Addicted

Берлин. Октябрь. 1977 год

Если вы бывали на Цоо в один из дней между семьдесят шестым и семьдесят восьмым годами, то вы непременно видели мою гнусную мордашку в стенах этого ужасного вокзала. Здесь всегда творится не пойми что. Каждую стену подпирают бомжи, лежащие в собственной блевотине, везде алкоголики и наркоманы. Лучшее место, чтобы почувствовать себя как дома в великолепном Берлине. Ещё двадцать пять шагов и я буду на своём «рабочем» месте. Знаете ли, подпирать фонарные столбы это тяжкая работа. Ты стоишь и ждёшь, когда какой-нибудь толстенький, богатенький, старикан-извращенец подъедет на своём стареньком опеле и расскажет тебе, что и как ты должен делать с его дряхлым членом, а ты и будешь выполнять, что он скажет, потому что его вонючие сорок марок спасут твою никчёмную жизнь. Самое ужасное - это стоять и ждать. Ты улыбаешься своим друзьям, которые, как и ты, ждут, когда их кто-нибудь снимет. Ты стоишь и думаешь, через сколько же какой-нибудь злоебучий фраер захочет поиметь твой рот или задницу, потому что если он появится только через часа два или три, то тебя будет колотить лихорадка и уже никто тебя не возьмёт, и ты подохнешь в кошмарном привокзальном туалете. Я дошёл до своего места и остановился, доставая пачку сигарет. Аксель сел в машину какого-то клиента, а значит, мне и некому сказать «привет» и потрепаться совсем не с кем. Может, оно и не так плохо. Никотин проникает под самую кожу, и на какую-то долю секунды кажется, что можно всю жизнь стоять и курить одну за одной, а больше ничего и не нужно – если бы. Организм прекрасно знает, чего хочет, и никакими жалкими сигаретами его не обманешь дольше, чем на одну десятую секунды. За первой сигаретой закончилась и вторая, а потенциальных клиентов всё не было. Ветер проникал под мою тонкую джинсовую куртку и кожа постепенно покрывалась мурашками, я боялся, что этот холод заставит меня хотеть дозы раньше, чем я рассчитывал, раньше, чем я успею обработать парочку клиентов. За двадцать минут моего нахождения около вокзала мимо прошли сотни различных людей, сотни лиц, сотни судеб. Одна десятая людей, что я видел – наркоманы, ещё одна десятая - жалкие арабы, которые и немецкого-то не знают, и всё, что они могут сказать девушке - это «давай ты, и я трахать»; очень впечатляет, не правда ли? Ещё одна десятая людей такие же, как и я: девочки и мальчики от тринадцати, если не меньше, и до семнадцати – представители детской панели. И уж не знаю почему, но все эти фраера любят трахать малолетних наркоманов. И только остальная часть прохожих просто деловые люди или туристы. Странно, что героиновая сцена выстроилась на главном вокзале Берлина, но не мне думать о том, как так вышло. Моё дело стоять и ждать своего клиента. Подкуривая очередную сигарету, я заметил тёмно-синий фольксваген, медленно едущий мне на встречу. Я знал эту машину. Я смотрел прямо на неё, делая очередную затяжку, кто его знает какой по счёту сигареты, и знал, кто сидит внутри. Если на такой работе, как у меня бывают радости, то сейчас я определённо был рад видеть эту машину. За рулём фольксвагена сидел мой любимый клиент – Луи. Он мне нравился, потому что не был старым, потным старикашкой-извращенцем. Ему было всего тридцать, и у него даже не было жены, означавшее, что он никому не изменяет, заявляясь вот так вот на Цоо раз в неделю. Когда машина остановилась прямо передо мной лишь в подтверждение того, что я и так знал, из приоткрытого бокового окна на меня посмотрел Луи, со своей лёгкой трёхдневной щетиной на острых скулах, холодными серо-голубыми глазами и тонкими губами. Без лишних слов, я выбросил сигарету и уже через минуту сидел на пассажирском сидении рядом с водителем. Единственное, чем меня удостоили - это тихое «привет». Он не говорил со мной не потому, что считал меня мусором или грязью, а просто потому что он был таким человеком. За всё время, что он снимал меня раз в неделю, я понял, что он мужчина, который делает всё молча, и я был не против этого. По крайней мере, он не спрашивал, как бывало с другими клиентами, что со мной случилось, и всё в этом духе. Мне не нужна чья-то жалость. Я почти ничего о нём не знал, редко слышал его голос, но он мне нравился. Луи был симпатичным, очень симпатичным, и сейчас в белой рубашке и в галстуке