Ароматы спелых персиков

      Каждый раз заходя в полумрак комнаты, Хёнвону нравится разглядывать темный мальчишеский силуэт, четко выделяющийся на фоне обагренного заходящим солнцем окна. Чангюн любит сидеть на подоконнике, провожая теплые лучи. Одна его нога всегда согнута в колене, а вторая болтается вперед-назад.       Несмело подходя ближе, Хёнвон наблюдает за сочным надкушенным персиком в руке Чангюна, провожает взглядом стекающие капли сока по подбородку, медленно добирающиеся до голой груди, застывающие светлым янтарем. Липкие струйки, бегущие по тонкому запястью и замирающие на остром локте. — Красиво, правда? — тихим голосом спрашивает Чангюн, так и не оторвав взгляда от заката.       Хёнвон встает слишком близко, чтобы Чангюн понял, что он рядом, ощутил его тепло, но не говорит ни слова, только аккуратно кладет ладони на согнутое колено и смотрит в ту же сторону.       Половинчатый солнечный диск слишком похож на надкушенный ароматный персик с красным боком, что в руке у Чангюна. Парень в очередной раз вгрызается в сочную мякоть и поворачивает лицо, чтобы посмотреть на любимого человека. Тот улыбается, прикрывает глаза, осторожно берет подбородок пальцами и нагибается к сладким от сока губам. Целует нежно, собирая по капле тонкое дыхание.       Руки Чангюна обвиваются вокруг шеи, нога соскальзывает с подоконника. Хёнвон слишком хорошо понимает этот жест. Он аккуратно берет щуплое тельце на руки, все еще касаясь губами его губ, и направляется к кровати. Бережно, будто хрусталик, мужчина кладет Чангюна на мягкий матрас. Парень охотно выгибается и, хитро улыбаясь, перекатывается на свое место.       Огладив рукой шелковую простынь, Чангюн замечает, с какой доброй улыбкой Хёнвон садится рядом и несмело ложится, будто в первый раз. Подушечки пальцев касаются жилистой шеи, мягко пробегаются по скулам, нащупывают пухлые губы и медленно обрисовывают их контур.       Довольно обычные движения каждый раз выдавливают скупую мужскую слезу. Мокрые дорожки быстро скользят по вискам и высыхают на подушке. Чангюн никогда ничего не говорит, ласково продолжая приоткрывать любимые губы пальцами, а затем толкает два пальца в рот, собирая ими слюну, игриво хватаясь за язык, при этом улыбаясь так по-лисьи, с коварным прищуром. Глаза его остаются добрыми.       С замиранием сердце Хёнвон каждый раз наблюдает, как, вынув изо рта пальцы, Чангюн высовывает язык, слизывает обилие слюны и томно прикрывает глаза, наслаждаясь моментом. Сладкая судорога невидимой искрой бежит по телу, стоит ему погрузить пальцы в свой рот и издать довольное причмокивание. Бесконтактный поцелуй возбуждает лучше, чем самый страстный. А им есть, что вспомнить. Многое случилось за несколько лет, проведенных вместе под одной крышей. Бывали и крики, бывали и ссоры, даже драки. Самым интересным всегда был финал и выход из конфликтной ситуации. Он каждый раз был одинаков. Страстный секс длился по несколько часов.       Сейчас все немного иначе. Стали взрослее, тише, не хочется громких слов. Теперь только тишина и полумрак комнаты, освещенный последними умирающими лучами, касающимися расслабленного лица Чангюна.       Парень легко скользит по крепкому телу губами, будто заново ощущая его аромат, тянется рукой за резинку трусов и сжимает в пальцах среагировавший на ласки член. Он никогда не сомневается, что так случится. Хёнвона не нужно просить дважды. Его вообще просить не нужно. Его тело давно изучено, все слабые места определены. А когда его руки запутываются в мягких волосах, Чангюн понимает, что уже можно подарить капельку сладости.       