(Не)совершенное совершеннолетие

Настроение в этот День рождения у Какаши было самое что ни на есть паршивое. Какаши вообще думал не праздновать его в этом году. А если и праздновать, то лишь в компании самых близких друзей — в компании Обито и Рин, которые, конечно, тоже пришли, но… Кроме их дружеских разговоров в маленькой съемной квартирке Какаши раздавались громогласный смех Асумы, крики Гая о силе юности, хихиканье сплетниц Куренай и Анко, гаденькие смешки Генмы, Райдо, Изумо и Котецу, которые в очередной раз хотели взять на спор Ямато — подвыпившего и ставшего в сто раз доверчивее, а ещё заумные политические разговоры, которые вели Итачи и Ибики. Если бы не ужасное настроение, Какаши, может, и было бы интересно и смешно наблюдать, как на какой-то самой обыкновенной пьянке совершенно культурно дискутируют о целесообразности смертной казни и ядерного разоружения миниатюрный паренёк с длинным хвостиком и лысый бугай в кожанке, одного вида которого испугается любая шпана. А в других обстоятельствах Какаши к их разговору и присоединился бы. Однако сейчас, сидя в кресле с нетронутым стаканом пунша, он невесело думал, как же докатился до жизни такой. Какаши всегда был интровертом, а потому никогда не любил больших компаний. Особенно — больших, шумных и пьяных компаний. И тем более, Какаши не желал оказаться в центре внимания подобного сборища. Поэтому он решительно не хотел, чтобы столько людей приходило на его День Рождения. Однако Гай, который считал Какаши самым лучшим на всем белом свете другом и с которым Какаши очень старался держать дистанцию просто хороших знакомых, когда услышал то решение касательно Дня Рождения, был просто ошеломлён. Для его экстравертной гиперактивной натуры просто немыслимым было праздновать совершеннолетие в компании всего двух человек или же не праздновать вообще. Наверное, Гай решил, что Какаши либо переучился, либо совсем спятил от недостатка занятий спортом или общения с другими людьми… Либо же просто как всегда решил за Какаши, что для него будет лучше. А потому все уши ему прожужжал: «Как же так! Так нельзя! И даже если ты никого не пригласишь, я тебе всех через окно поставлю, ведь нельзя же так, совсем нельзя! Это же со-вер-шен-но-ле-ти-е!» Какаши знал Гая. А потому знал, что насчет окна он совсем не врёт. И если не в прямом смысле осуществит это, то по крайней мере подговорит всех устроить ему сюрприз под дверью или что-то подобное. И потому Какаши решил, что лучше уж он сам всех пригласит… Гай был честным, исполнительным, верным, искренним, отзывчивым. Поэтому Какаши ценил общение с ним. Гай никогда не считался с интересами других, всегда судил по себе и довольно эгоистично думал, мол, он-то точно лучше знает, что людям нужно. И возражений никогда не принимал. Поэтому Какаши всё же держался от Гая на некотором расстоянии. Но вся проблема заключалась далеко не только в Гае и нежелании Какаши находиться в большой компании. К этому прибавлялись: во-первых, влюблённость в лучшего друга, которая давным-давно мучила его и которую он давным-давно счёл безответной, и потому даже не думал признаваться; а во-вторых, уже на две недели затянувшийся насморк — несильный, но мерзопаскостный, словно еле-еле моросящий бесконечный дождик в промозглую пасмурную погоду. Именно такая погода была в это пятнадцатое сентября. Какаши отхлебнул из своего стакана уже остывшего пунша, поморщился и посмотрел сквозь стекло на людей в комнате. Вряд ли их всех можно было назвать громким словом «друзья». Но в двоих он точно не сомневался. Рин и Обито частично знали ситуацию с Днем Рождением Какаши. Они решили сделать всё возможное, чтобы облегчить положение своего друга. Обито развлекал гостей всякими конкурсами и попутно старался уберечь их от травм, а квартиру — от разгрома. Рин сначала помогала с приготовлением еды, а потом отвечала за сервировку и за то, чтоб все были сыты. — Тебе налить нового? — участливо спросила Рин, оказавшись рядом с именинником. — Да. Пожалуйста, — кратко ответил Какаши, по инерции наблюдая за своей грациозной подругой, уже удалявшейся с его стаканом бесшумными шагами. А он ведь нравился Рин в средней школе. И нет бы ему тогда тоже влюбиться в неё. Или хотя бы, как она, перерасти свою подростковую влюблённость. Но нет: как тогда, так и сейчас его сердце занято Обито… Рин подала Какаши стакан с пуншем и пошла к Анко и Куренай, чтобы насыпать им в вазочку ещё конфет и на время передохнуть, присоединившись к их весёлой беседе. Гости пришли. Гости веселились. Их наличие всё равно раздражало Какаши, даже несмотря на посильную помощь Обито и Рин, которым он был очень благодарен. А раз делать было всё равно нечего, Какаши решил напиться, хотя никогда раньше этого не делал… Говорят, от выпивки людям становиться легче и веселее. «Ну что ж, — решил он. — Проверим». С присоединением именинника политическая дискуссия либералиста Итачи и сторонника жёсткого тоталитаризма Ибики, которая казалась оппонентам давно зашедшей в тупик, приобрела новые краски и начала набирать обороты. Уже порядком подвыпивший Какаши, тоже неравнодушный к затрагиваемым темам, сначала пытался примирить их точки зрения, а потом эти его попытки переросли в третью, обособленную, позицию. В