он был невозможно красивым. Я искренне не понимал, почему он каждый раз возвращался ко мне. Я всего лишь шестнадцатилетний наркоман, но он каждый раз приходил. Иногда он кормил меня у себя дома, а однажды я даже ночевал у него. Его забота была тихой и безмолвной, но я чувствовал её, и это заставляло меня изредка улыбаться. *** Спустя 15 минут мы были уже в квартире Луи. Он жил не в самом центре города, но и не в новом Гропиусштадте, который казался мне отвратительным. В его квартире всё казалось мне знакомым: и полосатые обои в коридоре, и светлая холодная спальня с большой кроватью, шкафом и прикроватным торшером, небольшая гостиная, в которой были отвратительные цветочные обои, два кресла, журнальный столик и магнитофон. Я бывал здесь десяток раз, и иногда мне казалось, что я возвращаюсь в эту небольшую квартирку как к себе домой. Как только мы переступили порог, я сразу почувствовал руку Луи в моих кудряшках и вздохнул с облегчением. Он легко потрепал меня по волосам, а для меня в этом незамысловатом жесте сочеталась вся теплота окружающего мира. - Гарри, может ты хочешь что-нибудь? Пить? – спросил он своим скрипучим высоким голосом, заглядывая мне в глаза. - Нет, спасибо, - на моём лице заиграла смущённая улыбка, и он кривовато улыбнулся мне, в ответ растягивая свои тонкие губы. Я спокойно прошёл на балкон и снова достал сигарету. Героиновая зависимость всегда вот так давала о себе знать: просто я выкуривал по две пачки в день, пока по моим венам снова не начинал бежать злосчастный порошок, дарующий часы нормального состояния. Спустя несколько глубоких затяжек рядом со мной встал Луи. Мы вместе смотрели на серый Берлин и его пешеходов с высоты седьмого этажа. Когда он, неожиданно взял затяжку из моих рук, я на мгновение затаил дыхание. Это было сексуально, когда он втягивал свои щёки и прикрывал глаза впуская никотин внутрь себя, а ещё этот момент показался мне до того интимным, что мои ямочки на щеках наверняка покраснели, из-за чего я поспешил отвернуться от мужчины. В моей голове снова были мысли о том, почему Луи так нравится привозить меня к себе. Иногда ведь он просто давал мне 40 марок за то, что я попил у него чая, и не требовал ничего взамен, а когда у него были деньги, он давал мне восемьдесят марок вместо сорока и сто вместо восьмидесяти. Он не был похож на извращенца или педофила. Этот мужчина был таким обыкновенным, молчаливым и таинственным для меня. А ведь были у меня клиенты, которых я бил плёткой, были и такие, которым я постоянно дрочил или отсасывал в их машинах, а ещё был Луи. Я не заметил, как остался один на балконе в своих раздумьях, и из мотка собственных мыслей меня вытащил голос Луи: - Гарри, иди, пожалуйста, сюда, - негромко сказал он. Я шумно вздохнул и зашёл в маленькую гостиную. Конечно, мне нужно «работать», хотя Луи был единственным человеком, которому я, возможно, даже хотел доставить удовольствие, или этого хотела какая-то частичка меня. Это был единственный способ отблагодарить за его доброе отношение ко мне. И то, что я делал всё без отвращения, было уже неплохим стартом для нас. Я стоял рядом с ним. Мы были примерно одного роста, но только он был взрослым красивым мужчиной, а я – хрупким подростком с детским тельцем, узенькими бёдрами и тонкими ручками. Его рубашка уже была расстегнута, но под ней была неизменная белая майка. Мои глаза сосредоточились на рассматривании парня предо мной, и я не сразу расслышал, что он мне говорил. - Гарри, - наверняка не в первый раз повторил он, и я заглянул в его глаза, - можно тебя поцеловать? Я просто раскрыл рот в недоумении. Никто из клиентов никогда не целовал меня, и он в том числе, ни у кого даже не было такого желания. Он не сводил с меня взгляда, а моё сердце, кажется, ускорило свой ритм в два раза, и я только неустанно хлопал глазами, смотря на парня. - Конечно, - тихо сказал я. Волновались, наверное, даже кудряшки у меня на затылке. Я целовался когда-то с парой девчонок, но это было так просто, и мне было всё равно. А сейчас мои ладошки вспотели, а губы подрагивали. Я не был профи в поцелуях, а ещё это был Луи, который нравился мне самую малость, и ещё я никогда не думал, что я голубой и что я, чёрт возьми, буду целоваться с парнем. Его губы накрыли мои, и я прикрыл глаза. Сначала