***
Пробежав мимо кухни, Лиам забежал в свою комнату, стянул мокрую рубашку и хотел уже отправиться в уборную, как в дверном проёме показалась Жозефина. — И где… - начала уже она, но заметив, что с брата течет вода, замолчала, — что случилось? — Решил искупаться, - Лиам пытался выглядеть как можно увереннее. — Один? — Да, освежиться захотелось. Тяжело выдохнув, она оставила его наедине с собой. Сердце колотилось от адреналина, умывшись и приведя себя в порядок, Лиам сначала суетливо ходил по комнате, пытаясь выровнять дыхание, а затем сел на пол, оперевшись спиной о кровать, и принялся читать, чтобы хоть как-то успокоиться. Все безуспешно. Мысли то и дело лезли в голову, не давая понять написанного. Каждый раз он отрывался от книги, делал несколько глубоких вдохов и заново погружался в текст. Спустя время раздался стук в дверь, то была Жозефина, в руках она держала поднос. Поставив посуду на столик, она выудила книгу из рук брата и поставила перед ним чашку с чаем и тарелку с несколькими булочками. — С маком, твои любимые. — Спасибо, сестра, — не смотря в глаза он улыбнулся и разломил булочку. — Я так больше не могу, дорогой, расскажи мне. Расскажи мне всё, я прошу тебя. Ты сильно изменился, сидишь в четырех стенах, в темноте, — она раздвинула шторы и открыла окно, — уходишь, как ты говоришь, купаться, возвращаешься с разбитой губой, что происходит с тобой? Я волнуюсь за твою жизнь… Лиам молча смотрел в одну точку, медленно жуя. — Я хочу тебе помочь, но не знаю, как. Парень тяжело выдохнул, в голове промелькнули все события прошлого, факт того, что он сейчас должен будет рассказать единственному близкому человеку все те ужасы, которые он, по его мнению, творил, вводил его в панику. — Ну подумай, я подожду, — она отпила чай и села напротив брата. — Я… — начал Лиам, — я мужеложец, сестра. — Выдавил он из себя, боясь поднять глаза. — Я знаю, дорогой, — реакция сестры его ошарашила. — Что? — он изумленно дернул голову на нее. — Я всё знаю, уже давно, — она заулыбалась. — Но… но, как? — У меня же есть глаза, я все вижу, не забывай, сколько мне лет, я очень хорошо читаю людей. — Сестра, прости… — слезы проступили на глазах парня. — Видимо, на нас должен прерваться род Солсбери, — она хохотнула, но увидев, как Лиам схмурился, решила пояснить, — ты хоть раз видел меня с мужчиной? — Нет… — Ну вот, выводы можешь сделать сам, — ей не хотелось вести такие разговоры с юным братом, но иного выхода она не видела. — Значит, ты не будешь ненавидеть меня? — Всевышний, ну конечно нет! Как я могу вообще ненавидеть тебя. Я буду любить тебя в любом случае! Сердце Лиама будто разжалось и выпустила всю кровь, которую держало те несколько секунд. — Спасибо… Спасибо, сестрица, — Лиам пальзами прошёл по волосам и откинулся назад. — Но это же не первопричина? Ты же не из-за этого так страдаешь? — Не из-за этого… - немного помолчав, он все же начал свой монолог, закрыл глаза и как на духу выпалил все недавние события, начиная со своих душевных метаний и заканчивая самым страшным, что навсегда изменило его жизнь. Жозефина, не в состоянии сидеть на месте от злобы, ходила по комнате, перебирая в руках все, что попадалось на глаза. Сложно сказать, кому повезло больше, Эллинор или Жозефине, но сегодня у девочки был выходной и весь день ее не было в особняке. — Какого… Лиам! - практически взвизгнула женщина. Парень молчал. — Почему ты не сказал мне раньше? Эта… эта потаскуха, эта ведьма живет с нами под одной крышей, ест с нами за одним столом! Да она… не достойна жить в нашем городе, она достойна… достойна смерти, ведьма! Чёртова ведьма, Лиам! Мой бедный Лиам... - она упала на колени и взяла его за руки, - прости меня, Лиам, прости, прости, что я не доглядела, прости, что взяла ее в наш дом, я... я так виновата, я так виновата… - повторяла она будто в забвении. — Ты не виновата ни в чем, дорогая, ты не знала, — глаза парня были красными, но слез не было. — Я не знала, я так на тебя давила, Всевышний… Лиам перехватил ее руки в свои и прижал к губам, — спасибо, что приняла меня. — Так. — оставив сантименты позади, она снова стала строгой хозяйкой отеля, — с этой потаскухой я разберусь. Скажи мне, ты