Один

Каждую ночь Майку снится, как гибнет Отряд. Но начинается всё прозаично. Первый сон — из тех неприятно реалистичных кошмаров, что приходят, когда болеешь или накануне контрольной. В нём родители едут в «Старкорт Молл». Мама на переднем сиденье проверяет список покупок. Холли — во сне ей не пять, а четыре, — тянется с заднего сиденья за бутылкой «Колы». Тёмно-зелёное бутылочное горлышко торчит из сумки, стоящей у мамы в ногах. — Возьми, милая, — мама передаёт бутылку Холли, но та выскальзывает из её неловких маленьких пальцев. — Вот чёрт! — Не выражайся при ребёнке! — мама поворачивается к отцу. Бледный, он таращится на мчащуюся по дороге фуру. Огромный грузовик летит прямо на них. Мама вскрикивает. Если отец сейчас вывернет вправо и затормозит, всё обойдётся. Он поворачивает руль и жмёт на педаль, но бутылка попала под неё. Момент упущен. Грузовик совсем близко, и теперь отчётливо видно, что кабина пуста. Холли закрывает глаза ладошками. В следующий миг — яркий, ослепляющий блеск на стекле и радиаторе фуры, лязг железа. А затем то ли плотный серый туман, то ли дым рассеивается, и Майк видит перед собой грузовик — радиатор его чуть помят, мотор натужно гудит вхолостую. Их легковушку смяло и отбросило, но не перевернуло. Он не хочет подходить к груде искорёженного металла, но его тянет, словно поводок набросили. Подушка безопасности не сработала. Отцу отрезало голову куском лобового стекла, и она слепо пялится в небо сквозь заляпанные кровью очки. Мамин ремень безопасности лопнул, она лежит на приборной панели. Майк не видит её лица, только стекло в волосах и много крови. А ещё у мамы раздроблена левая рука и кости щерятся из ран. Он знает, что она мертва — шея её вывернута под неестественным углом. Младшая сестра висит на своём ремне, как сломанная кукла. Пахнет гарью. Утром Майк спокойно завтракает. Спорит с матерью из-за уборки в комнате, даёт Холли откусить кусочек своего сэндвича с горчицей. О сне он не думает — в детстве такое пугало, но не теперь. С родителями не может случиться ничего плохого. Это Хоукинс — тихий, сонный городишко, где для таких, как его родители — правильных и заурядных, — не случается ровным счётом ничего: ни аварий, ни убийств. Майк не помнит, что видел следующей ночью. Точно не Оди. Забавно — до сих пор все называют её именем, которое дал он; значащееся в выправленных документах «Джейн» кажется чужим даже ей самой. Каждую ночь он засыпает с мыслью о ней, но она никогда не снится. На четвёртую или пятую ночь Майк видит Нэнси и Джонатана, они делают репортаж: Джонатан фотографирует, Нэнси что-то быстро записывает в блокнот. Майк не может понять, где они. В Хоукинсе нет похожего района: чёрные, покосившиеся дома, окна заколочены или зияют пустыми провалами, растрескавшийся асфальт, груды мусора повсюду… Майк хочет крикнуть, чтобы они были осторожны, но не может. Он видит, как за ними по пятам следует человек десять, не меньше. Грязные, оборванные, с замотанными тряпками лицами, они окружают ничего не замечающих Нэнси и Джонатана, и начинают смыкать круг. Первым их замечает Джонатан, но уже поздно. Короткая драка — исход предсказуем. Один из бродяг хватает сестру за локоть, но она пинает его в голень и вырывается. Джонатан стоит на коленях, пытается вытащить из шеи нож, но пластиковая рукоятка скользит. Кровь толчками льётся между пальцами. Ещё секунда, и он падает лицом в грязный асфальт. Вбитое лезвие выходит из-под затылка. Майк не слышит, но знает, что Нэнси кричит. Если б у неё было с собой ружьё, никто бы и близко не сунулся — палить по живым мишеням ей не внове. Но ружьё осталось в багажнике. Нэнси расталкивает бродяг, падает перед Джонатаном на колени, и кто-то вонзает