***
Антон выглядит очень уставшим, даже сережку сперва не замечает, но Арсений совершенно не чувствует обиды — с таким графиком работы как у Антона удивительно, что он дорогу домой помнит, а не спит прямо в павильоне. Антон бросается на еду с голодом, в перерывах между жеваниями подробно рассказывает Арсению, сидящему за столом, о событиях дня, добавляя в повествование мемы из тиктока и ругательства. Никому другому Арсений бы разговоры с набитым ртом не простил, но он влюбленная нищенка последние годы, поэтому лишь внимательно умиленно слушает и сыпется с того, как Антон шепеляво пародирует Стаса. — Очень вкусно, — мимоходом хвалит Антон, облизывая ложку как ребенок. Арсению очень нравится в нем эта черта — что бы он ни делал, Шаст всегда сделает комплимент. Наверное, это что-то на здоровом. — Спасибо за ужин. — Даже не доставка, — подмигивает ему Арсений, пусть это и так очевидно. — А проблема немытой посуды… — Проблема завтрашнего меня, — заканчивает за ним Антон, блаженно потягиваясь. — Я в душ. Арсений не идет за ним, потому что их графики мытья не совпадают, а еще он пользуется бальзамом, маской и кондиционером для волос, поэтому Антон успевает за это время помыться раза два. Хотя судя по его небрежным кудрям, кондиционер он все-таки ворует. Арсений усаживается на край кровати и погружается в телефон в поисках подходящего украшения в ухо. Он немного стыдится того, сколько времени ему потребовалось, чтобы понять, что для клипс не надо прокалывать уши — ну и зачем они ему сдались тогда? Но и без них разделов прилично, и Арсений даже как-то теряется. Ничто его придирчивому взору не нравится и душу не греет, в виде креста сережки как у Сережки ему не нравятся, в форме окружности возвращают в детство на базар, длинные как-то даже пугают, а потом он наконец-то натыкается на то, что ему нравится. Он сначала решает, что это гвоздики — по крайней мере, у его сестры они звались так, но надпись на сайте явно гласит о другом. — Что такое пусеты? Это серьги, которые ассоциируются с безупречным вкусом и истинной женственностью. Такие украшения помогут дополнить образ дерзкой хулиганки, благородной и неприступной принцессы и романтичной барышни, — читает Арсений вслух и не сдерживает смешка. Интересно, у него образ хулиганки или неприступной принцессы? Кровать позади него прогибается по весом чужого тела, и это самое тело — досуха вытерся перед этим, чтобы не намочить Арсения и не слушать его гундеж — приобнимает его со спины и кладет голову на плечо, с любопытством заглядывая в телефон. Никак не комментирует, пока Арсений листает предложения, да и в принципе начинает засыпать, кажется. Как назло сайт не предлагает никакой доставки или покупки онлайн, так что Арсений тыкает сонного Антона в кончик прямого носа, и тот недовольно приоткрывает один глаз. — Антон, там по дороге магазин есть, купишь мне завтра пусеты? — скорее предлагает Арсений, давая тому шанс отказаться — каким бы замечательным парнем он ни был, не каждому мужчине захочется покупать серьги. Как ни странно, Антон внезапно широко распахивает глаза, чуть отсаживается и весь загорается энтузиазмом. Арсений недоуменно на него смотрит. — Не думал, что ты предложишь, — объясняет Шастун, чуть краснея ушами. — Я сам просто хотел предложить, Серега рассказывал, но я не представлял, как с ними припрусь такой домой, открывайте ворота, принес пусеты. Арсений понимающе улыбается, забывая о всякой подозрительности. Какой же Антон все-таки хороший! И с Сережей значит советовался сам, чтобы Арсению помочь. — А тебе какой расцветки, формы? — интересуется Антон деловито, а у самого глаза горят, и Арсений любуется нежно. — Не имеет значения, — пожимает плечами Арсений. — Бери любые. — Я хочу, чтоб тебе комфортно было и понравилось, — озабоченно отвечает Антон, сбиваясь на зевок. — Да ладно, все равно я их особо не увижу, бери на свой вкус, — улыбается ему Арсений, поправляя кудрявую влажную челку. Антон ухмыляется чему-то своему в голове и укладывается на кровать, тянет за собой Арсения. Тот легко поддается и падает ему головой на грудь, сам сворачиваясь в форму креветки, чтобы было удобнее. В руках Антона привычно тепло, и Арсений почти засыпает, хотя на часах еще только десять.***