говорил с Бертом? Это он тебя поколотил? — Нет, я… сам полез драться, чуть не утонул, в общем, не важно. Это не он. — Лиам, расскажи ему. Это важно. — Я не могу, я боюсь. — Он тоже страдает, он имеет право знать. Если не можешь, напиши ему письмо, Берт поймет. Но лучше сходи к нему. — Хорошо, я постараюсь, - Лиам и сам понимал, что нужно это сделать, но душащая вина за произошедшее побеждала здравый смысл в его юной голове каждый раз, когда он задумывался об этом. Оставшийся день прошёл словно в тумане, Лиам, как мог, привел себя в порядок, несколько раз попытался написать письмо, но выбрасывал лист за листом, в конечном счёте он оставил один из вариантов, в котором постарался детально изложить все, что было на душе. Собрал волосы лентой, начистил обувь и отправился к своему другу. Ноги несли его сами по знакомым дорожкам, и спустя пятнадцать минут он уже был у дома своего возлюбленного, к счастью, в окне горел свет. Постучав в дверь, он хотел облокотиться на стену из-за слабости, но дверь тут же отворилась. — Проходи. Я видел, как ты подходишь. Лиам разулся и сел на край дивана. — Чай? Воды? Разносолами угостить не могу, но хоть чем-то… — Спасибо, не нужно. — А я попью, — Берт налил в стакан воды и встал оперёршись о тумбу, сбоку от Лиама. — Так… ты хотел что-то сказать? — Да. — Хорошо, говори, —стараясь сделать тон максимально строгим, он отпил еще воды. Лиам развернул смятый лист и начал нервозно бегать глазами по расплывшемуся тексту, Берт заулыбался и даже расслабился в этот момент. — В общем, я хочу попросить у тебя прощения за все, и, если ты выгонишь меня из дома, я пойму. Берт молчал. — Та ситуация, та… та ночь, я не хочу себя оправдывать, но всё не так, как кажется. Эллинор, она… я не знаю, как сказать это, — он смял письмо и положил голову на колени, голос дрожал, и каждое слово давалось парню с большим и большим трудом. - У нее был план, она оказалась не той, за кого себя выдавала. — Я знаю. — Знаешь? — уже второй раз за день его монолог обрывали одной и той же фразой, казалось все вокруг знают больше, чем он. — Эта сука приходила сюда, — Берт сам удивился своей грубости. — Как? Когда? Ка… какого черта? — парень нервно дернулся на Берта. — Пару дней назад меня не было дома, и она вставила записку мне в дверь, удивлен, что она вообще умеет писать... Может кого-то попросила, я не знаю, - он поджал губы, показывая пренебрежение, - я выкинул эту дрянь. О чем мне вообще можно с ней говорить? Но когда я пришёл утром после… нашего, скажем, купания в реке, она ждала меня на ступеньках. Сказала, что ей нужно выговориться, что ее мучают кошмары, и она сходит с ума. Ну, мне пришлось ее принять. Не знаю, какая доля правды была в её монологе. — А ты что? — Сказал, что надо было тебе добить ее этим чайником, или кружкой, или что ты там в нее кидал. Прямо в башку ей кинуть. Ну и все, сказал, чтобы выметалась из дома. — Вот оно как… — Я хотел прямо тогда бежать к тебе, но мне было так стыдно, я был таким уродом, не выслушал, еще и ударил тебя… Невыносимо. — Я думал, ты уже забыл про меня. — Я бы и забыл… если бы мог. Но, к сожалению, чтобы забыть о тебе хоть на секунду, мне пришлось упасть на самое дно клоаки. Я весь измазан грязью, Лиам. Я делал то, о чем ты даже подумать не можешь. Похоть, алкоголь, я пробовал всё, я пробовал всех, и даже тогда я думал только о тебе, я хотел умереть, лишь бы не думать о тебе, не видеть твое лицо во всех, - поняв, что уже переходит на крик, он резко замолчал, - Но… тебе пришлось тяжелее, я вижу, я так виноват. Я несколько раз приходил к вам во двор, но всегда разворачивался обратно, как трус. — Берт… — Лиам подскочил и ринулся к нему, — мой Берт… - тот не шевелился. — Почему все это свалилось на нас? — Ну не могут же все быть счастливы, — в привычной манере хмыкнул парень, он как всегда пытался убрать драму даже в такой ситуации. — Не могут… Берт положил ладонь на одну щеку своему возлюбленному, а ко второй прижался своей. — Я так скучал, Лиам. — Я тоже скучал. Так они простояли несколько минут в полутьме, в тишине, слушая только громкое сердцебиение друг друга. По щекам Берта текли слёзы, он старался не издавать звуков, чтобы