***
В тесном переулке Третогора вспыхнул зелено-голубой свет, и воздух наполнил слабый запах озона, когда из пустоты возникли две женщины. Мгновение они стояли неподвижно, как статуи, а затем одна наклонилась, и ее громко вырвало у ближайшей стены. — Прости, вар Аттре, первый раз телепортация проходит тяжело, — утешила своего адъютанта Цири. — Не имеет значения, ваша милость, просто удивлена, — ответила вар Аттре. — Просто удивлена, что…ох, черт, — она снова сложилась, и ее опять стошнило в грязь. — Мне ужасно жаль, ваша милость, вы не против… ох, черт возьми! — Все нормально, Роза, — Цири вежливо отвернулась. — Освободись, — просматривая аллею, она заметила листок, прикрепленный к грязной беленой стене. Он расположился под странным углом и, несмотря на то, что явно был отпечатан недавно, края уже обвисли, будто кто-то повесил его в спешке и постоянно оглядываясь. На Цири смотрело коронованное чудовище. Быстрым движением она сорвала листок, сложила и спрятала за пояс. — Ваша милость, я… — вар Аттре запнулась, — простите, за это зрелище. Уверяю вас, в следующий раз я буду… — Ох, перестань, Роза, — прервала ее Цири, — все в порядке. Мой первый раз был куда хуже, поверь, — она направилась в конец аллеи, выходившей на оживленную улицу. Третогор был городом куда более систематизированным и тесным, чем другие. Тогда как Новиград с беспорядочно расположенными зданиями и хаотичными улицами находился в шаге от анархии, Третогор походил планировкой на военный лагерь своими прямыми улицами и узкими аллеями, разделенными высокими, выбеленными домами. Новиград являлся городом купцов, Третогор — городом служащих, чья жизнь казалась такой же аккуратной и упорядоченной, как их бумаги. Выйдя на улицы, минуя расписные витрины, которые могли стать живописными, не будь столь однообразными, реданские чиновники шли домой из своих министерств, неся бумаги в бежевых папках или в искусно раскрашенных и крепко запертых деревянных ящиках. Взгляд устремлен прямо перед собой, во рту слюноотделение в предвкушении вечерней трапезы, мало кто из них обратили внимание на двух женщин. «Старый гусь» — городская таверна высшего класса со свежевымытыми оконными стеклами, сияющими в вечернем солнце, с практичными квадратными столами, украшающими веранду. Служанки встретили женщин в зале, декорированном зелеными с золотом гобеленами, у небольшого круглого столика, обставленного креслами с красной мягкой обивкой. В одном сидел старик, одетый как придворный — в алый дублет с черной и серебряной отделкой, в очках с золотой оправой, надвинутых повыше. В другом кресле находилась Трисс Меригольд. — Наместник, — официально начала Трисс, поднимаясь. — Это Руфус фон Дирве, камергер королевы, мой старый знакомый из двора Темерии. Человек низко поклонился. — Ваше высочество, — он говорил с темерским акцентом. — Приветствую вас, господин фон Дирве. Благодарю за помощь в мероприятиях. — Это мой долг, ваша милость. И я уверен, что обязан чародейке Меригольд, как она выразилась, услугой, — человек отступил от стола. — Если позволите, я должен встретить мою госпожу. Задняя дверь ворот будет открыта для вас, — он снова низко поклонился и вышел из комнаты. — Темерец? — Цири подвинула себе кресло, когда человек ушел. — Я думала, Радовид ограничил свой двор и совет реданцами. — Руфус приехал с королевой, когда она вышла замуж, и был частью ее личного двора, а не королевским слугой. Формально он по-прежнему слуга реданской короны, но как только королева приняла регентство при сыне, он стал ближайшим камергером в государстве. Ситуация слегка… щекотлива, как я понимаю. В любом случае, благодаря ему мы получили возможность представить тебя к королеве. — Хорошо… вар Аттре, почему ты не садишься? Вар Аттре придвинула кресло одним быстрым движением и села. Трисс улыбнулась. — Полагаю, твой новый адъютант еще не привык к нынешней придворной жизни. Здравствуйте, лейтенант. — Ваша ми… в смысле, госпожа чародейка, простите. Трисс усмехнулась и вскинула руку. — Не стоит, лейтенант. Это большие перемены — перейти из Академии ко двору ее высочества, — чародейка взглянула на песочные часы, стоявшие на маленьком столе у двери. — Не следует задерживаться слишком долго, фон Дирве и королева будут нас ждать.***
