Why is your name on my lips?

Чуя еле держится на ногах. Голова тяжёлая, кажется, сейчас она способна только на то, чтобы искать любой повод использовать всё, что попадается на глаза, в качестве подушки. Перед глазами все кружится и плывет, и парень чувствует себя так, будто его усадили в первый ряд огромного зала кинотеатра, прямо перед экраном, где показывают десятичасовую версию прыжка с парашютом. Только парашют порван, потому что все движется слишком быстро. И снимает это все человек, словивший паническую атаку, ибо руки его, в добавок ко всему прочему, трясутся так, как самая старая и ворчливая советская стиралка никогда не тряслась. Ах, да, и ещё. К креслу его на оставшуюся ночь, видимо, приковали. –Если после одной пьянки с гуманитариями у меня появились такие охуительные метафоры, то в следующий раз пить надо с банкирами, –хихикнул рыжий, прижимаясь спиной к прохладной стене на лестничной клетке. Он так сидит уже добрых минут двадцать, пытаясь подобрать из всей связки ключей тот, что сможет открыть дверь его квартирки. Только это сложно, когда вместо положенных четырех их почему-то восемь. Может, из них получится сплести одеяло, чтобы поспать прямо тут?.. Но стена под его головой затряслась. Кто-то ударил по ней с другой стороны примерно на уровне накахаровых ушей, вызывая новый приступ мигрени. Оххъ… –И в следующий раз ПЕЙТЕ ДНЁМ, –рявкнул из-за стены грубый мужской голос, явно намереваясь добить голубоглазого. Что же, ладно. Юноша поднимается на ноги слишком резко, и, боже, храни тех, кто сделал перила в их доме достаточно крепкими. Чуя хоть и не вышел ростом, но из-за постоянных тренировок в спортзале и занятий различными боевыми искусствами весил не мало. И следующие пару ступенек бо́льшая часть его веса держалась на этих самых стальных прутьях ограждения. «А если я упаду, то…ну, пару часов можно будет поспать. В реанимации, правда, но если уж выбирать не приходится!..» Сунув руку с ключами в карман короткой кожаной куртки и смирившись с поражением в этой неравной борьбе одного против восьмерых, голубоглазый с размаху вдарил по двери ногой, приземлив пятку прямо над замком. Раздались щелчки крошащейся древесины и металлический лязг вышедших из строя пружин. А обострившийся слух рыжего уловил и болезненный хруст банкнот, которые придётся потратить на ремонт. Однако тяжёлая дверь поддалась, и заспиртованная студенческая туша наконец может нырнуть в объятия любимой леди де Кроват'. Наконец-то. Как только Чуя перешагивает порог, на руки его запрыгивает темно-красное длинноволосое нечто, тут же начиная вылизывать лицо хозяина. Будь на месте этого злостного дверного вышибалы преступник, он бы, право, испугался. Серьезно, его прямо с порога встречает какой-то слюнявый Чубака! Что дальше?! В спальне его поджидают другие жильцы со световыми мечами наготове? Нет уж, спасибо, сколько б миллионов здесь ни было, ему эти деньги нахуй не всрались. Чуя снова хихикнул своим мыслям, вжав голову в плечи. Ему очень повезло, что домашний сеттер не умел разговаривать, иначе бы пришлось «самому мужественному мужику на районе» утром выслушивать, что по-пьяне тот превращается во влюблённую девочку-старшеклассницу. Хотя… Пёс был ну очень похож на своего хозяина. Такой же рыжий, громкий и верный. Ещё в младших классах, когда отец только принёс домой щенка, тот сразу же выбрал хозяином восьмилетнего Чую. Коё, его старшая сестра, вызвалась дрессировать маленького Баки, пока их отец занят работой в больнице, но пёс все время сбегал к полюбившемуся мальчишке, снося все выстроенные Озаки преграды. Тогда он и получил своё имя — Арахабаки. Бог разрушений. Только вот оказалось, что в волчьей шкуре скрывается добродушная пушистая овечка.....