здоровенный тесак ей в спину. Брызги крови вылетают изо рта Нэнси вместе с криком. Майк вздрагивает и просыпается. Яркий утренний свет заливает комнату. Часы в виде Звезды смерти показывают восемь пятьдесят пять — пора вставать. Майк сталкивается с Нэнси в коридоре. Сестра свежая и бодрая, на ходу сушит волосы полотенцем. — Что такой кислый с утра пораньше? — Да так, — Майк пожимает плечами и запирается в ванной. М-да, выглядит действительно неважно. Круги под глазами, будто три дня не спал. Майк с остервенением начинает чистить зубы, и когда заканчивает, сон блекнет, почти стирается из памяти. Что-то там про Нэнс и брата Уилла. Кто бы мог подумать, что эти двое будут встречаться, а! И они в порядке — не считая, что теперь далеко друг от друга. Нэнси вот продолжает проходить практику в газете, теперь как настоящий корреспондент, а не «принеси-подай», Джонатан обживается на новом месте, зарабатывает на колледж… Всё с ними нормально. А сны… ну, какая только чушь не привидится. Никаких тревожных снов неделю, а затем Майку вновь снится кошмар. На этот раз Хоппер, Джойс и тот странный тип — детектив или журналист, Бауман, сгорают на пожаре в «Старкорте». Майк хочет зажмуриться, отвернуться, но ничего не получается. И он видит, как их кожа покрывается волдырями, как вспыхивают волосы, лопаются глаза. Видит, как от шерифа, славной мамы Уилла и мужика в нелепых джинсовых шортах остаются лишь три скорченные чёрные головёшки. Запах дыма и палёной плоти забивает нос, воздуха не хватает… Майк просыпается в поту, с лихорадочно колотящимся сердцем. Во рту сухо. За окном только-только начинает светать. Он делает три глубоких вдоха и плотнее заворачивается в одеяло. Дурацкий сон! Миссис Байерс очень даже жива — и увезла Уилла с Джонатаном подальше отсюда. И Оди. Бауман тоже вполне жив и расследует очередной заговор КГБ-шников с рептилоидами или что-то вроде того. А Хоппер… Майк сглатывает. Джим Хоппер не сгорел. Джойс говорила, та штука, открывающая Изнанку, взорвалась, а он был в эпицентре — его попросту расщепило, в одно мгновение. Пожар устроили военные, чтобы уничтожить следы советской лаборатории и тушу монстра. Майк дышит открытым ртом, чтобы сдержать слёзы. Он так и не извинился перед Хоппером за то, что наговорил. Хоппер ведь не собирался разлучать его с Оди, он просто беспокоился и действовал как умел. Как же всё глупо вышло! Дни идут за днями. Майк начинает понимать, что чувствовал Уилл. Каково быть лишним. Пару раз они с Лукасом и Дастином пытаются сыграть в «Подземелья и драконы», но без Уилла совсем не то. А может, они действительно это переросли. Дастин нынче всё свободное время проводит у самодельной радиовышки, болтая со своей Сьюзи, а Лукас пропадает с Макс — ссорятся и мирятся по сто раз на дню. Майк не злится: когда Оди была здесь, он тоже был с ней постоянно. Проходит недели две, прежде, чем он видит новый сон. Всё внутри сжимается, когда Майк узнаёт место: обрыв над затопленным гравийным карьером. Живописное место, особенно по вечерам, когда закат красит воду в золото и багрянец. С тех пор, как два года назад придурок Трой вынудил его спрыгнуть вниз, угрожая Дастину ножом, Майк обходит карьер стороной. Если б Оди тогда его не подхватила… Майк до сих пор помнит короткий полёт и сильный рывок вверх, обратно. И помнит, как тяжело Оди дался такой выброс силы. На обрыве кто-то стоит. Майк приглядывается и оказывается ближе. Ветер треплет знаменитую укладку — да это ж Стив Харрингтон, король старшей школы Хоукинса, а нынче просто лузер, не поступивший в колледж, но свой парень. — Не, ты псмтр, крста какая! — Стив широким жестом обводит озеро и лес. Во второй руке он сжимает… Да ладно, бухло в бумажном