На следующий день Арсений возвращается домой в легком предвкушении. К его разочарованию Антона еще нет, зато есть время принять ванну, нанести на лицо патчи, доесть разогретый ужин и даже настроиться на секс — если Антон придет не слишком поздно, иногда съемки могли идти круглые сутки. Антон появляется буквально через десять минут, стоит Арсению облачиться в любимый халат и вальяжно разлечься на диване. У Антона горят уши, на лице взбудораженность и почти детская радость, а в руках приличных размеров пакет. Арсений только и может, что в непонимании приподнять брови. — Ты там весь магазин скупил, что ли? — интересуется осторожно Арсений, пока Антон раздевается. — Нет, но я взял очень много, потому что не знал, какая тебе понравится, — тараторит Антон бодро, облизывая пересохшие губы. Арсений не успевает спросить, почему он говорит о серьгах в единственном числе, тот оставляет короткий поцелуй на его губах и сообщает. — Не открывай пока без меня, я хочу опробовать вместе! Дай только душ приму. И он уносится в ванную с первой спринтерской скоростью. Арсений провожает его совершенно растерянным взглядом — и что это он так взбудоражен покупкой сережек? Да и пакет увесистый, вряд ли там золотые украшения… Может, Антон неправильно его понял? Арсений хлопает глазами совсем ошарашенно и косится на пакет боязливо — с Антона станется ведь вместо пусетов привезти опоссумов. Впрочем, в пакете явно нет никого живого. Арсений вынимает из него коробку и ставит на кровать, борясь с искушением ее открыть. Ящик Пандоры, не иначе. — Не смотрел без меня? — звучит за спиной голос, и Арсений подпрыгивает на кровати, как застигнутый врасплох вор. — Да не скачи так, еще успеешь наскакаться сегодня. Арсений очень скептически хмыкает, только Антон этого не замечает, плюхаясь к нему на кровать с оживлением. Такой активности Арсений давно за ним не помнил, разве что когда Арсений пришел к нему на каблуках… Затаив дыхание, Антон медленно открывает крышку с таким довольным лицом, будто объевшийся сметаны кот. Внутри… Арсений чувствует, что глаза его выпадают из орбит, а челюсть медленно отвисает. На красивой подушечке разложены разнообразные анальные пробки всех форм и цветов. Перепутать очень сложно, как бы Арсений не хотел думать, что это дверные ручки или очень оригинальные пусеты. Да в жопу такие серьги! — Я взял средние, там были совсем маленькие, чисто бутылки закрывать, а были прям огромные, но зачем тебе такие? Твой зад на вес золота, беречь его надо, — с неописуемым восторгом рассказывает ему Антон, любовно поглаживая пробки. Арсений не знает, как вернуть себе дар речи, но щеки предательски краснеют. — Я взял с драгоценным камнем на конце — типа по-королевски, еще есть узкие с ручкой, я не понял, как ими пользоваться, есть черная еще, с вибрацией… Там еще с камерой была, но это прям для кончей, но на всякий случай… Кстати, с заячьим хвостиком и с лисьим! Гипоаллергенное, кстати. — Шаааст, — умоляюще бормочет Арсений, рассматривая все это добро. Он никогда раньше не подозревал, что ему хочется пробку. — Что не так, солнце? — тут же переключается на него Антон. — Я переборщил, да? Блин, прости, я очень хотел, чтобы тебе было комфортно. Даже взял из разных материалов на пробу — силикон, стекло, эластомер, ПВХ, сталь… — А