* * *
Серёжа не любит подкрадываться, потому что причинять людям неудобства не в его правилах. Но с Тихоном Игоревичем по-другому не выходит. Серёжа для него одно сплошное неудобство. Двигается, как деревянный. К советам не прислушивается. На дополнительные репетиции не ходит. Жизневский съел бы его с потрохами, если бы не городские соревнования. На втором этаже до сих пор горит свет, и Серёжа настороженно поднимается по ступенькам. Наверное, его одногруппницы опять выпросили у вахтёра ключ от репетиционного зала, а свет выключить забыли. Горошко осторожно приоткрывает дверь, заглядывая внутрь. В лицо бьёт густой волной перца и черного шоколада, и Серёжа, как каменный, застывает в дверном проёме. Он ни с чьим другим его запах не перепутает. Тихон Игоревич, его преподаватель современных танцев. Только Жизневский умеет спрятаться там, где все его ищут. Музыка овладевает им, пуская вибрации по всему телу. Он как будто парит над паркетом, рисуя в воздухе косые росчерки. Под его локтями разбиваются искры, осыпаясь крошевом под ноги. Но Тихон ступает вперёд, шаг за шагом. Он как по раскалённому углю идёт, но запах гари замещает его парфюм. Движения его бёдер стегают по груди, оставляя багровые полосы, но Горошко не в силах оторваться. Он влип по-крупному. И дело вовсе не в ночном проникновении в корпус университета. Серёжа наблюдает за Тихоном Игоревичем, затаив дыхание, будто прервать его танец означает поставить точку на всём, что для него по-настоящему важно. Проходит десять минут, час, а может, и целая вечность. Но музыка замолкает так резко, что Горошко не сдерживает разочарованного вздоха. Ему вдруг становится холодно, словно мороз окутал плечи. Но тепло совсем близко, на расстоянии одного только взгляда. — Что ты здесь делаешь? — Жизневский заглядывает Серёже в глаза, и тот сконфуженно опускает голову. Горошины пота обрамляют лицо Тихона, и он смахивает горячую влагу со лба. Пшеничные кудри смешно подпрыгивают, пока он расстегивают верхнюю пуговицу на рубашке. Жизневский всегда танцует в костюме, вне зависимости от погоды за окном и температуры в зале. Именно поэтому и промокает до нитки за время репетиции. Именно поэтому девушки на курсе Горошко и строят ему глазки. Красивый до крика, но такой недоступный. — Я искал вас, — Серёжа проглатывает дрожь в голосе, наматывая на палец шнурок от толстовки. Тихон Игоревич больше ни слова не произносит, но Горошко уходит домой с победной улыбкой. Всё-таки в Тихоне он не ошибся. Серёжа нашёл того, кого искал.* * *
В репетиционном зале стало непривычно тихо, как будто студенты давным-давно забыли о танцах. Но без Тихона Игоревича здесь попросту было нечего делать. Кто-то приходил посмотреть, кому-то нравилась атмосферная музыка, а такие, как Горошко, скакали в зале до седьмого пота, чтобы оправдать надежды преподавателя. После того, как Жизневский уехал на соревнования в Москву, впечатлять стало некого. Серёжа заходил в зал больше по привычке, чтобы освежить воспоминания. Серёжа подходит к окну, и перед его глазами расстилается бесконечное полотно города. Широкие улицы, машины, снующие по улицам, как муравьи, люди с тяжелыми мыслями и с такими же тяжелыми сумками в руках. Санкт-Петербург затягивают в липкую паутину всех, кто попадает в его ловушку. Так случилось и с Горошко четыре года назад, когда он приехал поступать. Но в его желании начать самостоятельную жизнь всегда присутствовал дух опасности. Страх быть отвергнутым. Обжечься презрением окружающих. В большом городе его ожидало море неудач и разочарований. Если только не считать встречу с одним человеком. Спустя три года учебы и выматывающих соревнований в его жизни появился Тихон Игоревич, и тогда Серёжа снова почувствовал себя живым. Рядом с преподавателем он вырос на глазах, и речь идёт не только о его успехах в