Рапсодия в голубых тонах

- Звучность понизить! Из-за вас фортепиано не слышно, олухи, кто вас таких понабрал! - Вы! Дирижёр медленно, даже очень медленно обвёл оркестр взглядом, предвещающим, как минимум, четвертование и кипящее масло. А может, даже, и засовывание инструмента оркестранта в известное место. И горе ему, если он окажется контрабасистом. - Ну и кто тут у нас самый умный? Его улыбка не предвещала ничего хорошего. Но, то ли не замечая запах опасности, повисший в воздухе, то ли просто игнорируя сигналы об опасности, со своего места поднялся первый трубач, слегка помахивая трубой: - Я. Растрёпанные чёрные волосы, влюблённый взгляд, преисполненный обожания – в те моменты, когда он смотрел на свою драгоценную медно-духовую подружку и вечную спутницу по жизни, и абсолютное отсутствие страха. Вот он, герой всея зала, противостоящий злобному старикашке с магической палочкой. - Альберт, опять ты! – чуть ли не взревел дирижёр, желая запустить этой самой палочкой в наглого трубача. – Прекрати устраивать революцию, ты мне не Бетховен, чтобы буйствовать. И да, пиано, пиано, молодой человек. Ваши теоретики, видимо, не вбили в ваши тыквы, что такое динамические оттенки. Как после этого развеивать миф о том, что духовики идиоты? А надо ли развеивать, - смахнув пот со лба, дирижёр показал ауфтакт, начиная репетицию заново. Тремоло, глиссандо, и вот звучит основная тема… Взмах руки дирижёра, вновь останавливающий звучание. - Что вы делаете? Почему так тихо?! Это же тема проходит у оркестра, без солирующего фортепиано! Дайте силу звука, покажите, что вы не задохлики, дайте мясо, мясо в звук! - Виктор Сергеевич… - Что опять? Альберт, над тобой и так родители посмеялись при выборе имени, а сейчас и весь оркестр посмеётся над твоей непутёвостью, - свёл брови дирижёр. - Уже время закончилось, а я на практику опаздываю. - Студенты, - покачал головой Виктор Сергеевич, махнув рукой. – Свободны. Пулей взлетев по лестнице на свой седьмой этаж, даже не кляня вечно сломанный лифт в этот раз, Альберт забежал в съёмную квартиру, с порога чертыхаясь: - Это же просто кошмар! Дирижёр всё так же сходит с ума! Оторвавшись от нотной тетради, парень перевёл взгляд на Альберта, улыбнувшись уголками губ: - А разве ваша репетиция не закончилась несколько часов назад? - Я вспоминал по дороге домой, - фыркнул Альбер, разуваясь. – То ему тише, то ему громче, а потом все бочки на меня. Вот ведь старый маразматик. Дался я ему. - Это имя у тебя такое магическое, Ал, - уже с трудом сдерживал смех парень, фыркая в растрёпанные русые волосы. - Саша, - угрожающе зарычал Альберт, - Саша, это не смешно. Он со своим Гершвином у меня уже в печёнках сидит. Это же смешение джаза и классики, что вы, - плюхнувшись на стул, духовик достал из футляра свою божественную и непревзойдённую трубу, поглаживая её по раструбу. - Только ты меня и понимаешь, милая, - вздыхал он, не отводя взгляда от блестящей поверхности. - «Рапсодия в стиле блюз» считается одним из самых исполняемых произведений, написанных американским автором. Произведение действительно было заказано Гершвину с целью объединения классической и джазовой музыки, и тогда просто перевернуло американскую музыкальную жизнь. По жанру рапсодия приближается к фортепианному концерту, но стиль свободен, ещё одно умелое объединение джазовой импровизации и классической структурности, - замерев, Саша почесал затылок, думая, что он ещё упустил. Поймав мысль за хвост, он удовлетворённо улыбнулся, чуть поднимая вверх карандаш вместо указательного пальца. - А, да, многочисленные повторы и приёмы игры джазового