из хрусталя есть? — нервно смеется Арсений. — Буду как Золушка, будешь искать по хрустальной пробке меня. — Нет, я думаю, это не очень практично, — абсолютно серьезно говорит Антон, мягко поглаживая его по руке. — Ты чего нервничаешь? Все нормально, Арс? Если ты не хочешь, я все это беру и прячу на верхнюю полку шкафа с глаз долой из сердца вон. — Антон, — Арсений уже не сдерживает немного истеричного смеха, пока Антон глазеет на него очень обеспокоенно. — Боже, Шастун, ты же знаешь, что такое пуссеты, верно? — Ну это… что ты в жопу пихаешь, нет? — с потрясающим изяществом формулирует Антон, явно запутанный. — Шастууун, — Арсений захлебывается хохотом и падает в подушки. Ему почти жалко Антона — тот явно в замешательстве. Отсмеявшись едва, Арсений все-таки выговаривает с большим трудом. — Антон, счастье ты мое ненаглядное, пусеты — это серьги. С лица Антона можно писать картины, и Арсений снова не сдерживает громкого смеха. Шастун переводит растеряный взгляд на коробку, потом на своего благоверного и сам не может не улыбнуться от комичности ситуации. — Какой же я дебил, — говорит Антон, припечатывая лоб рукой. — Мог бы загуглить, но нет, посмотрел две секунды на картинку и сделал выводы, молодец. — Зато у нас теперь пожизненный запас анальных пробок, — все еще посмеиваясь, утешает его Арсений, поглаживая по плечу. Антон тут же улыбается хитрее, прижимаясь ближе, и Арсений понимает, что желание опробовать весь арсенал у него никуда не пропало. Он смотрит на все это богатство с легким подозрением, но ни одна из пробок не сравнится с членом Антона — а уж его Арсений знал хорошо. Арсению требуется минута, чтобы решиться, и Шастун, нагло целующий его в шею, совсем не помогает. — Так мне убрать их или мы все же сегодня используем мою покупку, — вкрадчиво спрашивает Антон, и Арсения током прошибает от этой двойственности. Антон оставляет нежный поцелуй за ухом, второй рукой привычно оглаживает шею, и Арсений готов сдаться прямо сейчас. — Мне нужен ответ, Арс. В устной форме. — А может в письменной с печатями, результатами ФГДС и номером СНИЛС? — язвит Арсений, несмотря на то, что тело медленно растекается в желе в любимых руках. — Не забудьте, гастроскопия два раза в неделю. — легко поддерживает его Антон и вдруг отрывается от него. — Я жду ответа. — Боже, да, — Арсений закатывает глаза. У него глаза разбегаются от многообразия пробок, и он малодушно отдает всю власть Антону. — Может, ты выберешь? — А что бы тебе понравилось? — тут же интересуется Антон, принимаясь рыться в коробке. — Я читал в интернете, что для первого раза лучше брать пробки из мягких материалов и… — Антон, — Арсений смотрит на него тем самым взглядом, в котором ясно читается «если ты меня сейчас не трахнешь, я сам тебя трахну или не трахну и уйду смотреть «Секс в большом городе» один». Хорошо, скорее всего Антон этого не прочтет в его взгляде, но готовность ко всему — явно. — Давай такую. В конце концов, это всего лишь пробка, главное, что ее держишь ты. Антон улыбается ему до того ласково, что сердце щемит, и Арсений спешит накрыть его губы своими, лишь бы не потонуть в чувствах. Антон прижимает его ближе, зарываясь ладонью в волосы, и целует его с голодом, словно не видел его несколько недель. Губы его спускаются ниже, покрывая мокрыми поцелуями чувствительную шею, но не кусая, хоть Арсению это и нравится до дрожи во всем теле — сейчас нельзя. Ладони спускаются ниже, чтобы развязать шелковый халат и потянуть вниз одним рывком. Арсений чувствует себя слишком открытым, но Антон из раза в раз смотрит с таким восхищением, что ему не хочется прикрыться. Требуя взаимности, Арсений помогает Антону стянуть его домашнюю футболку — и зачем только одевался после душа — и тянется ладонью под резинку треников. Антон любитель долгих прелюдий, чтобы искусать все тело, скрытое от других одеждой, чтобы вылизывать бледную кожу и пальцами обводить налитые мышцы, и Арсений эти поддразнивания совсем не поддерживает.