Кракелюровый закат.

Слэш
G
Завершён
9
автор
Eva Sheldon бета
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
9 Нравится 1 Отзывы 2 В сборник Скачать

coeur craquelé.

Настройки текста
      Хотелось моря. Хотелось этого солоноватого спокойствия: слушать шум прибоя, перебирая пальцами песок, изредка прикрывать глаза и, растворяясь, не чувствовать ничего. Только симфония из волн и чаек, только касания песка, капелек воды. Сейчас жизненно необходимо было хотя бы просто видеть что-то приятное за окном. Небо, пушистые облака, пробивающиеся из-под этого наста лучи солнца — но погода была не согласна с желаниями Шастуна. Раздавались раскаты грома, мелькали молнии, тяжёлые тучи висели над землёй, а желание слиться с одеялом в единое целое всё нарастало и нарастало. Август, а холодно, как в ноябре. Антон пытался успокоиться, принять ситуацию, изредко всхлипывая и вдыхая глубоко воздух, чтобы тот точно прошёлся по всей площади лёгких, возможно, принеся с собой более радостное расположение духа или хотя бы спокойствие. Но в голове у юноши было такое же стихийное бедствие, как и на улице. Не самые лучшие мысли мелькали на когда-то ясном небосводе разума, неприятные и даже мерзкие подозрения и догадки раздавались громом, обдавая своим кипятком всё тело, ураганным ветром разносились крики последних нервных клеток. Ресницы подрагивали, в глазах копились слёзы, которые уже нельзя было сдерживать, и они одинокими дорожками спускались, обжигая щёки, падали с подбородка на футболку. Внимательный и даже оценивающий взгляд мигом выдал бы все те боль, отчаяние и страх, что роились в сердце парня. Лицо кривилось в горькой ухмылке, голова изредка опускалась, а единственное, что можно было выловить понятного, это: «Какой же я, сука, жалкий».       Можно было бы закурить, просто выпустить хотя бы половину этого кошмара через дым, выпить, чтобы притупить большую часть эмоций, но одобрил бы это… — Да, блять, к чёрту! — поморщившись от мысли об этом, он хлопнул по подоконнику ладонью, за чем последовали неприятные покалывающие ощущения. Покусывая губу, юноша начал искать пепельницу и сигареты. Взгляд цеплялся за весь хлам с полок, за книги, покрывшиеся сантиметровым слоем пыли, за банки от чего-то, за конверты, которые хотелось разорвать в клочья, чтобы просто не помнить всё то, что там написано. Все эти красивые фразы о любви, все эти сильные заявления о том, что всё обязательно будет… В итоге, достав искомое, Антон привычным движением вытянул из пачки одну сигарету, нервно щёлкая перед ней зажигалкой, и прищурился, услышав новый раскат грома. Наконец-то затянувшись, парень открыл форточку и снова тупо уставился на небо. Будто бы оно что-то даст, как-то успокоит или о чём-нибудь расскажет. Но, естественно, свод небес не подсказал ничего путного, и даже создавалось ощущение, что он не понимает всей ситуации, как и Шастун. Неожиданно зазвонил телефон, отчего Антон дёрнулся и пепел упал на подоконник. Пытаясь успокоить последние нервы, Шастун всё же взял трубку, поковыляв за тряпкой, чтобы убрать это безобразие. — Ну? — размеренно спросил юноша, смахивая следы никотина в пепельницу. — Я же говорил, что нам нужен разговор. Ты занят сейчас? — голос на другом конце провода не подавал знаков волнения, но Антон полагал, что доля беспокойства всё же присутствовала. — Не занят, выкладывай, — с уверенным равнодушием ответил парень, поджигая новую сигарету. — Тош, не делай вид, что тебе плевать. — Попов, мне плевать, — отчеканил юноша сквозь затяжку. — Тогда бы и сообщения хватило. О чём я только думал, надеясь на твоё здравое мышление. Собеседник, скорее всего, закатил сейчас глаза, и эта картина предстала перед