оркестра, как я мог забыть об этом. Великая музыка, друг мой, смирись, вы обречены играть это, и ничто, ничто не остановит вашего дирижёра. - Ты слишком умный для пианиста, - покрутил пальцем у виска Альберт, обнимаясь с трубой. - А ты слишком повёрнут на своей трубе, - парировал Саша, вернувшись к нотной тетради. – Чёрт, параллельные квинты пропустил. Ещё и октавы, Лазарева меня с потрохами съест, а остальное отправит в жертву Римскому-Корсакову. - Почему ему? – заинтересованно спросил трубач, а потом возмущённо уставился на товарища-музыканта. «Повёрнут, значит, - пронеслось в его голове, - ну-ну». - Пианино – лажовый инструмент, - высоко задрав нос, провозгласил он, следя за реакцией. - Что? Да как ты смеешь! – подскочил от возмущения Саша, а потом махнул рукой, глядя на хихикающего духовика, - что с тебя взять, горемычный. Будешь так говорить, не буду решать твои задачи по гармонии. - Нет, только не гармонию, - почти взмолился Альберт. Пианист расплывался в широчайшей улыбке, отражавшей высшую степень лукавства и ехидства одновременно. На его лице было прямо написано большими красными буквами: «Ну что, съел, мой личный домовой?» Конечно же, Альберту это не понравилось. Конечно же, Саше было глубоко на это наплевать. Если не сказать грубее. Когда его вообще волновали такие мелочи? А вот губы, накрывшие его далеко не нежным поцелуем, да, это куда волнительнее. Сильные руки заскользили по телу, возбуждая, избавляя от одежды, да и сам Саша не остался в долгу, кусая чужие губы, срывая одежду и толкая Альберта к старенькому скрипучему дивану, повидавшему такое, чего совсем не могли предположить владельцы квартиры, отдавая ключи милым и интеллигентным студентам консерватории. - Сто-о-ой! – ухватив свою драгоценную и ненаглядную трубу, Альберт успокоился, позволяя ласкам продолжаться. - Фетишист хренов, - рассмеялся Саша, лукаво приподнимая бровь. А после, уставший и счастливый пианист, с величайшим усилием втряхнулся в домашние штаны, и, поморщившись, осторожно сел обратно за стол, склонившись над нотной тетрадью. - Ох, проблемы вы мои, проблемы, - простонал он, схватившись за голову, - как же выстроить голосоведение, чтобы убрать параллельные квинты? Перекрещивание голосов же получается! - Может, в задницу её? – гладя сверкающую поверхность трубы и шепча в перерыве между репликами, адресованными Саше, слова любви своей незабвенной, Альберт недовольно поглядывал на замученного пианиста. – Завтра вставать в пять утра. - Нам каждый день в пять вставать, а Лазарева с меня точно шкуру спустит, - закатил глаза Саша, - ложись, я скоро присоединюсь. - Подъём, подъём! Альберт, с утра сияющий и бодрый, полуголый носился по квартире, собираясь в консерваторию. - И почему с вас нихрена не требуют, кроме специальности и дирижирования? – мрачно отозвался Саша, протирая красные и опухшие от вечного недосыпа. - Любовь моя, расскажем ему эту великую тайну? – ухмыльнулся трубач, танцуя некий ритуальный танец вместе со своим инструментом. - Бешеный тритон, и что тебе с утра неймётся. - Моя ямаха – прекрасный инструмент, выпущенный японской фирмой, одной из ведущих в мире. Все инструменты отличаются необыкновенным качеством материала и сборки, чётко ориентируются на покупателя. Есть инструменты ученические, профессиональные, и… эм, - замер на несколько мгновений Альберт, - и ещё какие-то. Труба яркий инструмент, отлично изображающий фанфанрый клич. Одновременно может отлично показать торжество и наступление сил зла! Что, съел, владелец пианино? Уаха-ха! Духовик согнулся пополам от смеха, напоминавшего смесь киношных злодеев-психопатов