Рука привычным движением накрывает член, вызывая у Антона сдавленный вздох, скорее даже от внезапности, чем от удовольствия. — Не томи, — просит его Арсений, кусая в отместку за плечо. — Упрямец, — ругается в шутку Антон, но послушно отстраняется, напоследок поцеловав обнаженную кожу. Руки давят на грудь, заставляя Арсения упасть в простыни, но Антон критично осматривает его позу и поднимает снова. — Давай-ка на четвереньки, солнце. Раньше Антон говорил «раком», за что неизменно получал пяткой, так что сейчас уже чувствуется прогресс. Они спят вместе уже больше трех лет, но Антон всякий раз залипает, когда перед его лицом оказывается идеальная задница, и Арсений прогибается в спине гибко, как может только гимнаст. Антон не отказывает себе в удовольствии сжать бледные ягодицы в широких ладонях и смачно кусает, вызывая недовольный вскрик где-то впереди. — Каннибал, — бурчит Арсений, пытаясь скрыть сбившееся дыхание, пока Антон старательно зализывает укус. Словно извиняясь, Шастун широко лижет языком вокруг ануса, и ноги Арсения раздвигаются шире, чтобы дать Антону полный доступ. Тот тянется к смазке — конечно, она на тумбочке у кровати, где ее еще прикажите держать? — и выдавливает щедро на пальцы, откровенно наплевав на заоблачную стоимость. Не для того он работает круглые сутки, чтобы забить на комфорт любимого человека. Пока она нагревалась от тепла его пальцев, Антон старается не оставлять Арсения без внимания, проходясь языком по всей ложбинке — не даром природа его наградила. Арсений выдыхает что-то невнятное, прогибаясь в спине глубже, руки его дрожат, и он стекает с головой в подушки. — Мы же только начали, — с легким смешком говорит Антон, отрываясь с трудом от его задницы. Арсений закатывает глаза, даже зная, что его театр одного актера никто не увидит. Антон наконец удосуживается толкнуться внутрь всего одним пальцем, почти не встречая сопротивления - и этого преступно мало. Арсений скомкано выдыхает в подушки и пытается насадиться сам, слишком взвинченный от тягучего предвкушения. Антон строго не даёт ему самовольничать, хватает свободной рукой за ягодицу, удерживая на месте, и все же поддаётся, вставляя второй палец. Арсения чуть потряхивает, и он вскрикивает, когда пальцы начинают двигаться внутри, бесцеремонно растягивая податливые мышцы на манер ножниц. Антон жадно смотрит на блестящее от смазки отверстие, на тесно сжатые внутри пальцы, на изгиб спины и не удерживается от того, чтобы не провести свободной рукой по чужому члену. У него стоит так, что это почти больно, и Арсений стонет в голос, когда чужие пальцы умело обхаживают его по всей длине. По пояснице стекает капля пота, челка прилипает ко лбу, а Антон все еще продолжает трахать его пальцами, полностью игнорируя его молчаливые просьбы. Арсений снова пытается взять свой темп, но на этот раз с ним не нежничают и с отмашкой шлепают по ягодице. От хлопка Арсения слегка подбрасывает над кроватью. По коже растекается жар в перемешку с легкой болью, а Антон не прекращает двигать внутри него пальцами, и от этого становится совсем плохо. — Тсс, — шепчет ему Антон, наклоняясь к ящику. — Мы еще не дошли до самого интересного. Он вынимает пальцы с пошлым хлюпом, и часть смазки, взятой с лихвой, стекает по подрагивающему отверстию. Арсений тихо скулит в постель, оставшийся полностью без внимания, и от предвкушения подгибаются пальцы на ногах. Антон выбирает пробку тщательно, но не слишком долго — успел наслушаться о каждой в магазине настолько, что хоть