Сделаем это снова

— Ну что, идём? — Шестая мрачно смотрела на нависающую над городом Башню, похожую на огромную чёрную свечу. Не услышав ответа, она обернулась и с раздражением убедилась, что её вообще не слышали. Её спутник — невысокий мальчишка в старом полинялом пальто и с замусоленной коробкой на голове — сидел в тени очередного наклонившегося дома и задумчиво трепал такого же измученного, как и он сам, плюшевого медведя. Шестая выдохнула сквозь зубы. — Моно! — резко рявкнула она. «Уже больше пятисот жизней прошло, а он всё не хочет мужать! Надеюсь, в этот раз хоть лягаться не будет, а то пару жизней назад было больно…» Моно кинул на неё хмурый взгляд исподлобья. — Не ори, я тебя слышу, — буркнул он, не выпуская медведя из рук. Шестая прищурилась. — Тогда, будь добр, подыми свою хлипкую задницу! Давай сделаем это быстро. — Так не терпится сбежать, о красивая Хозяйка? — в голосе Моно усталость чудесным образом сочеталась с иронией. — Уродец. — Предательница. — Ты знаешь, что это не зависит от меня. Так надо. — И всё равно предательница, — буркнул Моно, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Ничего не менялось — город мок под монотонным дождём, вдалеке сияло Око на шпиле Башни, гудел электрикой воздух, покалывал током чувствительную кожу. Мир оставался чужим и монохромным — как и тогда, бесчисленное количество жизней назад. Моно так и не научился считать. А жаль. В Башне не было ничего, кроме бесконечной, выматывающей, убивающей бессмысленной муштры. Ни шагу в сторону, ни одной лишней мысли… Моно крепче сжал медведя. Как же он устал!.. — Вид, как у подсудимого, приговорённого к казни, — заметила Шестая. Она подошла к самому краю крыши и подышала на ладони — под холодным дождём тело быстро отдавало последние крохи тепла. Обвела взглядом окрестности — всё чисто: к счастью, местные, те, что ещё были живы, всё так же любили свои телевизоры. Удовлетворённо кивнув, Шестая вновь посмотрела на Моно и скривилась. — Идём же! Надоело мокнуть. — Не хочу. — Твоего мнения не спрашивали. Оно не важно, как и ты сам, впрочем. Не пойдёшь сейчас — нарушишь порядок. Надеюсь, ты помнишь, что тогда произойдёт? Моно вздрогнул. Да, он помнил. Это было третья или четвёртая — в общем, одна из начальных — жизнь. Его жизнь всегда приносила ему перипетии на каменистой дороге судьбы, но в тот раз он словно поглотил чью-то удачливую душонку. Вместо того, чтобы отпустить, Шестая напряглась и вытащила его. В первое мгновение он не поверил в это, готовый к чему угодно — да хотя бы к тому, что Шестая ухмыльнётся и собственноручно скинет его в обрыв, навстречу Оку, стулу и бесконечным пыткам на протяжении лет, пока он не вырастет и не наполнит свою душу ненавистью, достаточной, чтобы управлять передачами. Но ничего не произошло, по крайней мере, со стороны Шестой. Она лишь кивнула, будто извиняясь, и душу Моно поглотил восторг. Впрочем, ликовать долго не получилось. Жизнь явно не любила мальчишку, судьбой которого было стать новым Тощим мэром Бледного города. Тогда они умудрились сбежать из Башни — и то, что за этим последовало, Моно предпочитал не вспоминать. Разумеется, никто не позволил им ещё сильнее сломать сюжетный ход, что был выдуман задолго до их рождения. Было больно. Настолько, что Моно, отчаявшись, убивал себя — чтобы родиться снова и снова проходить бесконечную череду падений и суровой муштры, превратившей его со временем в ожесточившегося и в то же время — очень трусливого человека. В свои невероятные годы Моно обладал целым рядом отклонений, боялся телевизоров, жёлтого цвета, стульев и одиночества и с ужасом ждал очередной смерти, ведь она означала повторный круг. Петля, замкнувшись, крепко сжимала его горло, и Моно задыхался. Он не хотел такого бессмертия. Уж лучше и вовсе исчезнуть. — Ты достал! — разозлилась вконец Шестая. Моно не успел среагировать, когда она подскочила и буквально вырвала из его рук медведя. Злобно оскалившись, она дёрнула его — послышался треск дряхлой ткани — и швырнула его вниз, с крыши, буравя Моно недружелюбными глазами. Моно отразил этот взгляд не менее свирепо. Руки сами собой сжались в кулаки. — Идиот! — звонко выкрикнула Шестая. — Трус! Думаешь, тебе одному страшно?! Тебе судьба сидеть на стуле, а после — выполнять поручения хозяина. Легко, ЛЕГКО! А я буду выживать на Чреве, думаешь, это лучше, чем остаться один на один с ним?! — Сама дура! — не менее жарко взревел Моно. — Сидеть на стуле?! Сидеть на стуле, когда тебя препарируют — вот что такое моя судьба! Любая лишняя мысль — и меня будут пытать, долго, целую вечность! Да я бы с радостью поменялся с тобой местами, тупая гейша! Шестая сжала губы и сморщила носик. Она всегда так делала, жизней пятьдесят уже точно. — Не будь ребёнком, — чуть примиряюще, но всё ещё сердито произнесла она. — Не преувеличивай. Последние сто жизней тебя не так уж много пытают. Просто будь умницей, я знаю, ты справишься. Моно словно сдулся. Сгорбившись, он обхватил себя руками. Глаз на Башне засиял ярче — видимо, поторапливал их, сломанных взрослых в пока ещё детских телах. — Давай умрём прямо здесь? — тихо предложил Моно, и из-за коробки и дождя Шестая едва ли его услышала. Помогло лишь то, что в последние жизни он всегда начинал этот разговор, когда смирялся. Весь этот диалог был предсказуем, как погода над Бледным городом. — Это мы уже делали. Увы, не поможет. — А давай ты сбросишь меня с крыши? — Делали. — Или я тебя… — И это тоже делали. — А если… — Мы всё делали, Моно, — устало ответила Шестая. — Всё, что могло изменить это. Ничего нас не спасёт. — Но… — Глаза Моно, блестевшие через прорези в коробке, медленно наполнялись слезами. Ожидаемо. В последние жизни он стал таким нытиком… — Нет. Прости. Давай просто сделаем это. — Шестая протянула ему руку. Моно тяжело вздохнул — и позволил сжать свою ладонь. Шестая крепко схватила его — долгие разговоры с каждым новым воплощением всё больше утомляли её, и она просто не могла позволить ему сбежать. Ведь тогда пострадают оба. — Ненавижу тебя, — едва слышно простонал Моно, когда они начали свой печальный путь вниз. Шестая на мгновение прикрыла глаза. — И я тебя тоже, — тихо ответила она.