совсем не стесняясь, расстегнул три верхние пуговицы, обнажая бледную грудь с золотистыми завитками волос. — Очень сносно. Это мне?       Леви принял букет из рук, не давая Смиту сказать и слова. Мужчине лишь оставалось глупо пялиться и молча подчиняться маленькому королю.       — Боже мой, как же ты узнал, что я люблю и в каком сочетании? — Леви закатил глаза и округлил рот в фальшивом удивлении.       — Без Оскара ходишь?       — Да как-то да. Не признают, ироды, не ценители.       Леви пришел в широких розовых клетчатых брюках, белом кроп-топе, открывающем обзор на поджарый загорелый пресс, и однотонном пиджаке. Шея была увенчана серебряной громоздкой подвеской. Черные волосы Леви затянул на затылке в пучок и позволил рассмотреть в полной мере уши с кольцами и множеством мелких серёжек. На плече висела сумка с торчащим из нее черным пледом. Флорист выглядел не менее, чем «соблазнительно» и дальше в верх.       — Ты… накрасил губы? — Эрвин вновь присмотрелся к лицу Леви и понял, что флорист выбрал помаду под цвет своих брюк.       — Не только губы, мистер хорошее зрение, — Леви недовольно закатил глаза. — И ресницы. Tutto per te.       Эрвин закусил губу и прижал к переносице пальцы. «Сохранять самообладание, сохранять самообладание. Этот человек…», — повторял про себя мужчина. Ему казалось, что с каждым вдохом и выдохом, он все больше преисполняется к нему неведомыми ранее чувствами. И это пугало, завораживало, притягивало и в миг отталкивало. Разве можно испытывать такую гамму оттенков эмоций за один день знакомства? Такое бывает лишь в бульварных романах. Даже у Джейн Остин не так все скоропалительно и очевидно.       — Блондинка Эрвин! — Леви щелкал пальцами перед лицом. — Буду звать тебя теперь лишь так. Идём уже. Боже, там, кажись, начали.       Леви по-хозяйски обхватил ладонь Эрвина своей, и по телу побежали мурашки. Захотелось поцеловать каждую из костяшек, уткнуться и впитать не схожий ни с чьим аромат. От Леви пахло не только пиономи, но и травами, а еще лунными ночами и бесконечным летом. Мужчина должен был стыдливо потрясти головой, избавляясь от очередных навязчивых сравнений и постепенно зарождающейся зависимости.       Они прошли в живописную арку, увитую плющом и красными цветами. Все вокруг напоминало средневековье, и Эрвин подумал, что они, одетые новомодно и даже пошло для царящего антуража, не подходят этому месту. Однако стоило им подняться по крутым ступенькам на второй этаж, как впечатление в миг исчезло. Панорамная терраса с множеством стульчиков, которые были почти все заняты, и огромной сценой, подсвеченной мягким светом прожекторов, вернули в современный мир. Выступал оркестр театра Сан-Карло-ди-Наполи с композициями Рамина Джавади. В основном это были саундтреки из «Игры Престолов». Эрвин не мог сказать, что влюблен в классику, но сегодня то ли Леви действовал на него иначе, то ли настроение с самого утра задало нужный тон. Флорист же по-прежнему не отпускал руки и вел мужчину поближе к сцене. Леви расстелил плед на газоне и уселся, похлопав рядышком.       Все было окутано мягкой торжественной музыкой виолончели, томными глухими ударами барабанов и тихим звоном треугольника. Но Эрвина больше волновал Леви. Он сидел совсем рядом, подогнув ногу в колене, и с непроницаемым взглядом смотрел на сцену. Свет фонарей играл с тенями на его прекрасном лице, словно подчеркивая утонченные линии скул и подбородка. Мужчина бы никогда не подумал, что однажды вот так придет с малознакомым человеком послушать музыку и будет при этом испытывать жгучее наслаждение. Оно было действительно жгучим. Под печальную мелодию, Эрвин чувствовал, как душа все больше проникается Леви. Это было очень глупо, и так не похоже на него, что Смит в смятении обхватил себя за колени и тихо вдохнул.       — О, я знаю. Эта музыка была на моменте, когда Арья бежала от Фреев. Черт. Это было ужасно. Я обожаю Старков, а те паскуды посмели вонзить им нож в спину, — шептал Леви на ухо Эрвину, опаляя своим дыханием. Мужчина невольно содрогнулся, почувствовав, как флорист будто невзначай коснулся указательным пальцем его руки. — Но хоть все закончилось как закончилось, и сериал, грубо говоря, послали по одному месту, он один из моих любимых.       — Я не смотрел его, — расстроено прошептал в ответ Эрвин. Ему бы хотелось поддержать беседу и показать заинтересованность, но все, что он мог сказать об этом сериале — там много резни и большое количество постельных сцен.       — Значит, посмотрим вместе.       Больше они не разговаривали, уважая окружающих. Леви принес не только плед, но и контейнер с пирогом из ягод, плитку шоколада и термос с чаем. Эрвин почувствовал, как от теплоты и заботы внутри все трепетно сжалось, заволокло приятной дымкой восхищения. Первое впечатление нередко бывает ложным, но мужчина верил, что Леви действительно тот, кем кажется.       Концерт прошел незаметно. Они всё-таки показали себя с нехорошей стороны и получили пару гневных шиков, на что Леви только скривил губы, а Эрвин искренне извинялся.       Они медленно шли по ночному Равелло, соприкасаясь ладонями. Музыка из ресторанов продолжала играть и утихнет лишь рано утром, когда обессилевшие и подшофе не потянутся в уютные кроватки. Это привычный образ жизни летом в таких местах, как Равелло: ложиться с первым лучами солнца, вставать с последними. Ветер ерошил смоляные пряди Леви, играючи подбрасывая, перекручивая и превращая в замысловатое произведение искусства. Становилось немного грустно, что такой чудесный день подошёл к концу, а ещё больше разочаровывал факт, что им придется расстаться.       — Сегодня было хорошо, — нарушил уютное молчание Эрвин.       — Сегодня было хорошо, — эхом отозвался Леви. Он скосил взгляд на безвольно висящую ладонь Смита и по-хозяйски переплел пальцы. На изумлённый взгляд небесно-голубых глаз лишь пожал плечами. — Холодно.       — Я не люблю запах пионов, — почему-то вырвалось изо рта мужчины, словно бы он пытался извиниться, что каждую ночь раздражался на Леви.       — То есть ты просишь, чтобы я не думал о тебе, — хитро улыбаясь, спросил флорист.       — Наоборот. Думай обо мне как можно чаще. Я хочу полюбить этот запах, — и словно в подтверждение своих самых наисерьезнейших намерений, Эрвин сжал пальцы Леви крепче. — Можешь начать уже сейчас. Я не против.