Лиам не услышал этого, но капли предательски падали на рубашку возлюбленного. Почувствовав это Лиам также молча обнял его за шею и прижался сухими губами ко лбу. Опустившись ниже он коснулся сначала носа, а затем и губ. Мягко, опасаясь, что его отвергнут. Но Берт только подался вперед, приоткрывая губы для поцелуя. Соленый от слез горестный поцелуй, не несущий за собой ничего хорошего, он длился бесконечно долго, будто парни понимали, что, оторвавшись, они оторвутся друг от друга навсегда. Сильнее прижав парня к себе, Берт еще более страстно впился в губы парня, поглаживая его щеки, шею, впиваясь в волосы, Лиам отвечал на каждый импульс, как глина подаваясь каждому его движению. Казалось, в этом проклятом городе не существует больше никого кроме них двоих и их маленького дома. Ни чёртовой Эллинор, ни Амели, ни профессора, ни напыщенных светских дам - абсолютно никого. Измученно Лиам отстранился, посмотрел в глаза любимому. — Ты очень дорог мне, Берт. - шептал он еле слышно. — И ты мне… — Но ты же понимаешь… Это наша последняя встреча. — Не хочу этого понимать, нет. — Прости меня за все, Берт. Не прекращай обучение, прошу тебя, развивайся, ты станешь великим художником, ты сможешь покорить всю Англию, я верю в это. — Постой, Лиам. — Я не смогу ходить на уроки больше, но ты… ты другой - он забвенно шептал эти слова с тем же взглядом, с каким смотрел на него в их первые дни, когда два щегла тайком рисовали друг друга в ночной академии. — Прекрати говорить ересь, Лиам, — цепляясь руками за рукава парня Берт мотал головой. — Берт, я опасен для людей вокруг, я схожу с ума, пойми. Я не могу быть с тобой, я принесу тебе только боль… Я... я не знаю, что будет со мной дальше. В другой жизни, в другой истории, в другое время, когда мы будем умнее, когда я буду здоров, мы с тобой встретимся. И мы будем вместе, Берт. Но не сейчас. Обхватив ладони Лиама своими Берт прижал их к лицу, закрыв глаза. — И кем я буду, если брошу тебя в таком состоянии? Я никогда не прощу тебя за то, что бросил тогда. Бросил после всего, что ты и твоя сестра сделали для меня. — Не иди на поводу у вины. Ну не должен я тянуть тебя на дно, ты же понимаешь это, - он остановился, говорить было практически невозможно из-за сухости во рту, - ты всегда будешь в моём сердце, я буду жить тобой, но не с тобой. Берт всё понимал с самого начала, он знал, что их истории не суждено быть счастливой, но не хотел этого признавать. Возможно, именно из-за этого он разворачивался каждый раз, оказываясь на пороге гостиницы, хотел продлить их историю хотя бы в таком виде. Они снова замолчали, держась за руки смотря друг на друга. — Мы еще встретимся? - нарушил тишину Берт. — Обязательно. Не могут же два человека настолько связанных судьбой расстаться навсегда. — Я буду ждать. — И я буду ждать… Берт обхватил его лицо и поцеловал в последний раз, нехотя опустил руки, отворачиваясь, чтобы скрыть красные от слез глаза: "Ненавижу долгие прощания." Лиам улыбнулся, так горестно, вымученно, но он понимал, что не может плакать сейчас, нельзя прощаться на грустной ноте. Пусть это мгновение останется в их памяти с улыбкой на лице. В последний раз сжал его руку и отпустил. Молча надел туфли, взглянул на Берта, все также стоявшего у тумбы и закрыл за собой дверь. Так странно, еще утром Лиам также покинул Берта, оставив наедине со своими эмоциями, но он даже не мог себе представить, что эти мгновения окажутся их последними.***
— Сука! — Берт швырнул в стену стакан, вода, оставшаяся в нем мокрым пятном растеклась по стене. Лиам дошёл до дома без слез, будто не осознавая произошедшего. Он зашел в подсобку, взял холст, уже натянутый на подрамник, масло, кисти и направился к себе в комнату. Зажег свечи, скинул одежду до панталон, поставил холст на стол, развел краски с льняным маслом и принялся рисовать. Всю ночь он не смыкал глаз, фанатично вырисовывая до боли знакомые черты лица. Трясущимися руками он маниакально наносил слой за слоем, не обращая внимание на то, как продрог от сквозняка. С наступлением утра он закончил свой последний портрет маслом. То был черноволосый парень с хитрой ухмылкой, рассеченной бровью и особым блеском в глазах.