и маленькая. Серьезно, шутки шутками, но этот собакен явно имел общие корни с каким-нибудь чихуахуа или корги, судя по размерам. И комплексы по этому поводу, к тому же. Возможно, тот ещё сильнее полюбил Чую, когда тот всеми правдами и неправдами пытался заставить анэ-сан и Мори перестать издеваться над «его большим грозным псом». А когда рост самого мальчика на много лет остановился на отметке в метр шестьдесят…что ж, шутки про рост в их семье стали запретной темой. Наконец, парень снял куртку, путаясь в рукавах, и позволил Баки стащить с его ног тяжёлые кожаные ботинки, один из которых пёс тут же куда-то утащил. –Если ты, псина, снова сгрызёшь мне подошву, то я, сука, ничего тебе не сделаю, но буду очень зол, понятно?! –стараясь говорить угрожающе пробубнил Накахара. Пробубнил, потому что постараться выговаривать слова внятно он забыл. Возможно, поэтому пёс в ответ рыкнул только одно короткое «гав». Так что лучшему технарю второго курса своего университета и чемпиону республиканских соревнований по тхэквондо оставалось только…гавкнуть в ответ. А что? В домашнюю одежду было решено не переодеваться, потому что свободные штаны цвета хаки с кучей заклёпок, цепей и наполненных всякой прочей дрянью карманов отлично заменяют мягенькие пижамные, а футболка за одну ночь не помнётся. Удивительная вещь—логика пьяных людей. Если сильно надо, она способна и ежедневным утренним поездкам бабушек на трамваях придумать разумное объяснение. За окном шумит разбушевавшийся ветер, мягко разбиваясь о верный стеклопакет, в ногах похрапывает Баки, а одеяло такое тёплое. Обняв подушку, Чуя утыкается лбом в лапу большого белого плюшевого медведя, сидящего на углу кровати. Агнец. Его имя. Когда-то, когда голубоглазому его только подарили, он услышал это слово в каком-то боевике про мафиози, и оно показалось мальчику ну таки-им крутым, что его достоин только этот огромный хищные зверь. Р-р-р!!! Веки тяжелеют, как только парень оказывается в горизонтальном положении, а в голове наоборот удивительно легко. Мыслей много, но они неуловимы. Кружатся, подобно снежинками в тёплый апрельский день…ах, нет, это же тополиный пух! Жара, июль…или июнь? В июне День Рождения у… Кровать такая мягкая, что кажется, будто он летит. Парит в невесомости, подобно птице. А город внизу кружится, кружится… может, это он его кружит? Во всем теле ощущается такая сила, что он мог бы. Сейчас он может всё! Может вырвать вон тот небоскрёб прямо из земли и закрыть им рот дракона, как совсем недавно бутылку вина разбухшей пробкой! …Погодите, дракон?! Что здесь делает дракон? Он занимает слишком много места! Слишком большую часть его города! Чуя не позволит! Он и не позволяет. Но это не всё! Что-то… что-то здесь не так. Что-то не так с той сферой, наполненной светом. Она… раздражает. Бесит. Её не должно здесь быть. Он обойдется и без светошоу, чертов выпендрёжник! Погодите, он? Кто — он?.. А впрочем не имеет значения. Главное, его можно ударить. И это так приятно! Но…что это? Бледная рука, покрытая раньше сотнями метров бинтов, сейчас летающих вокруг, тянется к нему и..... Что-то касается его щёки. Едва уловимо. Но оно настоящее. Чуя раскрывает глаза, нервно хватая ртом воздух, а сердце колотится так, будто сейчас устроит побег из грудной клетки. Хочется сейчас же вскочить, походить по комнате, включить свет — да что угодно, лишь бы прийти в себя! Лишь бы окончательно поверить, что это был сон, что он в доме один, он в безопасности. Но он не может. Не может пошевелить и пальцем. Даже голову повернуть. Перед глазами расплываются круги, и, даже если бы не это, на часах 2:20¹ ночи. Сейчас очень темно. Глазам нужно привыкнуть, а пока… Дверь не закрыта на замок, но у подъезда стоит охрана. И Баки чутко спит. И он все ещё спит. Значит, это было просто… …прядь волос. На носу лежит упавшая на лицо во сне прядь его волос. О боги. Блять. Чуе стыдно, что он так легко испугался. Но списывать это на промилле в крови ещё хуже — он же не слабак! Он может принять поражение! Но вот что ему абсолютно не стыдно сделать, так это позвонить Дазаю. Прямо сейчас, да. Тот никогда не отключает звук на ночь, ибо делает вид, что в принципе не нуждается во сне. Довольно умело, нужно