танцах. Серёжа превратился в молодого мужчину, который ставит цели и достигает их, минуя самые сложные препятствия. Горошко помнит каждый танец, который они разучивали с Тихоном Игоревичем. Его точеные движения. Его мягкие пальцы. Его глаза, полыхающие страстью. Серёжа смотрел и не верил, что сможет танцевать так же. И он смог. Обошёл всех, кто считал его другом. Победил всех, кто с желчью плевал ему в спину. Ради Тихона он стал лучшим из лучших, потому что только так мог добиться его расположения. По крайней мере, ему так казалось. Над городом медленно сгущаются сумерки, и Серёжа забирается на подоконник. Вытягивает ноги, прижавшись щекой к стеклу, и ловит звуки жужжащих улиц за окном. В пятницу город оживает, потому что бумажная волокита заканчивается, а серая тюрьма офиса выпускает пленников на свободу. Туда, где ночные огни и запах дождя. Туда, где музыка наркотиком в вены и льющийся рекой алкоголь. Туда, где градус опасности зашкаливает от рёва моторов и смеха молодёжи. Ночная жизнь для Горошко чужда, но город в сумерках напоминает ему танец. Таинственный и манящий, как лунный диск в вышине. Разгульный и шквальный, как ветер, танцующий между столбами деревьев. Жадный и зовущий, как яркий костёр. Серёже нравится наблюдать за городом, потому что в каждой искре его жизни он находит новое движение. Он обязательно поделится своими идеями с Тихоном Игоревичем. Жизневский танцует так, как никогда не танцевал. Он взметается над паркетом хищной птицей, рассекая воздух, и голос Серёжи почему-то эхом отзывается в висках. Он ловит отголоски его слов, как глоток кислорода, и отбивает всплески искр под носками туфель. Судьи поочередно записывают что-то, когда Тихон кидается вверх в широком шпагате. Когда он падает на землю, в зрительном зале раздаётся испуганный вопль. Но Жизневский танцует дальше, потому что его танец сотрясается между небом землёй. Если он упадёт, уже в следующий миг сорвётся ввысь. Если Тихон полетит, вскоре он опустится тихим туманом вниз. Ему суждено летать и падать, как и всем танцорам на земле. Тихон опускается на паркет в поклоне, и вместе с благодарной улыбкой на его губах отгорает имя Серёжи. Этот танец появился на свет благодаря Горошко, и победа для Тихона Игоревича не важна. Ему важно то, что он чувствовал в тот момент, пока танцевал. Ему важно то, что почувствует Серёжа, когда увидит его. Без него слишком тяжело дались дни соревнований. Как там Горошко без него? Приходит ли в тренировочный зал? Какие движения оттачивает дни и ночи напролёт? Серёжа выходит из университета ближе к полуночи, прячась по углам от охранника. Он бежит по мокрому асфальту, обляпывая грязью новые кроссовки, и вдруг останавливается перед огромной лужей. В мутной воде отражаются звезды и краешек луны, а на душе так тепло становится. Будто пронзительный ветер и не забирается за шиворот куртки, оставляя дорожку мурашек на плечах. Горошко уверен, что Тихон Игоревич привезёт из Москвы победу.* * *
Серёжа никак не разберёт, о чём так увлечённо щебечет Жизневский. Может, виной всему красное вино, ударившее в голову. А может, Тихон Игоревич чересчур красивый сегодня. Черная футболка открывает острую линию его шеи, и Горошко, кажется, пьянеет ещё больше. Тихон так расслабленно перебирает золотисто-пшеничные кудряшки, пропуская их сквозь пальцы, что Серёже едва хватает сил сдерживаться. Под градусом он обычно теряет контроль над разумом, потому что выпивает раз в год. Не дружит он с алкоголем, ещё со старшей школы, когда его друзья отчаянно хлестали пиво за гаражами. Признаться честно, Тихон Игоревич огорошил Горошко приглашением на ужин. Они и не виделись толком с тех пор, как Жизневский вернулся из Москвы. Разумеется, он привёз первое место, в чём Серёжа ни грамма не сомневался. Ему мучительно сильно хотелось увидеть тот легендарный