и просто психопатов, опять же киношных, потому что живых, из плоти и крови, а не пикселей, никто из них не видел. - Обломись, моя лошадка, у нас рояли от ямахи, и буклет от распрекрасных инструментах этой фирмы я тоже читал. А теперь завидуй, у фортепиано девять октав, восемьдесят восемь клавиш, куча возможностей, динамических оттенков, регистров, даже тембр можно менять, если исполнитель толковый, - с видом «ну что, съел, моя лошадка?» протараторил Саша, ухмыляясь. - Бла-бла-бла. Сердце красавиц склонно к измене, и перемене, как ветер мая, - продекламировал он неожиданно, с чувством и характером подражая оперному певцу. - Герцог хренов, ты признаёшь только одну красавицу, - закатил глаза пианист. - Все пианисты такие симпатяги? - Кто-нибудь, убейте её, - шипел сквозь зубы Саша, глядя на странную девицу, чуть ли не увешивающую его слюнями, потёкшими на него. – А ты мне что-нибудь сыграешь? А ты играешь по нотам, или без них? – не унималась она, от нетерпения подрагивая. - Спасите меня, братья Рубинштены, - поднял глаза к небу пианист. – Нет, нет, нет, и вообще, я гей! А что ты забыла здесь, я не понимаю. - В нашем зале сегодня концерт. Приезжает какой-то квартет, - небрежно отозвался Сашин сокурсник, махнув рукой так, словно это должно изобразить струнный квартет со всеми его составляющими. - Ну теперь я точно на него не попрусь. - Был сегодня у Щербакова? - Ага, - Саша попытался изобразить эпилепсию, чтобы описать занятие специальностью в красках. – Он донимал меня тем, что это же Скрябин! Скрябин это же, Скрябин, Скрябин, и я должен играть его, как Скрябина, а не как непонятно кого. Потом получасовое издевательство на тему того, знаю ли я, кто такой Скрябин. Долгая-долгая нотация на тему того, что если я знаю, кто такой Скрябин, то почему он не слышит в моей игре красный, красный, и ещё раз красный. В итоге ноты полетели из кабинета вместе со мной. - Да ладно тебе, он мне отымел весь мозг позавчера, объясняя, что я не играю, как Чайковский. Он что, такой древний, что слышал игру Чайковского? - А кто из наших играет Гершвина с оркестром? – заинтересованно спросил Саша, облегчённо выдохнул. Страшные разговоры о непонятном напугали назойливую девушку, и она слиняла, как блохи с лысого кота. - Макаренко, наверное, - пожал плечами сокурсник Саши, - а что, завидуешь? - Было бы чему, - подвигал бровями Саша. – Ну, всё, я пошёл домой, есть уже хочется. Иначе скоро будет ветром сдувать, придётся класть в сумку кирпич. - Напиши на нём биографию Скрябина, поможет, - рассмеялся парень ему вслед. - Ах, мужичок, Старичок убогой, Пьян напился, Поплелся дорогой! Альберт распевал на весь дом, бегая со своей незабвенной трубой и кривляясь, откровенно мешая Саше сосредоточиться над главой учебника истории музыки. - Мусоргский пошёл, если ты решил устроить мне викторину, - пробурчал пианист, пытаясь вчитаться в строчки, повествующие о важном толчке, которое получило искусство от творческого наследия балакиревского кружка. - Бросай свою фигню, иди к нам, - зазывающее воскликнул духовик. - А что, ты позволишь мне разбавить ваш альянс? – заинтересованно повернул голову Саша. - Только если ты не возьмёшь к нам своего огромного чёрного монстра с рядом бело-чёрных зубов, - рассмеялся булькающим смехом Ал, приставляя к губам мундштук и извлекая из трубы цепь нот, бегая пальцами по вентилям. До-ре-ми-до-ре-ре-соль-фа-ми-ре-до-до-до. - Только без пошлостей, - нахмурился Саша, грозя учебником музыкальной истории. - Только без теории, - парировал духовик, обнимаясь со своей прелестью. - А что мне будет взамен? - Наш славный тройничок.