— Редания, — ее отец задумался, глядя на карту континента на стене своего кабинета. — Я не завоевал Реданию. Опора Радовида, центр сопротивления. Ядро свободного севера и, как следствие, слабое место. А я не покорил ее. Цири посмотрела на него. Вечерние беседы с отцом стали систематическими. Днем она почти все время проводила с разными наставниками, знакомившими ее с важными законами и обычаями империи, которой она с неохотой согласилась править, он — выполнял свои обязанности в борьбе с некоторыми законами и обычаями. Она мало его знала, не так, как знала свою бабушку, которой рассказывала о прошедшем дне, глядя на горящие свечи, не так, как знала Йеннефер, с которой проводила вечера в Элландере. Они с императором были друг для друга скорее учителем и ценным учеником, нежели отцом и дочерью. Глухая стена между ними оставалась чересчур высока и, честно говоря, Цири сомневалась, что хочет изменений. — Они остались в окружении, — напомнила она. — Мир вследствие переговоров — это не капитуляция, не завоевание. Юный король, чужая королева-регент. Слабые, потрепанные, но не побежденные. Сегодня они не представляют угрозы, но завтра? — император вздохнул и широко взмахнул рукой. — Основательная победа лучше. Мы не разгромили Радовида на поле боя, он потерпел поражение в переулке Новиграда. Вероятно, это подобающая кончина для такого человека, но как же настоящая победа? Как в Эббинге или Назаире… — Или в Цинтре, — прямо заметила Цири. В маленькой комнатке повисло молчание, нарушаемое только звуком капающего сала со свечей. Наконец, император заговорил. — Случившееся в Цинтре… достойно сожаления. Ты же помнишь, что я повесил ответственных? — После того, как они потеряли Содден, что заставляет задуматься, мстил ли ты за бойню или за поражение. — Война — кровавое дело. — Тогда зачем сражаться? Зачем продолжать войну за войной, захват за захватом? Какой цели они служат? Это был далеко не первый вечерний разговор, свернувший к таким вопросам. Во многих отношениях Цири, к сожалению, пришла к выводам, что она и ее родитель очень схожи. Откровенно призналась себе, что они слишком умны и оба с трудом терпят тех, кого считают глупцами. Работоспособность и аналитический потенциал отца часто поражали ее. Но они всегда спотыкались о подводные камни морали. — По многим причинам, — ответил отец. — В целях безопасности, для процветания королевства и народа, для славы. — Слава не стоит жизней невинных людей! Ее отец вздохнул, как учитель, сильно страдающий по причине ограниченности ученика. — Слава сама по себе ничто, она лишь способ завоевания авторитета. А авторитет приносит деньги, Цирилла. Не больше и не меньше. Люди жаждут заполучить их и следуют за тем, кто успешен. Твой дедушка, например, не достиг всего этого, и узурпатор занял его место, идя по трупам твоих родственников. Разве они не невинные люди? — император указал на портрет своего отца, красующийся на стене. Цири, конечно, никогда не встречала людей, отколовшихся от ее отца как узурпатора, а потом Эмгыр зачистил почти всех активных придворных политиков на тот момент. Фергус вар Эмрейс улыбался ей с портрета жалкой улыбкой жалкого человека, чьи слабости едва не уничтожили его семью, а единственного наследника изгнали в глушь как проклятое существо, которое смогла спасти только королевская глупость и любовь принцессы. По крайней мере, так повернулась история. Временами, пытаясь объединить образ отца из смутных детских воспоминаний с его нынешним образом, Цири сомневалась, что проклятие действительно возможно снять.***
Адда Белая, принцесса Темерии и королева-регент Редании, была стройной женщиной с суровым выражением лица. Сидя в пышно декорированном кресле во главе прямоугольного деревянного стола в маленькой комнате наверху удаленной башни одного из королевских замков, она казалась королевой до мозга костей. Ее одежда из ярко-алой парчи удачно перекликалась с красновато-рыжими волосами, золотая корона, инкрустированная рубинами, увенчивала локоны. На шее висела серебряная цепь с крупным сапфиром, а длинные пальцы, выбивавшие непонятный ритм на подлокотниках, украшали золотые кольца с драгоценными камнями. Темно-карие глаза выдавали больше, чем она того желала. В них отражалась сталь, боль и, где-то под всем этим, страх. Загнанный в угол хищник, измученный, но по-прежнему опасный. Слева от принцессы сидел неожиданно юный человек в бархатном дублете, а по правую руку — фон Дирве. Напротив них стояло еще одно роскошное кресло, с