это было просто касание его мягких губ с моими, но он не спешил отрываться, а я не знал, что мне делать, поэтому просто продолжал прижимать свои пухлые губы к его. Спустя мгновение его руки опустились на мои щёки, и я немного расслабился в его руках: он действовал на меня как валиум. Затем его губы начали медленно двигаться вместе с моими, превращая это неловкое касание в поцелуй. Я просто старался поспевать за его движениями. Это было приятно. Поцелуй с Луи был одной из самых приятных вещей, что я делал за последнее время, не считая наркотиков. Он медленно отстранился от меня, но его руки всё ещё покоились на моих щеках, и он легко прошёлся большими пальцами по ним, а затем очертил мои губы. Я чувствовал, как будто во мне включили какое-то новое чувство, и всё во мне наполнилось нежностью и каким-то восторгом, как будто я один из тех маленьких бездомных котят, которых я так любил приносить домой в пятилетнем возрасте. Я смотрел на Луи с широко раскрытыми глазами, а он смотрел на меня. Его глаза из холодных серо-голубых с оттенком стали превратились в тёплые голубые, и в них была улыбка, которой я раньше никогда не видел. Неожиданно для самого себя я оказался в крепких объятиях, и мои руки обвились вокруг шеи мужчины, а его были на моей талии. Он прижимал меня к себе достаточно сильно, а я только вдыхал аромат его туалетной воды и расслаблялся, позволяя ему делать со мной всё, что ему заблагорассудится. Я больше не мог удивляться, у меня не было на это сил. Сегодня Луи был каким-то другим: нежным, и он вселил это чувство и в меня. Через пару минут Луи выпустил меня из объятий и меня сразу окутало каким-то холодом, но я не мог сосредоточиться на этом ощущении, потому что его губы накрыли мои. Теперь всё было совсем по-другому. Он не был таким нежным как в первый раз, он действовал с большим напором, а я лишь поддавался ему, повторяя все его движения. Его язык непонятным для меня образом проскользнул ко мне в рот, из-за чего мне пришлось начать неумело шевелить и своим. Мне кажется, что во всех моих действиях было одно лишь смущение и неумение, но Луи это не останавливало. Он продолжал исследовать мой рот и заставлял меня забываться на мгновения, получая удовольствие от поцелуя. Его щетина немного кусала меня за щёки, что не давало мне окончательно забыться и улететь в мир грёз. Реальность была тут, и она была осязаема. Руки Луи зарывались в мои кудряшки, массируя кожу головы. Это расслабляло меня так, как будто я в секунду превратился в мороженое, лежащие на асфальте под палящим солнцем. Поцелуй становился всё жарче и жарче, казалось, что тепло исходит ото всюду: от комнаты, от Луи и изнутри меня. Мои руки медленно поползли вниз по груди Луи, и, когда я уже почти дошёл до ширинки его брюк, рука его резко схватила мою, а сам он разорвал поцелуй. - Гарри, не надо, - пропуская быстрые вдохи, тихо сказал он, продолжая удерживать мою руку. - Это моя работа, я не могу просто брать у тебя деньги, - мой голос был почти что дрожащим, щёки наверняка покраснели, а глаза изучали узорчатый ковер на полу. - Ты можешь, потому что я этого хочу, - его рука коснулась моего подбородка, и он аккуратно поднял моё лицо, заставляя смотреть на него. - Это моя работа, - тихо повторил я, пытаясь не смотреть на мужчину. Его руки быстро отпустили меня, и он отошёл на пару шагов, поворачиваясь ко мне спиной. Я слышал его громкие вдохи и выдохи и просто стоял, будто намертво приклеенный к месту, боясь пошевелиться. Я не знал, что должен делать. Мне полагаются деньги за мою работу, а значит, я должен сделать её, чтобы что-то получить, что бы Луи не говорил. Я не могу всё время пользоваться его добротой, ведь так? Это был единственный вопрос, который сводил меня с ума, потому что он навязчиво маячил у меня в мыслях. Не знаю, о чём там думал мужчина, но пока я стоял на месте как оловянный солдатик, он начал ходить из одного угла комнаты в другой, нервно сжимая и разжимая кулаки. - Раз тебе так нравится, - его резкий голос вырвал меня из заморозки, - то делай свою работу, - его голос был немного нервным. Он стоял напротив меня, весь растрёпанный и наблюдал за моей реакцией, бегая своими глазами по моему лицу. Я начал медленно подходить к нему, не говоря ни слова, а когда подошёл он резко схватил меня за руку