признать, прирожденный актёр! Но Чуя слишком хорошо его знает, чтобы вестись. Потому что спросонья у Осаму чуть хриплый голос, поначалу даже не сочащийся сарказмом. И это всегда успокаивало. Его пальцы дрожат, когда тянутся к телефону. Экран холодный, так что Чуя залезает под одеяло с головой, дабы не дай бог не замёрзнуть. Синеватый компьютерный свет слепит глаза, и рыжик щурится, чихая. Он был похож на заспанного кота, чей идиот-хозяин посмел слишком громко вздохнуть, пока питомец дремал, и пробудил в звере внутреннего хищника, готового убивать. Чуя и правда готов. Готов разбить тупой гаджет о стену, если поиск контактов не соизволит начать работать прямо сейчас. –Ну, не тормози, чтоб тебя! –он в отчаянии хлопает рукой по кровати, на что Баки недовольно бурчит во сне. Поиск: «Дазай» Результаты: «Ничего не найдено» Чертыхнувшись и заебавшись обновлять страницу, злой рыжий лис решил, что может найти и сам. В недавних звонках нужного номера нет, но это не удивительно: Накахара часто чистит историю. Удивительно то, что контакты на «Д» начинаются с «Дом». –Неужели я настолько сильно хотел держать тебя подальше от своей квартиры, что даже записал по имени, скумбрия? Ха-ха! Насколько сильно ты обрадуешься, если я разбужу тебя посреди ночи только чтобы сообщить об этом? –улыбка на освещённом экраном лице стала шире, и теперь походила на пугающую гримасу клоуна. Подметив это, Чуя решил, что отличной идеей будет позвонить «суицидальному ублюдку» по фейс-тайму.–После твоей тупой рожи в этой квартире как раз не сможет найтись чего-то пострашнее, мумия! Но контакты на «О» заканчивались на «Озаки». –А¿ Я тебе переименовал по-пьяне, козлина? –голубоглазый обречённо вздохнул.–Лучше бы у меня под рукой оказался твой паспорт, а не мой телефон, блять… Но ни «Скумбрии», ни «Суицидника», ни «Мумии» тоже не нашлось. Даже «Зай» не было, если вдруг заспиртованный мозг случайно начал стирать его из своей жизни с первых букв фамилии, а не с лица земли. Что же, значит… Удалил? Ну и на кой чёрт? Может, этот болван позвонил, пока они с Рюноске и Накаджимой вчера играли в какую-то занимательную войнушки онлайн, из-за чего рыжий проиграл и психанул? Да чёрт его знает. Ах да, говоря о чертях! Акутагава! Он почти не пил, хотя именно его с Ацуши выпускной парни вчера и отмечали. Кажется, нельзя было из-за каких-то таблеток…от попыток вспомнить вчерашнее начинала кружиться голова, так что Чуя просто забросил это дело. Сейчас он просто пойдет и расспросит его лично. Проще было бы, конечно, позвонить. Тем более вот он, самый первый контакт! Но Чуе нужен свежий воздух и покурить, а живёт Аку совсем рядом. К тому же этот сыч наверняка ещё не ложился. А Чуя не упускает возможности подметить, какой же он пиздатый стратег, когда встаёт с кровати уже собранным. 4:40². Уже светает, но солнце ещё не поднялось из-за горизонта. На улице прохладно, но ночной ветер уже успокоился. Чуя наблюдает, как облачко сигаретного дыма улетает в синеву предрассветного неба, смешиваясь с утренним туманом, пока счастливый сеттер гоняет вокруг двора голубей. Задумавшись, Накахара вдыхает горячий дым носом, обжигая дыхательные пути, и по телу расползается теплая, но болезненная волна. Осаму тоже любил делать так, когда Чуя сбегал с пар и вытаскивал человека-бинта из своей норы на перекур. Хотя Дазай ни разу не взял предложенной сигареты — просто подходил ближе и наклонялся к лицу рыжеволосого, вдыхая струйки дыма. А потом получал по лицу за вторжение в личное пространство, сгибался чуть ли не пополам и выдыхал носом пар, кашляя, как туберкулёзный дракон. Как тот, из сегодняшнего сна…кошмара. Хоть, по сути, там и не было ничего особо страшного, Чуя до сих пор не мог отделаться от неприятного чувства после него. Потушив окурок, голубоглазый завёл собаку домой, сказав не приближаться к двери. Пёс никогда не смел ослушиваться его команд, так что волноваться рыжему не приходилось. Накинув на плечи куртку, тот убедился, что Рюноске