Хризантема

Саундтрек: Sujk - The Arkhelist

Крохотный язычок пламени лизал воздух, заставлял черноту подрагивать, отступая от горячего дыхания огня. Яркий свет разливался по татами, вырисовывая на нем причудливые узоры прозрачной акварелью теней: спирали, круги и пятна, элипсы удлиненной формы и тонкие бесконечные нити прямых, убегающие в непроглядный сумрак ночи. Рука смотрел вперед, на перевернутые листы плотной бумаги, в беспорядке разбросанные по полу; Йоми не спускал цепкого взгляда с Сатору. В глазах цвета незакаленной стали читалось недоверие с примесью скептицизма. Йоми не видел смысла в том, что они собирались делать. Глупое времяпрепровождение, блажь, которая накатила на Руку. - Зачем все это? - Волна тепла разошлась по комнате, сорвавшись с мягких, по-детски пухлых губ Джуна. - Сегодня Рождество… - Ну и что. Зачем все это? - Ударение было сделано на последнем слове, взгляд – прикован к разбросанным по татами табличкам. - Я хочу погадать, - Рука поднял глаза, чтобы подарить чуть отрешенный, подернутый золотистым туманом взгляд Йоми. Тот невольно покрылся мурашками, которые теплой патокой растеклись по коже, когда Сатору посмотрел на него. Дыхание на мгновение прикипело к легким, а затем растворилось в них болью с привкусом сахарного сиропа. В воздухе повис аромат шалфея с горьковатыми нотками меланхолии. Маленькие пальцы скомкали грубую ткань брюк; огромные, неестественно-серые глаза немо взирали на Руку. - Погадаем, Йоми? - тихое шептание, едва заметная дрожь, пылью осевшая на темных губах. Черные штрихи ресниц, написанные тушью на бледном полотне лица. Джун медленно кивнул, соглашаясь. Магия, золотистыми искорками скользившая по бархатной коже Руки, завораживала. В нее хотелось верить. В ней хотелось потеряться, ощутить, как нежные объятия обволакивают плечи, сжимают их в отчаянном порыве. Как сдавленное дыхание полыхает на щеках, стекает на губы, жаждущие принять его в себя... - Мы будем гадать на хокку. Задай вопрос, который тебя волнует, а затем перемешай таблички: пусть они пропитаются теплом твоих рук, твоей энергией. Давай, - Рука мягким, каким-то сонно-тягучим жестом подтолкнул записки к Йоми. Джун послушно подобрал их и принялся мешать. Пальцы размеренно скользили по шершавой бумаге, задевали скругленные углы, незаметно поглаживали грани, которые еще хранили тепло рук, их создавших. Пытаясь не смотреть на Руку, Йоми мысленно перебирал вопросы, но ни один не волновал его так сильно, как тот, что таился в самом темном уголке сознания, вырванный оттуда яростным ударом сердца. Яркий огонь свечи проникал в сумрак души, разгонял его, отпирал замки, на которые было заперто самое сокровенное. Вопрос беззвучным шептанием коснулся губ и тут же сгорел в тонком и остром, как лезвие катаны, огне. Язычок пламени взметнулся вверх, на миг расширил пространство, разгоняя демонов, которые таились по углам, заставил их жаться к стенам, сливаясь с густой темнотой, что наполняла щели между реальностями. - Тяни, - едва ощутимое прикосновение голоса - как дыхание, запутавшееся в волосах... Йоми невольно прикрыл глаза и провел ладонью над бумажными табличками. Одна из них полыхнула, обжигая. Джун вздрогнул и отдернул руку, незаметно для себя прихватив и табличку с заветным посланием. Рука не сводил с него глаз. Не торопил. Молчание находило отклик в магии, которая окутала маленькую, потерявшуюся в рождественской ночи комнату. Йоми медленно, стараясь не поддаться волнению, перевернул табличку, чтобы прочесть ответ на страстное желание сердца: "Цветы ипомеи. Сегодня они не такие, Какими были вчера". - Что это значит? - пальцы разжались; тяжелая бумага, измазанная огненными бликами, опустилась на татами. Рука наклонился вперед, вчитываясь в размытые сумраком линии. - Перемены... - выдохнул он, не отрываясь от завитков иероглифов, выведенных его же рукой. - Человек, о котором ты спрашивал, переменится к тебе... Ресницы, густые и тяжелые, дрогнули, открывая взгляд, в котором читался лишь один вопрос, одна