пакете? Уж точно не сок — вон как покачивается. — Харрингтон, не беси меня, иначе я спихну тебя оттуда. Робин стоит, скрестив руки на груди. Майк не видит лица, но уверен, что она точно закатила глаза. — Чё ты такая зануда сёдня? — Стив сердито отмахивается и делает шаг вперёд. Теперь он стоит на самом краю, мелкие камешки осыпаются вниз. — Стив, пойдём уже. — Робин удивительно терпелива. — Домой тебе в таком виде возвращаться не вариант, переночуешь у меня. Давай, шевели жопкой! — М-м, ты спалилась перд рдитлями? Робин подходит ближе, и теперь Майк видит, как она хмурится, с тревогой глядя на Стива. — Ну, они узнали, что ты по девчкам, и ты ршила испльзвть мня, как пркрытие? Типа, они будут рды увдеть прня, даж бухого. — Ну ты и мудак, Харрингтон. Как Нэнси тебя выносила? — Я мдак, но обяшка, — Стив улыбается, и земля под носками его кед стремительно оползает вниз. Стив делает шаг назад, но не может удержать равновесие, нелепо взмахивает руками и… Робин успевает схватить его за джинсовку. Как в замедленной съёмке Майк видит её руку, все шипастые напульсники, феньки, металлические цепочки, кожаные ремешки и браслеты из разномастных бус; видит округлившиеся от шока голубые глаза… А потом Стив срывается вниз, и утягивает Робин за собой. Они летят не издав ни звука, и лишь спустя несколько долгих мгновений внизу раздаётся всплеск. Хоппер говорил, выжить после падения с этого обрыва нереально — удар о воду с такой высоты всё равно что удар об бетон. Забыть этот сон не получается. Может быть, потому, что сам прыгнул оттуда. Майк говорит себе, что это совсем уж бред. Стив не из тех, кто станет нажираться и бродить по округе. Чёрт, да попробуй он только, Робин ему вломит по первое число и родителям сдаст с рук на руки тут же. С чего такое вообще в голову лезет? Новый кошмар приходит на следующую ночь, и Майк убеждается, что все предыдущие были ещё не самыми страшными. Это первый сон о гибели его Отряда. Он видит стройку. Макс нашла две бетонные плиты, образующие трамплин, и сейчас отрабатывает новый трюк на скейте. Майк наблюдает с нарастающей тревогой. Макс здесь одна, что если… Нет, не одна. Билли бредёт, качаясь, как пьяный. Рот его разорван, сломанная, почти вырванная челюсть болтается в такт шагам, как и свисающие до колен тёмно-красные петли кишок. После того, что с ним сделал монстр — частица Истязателя разума, так и не получившая собственного имени, — даже самые преданные поклонницы разбегутся от него без оглядки. Макс не замечает сводного брата. Взлетает на самый гребень плиты, прыгает, рыжие косы смешно разлетаются в стороны. И уже в воздухе она замечает Билли. Глаза её округляются и стекленеют, скейт с надписью «Mad Max» уходит из-под ног, и Максин падает. Прямо на арматуру. Остриё пробивает живот, и она с неожиданно комическим удивлением смотрит то на Билли, то на пронзивший её кусок стали. Жёлтая ткань футболки стремительно пропитывается красным. Билли идёт к ней, медленно, раскачиваясь из стороны в сторону и неотвратимо. Макс пытается встать, но ноги лишь судорожно подёргиваются. Майка будит мама. — Милый, ты не заболел? — она хмурится и кладёт ладонь ему на лоб. — Господи, да ты весь в поту! Тебя лихорадит? Что-то болит? Тошнит? Майк отделывается от неё только через пятнадцать минут, после того, как градусник показывает нормальную температуру, а тонометр — нормальное (разве что совсем чуть-чуть пониженное) давление. И на удивление спокойно засыпает — в реальности нет места кошмарам. Назавтра они гуляют вместе, почти как раньше. И проходят мимо стройки нового торгового центра — на новом месте. Майка передёргивает. Макс рассказывает Лукасу, какую классную площадку для скейтеров видела в