двумя сопутствующими стульями рядом. Кроме этого в комнате находился только маленький шкафчик с хрустальным графином и бокалами, да несколько поблекших гобеленов, изображающих, вероятно, сцены из подавления мятежа Фальки. «Уместные декорации для последней королевы», — подумала Цири, пока три персоны поднялись из кресел и поклонились, фон Дирве и юноша в бархатном дублете — низко, королева — вежливо наклонив голову. Цири ответила учтивым поклоном и без приглашения заняла место на другом конце стола, напротив Адды. Королева со своими придворными снова села, а Трисс и Роза опустились в приготовленные для них места. Камердинер, открывавший гостям дверь, безмолвно налил им вина из графина и покинул комнату. — Рада приветствовать вас в Третогоре, ваше высочество, — произнесла Адда. — Уверяю, если бы нас проинформировали о вашем прибытии, мы бы приготовили более подходящую встречу. — Боюсь, с официальным визитом придется подождать, — ответила Цири. — Я рассчитываю вернуться в Новиград уже сегодня вечером. — Безусловно, мой камергер сообщил. Это граф Николас фон Эрфрам, мой советник. — Граф фон Эрфрам, — Цири наклонила голову. — Благодарю за то, что приняли нас столь быстро. Это Трисс Меригольд, старший советник, и лейтенант Роза вар Аттре, мой адъютант. Адда кивнула двум женщинам. — Я помню вас еще с тех времен, когда вы находились при дворе моего отца, чародейка Меригольд. Полагаю, он пошел против вашего совета, начав последнюю кампанию против Ла Валеттов? — Я предостерегала его, ваше величество, — учтиво ответила Трисс. — Да, жаль, что он не послушал. И что вы не сумели удержать его от посягательств на мою дорогую сестру-бастарда. Вы могли иметь королеву на троне Темерии, а не ребенка. Хотя, полагаю, юный бастард лучше соответствует целям Нильфгаарда. Как и вашим, — королева посмотрела на Цири. — Вас оскорбили подобные слова о младшем брате? Бастард, как вы знаете, зачат зарвавшейся баронессой и моим обожаемым венценосным папочкой за спиной ее идиота-супруга. Прошу прощение, но это правда, и вы должны признать, наместник, раз мы рождены королевским и императорским домами, следует поддерживать определенные стандарты. Цири едва не растерялась от эмоциональной вспышки королевы. — Стандарты устанавливают правители, ваше величество. Не вижу никаких особых причин воздерживаться от изменений. Моя собственная мать королевского рода вышла замуж за проклятое чудовище, которое однажды встретилось в лесу. — Однако так случилось, что проклятое чудовище стало императором Нильфгаарда. — Ни она, ни моя бабушка не знали этого в тот момент. — Совершенно верно, иначе бы великая Калантэ не пыталась нанять ведьмака, чтобы убить его, — королева помолчала. — Я слышала балладу. Странно, что один ничтожный ведьмак смог коснуться стольких королевских жизней, не думаете? — ее рука неосознанно коснулась сапфира на шее. При внимательном рассмотрении Цири заметила, что это был инклюз, с крохотным пузырьком воздуха, запертым внутри яркого камня. — Должна признать, что испытываю некоторое замешательство насчет тайного характера вашего присутствия. Зачем имперскому наместнику понадобилось пробираться в Третогор как обычному вору? Цири взглянула на Трисс, которая откашлялась. — Мы пришли, чтобы предложить своего рода альянс, ваше величество. Пока договорной мир между Нильфгаардом и Реданией гласит, что реданский трон должен держать присягу императору Нильфгаарда взамен на значительную автономию, наместник считает, что не имеет права приказывать вам принять предложение. В течение нескольких последних лет влияние Церкви Вечного Огня набирает силу, и мы считаем, что оно серьезно препятствует успешному и надлежащему проявлению королевской власти. Пока императорский трон, и как его воплощение, наместнические органы, — тут чародейка кивнула на Цири, — несут религиозную терпимость на северных территориях, как основной принцип, эта самая терпимость не распространяется из-за невозможности выполнять обязательства власти. Мы уверены, что сходные дилеммы встают и перед троном Редании. Следующим заговорил фон Эрфрам, королевский секретарь: — Трон Редании лоялен к детям Церкви. Наш альянс был железным правилом при возлюбленном муже ее величества. Почему теперь мы должны идти против них? — Потому что церковь не слишком лояльна моему отцу, — ответила Цири. — Вы, должно быть, знаете все о нелояльности