ещё в сети, и снова вышел за дверь. Тут пройтись минут пятнадцать-двадцать, даже если плестись как черепаха, так что Накахара не спешит. Всё пытается вспомнить хотя бы первые цифры номера этой мумии, но в голове туман. Сегодня же поедет к нему и заставит создать страницы в каждой существующей соцсети. Так, просто на всякий случай… Дорога пуста, так что последние минуты рыжий шёл, прикрыв глаза. Он, к тому же, маленький, а не незаметный! Если кто и появится — обойдет. Но, видимо, зря он верил в людей. Потому в него врезается кто-то, похожий на поднявшуюся с земли тень. Чёрные бархатистые туфли, не совсем новые, но о них явно хорошо заботились, однако перед выходом на этот раз не почистили — на подошву налипло несколько комочков грязи, которая сегодня уже высохла. Чёрные джинсы, расширяющиеся к низу, серая водолазка и длинный черный плащ. Даже волосы были чёрными везде, кроме кончиков отросших передних прядей: те были такого же белого цвета, как и лицо Чёрного Плаща. Сейчас оно, правда, упиралось в плечо Накахары, а руки обхватили тело рыжего, цепляясь за куртку на спине. В общем, Акутагава Рюноске собственной персоной буквально повис на идущем к нему же домой парне, перед этим чуть его же не сбив. И всеми силами старался отдышаться, хрипя, как восставший из могилы столетний дед с туберкулёзом, которому перед смертью ещё и трахею перерезали. –Рюноске?! –сказать, что рыжий прихуел, будет явно не достаточно.–Ты чего это в такую рань решил спортом заняться, сыч? –Я—! –выдавив из себя одно единственное слово, он закашлялся, сгибаясь чуть ли не к ногам Накахары. –Эй-эй, успокойся, не спеши! –Чуя сел на одно колено, стараясь заглянуть в темные глаза.–Я здесь, и я никуда не денусь. Отдышись. Акутагава то ли икнул, то ли очень глубоко вздохнул и заговорил очень, очень тихо: –Я шёл к тебе. Ацуши, он—!–Рю перевёл полный полный страха и надежды взгляд на Чую.–На твоём мотоцикле ведь могут поместиться двое, так? Нам нужно ехать к нему. А если, если только один, то, –он заговорил быстрее, но снова закашлялся, –то езжай сам, пожалуйста. Ему нужно… –Влезем оба. Идём, –Чуя схватил друга за локоть, помогая идти быстрее. Если Акутагава так нервничает, то это явно что-то серьезное. Обычно он… ну, скажем, скуп на эмоции. Дорога до квартиры рыжего заняла минут семь, и тот оставил брюнета на улице отдышаться, а сам побежал по лестнице, не дожидаясь лифта. Первый, второй, четвертый, шестой… восьмой! О боже, как же вовремя он выбил замок! Два шлема быстро снимаются с крючка и вперёд, вперёд, вниз, к стоянке. Акутагава уже стоит у байка. Его пальцы дрожат, поэтому шлем на темноволосой голове приходится застёгивать голубоглазому. Боится ли его друг ездить? О, определенно да. Всё его тело трясёт, а руки сжимаются вокруг грудной клетки рыжего так сильно, что в лучшем случае останутся синяки. Но боится ли он за Ацуши сильнее? Абсолютно верно. А значит, на ближайшее время стоит забыть о всех дорожных правилах. Накаджима жил дальше от середины города, в спальном районе, и ехать туда по официальным дорогам часа два, может, два с половиной. Чуя давит на газ. Они добираются за 58 минут. Высокий светлый дом, один из множества здесь. Он в голубых тонах, ближайший к нему — в розовых, чуть подальше сиреневый и светло-жёлтый. А вот полицейские ленты, которыми ограждено место под домом, тоже жёлтые, но от их яркости буквально жжёт глаза. Ацуши сидит в открытой полицейской машине, на его плечах плед, но они все равно подрагивают. Он что-то говорит мужчине в форме рядом—тот записывает. Когда парни паркуются и направляются к другу, мужчины уже нет. –Тигр! –Акутагава снова бежит, и это больше физической нагрузки, чем была у него весь прошедший год. Но тот слишком занят, чтобы об этом думать — он подхватил Ацуши под руками, наклонившись, и прижал к себе так сильно, будто хотел закрыть собой от всего мира. А тот был, кажется, и не против. Чуя тоже было побежал к другу, но решил дать им пару минут. Накахара направился к офицеру, который недавно говорил с Накаджимой; сейчас тот допрашивал какую-то старушку, которая, судя по всему, тоже жила в этом доме. –…он задел мою рассаду, пока падал! Нет…нет, не на балконе, она была на подоконнике. Что? Нет, он не сломался. Но треснул! И там остался след ноги! Что? Я? Я живу на тринадцатом…ну да, да, возможно, он прыгал с четырнадцатого. Мы всем подъездом давно гадали, живёт там кто-то или нет, но этого парня пару раз видели, да-а… –Офицер? –Чуя положил руку тому на плечо на секунду, давая знать, кто говорит.