Иллинойсе. — Надеюсь, ты не решишь использовать это, — Майк с деланной небрежностью машет в сторону нагромождения труб, плит и блоков, — в качестве замены. Макс тут же вздёргивает подбородок: — Слушай, Уилер, я с самого нашего знакомства в курсе, что ты невысокого мнения о моих умственных способностях, но я не идиотк… — Я и не сказал, что ты идиотка! — Тихо-тихо, — Лукас уже отработанным движением оттаскивает Макс в сторону. Положение спасает Дастин: — Ребят, а помните, тут была развалюха? Мы ещё бегали сюда в охотников за привидениями играть. — Точно! И искали клад! — вспоминает Лукас. — И как, нашли? — заинтригованная Макс перестаёт испепелять Майка взглядом. Уф, пронесло. Спустя три дня Майк видит новый кошмар, и уже рад, что Оди ему не снится. На этот раз Лукаса и Эрику в лесу. Они что-то потеряли. Лукас как всегда ворчит, Эрика язвит о задротах. Увлёкшись перепалкой с братом, она не замечает, что трава под ногами будто подёрнута плесенью и коричнево-зелёной слизью. Она делает ещё два шага, земля под белыми кедами пружинит, как на болоте, и Эрика летит вниз. Лукас, не раздумывая, прыгает за ней в яму. Под землёй всё светится мертвенно-зелёным, гнилостным светом. Майк стискивает зубы: этого не может быть, они же в прошлом году лично спускались вниз и выжигали паразитов, а потом военные напалмом прошлись, и… и вообще Оди закрыла Врата, вся эта гадость тут же погибла! Но он во всех подробностях видит липкую чудовищную паутину, раздутые склизкие тела непонятных существ и гибкие зубастые шланги, отдалённо напоминающие змей. Какая-то громадная бесформенная дрянь цвета свежего синяка уже почти втянула в себя Эрику. Лукас судорожно хватает её за ноги, пытается удержать, но отовсюду сползаются «змеи», оплетают его по рукам и ногам, лезут в рот… В этот раз Майка будит сонная Нэнси. — Кошмары, да? — Я кричал, что ли? — Нет, но ворочался так, что через стенку слышно. Явно плохие сны. Майк мотает головой и принимает стакан воды. Надо же, рука даже не дрожит. — Нет. Наверно, съел что-то не то, вот и всё. — Не убедил. — А тебе снятся? — Майк убирает со лба слипшуюся чёлку. — Или только эротические сны с Джо-онат… — Придурок. — Нэнси отвешивает ему лёгкий подзатыльник, но улыбается. — Конечно, снятся. Всем снятся. Но, знаешь, никогда про… про то, что было. Майк молчит. — Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь сказать мне. — Нэнси сжимает его плечо, и Майк коротко касается её запястья. — Спасибо, но всё нормально. Правда. Ты скучаешь по Джонатану? — Очень. — Нэнси вздыхает и вертит стакан в руках. — Но скоро им проведут телефон, и мы разорим родителей, болтая с Байерсами и Оди. Она улыбается — искренне, радостно, и Майк улыбается в ответ. Может, если он услышит Оди и Уилла, кошмары пройдут? Майк ложится спать, не погасив светильник, как маленький. И новый кошмар заглядывает на огонёк. Всё начинается не так, как обычно. Майк больше не бесплотный наблюдатель. Он сидит с Дастином у «Церебро», их самодельной радиовышки, и слушает его излияния о стремительном прогрессе: когда-нибудь телефоны можно будет носить в кармане, да чего там, даже компьютеры — как в «Звёздном пути». Всё это очень занятно, но Майк уже около минуты слышит какой-то шорох. — Погоди, — он прикладывает палец к губам. — Тут кто-то есть. Дастин вертит головой так, что едва не теряет кепку. Шорох всё ближе и ближе, высокая трава расступается и к ним, пригибаясь к земле, выходит демопёс. Майк цепенеет. Вот дерьмо… под рукой даже палки нет! — Фмотри, это фе Дарт! — Дастин вскакивает и начинает рыться в карманах. — Во, фпефально для тебя нофил! — он выуживает батончик с нугой, быстро разворачивает и кидает демопсу. Тот урчит и набрасывается на