глазами, показавшись наиболее противной. — Какое у меня мышление — я решу сам. А сообщением было бы и в правду лучше, намного быстрее, — ответил парень, не поддаваясь на провокацию. — Бесишь. Знаешь, для чего вообще Серёжа написал тебе это? Конечно, не знаешь. — Ну так для чего же? — поинтересовался юноша, будто это должное. — А для того, чтобы ты меня возненавидел и из этой ситуации белым и пушистым вышел. В голове Антона пронёсся только один вопрос: «Зачем?! Для чего? Можно же было просто поговорить с самого начала… Зачем?!». Равнодушие быстро ушло. Глаза застилала пелена из гнева и слёз. Было ощущение, что это всё происходит с кем-то другим, ведь не может же такого быть. Не может же быть такого, что всё так глупо закончится. Но терять самообладание ни в коем случае нельзя. Слабость проявлять, даже перед почти поверженными врагами, не стоит. Почти… Ещё немного — и это закончится. Совсем чуть-чуть. Вдох… — Ты знаешь, мне уже не нужен этот разговор, — продолжил Попов, — я справлюсь, уже справился. Хотел разъяснить всё тебе. — Знаешь, эта ситуация вообще не нужна была, как и третьи лица в ней. Разъяснить? Мне? Класс, вот это да, только я всё понял и без тебя, мне уже ничего не интересно ровно с того момента, как Серёжа меня упрекнул в том, что я, видите ли, пятки режу, но зато он мне напрямую сказал всё как есть. — Поубавь гордость, слишком выпячивается. И да, вот это шок, я понимаю Серёжу, прикинь? Ладно, не выводи, мы говорим о разных ситуациях. Смирись, тебя не бросают, а просто говорят, что не могут так больше жить. — Только вот откуда он об этом знает? А, точно, мы же, наверное, такие друзья, прости, забыл, что я ему рассказывал, ага. Да даже если б и бросал — всё равно, честно. Антон натянул маску сарказма и абсолютной незаинтересованности, но в голове у него молниями бил готовый текст: «Ага, ну да, жить не могут. Может просто на двух хуях усидеть было сложно и хотелось, чтобы один плавно вышел? Один в виде парня, а второй в виде девушки, на которой уж очень захотелось остаться подольше. Пиздун, блять» — но сказать его парень так и не решался, как будто поперёк горла встала эта обида и не давала ничего сказать. — Почему мы друг друга не слышим? Я тебе говорю: остановись, успокойся, поговорим потом, ты на эмоциях и задеваешь меня, так не выйдет. Вот что ты сейчас от меня хочешь? На грубость нарваться? — Я ничего не хочу, — на выдохе сказал Антон, который уже окончательно потерял смысл этого разговора. — Ты настолько себя уважаешь, что ведёшь себя, как хуй пойми что? Если б я только знал… — эти слова ещё сильнее укололи где-то в районе ребра. — Сколько уже это длится? Просто скажи, сколько по времени ты оттягивал. Единственное, о чём я сейчас прошу, — с трудом выговорил Антон. — Я написал как только так и сразу, и, ещё раз повторяю, Алёна во-о-о-обще не при чём. Она просто мне помогла морально. Всё. Связующий элемент после твоего отъезда. Напоминание о том, что недавно Шастун ездил к Арсению в его город, заставило слёзы литься с удвоенной силой. Слишком было обидно, что это всё началось после такого радостного, такого долгожданного события. Будто та самая ложка дёгтя, что присутствует в каждой бочке мёда решила дать под дых и чуть ли не одним ударом снести соперника. — Да и что для тебя было бы лучше? Скажи мне, разве не правильнее взять паузу и разобраться в себе? Почему ты настолько меня не понимаешь и не уважаешь, раз даже это для тебя было сложно? Отвечать не хотелось. Это была та фраза, которая переходила через все границы сразу. Он ведь понимал. Понимал его как никто другой, и тут такие заявления. Уважал ли? Безусловно. Это был лучший человек. Человек, мудрость и ум которого поражали, но сейчас