Чангюна всегда так болезненно хочется. Иногда в пору сорваться с работы и бежать к нему, такому теплому и родному, который обнимет, прижмет голову к груди, а пара его ласковых слов тут же успокоит. Они давно как семья, им больше никто не нужен. В их маленьком мирке нет больше места никому. Они вместе завтракают и обедают, вместе гуляют, вместе ложатся спать. Иногда кажется, что они даже думают одинаково. Поворачиваются друг к другу одновременно и все понимают без слов. Мягкая мальчишеская улыбка заводит и теплит заветное чувство одновременно, разливая сладкую истому по напряженному телу. Становится легко, больше не хочется выть. Иногда текут слезы, и они вновь одновременно стирают их друг другу. Тогда возвращается улыбка.       Словно дразня, Чангюн касается влажными губами головки горячего члена, скользит по нему пальцами, сильно сжимает у основания. Он очень хочет увидеть лицо партнера, но не смотрит на него, предпочитая представлять себе его улыбку и томные бесшумные выдохи, такими, какими сам хочет их видеть у себя в голове. Ему нравится это домашнее таинство под теплым одеялом, хочется растянуть его подольше, насладиться моментом. Хёнвон всегда ласково гладит своего мальчишку по волосам, растеряв привычку хвататься и дергать за них. Ребячество осталось позади.       Чангюн лениво собирает вязкую сперму на языке, трогает мягкой головкой свои щеки, мажет подбородок, после чего тянется к губам за поцелуем, стараясь разделить и это пополам. Губы слипаются от клейкого, застывающего семени. Парень издает низкий стон, когда теплый язык касается его измазанных щек, собирая с них остатки.       Он как обычно ничего не требует взамен, а лишь, разорвав поцелуй, отворачивается на другой бок, скукоживается клубочком и тихо плачет, все сильнее прижимая колени к груди. Уже привычно чувствует теплые ладони, коснувшиеся дрожащих плеч, ощущает жар груди, наваливавшейся сзади. Такой большой и горячей, будто готовой прикрыть от всего мира.       Хёнвон молчит. Он всегда молчит, он ждет, что Чангюн заговорит первым, ему нужно время, чтобы прийти в себя, нужно успокоиться и понять, что любимый человек рядом и никуда в момент не исчезнет.       Горячие слезы высыхают на бархатных щеках, и Чангюн нерешительно поворачивается. Хёнвон понимает, что с каждым разом Чангюну нужно все меньше времени. Скоро у него это пройдет, он перестанет бояться. — Хён, мне страшно, — лопочет Чангюн растерянно, пытаясь прикоснуться к чужим щекам ладонью, ощутить их мягкость и снова замереть в тишине. — Не бойся, — Хёнвон нагибается к горячей макушке, вжимает милое личико в свою шею и целует так нежно, словно тонкий фарфор, готовый рассыпаться. От нагретой головы и влажных волос пахнет знойным летом и сладкими персиками, без которых Чангюн не представляет и единого вечера. — Я боюсь, что больше никогда не увижу тебя, — глухо шепчет он снова, шелестя губами по влажной коже. — Я боюсь темноты, боюсь одиночества. Боюсь, что больше не смогу коснуться тебя.       Хёнвон прикрывает глаза, собираясь с мыслями. Каждый вечер заканчивается одинаково, он будто постоянно спасает ребенка от чего-то страшного, а тот все возвращается на то место, где смертельно испугался, а потом бежит обратно, пытаясь скрыться в кольце теплых рук. — Не бойся, этого не случится... — Ты обещаешь, что будешь держать меня за руку?       Сплетая пальцы, Хёнвон смотрит в незрячие глаза Чангюна и со слезами на глазах тихо-тихо шепчет свое обычное: — Обещаю...       Чангюн ослеп пару месяцев назад, но продолжает верить, что видит, когда пустыми глазами провожает огненный закат, кутаясь в аромате спелых персиков.