отцу, не так ли, принцесса Цинтры? — Адда холодно улыбнулась. Цири постаралась не шевельнуться. Только ноздри на мгновение затрепетали, а зеленые глаза прищурились, словно высматривая цель. Вар Аттре бросила на нее успокаивающий взгляд, в то время как Трисс, гораздо более опытная в переговорах, тоже не двигалась и бесстрастно глядела на королеву. — Безусловно, — произнесла Цири через мгновение. — Но могу я кое-что сказать насчет церкви? Они разбрасывают по городу и окрестностям вот это, — она вытащила листок, который нашла в переулке, и бросила его через полированный стол. — Они развешивают их и по всему Новиграду, — добавила она, когда Адда медленно развернула пергамент и уставилась на гротескное изображение. Лицо королевы выглядело необычно в безмолвной ярости. Сперва румянец почти слился цветом с ее волосами, затем оно побелело, как и костяшки пальцев, смявшие листок. Она стиснула зубы, и Цири поймала себя на мысли, что смотрит на уголок ее рта, ожидая появления клыков. Наконец, королева выдохнула: — Вон отсюда. — Ваше Величество… — начал фон Эрфрам. — Прочь! — крикнула королева. — Все! Фон Дирве и фон Эрфрам быстро собрали свои бумаги и вышли из комнаты, за ними последовали вар Аттре с Трисс. Цири осталась сидеть. Когда дверь закрылась, Адда резко встала и отшвырнула пергамент, сбросив его и еще несколько документов на пол. Она проследовала к ближайшему окну, из которого открывался вид на столицу. Над городом собирались дождевые тучи. Цири, не вставая, нагнулась и подобрала листок с пола. — Если это имеет значение, — сказала она, разглядывая его, — как по мне, рисунок совсем не похож на стрыгу. Королева продолжала молчать. Снаружи начался дождь. Чиновники и торговцы спешили укрыться, занятые своими жалкими делами, никогда не сталкивавшиеся с проклятиями. Откуда-то доносился звон храмовых колоколов. — Восемь лет, — произнесла она, наконец. — Уже восемь лет я верная им королева. Финансировала сиротские приюты, заботилась о раненых ветеранах, рассказывала о делах моего мужа отцу, пока тот был жив. Я покровительствовала художникам, расписывающим их храмы, и каждый день молилась Вечному огню. Но они по-прежнему видят во мне чудовище… вот эту тварь, — она безрадостно рассмеялась. — Ты знаешь, на что надеется принцесса, будучи чужеземкой. Выданная замуж в чужую страну ради союза или договора. Даже ты должна знать ее чаяния. — Когда мне было девять, — начала Цири, — меня пообещали Кистрину из Вердэна. Бабушка надеялась скрепить очередной местный альянс, чтобы уравновесить уже имеющийся со Скеллиге. — Но ты не вышла за него. — Нет, вместо этого я сбежала. — И потом он умер под мечами солдат твоего отца, а королевство было аннексировано. Бедная невеста, что ты сделала с ним, — Адда обернулась. В проеме окна, на фоне дождя, ее рыжие волосы казались размытыми. — А потом твоя бабушка пыталась выдать тебя за моего будущего мужа. — Одно время. Обещая мне полконтинента, если это поможет укрепить трон Цинтры. Но король Визимир, или вероятнее всего Филиппа Эйльхарт, разорвали помолвку. А потом пришел Нильфгаард. — То самое государство, чьей наследной принцессой ты так неожиданно стала. Необычная карьера, — королева шагнула к шкафчику, наполнила хрустальный бокал красным вином, выпила с мастерством, впечатлившим бы в любой портовой таверне, и со стуком поставила его обратно. — Не больше, чем твоя, — Цири откинулась в кресле. — Я обучалась у ведьмаков в Каэр Морхене. Проклятие стрыги снимается крайне редко и, насколько мне известно, никто не выживает. В большинстве случаев это касается высокорожденных, как я понимаю, только они могут позволить себе расходы на ведьмака, но даже среди них очень мало принцесс. — Если ты пытаешься польстить мне, не утруждайся, — Адда с бокалом в руках снова села напротив Цири. — Я в детстве наслушалась. От придворных моего отца. «Какая вы особенная, ваше высочество, какая великая судьба вас ждет». В то время как за моей спиной насмехались и проверяли под своими кроватями, не прячусь ли я там, чтобы сожрать их. Не могли дождаться, чтобы отец обманул меня с каким-либо жалким королевским дерьмом. И вот, — королева широким жестом указала на стену, замок и, вероятно, город вместе с королевством. — Половина из них хотели запереть меня в какой-нибудь башне вроде этой. Когда я появлялась с ребенком на улицах, какие-то глупцы кричали, что этот