самому секс-шоп открывай. — Только ее помыть, наверное надо, никуда не уходи, я скоро, — задумчиво говорит Антон, в одних трениках убегая в ванную. — Какой же ты мудак, Шастун! — звучит ему вслед. Арсений пытается хоть как-то размять затекшие мышцы, но едва он успевает выпрямиться, как тяжелая рука опускается на поясницу, заставляя упасть грудью на постель. — Потом в тебя это запихнем. — Да я разве против? — беззаботно отвечает Антон, раздвигая одной рукой ягодицу в сторону. — Давай шире ноги. — На ширине плеч? — саркастично спрашивает Арсений, покорно раздвигая ноги, несмотря на язвительность. Антон снова ударяет его по задние, но на этот раз до того невесомо, что это почти разочаровывает. А потом он чувствует прикосновение силиконового кончика к отверстию, и весь замирает. Антон мягко гладит его спину, влажную от испарины, пока второй рукой аккуратно вводит пробку внутрь. Мышцы поддаются медленно, но и он никуда не спешит, пока Арсений едва слышно постанывает, подрагивая в его руках. Когда пробка оказывается до конца внутри, то кончик ее проходится по простате, выбивая из Арсения громкий вздох сквозь сжатые зубы. Ощущается пробка внутри чертовски непривычно, но не неприятно, Антон дает ему время привыкнуть, поглаживая по волосам, целуя его напряженные бедра, пока Арсений не начинает настойчивее тереться задницей. Антон, не получающий совершенно никакой стимуляции, легко справляется с тем фактом, как ему хорошо от этого вида. Возможно, скоро кровь вся прильет к члену и он умрет прямо здесь — и он ни о чем не пожалеет. Арсений ластится совсем бесстыдно, пытаясь получить хоть какое-то движение, пока пробка распирает его изнутри — это меньше, чем член и совершенно недостаточно! Антон на его недовольство с трудом сдерживает улыбку и все-таки хватается за пробку, чуть вытаскивая за держатель и тут же погружая внутрь, имитируя фрикции, мнет за задницу пальцами, поворачивает пробку по кругу, выискивая нужные точки, и Арсений вымученно стонет, когда он попадает по простате. Ему мало, очень мало, и кажется, что сегодня Антон собирается дразнить его всю ночь. У Арсения сбито дыхание и ноги его держат лишь ценой невероятных усилий, подушка влажная — и непонятно, от пота, слюны или слез, а Антон лишь играется с ним пробкой, да невесомо оглаживает член. Арсению впору взбунтоваться, но ему слишком хорошо — пусть и хочется уже перейти к привычной классике. — Тебе нравится? — заботливо спрашивает Антон, упираясь стояком в ягодицу. — Грязные… ра-разговорчики это не твоеее, — на полустоне отвечает Арсений, пока его практически размазывают по постели. Антон накрывает его всем телом и целует в загривок с контрастной нежностью. — Антооон! — Что, мой хороший? — тихо спрашивает Антон, не прекращая движений пробкой. Конечно, он чувствует дрожь тела под собой, ощущает напряжение мышц и влажность кожи, но ему так нравится эта редкая послушность Арсения, что он не может удержаться. — Вот только не надо здесь строить из себя невинность! — невнятной скороговоркой выкрикивает Арсения, когда пробка слишком резко взвинчивается внутрь. — Ну Антооон… — Хорошо, хорошо, — утешающе проговаривает Антон. — Потерпи немного. Он вынимает пробку с хлюпающим звуком — Арсений ведет бедрами по инерции, убирает руку с его члена и поспешно смазывает свой. Шипит от холода, хватает обеими руками Арсения за задницу, чтобы не рыпался и приставляет головку ко входу, так и не успевшему закрыться. Хотелось поддразнить подольше, но у них еще будет время испробовать весь арсенал пробок. Антон входит одним плавным движением, и перед глазами мерцают темные точки, в голове звенит от долгожданной горячей узости, и Арсений вторит протяжным «Антооон». Первые толчки постепенные и аккуратные к огромному его