Время

— Какаши-сан, возможно, я лезу не в своё дело, но… — по такой неуверенной интонации бесстрашного капитана королевской полиции страны Луны Какаши понял, что тот совсем не привык нарушать субординацию. — Спрашивайте у меня всё что угодно. И давайте на «ты», — немного устало ответил шиноби. Всё-таки, как бы Корега не располагал к себе, эти болезненные расспросы ему уже надоели. Корега ещё чуть помолчал, а потом выдал. Всё так же вежливо: — Вы любите Сакуру больше, чем ученицу, так? Наверное, этого вопроса Какаши ожидал меньше всего. Наверное, поэтому и ляпнул судьбоносное: «Нет, конечно… Ей всего двенадцать, и я вообще гей…». Хотя… вовсе не поэтому, а потому что Какаши уже начал романтически симпатизировать Кореге. Однако шиноби тут же опомнился: — Надеюсь, это не помешает нашему дальнейшему сотрудничеству. Простите, если вам неприятно. — Да что же вы… ты… извиняетесь, — Корега, приятно удивлённый таким неожиданным открытием, всё же не удержался от тёплой радостной улыбки, — И я, ну, вообще-то тоже. — А… Очень рад, — удивлённо проговорил Какаши, дважды за сегодня сбитый с толку словами Кореги, но тут же отругал себя за такие неосторожные слова, которые казались ему неуместно пошлыми и выдающими его симпатию. Мужчины молча смотрели друг на друга, пока Корега не сказал, с извиняющейся, но всё такой же тёплой улыбкой — такой же тёплой, как солнце и морской песок в стране Луны: — Прости за слова о Сакуре.

***

Верность родине, самоотверженность, одинаково вежливое и участливое обращение Кореги и с гражданскими, и с коллегами, и со свалившимися на голову иностранцами, оказавшимися втянутыми во внутренний конфликт… Всё это располагало к себе. Как и множество других положительных качеств, которые Корега успел проявить за время их непродолжительного знакомства. И хотя Какаши знал Корегу совсем недолго, поводов для проявления всех этих качеств было множество: Корега смело сражался бок о бок с Какаши, стойко пережил смерть мудрого правителя, многому научившему его лично, и сразу после уверенно взял на себя ответственность защитить разваливающуюся страну. Да, если зерном симпатии Какаши к Кореге стала притягательная наружность капитана королевской полиции — его смуглая кожа, крепкое телосложение и волевые скулы — то водой и благодатной почвой, за столь кроткое время взрастившей это семечко, стали все его поступки. Как же было сладко узнать, что подобным образом всё случилось не только с ним самим — Какаши; что вопрос о Сакуре был задан вовсе неслучайно; что капитаном двигало не только беспокойство за девочку и что еле живая надежда на взаимность в итоге оправдалась. Как же было сладко целоваться в приглушённом свете гостиничного номера, окна которого выходили на джунгли, где был разбит их основой лагерь, на море с белоснежным песком, на такую же белоснежную полную луну. Однако на этих сладких поцелуях они и остановились. И для того, и для другого всё происходившее между ними было необычно быстро. И тот, и другой понимали серьёзность намерений каждого. Поэтому когда Какаши перед самой кроватью переместил свои ладони с шеи возлюбленного на его горячую смуглую грудь и, виновато покачав головой, еле ощутимо оттолкнул, Корега всё так же по-своему тепло и понимающе улыбнулся, с готовностью закивал головой, отошёл на шаг и стал целовать сжатые в своих ладони Какаши: — Не переживай… У нас впереди всё время мира. Эти же слова ласково шептал Корега находившемуся в его объятиях Какаши, когда они засыпали и ещё не знали, что эта ночь будет для них последней. А Какаши в ответ на слова возлюблённого лишь молча улыбнулся, жмурясь и утыкаясь чувствительным бледным носом в смуглую и жилистую шею. Со словами Кореги он, к сожалению, не соглашался. Как шиноби, вынужден был не соглашаться. Но Какаши даже и не думал возражать, всеми силами надеясь, что его мнение окажется неверным. Корегу и Какаши разбудил прохладный ветерок, пробивающийся в их маленький островок уюта на острове раздора через большое окно, оставленное открытым. Они нежились в тёплых объятиях друг друга, лениво целовались, делили на двоих мечту о повторении этих моментов, верили в неё, насколько могли — Корега — абсолютно, Какаши — осторожно — и совсем не думали о неизбежности отбытия одного из них в далёкую деревню, мысленно обещали друг другу обязательно решить эту проблему. Как решить проблему и с государственным переворотом, и с воцарением нового короля. И все эти проблемы действительно решились. Решились ценой жизни Кореги, который в вечернем бою бросился под смертоносную технику окаменения, защищая Какаши — а вместе с ним защищая будущее своей страны, защищая сына и внука умершего короля. Мировая гармония была восстановлена. На одной чаше весов: счастливые наследники, спасённая страна, достойная смерть. На другой: несчастная любовь, в очередной раз сломанная судьба и само именующее себя жалким существование. Какаши, весь перебинтованный, не смотрел в окно больничной палаты, упорно считая каждое отжимание от койки. Какаши, обливаясь потом, не смотрел на джунгли, белоснежную луну и песок, который днём впитал в себя любовь и золото солнечных лучей, а ночью — кровь и холодное серебро звёзд и слёз.