и повёл в спальню. Он устало опустился на кровать, опуская меня рядом с собой, и зарылся лицом в свои руки. Я просто сидел сбоку и наблюдал. Мои глаза, наверное, были стеклянными, потому что я смотрел на всё невидящим взглядом и ни капельки не понимал, что сегодня случилось с Луи, почему он такой нервный, почему он такой странный. Его спина легла на коричневое покрывало кровати, но он всё также не отрывал рук от лица. Я помедлил пару секунд, а потом начал расстёгивать ремень его штанов, за ним и ширинку. Мои руки немного тряслись, пока я спускал с него штаны, а затем трусы. Я слышал только сбившееся дыхание Луи и своё сердцебиение. Я чувствовал себя неловко.То ли потому, что мог избежать этого, но сам напросился, то ли потому что мужчина целовал меня, а теперь закрывал лицо. Я не хотел смотреть на то, что делаю, как будто это был первый раз в моей жизни, а не сотый. Моя рука медленно опустилась на член мужчины, поглаживая его, намереваясь возбудить. Мне удалось сделать это быстро, и скоро уже я чувствовал под подушечками пальцев немного отвердевшую плоть. Всё, что я мог, это только проводить рукой по всей длине члена, поглаживая головку большим пальцем руки, и иногда сильнее сжимать основание, но этого было достаточно. Луи прерывисто дышал, и я видел, как часто вздымается его грудь. Я размазал первые капельки смазки по головке члена и немного задел пальцем уретру, вызывая у мужчины громкий выдох. Не знаю почему, но я улыбнулся его реакции, продолжая проводить рукой от головки до основания и обратно. Руки Луи опустились и теперь его глаза пытливо смотрели на меня, а зрачки были расширены от того, что скоро его должен был настигнуть оргазм. Я, в свою очередь, не сводил взгляда с него, продолжая движения рукой. Обводя пальцами каждую венку члена и сжимая основание немного сильнее, чем нужно. Я видел, что разрядка мужчины уже близко по его прикрывшимся векам и пульсирующей плоти в моей руке. Движения ускорились, и совсем скоро я почувствовал вязкую жидкость на руках и услышал что-то тихое, отдалённо напоминающее стон. *** Я уже собирался покинуть квартиру Луи, сжимая в руках его 80 марок. Он стоял рядом со мной, и что-то не давало мне уйти, но я понимал, что должен сделать это как можно скорее, потому что мои руки уже начинали дрожать. - Пока, Гарри – скрипучий голос был совсем близко, а потом его губы мягко коснулись моих, оставляя лёгкий поцелуй. Поспешно я открыл дверь и вышел, спеша в лифт. Мне не хотелось думать о всех странностях Луи. У меня были деньги, и мне срочно нужно было купить героин. Я старался держать свои мысли только в этом русле, мне нельзя было позволить себе думать о том, что поцелуи мужчины были приятными и что он вообще меня поцеловал. David Bowie – Sense Of Doubt (OST «Christiane F.») Серый вагон метро, наполненный людьми и шумом громыхающего поезда, меня раздражал. Каждый взгляд, который нечаянно скользил по мне – раздражал. Эти люди ничего обо мне не знали, но их взгляд выражал одно лишь презрение. Я сидел, закутавшись в свою джинсовую куртку, и старался не трястись, как осиновый лист. Когда я выходил из метро, меня раздражал свет фонарей и смех молодёжи, меня раздражала зависимость внутри меня, мои губы тряслись и я шёл по тёмным улицам, пытаясь побыстрее разглядеть знакомого дилера. Наконец я дошёл до угла на Курфюрстенштрассе. Узнав меня издалека, мой дилер начал идти вперёд, преодолевая два квартала, а я без сил плёлся за ним - такова была безопасность. Я купил у него две четверти за сорок марок и пошёл обратно. Вонь сразу ударила мне в нос, когда я зашёл в грязный туалет. Я достал из кармана куртки пакет, в котором были шприц, ложка и небольшой кусочек лимона. Порошок быстро оказался на ложке, и вскоре он уже утопал в воде и лимонном соке, для того, чтобы лучше раствориться. Вскипятив раствор над зажигалкой, я сразу же втянул его в шприц, который, к счастью, ещё не был засорённым. Конечно, ни о какой дезинфекции не могло быть и речи, и я просто быстрым движением вогнал иголку в пульсирующую вену на локте и запустил в кровь героин. Наркотик сразу ударил по мне, даря мне улыбку. Я опустился на пол вонючего туалета, совершенно не волнуясь об этом; мои глаза прикрылись, тело было расслабленным, а мысли наконец-то стали чистыми, прозрачными и пустыми.