надежда, одно желание. - Йоми?.. – позвал Рука тихо, чтобы не сорвать филигранно-тонкую струну, которая, натянутая между их душами, наполняла воздух едва различимой мелодией: песнопением давно скрываемых чувств, онемевших эмоций, растоптанных предрассудками желаний, что изредка просачивались сквозь тонкую брешь, которая звалась игрой на публику. - Глупость какая-то, - губы некрасиво искривились, на невинном лице нарисовалось жуткое подобие маски: мучение и страх, скованные воедино надежной цепью. - Это неправда, - Рука скользнул вперед, смел пропитанные болью чужих сердец послания. Пальцами коснулся щеки, с жадностью впитывая ее нежное тепло. - Пожалуйста, скажи, что это - неправда, - тяжесть дыхания разрывала грудь, вдавливая ребра в нежную мякоть сердца. Рука подался вперед, коснулся приоткрытых губ пальцем и слегка надавил, чтобы проникнуть дальше, окунуться в горячую влажность рта. Йоми жарко выдохнул и обхватил палец губами, тут же ощутив на языке его вкус. Рука чуть приподнялся, носом уткнулся Йоми в шею и шумно втянул воздух, пропитанный ароматами муската и горячего воска. - Йоми, - хрипло простонал он и коснулся шеи губами. Рука, служащая опорой, дрожала от напряжения. Сам Сатору тяжело навалился на Йоми, вдавливая его в матрац. - Да? – Джун медленно выпустил палец изо рта; жаркая истома наполнила воздухе и раздробила реальность на кусочки пряного наслаждения. Было горячо и очень приятно; неприкрытое желание, оставляющее жженые следы на коже, стекало все ниже и ниже, заставляло мышцы судорожно сокращаться. Руки, дрожа, искали поддержку у сильных плеч, хватались за них, притягивали ближе, чтобы скорее ощутить сладковатую муку удовольствия. Рука дышал все чаще, целовал порывистей и откровенней, с тягучестью карамели скользил вдоль тела Йоми, сжимал его, оставляя отчетливые следы. Губы, мягкие и чуть влажные, переместились к губам и замерли в незримом отдалении от них, ожидая разрешения коснуться. Йоми приоткрыл глаза, полыхающие жаром ответного желания, чтобы взглядом шепнуть: "Да...". Губы тут же поймали губы, опалили их протяжным стоном. - О боже, - вырвалось у Йоми, который тщетно пытался подстроиться под хаотичный, пронзенный дикой страстью поцелуй Карино. С ног до головы его объяло пламя, отчего кожа покрылась тонкой пленой липкого пота. Рука требовательно сжимал бедра, вдавливал их к себе, вызывая мучительно-приятное трение паха о выступающие косточки таза. Коленом скользнул между ног, заставляя Йоми изогнуться, попытаться прижаться сильнее, доведя давление до предела. Рваные вдохи разорвали легкие, всколыхнули спертый воздух и заставили огонек свечи трепетать порывистей, разрывая незамысловатое кружево черноты. Думать о том, что это не правильно, что подобному безумию нет и не будет оправдания, что один порыв уничтожит все, к чему они так долго шли, не хотелось совершенно. Лишь наслаждаться незнакомым вкусом губ, громко, предельно развратно стонать, отдаваясь, разрешать столь желанному человеку делать все, что он захочет. Как захочет. - Ну же, Рука, - прошептал Йоми и едва заметно всхлипнул. До ярких пятен перед глазами вжал бедра Сатору в пах, отчего сердце зашлось в безумном припадке, а горло царапнул короткий стон. - Пожалуйста... - Какой вопрос ты задал? – Карино запустил руку под футболку Йоми, коснулся живота, который так любил ласкать на людях. - Что ты хотел узнать? - Не важно. Пожалуйста, не останавливайся, - Йому дернулся и сполз ниже, отчего футболка задралась, оголяя обласканный живот. - Хочу услышать, - в шею, выдыхая частичку неприкрытого желания, проговорил Рука. - Скажи... - Сатору... - Я хочу услышать это, - чуть выше, на ухо, языком ставя влажную точку. -Я спросил о тебе, - отчаянно вжимаясь в Руку, проговорил Джун. - О том, когда же ты, наконец, откажешься от... меня. Когда перестанешь мучить, когда... Черт, - сорвался на нетерпеливое хныканье, когда дрожащие пальцы пробрались под пояс брюк и прикоснулись к самой нежной коже. - Не смей, слышишь, не смей сейчас остановиться - я не прощу. Карино лишь улыбнулся, чтобы спустя миг поцеловать: нарочито медленно, глубоко, до безумия нежно, но в то же время - откровенно, за порогом дозволенного, вписывая в общую картину нотки знакомой развязности. - Я влюблен во вкус твоих губ, в шелк кожи, в звуки дыхания... - короткими толчками, полными запекшейся боли, выдыхал из себя Рука и грубо стягивал с Йоми одежду. Их коже слипалась, смешивая пот, который становился дурманяще-ароматным и наполнял воздух нотками животного желания. Листки бумаги, разбросанные по татами, приставали к бедрам, сминались, рвались, оставляя следы туши на блестящем полотне кожи. Одно на двоих дыхание, бессвязный шепот в пронзенной горячечными стонами тишине, звуки любви, сорванные крики давно подавляемой страсти, жадная требовательность и безоговорочное подчинение, - все это повисло в воздухе, делая его густым и горячим, как растопленный шоколад. Они медлили, желая продлить запретное удовольствие: замирали в испепеляющих объятиях, заставляли друг друга мучиться, посыпая кровоточащие раны едкой солью поцелуев. Короткие, порывистые, они жалили истерзанные губы, плечи, запястья и кончики пальцев. Они были всюду, и всюду их было мало. Мало жаркой пульсации плоти, застывшей на волоске от удовольствия, мало воздуха, вырванного из одной груди и вонзившегося в другую. - Сатору… - Йоми не выдержал первым, двинулся под Рукой, заставляя его проникнуть предельного глубоко, задеть самые потаенные уголки не только тела. Тонкие струны напряжения натянулись и лопнули, погружая сознание в темные воды наслаждения. Рука замер, с жадностью вглядываясь в лицо Йоми. Так же, как и он, Сатору знал, что через мгновение вуаль удовольствия, расшитая золотом счастья, спадет, и Джун вновь станет куклой, которая лишь в игре может показать истинные чувства. - Ты все? – сдавленный шепот вплелся в медленные удары сердца. Йоми положил ладонь Руке на шею, надавил несильно, отчего тот склонился ниже. Теперь он мог дорисовать вопросительный знак на сухой коже губ, заменив кисти и краски дыханием. Сатору отрицательно мотнул головой, и Йоми ощутил, как сильно он дрожит. - Давай, - с жаром прогнувшись под ним, приказал он. Здесь и сейчас Джун полностью принадлежало Руке, и не стеснялся говорить об этом. Губы, окрашенные коралловой матовостью, дрогнули и приоткрылись, когда сильный толчок сжал их обладателя в пол. Еще, и еще, и еще, пока дыхание не превратилось в стон, вызванный болезненным удовольствием, а в следующий миг распаленная кожа покрылась горячим и липким – чужое наслаждение. Слуха коснулся едва различимый вдох, заставивший плотно зажмуренные глаза распахнуться. Взгляд тут же замер на тонкой нити дрожащих губ. - Рука? – чуть погодя позвал Йоми и кончиками пальцев провел по спокойному уже лицу. Карино открыл глаза и посмотрел на него, немо отвечая на вопрос. - Свеча догорает. - И? – слабость, смешанная с прохладой и мягким бархатом неги, обволакивала голос. - Хочу видеть тебя, - Йоми прижался к Руке – искал защиты в сильных и надежных руках. – Когда ты снова будешь… - …трахать тебя? – похабно улыбнулся Сатору, глядя в потолок. - Любить, идиот, - практически беззвучно пробурчал Йоми, но Рука явно услышал, однако предпочел промолчать. Улыбка тронула губы, а затем он бросил в золотистое марево магической ночи: - А я так и не задал вопрос, - протянул руку и снял прилипшую к ноге Йоми записку. - «Любитель цветов! Ты стал неприметно Рабом хризантем», - громко продекламировал Рука и посмотрел на Йоми. – Как думаешь, сойдет за не банальное: «Люблю тебя»? Джун закатил глаза, пряча счастливую улыбку. Потянулся, разминая затекшие мышцы, чтобы затем свернуться клубочком под теплый бок самого дорогого существа на земле. Закрыл глаза и почувствовал, как по векам скользит дрожащий свет догорающей свечи. Темнота мягко опустилась на мир, окутывала его шелковым покрывалом. И уже под ее домотканой теплотой, словно вырванная страница календаря, пронеслась едва уловимая песня сердца: - Хризантема тоже любит тебя…