ребенок — демон, следующая Фалька, получеловек полустрыга, чудовище. Радовид отплатил им за это. Но я знаю, ему было так же противно, как и остальным. Он никогда не приходил в мою постель после рождения сына, и если бы не получил кинжалом в Вызиме, не хочу представлять, что бы могло случиться, — королева снова опустошила бокал и задумчиво посмотрела на него. — Они правы? Те, кто говорит, что Филиппа Эйльхарт сама всадила тот кинжал? — Я так слышала. — Тогда два из двух. Возможно, однажды, она придет за мной, — королева вздохнула и внимательно посмотрела на ладонь левой руки. — Теперь я бы с радостью помогла своей сестре-принцессе с предназначением, висящим над ней, но, уверена, ты понимаешь, что я не могу заставить кого-либо идти против Церкви. Мое положение, обстоятельства моего… рождения, делают это невозможным. Они назовут меня чудовищем, выродком… — Они уже называют тебя так, — прервала Цири, кивнув на пергамент, лежащий на столе между ними. — И всегда будут. Когда твой сын войдет в возраст, они поступят точно также с ним. Это рана, которую они не перестанут тревожить, нож, который не перестанут поворачивать. Они не остановятся, потому что ты просишь их перестать вежливо и смиренно, — Цири подвинула пергамент к королеве. — Они хотят называть тебя стрыгой? Отлично. Будь стрыгой. Возьми их за горло. В комнате вновь повисла тишина. Дождь стучал по оконным стеклам башни, пока королева задумчиво разглядывала свое изображение. — Ты знаешь, какова на вкус человеческая кровь? — неожиданно спросила Адда. — Не маленькая капелька, когда уколешь палец об иглу, настоящая кровь, еще перекачиваемая бьющимся сердцем твоей жертвы? Как они вздрагивают, когда ты вонзаешь в них клыки и когти? — она сжала кулак, всаживая ногти в ладони. — Я знаю, я помню. Не все, не целостным воспоминанием, но вспышками, осколками картин, всплывающими в самое неподходящее время, — она медленно разжала кулак. — И они считают, что я опасна. Впервые взяв своего новорожденного сына, единственное, о чем я могла думать, что знаю… знаю, каков он на вкус. Я едва не бросилась с башни. А церковники, смеясь, используют мою боль против меня, — королева выдохнула, обретая решимость. — Что ж, отлично, — произнесла она, наконец, — Будет вам стрыга, — Адда взглянула на Цири. — Я окажу тебе содействие и помогу всем, на что способна. Но не пошлю против церкви свои армии. В любом случае, я не уверена, что ты сможешь рассчитывать на их лояльность. — В армиях нет нужды, — Цири встала. — Сейчас мне нужно только подтверждение. Я планирую бал в своем поместье за пределами Новиграда, твое присутствие покажет Хаммельфарту и его шайке, что их работа в Редании окончена. Если обрубить церкви все корни, она останется одна и ей придется ограничиться вопросами религии, против чего я не возражаю. — Тогда я согласна, — Адда подняла бокал с безмолвным тостом, который Цири повторила. — Присоединимся к остальным? — принцесса пошла к двери и открыла ее. Адда кивнула и последовала за Цири вниз по лестнице, где ждали остальные, сидя на старых скамьях, покрытых свежими овчинами, видимо, в караульном помещении. Трисс и вар Аттре быстро встали, пока фон Дирве и фон Эрфрам тяжело поднялись, неопределенно глядя на свою королеву. — Один вопрос, — произнесла Адда. Цири повернулась к ней. Королева стояла, одной рукой рассеянно поигрывая подвеской с сапфиром. — Что если я решу зайти дальше? Сыграть стрыгу до конца и лишить мою дорогую сестру-ублюдка ее королевства? Цири ответила незамедлительно: — Тогда я сыграю в ведьмака. И отброшу тебя с твоими армиями обратно за Понтар. Адда улыбнулась и кивнула. — Отличный ответ, наместник. С нетерпением жду встречи в поместье, — она склонила голову, прежде чем развернуться и покинуть комнату. Цири поблагодарила легким поклоном. Фон Дирве и фон Эрфрам обменялись озадаченными взглядами и ушли за своей королевой, оставив Цири, Трисс и вар Аттре одних. — Сработало? — спросила Трисс. — Лучше, чем я могла представить. Полагаю, дети предназначения похожи друг на друга. Скажи, Роза, ты веришь в предназначение? — Я не знаю, ваше высочество. Цири улыбнулась. — Возможно, мудрейший ответ. Идемте, нужно возвращаться в Новиград. — Верхом, Ваше Высочество? — с надеждой спросила вар Аттре. Цири с той же улыбкой покачала головой. — Не беспокойтесь, лейтенант, — сказала Трисс, — второй раз обычно куда легче.