угощение. — Бежим! — Майк хватает Дастина за руку, но тот не трогается с места. — Зафем? Это ф Дарт, он ифкал нас! И руку мне фырыфать не обяфательно. — Дастин, такие же твари разорвали мистера Ньюби и солдат! — Майк упрямо тащит упирающегося Дастина. — Дарт сожрал твоего кота, ты забыл?! — Его нафернка мофно отучить! Дарт поднимает голову, покончив с угощением. Лепестки пасти расходятся, выставляя красную изнанку и много-много зубов. Дарт шипит, а потом прыгает. Он сбивает Дастина с ног и вгрызается ему в бок. Майк кидается на спину твари, вцепляется в горло, пытаясь оттащить, но склизкая холодная шкура скользит под пальцами. — Фё нормально! Он профто играет! Майк видит, как Дарт вырывает кусок мяса и проглатывает вместе с обрывком футболки, не жуя. — Фё нормально, — продолжал уверять Дастин, будто и не замечая, что Дарт выгрызает ему печень. Сразу после завтрака Майк идёт к Дастину. И даже застаёт его дома. — Да, дела! — Дастин нарезает круги по комнате, и Майк переводит взгляд на аквариум с черепахой — уже голова кругом. — Это фё фтреш, точно тебе гофорю. — Но мне же не снились кошмары ни после Демогоргона, ни после Истязателя разума, — всплёскивает руками Майк. — Хочешь сказать, у меня тогда стресса не было? — Детфкая пфихика гибкая, — пожимает плечами Дастин. — А фейчаф уве не то. — Фмотри! — он плюхается на кровать так, что Майка слегка подбрасывает. — Твоя дефушка и друг уехали, мишис Байерф и Дшонатан, которых ты ф детфтва жнал — тофе. И Хоппер… это федь единфтвенный фжрофлый иф тех, кого фнаем, который не умер иф-фа болефни или от фтарофти, а погиб. Фот можг это фё обработал и выдаёт тебе сюфеты, ф которых ты фнофа фшех теряеф, но уфе нафегда. Но это долфно пройти. М-м, рациональное объяснение в духе мистера Кларка, их любимого учителя. И сколько ждать-то, пока с ума не сведут? — Спасибо, Фрейд, — Майк хлопает Дастина по плечу. — Буду убеждать себя в этом. — Кфтати, у меня рафтёт нифний режец! — Дастин щербато скалится. — Ого, круть! Ох уж эта ключично-черепная дисплазия — более-менее полным комплектом зубов Дастин обзаведётся годам к двадцати. Если вообще обзаведётся. Каждому его новому зубу Майк, Лукас и Уилл радовались, как… ну как выходу новых дополнений к «Подземельям и драконам». В этот раз, без Уилла, радость неполная. Майк решает лечь на диване в подвале, как делает это в жару. Игровая без привычного бардака, оставленного Отрядом, кажется необжитой. Майк смотрит на стол, раньше накрытый одеялом, бывшее надёжное убежище — в том числе и для Оди. Хочется вдруг, как год назад, забраться туда, и вызвать её по рации, да без толку. Майку уже четырнадцать и в подстолье он больше не помещается, а Оди теперь даже кружку взглядом не может сдвинуть, не то что ответить, находясь на таком большом расстоянии. Майк очень надеется, что она восстановится. Этой ночью он спит спокойно. На следующую ночь он тоже остаётся в игровой. Сон долго не идёт, а когда Майк наконец засыпает, обнаруживает себя в сарае Байерсов. И Уилла, привязанного к стулу. Прямо как тогда, когда пытались изгнать из него Истязателя разума, только в этот раз они вдвоём. Майк снова пытается говорить с Уиллом, заставить его сопротивляться захватчику, но он молчит, даже не отбивает морзянку по ножке стула, давая понять, что слышит. Просто сидит и в упор, не моргая, смотрит на него. Подёрнутые красной сеткой лопнувших сосудов белки глаз, спокойное, напрочь отсутствующее выражение, как у покойника. Только по едва заметно вздымающейся и опадающей груди понятно, что Уилл жив. — Уилл, — Майк снова не может сдержать слёзы. Как посмела эта тварь занять его тело?! Тихий добрый Уилл такого не заслуживает. — Ты справишься с ним. Правда. Это твой папаша