итоге к ним присоединился совершенно аполитичный (несмотря на отца-депутата) Асума со своим вечным «мир, дружба, жвачка», всех переобнимал, заставил пожать друг другу руки в знак примирения — хотя никто не ссорился и даже не повышал голос — а потом разогнал этот клуб пьяных дебатов. Изумо, Котецу, Генма и Райдо пытались уломать Ямато выпить залпом откуда-то взявшуюся бутылку рома, которую у них отбирал трезвенник Гай. Однако к ним влез уже совсем пьяный Какаши, который опять попытался спасти всех своих друзей, заявив, мол, это он выпьет бутылку рома, причем, сидя на козырьке окна, прямо как Долохов из «Войны и мира». Обито пришлось насильно стаскивать своего неравнодушного к литературе друга с подоконника. И вместо ожидаемых попыток выпутаться из цепкой хватки Обито получил нежнейшие объятия. Это было очень-очень неожиданно, очень-очень непохоже на Какаши. Поэтому Обито невольно отпрянул, с удивлением посмотрев на него. Во взгляде напротив читалась такая сильная грусть, что сжималось сердце: захотелось вновь обнять друга, сильно-сильно, намного сильнее, чем тот обнимал его только что. Но Обито не успел, потому что Какаши заговорил. Чётко, ясно и громко: — Я очень люблю тебя. Давно. И хочу жить всю жизнь в лесу с тобой… И девятью собаками разных пород! Дальше Какаши мало что помнил. Вроде как Обито отвёл его в другую комнату и уложил там спать, а потом, видимо, вместе с Рин они грамотно послали всех по домам, и сами ушли. На следующий день Какаши не сразу понял, что вообще с ним творится, так ему было плохо. У него явно было алкогольное отравление: всё-таки, стоило послушаться если не Гая, то хотя бы остальных, которые говорили ему не пить всё подряд без разбора и не понижать градус. К тому же ослабленный алкоголем и нервными потрясениями Какаши окончательно разболелся. Его било ознобом от высокой температуры, нос был заложен, живот крутило, горло нещадно зудело. Хотя, это не удивляло: к такому состоянию всё шло последние две недели нудного насморка. Это не удивляло и даже не волновало. Волновало Какаши сейчас совсем другое. Несмотря на свое состояние и количество выпитого вчера, он помнил всё, что произошло на этой злосчастной вечеринке по случаю его грёбанного совершеннолетия. Точнее, думал, что помнил всё. Какаши просто хотелось исчезнуть со стыда. Как же он жалок. Мало рассказал всем всё, так ещё и в такой неадекватной форме… Так он бы в здравом уме не признался точно. Хотя, в здравом уме он бы вообще не признался. Хотелось взять телефон и написать обо всём Кореге. Какаши гнал от себя желание позвонить ему и рассказать вживую. Потому что в Стране Луны была сейчас глубокая ночь. А Какаши и так считал себя отвратительным, и не хотел создавать проблем ещё и своему Интернет-другу, который до вчерашнего дня был единственным человеком, знавшим о чувствах Какаши к Обито... А у Кореги, влюблённого в Какаши, не было даже такого единственного человека. Однако положение отличных друзей их вполне устраивало. Какаши — просто. А Корегу — несмотря на… Как бы то ни было, парни настолько сдружились, что если бы их не разделяли тысячи километров, Какаши бы охотно пригласил на своё День Рождения и его. Наравне с Обито и Рин. Какаши пошарил вокруг себя рукой — и не нашёл телефона на своем привычном месте. Сил подниматься не было. Какаши откинулся на спину, глубоко вздохнул и почувствовал, что его прямо сейчас вырвет. Но не сделал даже попытки встать, а лишь повернулся за пределы кровати. На его удивление, там был тазик. После этого он снова отвернулся к стене и опять погрузился в свои невеселые мысли. Кто-то открыл дверь к нему в комнату, однако Какаши было настолько всё равно, что он даже не обернулся на звук. В следующее мгновение он ощутил немного шершавое прикосновение губ к своей шее и любовный шепот: — Горячий совсем… А потом услышал претензию с фирменными нотками упрямства: — Почему не позвал, как проснулся, м, Бакакаши? Какаши так пораженно посмотрел на Обито, что тот уж подумал было, будто Какаши совсем ничегошеньки не помнит из произошедшего вчера. И, учитывая его состояние, это было бы неудивительно. Но после обстоятельных расспросов оказалось, что Какаши помнит, да только из его воспоминаний складывалась уж очень печальная для него картина. Обито тут же поспешил рассказать всё остальное: что и он ему признался в ответ, что они с Рин гостей разогнали, что прибрались, что он остался ночевать в квартире с Какаши, а то его одного в таком состоянии нельзя была оставлять. Пока Какаши все это переваривал, Обито взял его на руки прямо в одеяле и сказал: — Показывай, где у тебя аптечка, сейчас будем тебя лечить! — Да я и так легко объясню, где она, — смущённо сказал Какаши. На что Обито уткнулся губами в его горячий висок и прошептал: — Вовсе и нельзя, ведь Обито глупый-глупый, прямо как Бакакаши, и совсем ничего не поймет. И вот так он ходил с Какаши на руках, собирал по квартире аптечку, подаренный новый том Ича-Ича и настольную игру. Потом Обито отнес Какаши вместе со всем этим обратно на кровать, поставил термометр, поцеловал в лоб, а сам пошел на кухню за пивом для Какаши, хотя тому уже казалось, что не такое уж сильное у него похмелье и что не так уж сильно он простужен.