–Прошу прощения, могу я узнать, что здесь произошло? Я сын главы местной больницы, если чем-нибудь могу помочь… –Поздно уже помогать, сынок, –офицер, крупный подтянутый мужчина средних лет с сединой на висках и горечью в глазах, повернулся к юноше, пожав тому руку.–Тут молодой парень разбился ночью…с двух до пяти, думаю. Тот парнишка, –он указал на Ацуши, –нашел тело утром, но было уже слишком поздно. –Вот как, –у Чуи пересохло во рту от сожалеющего взгляда офицера и ужасно напуганного вида друга.–Я Вас понял. –Соболезную, сынок, –Накахара вновь перевёл на него взгляд удивлённых глаз.–Ох, мне просто показалось…у тебя был такой взгляд, будто ты потерял близкого человека, и я просто подумал… Чуя сжал руку этого доброго человека в своих ладонях, выражая благодарность. Тот устало улыбнулся и ушёл допрашивать других людей, толпящихся здесь. Накаджима с Акутагавой уже стояли у дверей подъезда, ожидая рыжеволосого. –Ацуши? Как ты? –тот похлопал друга по плечу, заглянув в печальные жёлтые глаза. –Уже лучше. Я—! –он запнулся, отведя взгляд, но затем Рюноске сжал его руку, и Ацу продолжил, –я не мог ничем помочь ему. Это просто неудачное стечение обстоятельств. -Точно! –Чуя ободряюще улыбнулся, придерживая дверь для друзей.–Ты держишься молодцом. Ты всегда был самым сильным из нас, Ацуши-кун, я верю, что ты с этим справишься. –Да, –он глянул на голубоглазого, наконец улыбнувшись, –спасибо… Квартира Ацу на втором этаже, и все окна выходят прямо во двор, поэтому блондина решено было усадить как можно дальше от них. Рядом сидел Рюноске, продолжавший успокаивающе поглаживать его руку, а Чуя, заварив всем чай, уселся на стул у окна, изредка в него поглядывая. –Я думал, ты останешься у Рю на ночь, Ацуши. Почему ты решил уехать? –блондин зарделся, икнув. –Я просто вспомнил, что забыл покормить рыбок перед уходом. А они очень редкие, вы же знаете! Я сам выводил этот окрас, так что если бы с ними что-то случилось… –Ты добродушный идиот, Тигр, –Чуя засмеялся от серьёзности тона Акутагавы, который в это время поил Ацуши горячим чаем буквально с ложечки, а блондин зарделся ещё сильнее. Ах, кажется, мы забыли кое-что прояснить. Ацуши-кун—новичок в классе Акутагавы, имеющий удивительную для Японии внешность. Очень, очень светлую. Но вот в волосах у него затерялась одна, неизвестно откуда взявшаяся тёмная прядь, которую, как Чуе рассказывали, тот постоянно прятал за ухо, пока её не заметил Акутагава. Тогда они сидели за одной партой, и Рюноске весь урок пялился на нового знакомого, который закрывал обзор на блятски охуенное окно, в которое обычно смотрел темноволосый. И, когда тот потянулся, чтобы закрыть шторы (ибо не доставайся же ты тогда никому), Ацуши резко повернул к однокласснику голову, из-за чего бледные пальцы прошлись по таким же бледным волосам, выбивая из-за уха прядь. Это было во время какого-то теста, должно быть, потому что в классе стояла тишина. Тишина, которую, под удивлённым взглядом Накаджимы, нарушил Рю, заявив:«Тигр». Это не было сказано громко, нет. Голос Рюноске в целом не назовешь громким. Но в гробовой тишине класса…все обернулись на них. Ацуши покраснел, растерявшись, а Рюноске просто обвел взглядом каждого, серьезным тоном продолжая:«Чего уставились, дармоеды? Мой Тигр». И всё. Вот и началась дружба. Хотя сказать, что Чуя не планировал быть ша́фером на их свадьбе — очень нагло напиздеть. –Я не добродушный, я