все слова мигом собрали свои монатки и ушли, давая мозгу полный пакет удобств для восприятия этого монолога. — Что плохого я тебе когда-либо сделал? Рассказал про порезы? Кому, Серёже? Который тебя больше никогда в жизни не увидит? Чтоб ты знал, я хотел тебя сберечь. Я, конечно, тот ещё жертвенник, но всё это меня убивает. Задумался просто, стоят ли того мои риски? Я же понимаю, что ещё целая жизнь впереди. Реально, давай не сейчас, мы оба на эмоциях негативных скорее всего. Тут отсрочка не мне уже нужна. — Мне уже не о чем говорить после таких рассуждений. — Блять, Антон, после каких? Ты же понимаешь, что я говорю правду, но чисто не хочешь согласиться, — только Шастун хотел возразить, Попов продолжил. — Что ты сейчас творишь? Я не собираюсь с тобой сейчас разговаривать. Остынь, блять, и мозги включи. Как будешь готов — напишешь или позвонишь, а то как в глухой телефон играем. — раздражённо закончил Арсений. — Никогда… — тихо сказал Антон, сбросив звонок.       Через мгновение телефон полетел в сторону. Дрожащая рука опустила недокуренный бычок в пепельницу. Юноша медленно спустился на пол, голова уткнулась в колени, которые Шастун пытался всё сильнее и сильнее прижать к себе. По лицу уже беспорядочно лились слёзы; сдерживать и обманывать себя больше не было сил. Не нормально. Больно. Слишком больно, чтобы уверять себя в том, что это пустяки. Слишком обидно, слишком «слишком». Надежды на то, что это шутка или какой-то страшный сон, не осталось. Всё резко, с каким-то диким хрустом сломалось, и всхлипы слышались громче и чаще. Хотелось взвыть от всего того, что творилось внутри. — «Больше никогда не увижу» да не важно, блять, с кем! Неужели это нельзя понять? Неужели это что-то такое заоблачное? А в начале ты, блять, что говорил? Про то, что тебе важно знать что со мной, и что ты никому не расскажешь? Да? Класс, вот только почему всё так, почему?! — на последних словах Шастун сорвался на крик, который раздирал его связки, давая взамен приятную боль, которая потом превратится в хрипоту. Хотелось просто прокричаться, поорать что есть мочи, ведь даже сигареты не могли хоть как-нибудь спасти ситуацию. — Я, блять, не понимаю твоего личного пространства? Я?! А ты, сука такая, понимал, когда про порезы мои с кем-то пиздел?! — Антон кричал в пустоту. В такой агонии из чувств жизнь делится на две вечности. До этого момента, когда всё было нормально, и сейчас, когда вырывается абсолютно всё накопившееся. Счёт времени теряется окончательно, а затем — сплошной день сурка, когда эмоции будут отсутствовать длительное время. Спустя какое-то время, когда Шастун хоть немного успокоился, он встал, пошатываясь, и опёрся на подоконник. Дождя уже не было, но зато на небе раскинулся красивейший закат. Все оттенки розового и красного, местами подсвеченные лучами заходящего солнца, чудесно смотрелись на фоне мелких частиц облаков, которые плотно стояли друг к другу. Получался невероятно красивый кракелюр — и не мудрено, небо же такое старое, потрескалось со временем. Кракелюр — прекрасное и загадочное явление, но при этом оно показывает, что пережила, например, фарфоровая чашка. Как со временем от тяжести этой жизни когда-то новая и гладкая глазурь растрескалась. А каким образом? Может, из неё пил чай или кофе какой-нибудь человек, любил и передавал своим детям, а расписал её любящий своё дело мастер? Но, возможно, всё было наоборот: она просто пылилась на полке серванта, и никому не было до неё дела. Кракелюр может нести в себе многое. Кракелюром покроется в конце концов всё, главное — каким именно. Быть может, жизнь всё-таки покроется счастливым кракелюром?
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.