недовольству, и он весь сжимается вокруг члена, вызывая у Антона сдавленный крик. Как бы тому ни хотелось руководить ситуацией, Арсений не собирается лежать под ним и ждать, когда его хорошенько оттрахают. Антон с отмашкой шлепает снова и в этот раз выходит почти полностью, чтобы резко ворваться глубоко внутрь. Арсений практически скулит, и от этого сносит крышу. Антон быстро наращивает темп, вбиваясь в покорное тело, и Арсений с неизвестно откуда взявшимися силами подмахивает ему, сорвано вскрикивая в подушку. Он весь взмок, тело гудит от напряжения, пальцы впиваются в простыни до побеления, и ему слишком хорошо, чтобы молчать. Антон хрипло вторит ему, совершенно сбиваясь с ритма, толчки его глубокие и совершенно не ритмические, с пошлым звуком шлепков кожи о кожу. В голове блаженная пустота, и у Антона закатываются глаза от удовольствия. С Арсением всегда было хорошо — шутить, молчать, смотреть фильмы, жить и лучше всего — трахаться. Он пластичный и тягучий под ним, всегда убийственно узкий и жаркий, и Антон не может налюбоваться на изящную спину и острые лопатки. Арсений запрокидывает голову на очередном толчке, совершенно бессознательно что-то вскрикивая. Антон и сам уже чертовски близко — тот факт, что он продержался дольше секунды его удивляет. Ладонь Антона привычно соскальзывает вниз, чтобы приняться надрачивать уже текущий от напряжения член. Незамысловатая ласка выбивает из Арсения поскуливание, и он толкается сам в его кулак, стремясь получить больше. Антон знает, что не сдержится сам, поэтому трахает его быстро и глубоко на последних толчках, чувствуя, как тот сжимается почти до боли. Арсений кончает с криком, и Антон подхватывает его перепачканными ладонями, потому что обмякшее тело падает в кровати без сил. Антона и самого хватает лишь на то, чтобы выйти и додрочить себе парой резких движений, кончая на бледную изнеженную кожу. Он валится рядом, загнанно дыша, и жмется ближе к горячему телу. В тридцать лет восстанавливаться приходится дольше, но Антон все же тянется за салфетками — Арсений же потом будет гундеть, да и приятного вообще в этом мало, и принимается их вытирать. Арсений лежит, прикрыв глаза, и кажется, совсем потерял связь с внешним миром. Антон бы самодовольно усмехнулся, да сил на гордость не остается — да он и сам не лучше. Без лишних вопросов достает из всё той же тумбочки бутылку воды — никогда не бывает лишней — и протягивает ее Арсению. Тот что-то проговаривает, очень отдаленно напоминающее благодарность, и с жадностью выпивает ее чуть ли не на треть. — Отправил парня за сережками, — наконец, хрипло говорит он, пытаясь поудобнее устроиться на подушках, и Антон сдавленно хихикает. — Чего смеешься? Я все еще хочу пуссеты… — Увы, у нас только ассеты, — каламбурит Антон безмятежно, укладываясь рядом. Арсений слепо тыкается лицом ему в плечо. — Кассеты? — недоуменно спрашивает он, наполовину во сне. Антон вырисовывает пальцами круги на его бедре. — Какие еще кассеты? — В нашем случае явно с музыкой для секса, — бормочет Антон ему в волосы. — Арсений, надо пробку помыть, да и тебя тоже… — Вот ты этим и займись, — бурчит Арсений, проваливаясь в сон. — Из меня вытрахали все жизненные силы. — Я польщен, спасибо. — Передай это пробке, — все-таки добавляет Арсений, и Антон не может продолжить перепалку, ведь тот начинает тихо сопеть ему в плечо. Антон несколько минут позволяет себе наслаждаться умиротворением и покоем, но потом перебарывает себя и идет мыть. Еще и Арсения надо хорошенько отмыть… Антон бросает на него влюбленный взгляд. Арсений спит крепко, обнимая подушку, наполовину завернутый в одеяло, и это вызывает такую смесь тепла и счастья, что хочется совершенно по-глупому улыбаться. И купить наконец эти сраные пуссеты.