и придурки в школе думают, что ты слабак, но мы все знаем, какой ты на самом деле сильный. Слышишь? — Майк кладёт ладонь на мокрый от пота загривок. Уилл медленно-медленно поднимает голову и улыбается — страшно, нечеловечески. Истязатель разума не понимает, как работают мимические мышцы. А потом тело Уилла начинает рваться из пут. Майк отступает назад и замирает, оцепенев. Тварь вырывается, прилагая все силы — чужому телу не больно. Майк видит, как верёвки до крови впиваются в запястья и лодыжки, как с хрустом один за другим выворачиваются все суставы. — Нет! — Майк хватает не-Уилла за плечи и смотрит в пустые глаза. — Не мучай его! Не смей! Он просыпается в темноте, с заходящимся сердцем и мокрыми щеками. Теперь кошмары снятся ему каждую ночь. Отряд гибнет по-разному, а он ничего не может сделать. Через неделю марафона кошмаров, он потихоньку берёт из аптечки снотворное, но выходит только хуже — сны никуда не делись, но проснуться не получается. А ещё ему начинает сниться Оди, и после таких ночей Майк особенно разбитый. Она… она ускользает. Он постоянно ищет её в каких-то бесконечных коридорах, лабораториях и домах, но стоит им лишь увидеть друг друга, и Оди распадается чёрным пеплом. Бывают и обычные безобидные, сумбурные сны — но всё реже и реже. Мама начинает всё настойчивее предлагать сходить к врачу. Нэнси лучше избегать — она так и норовит вытащить всю правду, но Майк испытывает суеверный страх — Нэнси не снится ничего подобного, что, если после рассказа она разделит его кошмары? Ну нет. Майк откладывает «Возвращение короля», когда глаза совсем начинают слипаться. На часах три ночи. Что ж, может, удастся урвать немного спокойного сна. Ему снится что-то смутное, неясное. Старый велосипед. Какие-то люди, кажется, на банкете — все важные и нарядные. Играющие собаки. И он просыпается в нигде. Старый диван из подвала-игровой стоит посреди абсолютной пустоты — чёрной, но он чётко видит и одеяло, и своё отражение на «полу», как будто залитому водой. Майк садится. Ощущения слишком реальны. Он действительно не спит, но… Заслышав тихие шаги, он оборачивается так резко, что мышцу шеи сводит — жгучая тянущая боль тоже вполне реальна. И Оди. Оди стоит совсем близко, в клетчатой пижаме, и улыбается. — Привет. Это Изнанка, — она подходит ближе. Невозможно реальная. Все слова застревают в горле, и Майк протягивает к ней руки, но Оди качает головой: — Не получится. Нас сразу выбросит. — Ты… ты как? — Майк смотрит на неё не отрываясь. До невозможности хочется обнять её, крепко-крепко и больше вообще никогда не отпускать — как обещали друг другу. — Не перенапряжёшься? — Нет, я сплю. Видишь, крови нет, — Оди привычно проводит пальцами под носом. — Я всё ещё не могу ходить на Изнанку как раньше, а во сне не всегда получается. Сегодня удалось вытащить тебя, — она улыбается шире. — Мне тебя не хватает. — Мне тебя тоже, — Оди зябко обнимает себя за плечи. — И Уилл очень скучает. Но! Завтра нам наконец-то подключат телефон. — Передай ему, что я тоже скучаю. — Майк прикусывает губу изнутри. Не хватало ещё сейчас разреветься. — Буду ждать звонка! Оди… — Да? — она подходит ближе. — Я люблю тебя. Очень, — Майк протягивает ей руку. И почему не мог сказать это раньше? — И я тебя, — она с улыбкой кивает и сжимает его пальцы. Майк думает, что она тут же исчезнет, как во снах, но по-прежнему ощущает её тепло, кожу. Он утягивает Оди к себе на диван и целует. Аромат мятной пасты и тот особый привкус, присущий только Оди, её горячие губы — совсем как раньше. Она отвечает на поцелуй, и он чувствует её улыбку губами. А потом… Оди просто тает, как дым. Впервые за два месяца с её отъезда, Майк просыпается счастливым. Он не потерял её.