просто… —Все ещё не покормил своих драгоценных рыбок? –усмехнулся Чуя. –ОЙ!!! Точно! –тут уже рассмеялись все трое, даже Аку. Он же вызвался пойти наскрести по сусекам корма для тигриного зверинца, не забывая на ходу немного поворчать. –Он всё же такой милы—! –Ацуши оборвал себя на полуслове, будто удивляясь, что произнес это вслух. Чуя усмехнулся, вспоминая, как Рюноске когда-то заставил его лежать под пятью одеялами в сорокаградусную жару за то, что Накахара выносил ночью мусор без футболки и простудился. –Ага. О~очень милый, –он замолчал и посмотрел в окно, переводя тему, чтобы не смущать Ацуши.–А кстати, Ацуши-кун. Ты не помнишь, не было ли у меня вчера особо веских причин удалить номер Дазая? –А? Чей номер, ещё раз? –Скумбрии этой суицидальной! Ну, он нам, часом, не звонил во время катки или типа того? –Чуя-нии, я…не знаю никакого Дазая. –Чего? –Чуя нахмурился, пытаясь разглядеть смешинки в глазах друга. Это же сарказм, не так ли? Но Ацуши… никогда не использует его. И не врёт тем более. А признаков вранья в его лице и движениях… –Это один из твоих одногруппников? Должно быть, ты рассказывал вчера, но я—! –он щёлкнул по своей шее, намекая на выпитый алкоголь. …их не было. Он не врал. –Ты что, шутишь, Ацуши? Дазай ведь учился в твоей прошлой школе, ты сам нас познакомил. Он выпустился на год раньше, но взял перерыв на год, чтобы определиться с университетом… –Я никогда не общался со старшеклассниками в прошлой школе, Чуя-нии. Моими друзьями там были только Танидзаки и Кенджи, но я никогда не знакомил тебя с ними… –Ну как же! Дазай! Дазай Осаму! Высокий такой, самоуверенный, с тупыми шуточками? Шатен, карие глаза, весь в бинтах? Ну?! –Ах! Так это же… –Кто такой Дазай? –Акутагава нашёл банку корма на кухне и направлялся к аквариуму, но задержался в дверном проёме. –Вы что, издеваетесь оба?! Да он же самый запоминающийся человек на земле! –Чуя запнулся, покраснев, –в своей никчёмности, конечно! Мы же только вчера обсуждали, как он попробует самовыпилиться в следующий раз! –они оба удивлённо уставились на рыжего, а он, слегка покраснев, отвёл взгляд и продолжил.–Вы ещё оба говорили, что, что бы это ни было, я его и из-под земли достану, чтобы потом в могилу собственными руками запихать… –Чуя, –Акутагава звучал спокойно, но угрожающе, –если ты решил таким образом перевести в шутку утреннюю ситуацию, то у тебя не получилось, прекращай. Ацуши это не нравится. Блондин и правда побледнел, до боли вцепившись руками в подлокотники. Ох. Ладно, возможно, у него стресс. И Дазай не лучшая тема, которую стоит поднимать после чьей-то удачной попытки суицида на глазах у их друга. И Акутагава просто понял это раньше Чуи, вот и строит из себя непонимание. Да, точно. Именно. Нужно было просто сразу спросить про телефон у него. Но не сейчас. –Да… простите, –и снова взгляд в даль за стеклом. Боже, окно Ацуши такое охуенное! Акутагава потрепал того по голове и вновь скрылся за дверью.–Ах да, Ацуши-кун. А что это за тетрадный листы тут летают? Весь двор будто снегом усыпан. –А, это. Говорят, парень, который разбился, писателем был. Это рукопись, с ней в руках он и падал. Дети говорят, –тут у него аж бровь дернулась, –что он её своей кровью писал. –Кровью, говоришь? Тогда вряд ли у него хватило бы сил не то, что из ванной до окна дойти, а даже ручку в руку взять... –Ох, нет-нет! Кровь не из вен! Ну, точнее… –ТИ-ИГР! Ацуши аж вздрогнул. –Акутагава? –Тут чёрная. –ЧТО? –он подпрыгнул, срываясь с места в другую комнату. –Рыбка. –Но откуда?! Я выводил белых целую вечность! Отсто-ой… –Ну, –Рюноске никогда не был силён в словах.