танец, который принёс Тихону победу. Но Тихон Игоревич наотрез отказался показывать свой танец студентам. Даже Серёже заявил, что не выдаёт профессиональных секретов. Горошко смертельно обиделся, но приглашение на ужин всё-таки принял. Он скучал по Жизневскому слишком сильно. — Это танец для двоих, — Тихон выводит Серёжу в центр гостиной, прямо на сверкающий паркет. Просторная комната напоминает их репетиционный зал в университете, но здесь уютнее и теплее. Потому что каждой мелочи касалась рука Жизневского. Цветущие орхидеи на подоконнике, бесконечные гирлянды фотографий на стене. Здесь пахнет жизнью человека, который посвятил танцам всего себя. Горошко представляет, как Тихон Игоревич продумывает новые движения и композицию выступления на бордовом диване в углу. Как засыпает ближе к полуночи с карандашом в руке. Как мокрая майка липнет к спине, а тело охватывает приятная усталость после репетиций. Серёже так хочется стать частью жизни Тихона. Он бы всё отдал, чтобы просто быть рядом. — И вы танцевали на соревнованиях без пары? — Серёжа плавится в сильных руках Тихона, но изо всех сил пытается держать осанку. Ровная линия плеч, горячие ладони Жизневского, которые оставляют ожоги на коже, и лёгкое головокружение. Последний бокал точно был лишним. Но Горошко послушно протягивает ладонь Тихону Игоревичу. — Если мне не изменяет память, мы перешли на «ты», — Тихон включает на ноутбуке знакомую мелодию, и выражение его лица меняется в одночасье. Он решительно двигается к Серёже, подхватив его за талию, и вовлекает в танец. Нежный, спокойный, душевный. Такой, как Тихон Игоревич. Точнее просто Тихон. Горошко никак не привыкнет, что отношения с его преподавателем изменились. Не настолько, как бы ему того хотелось. Но достаточно, чтобы нарушать границы друг друга. Настойчиво влезать в пространство, в котором уже есть место для него. Для Серёжи это приятнее всего. Он совсем не о том сейчас думает. На языке до сих пор жжётся терпкий вкус вина, но Тихон ведёт его стремительно уверенно. — Прости, — выдавливает Серёжа на полувздохе, прижавшись щекой к плечу Жизневского. Музыка кружит голову, но тепло ладоней Тихона удерживает в сознании. Серёжа земли под ногами не чувствует, но Тихона ощущает каждой клеточкой тела. Его твердая, как камень, грудь. Стук его сердца, заглушающий слова песни. Его взгляд, живой и манящий, под флером алкоголя. Они оба пьяны друг другом. Жизневский поднимает Серёжу вверх, закручивая в бликах ночника. Серёжа опомниться не успевает, прежде чем они оказываются на полу. На коленях друг перед другом, глаза в глаза. Так, что кислорода в лёгких не хватает. У Горошко отдышаться не получается, и мысли в голове жалятся друг от друга, вызывая жгучую боль. Но он снова и снова смотрит Тихону в глаза, чтобы не потерять его. Чтобы не потерять этот момент. Только их момент. Тихон проводит ладонью по его щеке, ощущая лёгкую дрожь. Кажется, у Серёжи коленки подкашиваются. И музыка перетекает в сладкозвучный шепот. Шёпот ночи и тел, которые тянутся друг к другу. — Ты в порядке? — Жизневский гладит Серёжу по спине, покачиваясь в такт мелодии. Ему всегда нравилось пианино. — Пообещай, что будешь со мной, — Горошко обнимает его неожиданно крепко, уткнувшись подбородком в ямочку на плече. От его лихорадочного шёпота у Тихона шумит в голове. — Всегда-всегда. Он кивает несколько раз подряд и смыкает руки у Серёжи на талии. Горошко больше не дрожит, но дышит неспокойно. Его хочется защищать, беречь, любить. Неважно, что хрупкий с виду, Серёжа сумеет за себя постоять. Но Тихону хочется быть для него больше, чем защитой. А можно быть всем? — Обещаю, — он целует Серёжу в щеку и обнимает ещё крепче. Тихон для Серёжи целый мир без преувеличения. И так было с самого начала. Танец свёл их год назад, а сейчас только намертво соединил.