–Зато они теперь как твои волосы, тигрёнок. –Акутагава! –А что? Накахара вновь уставился в окно, делая вид, что ничего не слышит. Ветер все ещё разносил белоснежные листы бумаги во все стороны, иногда подбрасывая и на уровень его, Чуи, глаз. Паста и правда казалась красноватой, но… сколько там страниц? Около четырёх тысяч? Может, даже семи. Тот парень явно потратил на это всю жизнь… буквально всю жизнь. Но вдруг рыжеволосый заметил среди белого полотна одно гораздо бо́льшее тёмно-красное пятно. И оно было очень, очень знакомым. –БАКИ! –Что?! –раздалось из другой комнаты, но Чуя уже не слушал. Он сорвался с места, с ноги открывая дверь, и выбежал, так и оставив ту распахнутой. Это, кажется, входит в дурную привычку. На единственном лестничном пролёте толпились соседи, а лифт был на каком-то из верхних этажей, поэтому парень просто…спрыгнул. Зацепился рукой за лестничные перила и перемахнуть через них, приземляясь уже на первом этаже. «Разбиться, спрыгнув со второго этажа, в тот же день, что и человек, который упал почти с крыши, было бы весьма постыдно», –думал тот, пока, расталкивая людей, выбегал из подъезда. –АРАХАБАКИ! –собака, прибежавшая было мимо, обернулась в сторону хозяина и счастливо завиляла хвостом, услышав своё имя.–Ко мне! И пёс подбежал. Накахара свалился на колени прямо посреди дороги, заключая того в стальные объятия и зарываясь носом в шерсть, облегчённо выдыхая. –Господи, ты бы знал, как я испугался, –потрепал пса по заросшему шерстью боку.–Надо бы тебя подстричь…но как ты вообще добрался сюда, Баки? –и сурово глядит в извиняющиеся щенячьи глаза, будто взаправду ждёт ответ.–Ты очень, очень непослушный пёс. До конца недели никаких вкусняшек. И второй раз мы будем гулять на поводке! Понял ты меня?! –сеттер грустно опустил голову, легонько кивая, и уставился на свои лапы.–Вот и молодец. А? –парень перевел взгляд на них же, заметив прилипший к лапке лист бумаги.–Что это у тебя? Давай почитаем! Тёмно-красная паста и кристально-белый, ничем, на удивление, не заляпанный лист. Написано от руки, но по всем книжным правилам: поля ровные со всех сторон, сверху и снизу чуть больше, вверху название книги—«Исповедь неполноценного человека». Но она, страница, явно не первая: самое верхнее предложение начинается где-то с середины, так что смысл, должно быть, будет достаточно трудно уловить. Почерк красивый, почти каллиграфический, но линии немного кривые, будто рука писателя дрожала. Причём с каждой новой строкой всё сильнее и сильнее…

…не спас его. Тогда я уже был в сознании, я это ясно помню. В первое же мгновение, как только мои глаза открылись от адской боли и, конечно же, противоядия, перед ними предстал его образ. Всё лицо, нет, всё тело было изранено, и больше, чем обычно. Кровавые полосы тянулись и извивались, врезаясь всё глубже под кожу, а его взгляд, направленный на меня, был поистине безумным. Но это безумие было другим…та смутная печаль, что всегда пряталась за ним, стала явной. А вместе с ней наружу всплыли и гнев, и волнение, и ненависть, и страх, и…любовь. Там были и безумная нежность, и такая же страсть. И всё это, все эти противоречивые чувства были направлены на меня, и… Уверен, что он видел в моих глазах то же самое. Мы, два неполноценных человека, что боялись открыться друг другу все эти семь лет, сделали это за долю секунды, совершенно не сговариваясь. Но затем…всё это не исчезло, нет. Оно осталось там, в глубине его души. Но взгляд погас. Погас за мгновение до того, как моя рука коснулась его щёки…и она всё ещё была такой тёплой в тот момент. Весь он, мой маленький Чиби с большим горячим сердцем, всегда был таким тёплым и ярким, подобно солнцу. Он был единственным, кто освещал мою жизнь и согревал душу. Он был…и больше его не было. Из-за меня. Всему виной именно я и моя никчёмная, тупая уверенность. Но тогда… несмотря ни на что, умереть должен был именно я. Не он, боже, только не он. Он был единственным, кто так любил жизнь. Единственным, кто был так её достоин. Но тогда… тогда гравитации убила нас обоих. Потому что спутник умирает вместе с солнцем. Только гораздо, гораздо дольше и мучительнее. И теперь, теперь я переживаю это снова, и снова, и снова, и так каждый день. Я сдаюсь. Он был единственным, ради кого стоило быть сильным. Единственным, ради кого стоило жить. Но сейчас это больше не нужно.

Сейчас я готов умереть, чтобы в следующий раз он вытащил меня из-под земли.

Потому что жизнь бессмыслена теперь, когда мой смысл ждёт меня где-то там, в другим конце тоннеля.

И теперь наши души, соединившись, возможно, смогут стать чем-то полноценным.

Вы знаете, почему привычная форма сердца выглядит именно так — ♡? Потому что это два человеческих сердца, сшитых вместе. И я знаю, кому готов отдать своё.

И пускай я так и не смог открыться ему при жизни, но эта исповедь…быть может, если я не найду его в аду, ветер сможет отнести её к нему на небеса. Потому что он должен узнать всё во что бы то ни стало.

Так забери же и меня, Гравитация! Помоги мне воссоединиться с твоим королём! Ведь я люблю его больше жизни!

2:20¹

День N, месяц N, год N.

Дазай Осаму.

–Ух ты! Кажется, ты нашел последнюю страницу, Баки! Какой молодец! –он погладил пса за ухом, но мысли парня были далеко. –Дазай,–имя так уверенно слетало с губ, будто так и вертелось на языке. Будто он говорил его очень часто. Но…разве он когда-то его говорил? Он ведь…не знает никакого Осаму Дазая? Мигрень снова ударила в голову, будто похмелье дошло до него с опозданием, но увеличенное в два раза. Будто что-то в его голове ломалось, перестраивалось. Будто из нее вырезали какую-то очень, очень важную часть. И ни на одной мысли не получалось сконцентрироваться, они все будто…ускользали. Чуя схватился за голову, что есть силы надавливая на виски, но не помогало. Он уткнулся лбом в усыпанный острыми камешками асфальт, не обращая внимания на смотрящих на него людей, и готов был уже биться головой о него, лишь бы прекратилось это мучение. Честное слово, предложи ему кто-то сейчас лоботомию, он без раздумий согласился бы. В ушах стучало, в глазах темнело, а сердце бешено билось, но тело его снова застыло, как парализованное. Как и пару часов назад, в кровати. Только тогда боль, сковавшая его, была ментальной, а сейчас физической. И это, блять, отвратительно. Его выворачивало наизнанку, отрывая по кусочку, но всё было не то, что нужно. И по сравнению с этим адом на земле…что могло так напугать его ночью? О ком он думал? Даз— И тут всё резко прекратилось. Ни боли, ни судорог, ни паралича — ничего. И в голове — ничего. Он… чувствует себя лучше, но как-то…не так. Он пуст. Будто вырвали часть души. Но почему?.. –Ладно, Баки, пошли. Отдадим эту бумажку офицерам. Может, это сочтут предсмертной запиской! Но машины полицейских уже уехали. А в карете скорой помощи лежал накрытый простынёй труп. Двери её тут же закрылись, но на мгновение, всего на мгновение Чуя увидел свисающую с койки руку. В бинтах. Прямо как в их с н е Погодите, их? И…каком ещё сне? Чуе давно ничего не снилось. –Ладно, Дазай Осаму. Тогда я сохраню твою исповедь…быть может, когда-нибудь она найдет человека, которому предназначалась. Пойдем, блудный сын, верну тебя домой! Пёс побежал вперёд, весело виляя хвостом, а Чуя за ним. На часах 9:06³. Сложенный лист бумаги лежал в верхнем левом кармане куртки, прямо под сердцем. И от этого странное чувство пустоты в нём почему-то ощущалось не так сильно.