Я успел

Мы с Захоронком в который раз перечитывали дело, ища хоть что-нибудь, что могло дать надежду на то, что мы её найдём. Но ничего. Всё глухо. И от этого ещё хуже. Внутри всё сжалось в ком ещё после звонка Шишкарёва. Самое противное в том, что это мешает думать, сосредотачиваться. Мысли лишь о том, где она, как она, что с ней. Считаю минуты, секунды, часы. Они могут стать решающими. Годы тренировок своего характера сослужили, наконец, службу. Сейчас как никогда важно не показывать своим внешним видом, что я взволнован до такой степени, что просто с ума схожу от беспокойства. То ли из-за суматохи, то ли из-за своих мыслей не замечаю, как входит курсант Аркадьев. - Здравствуйте ещё раз! - здоровается Егор. – Позвольте взглянуть на дело кассира. Помните, я говорил? – обращается скорее к Захронку. Но папка с делом-то у меня. Чёртовы бумаги! Прочитал их несколько раз, но так ничего и не понял. С допустимой долей досады в голосе произношу: - Я уже пересмотрел, ничерта не понял. От волнения за её жизнь кидаю папку на подставку для бумаг. В голове проносится мысль: «Зря, наверное, не проконтролировал эмоции». Но уже всё равно поздно. К прочим шумам добавляется ещё один - телефонный звонок. Тёма берёт трубку: - Лейтенант Захоронок, - отвечает он, – так, а приметы, - голос становится напряжённым. Я понимаю, что звонок связан с Катей и от этого волнение и страх, живущие внутри меня всё это время, закипают с новой силой. - Понятно, - произносит Тёма и кладёт трубку. – Чёрт! - Что? – спрашиваю, не в силах больше терпеть эту неизвестность, одновременно с чертыханием Захоронка. - Найден труп молодой женщины, - взволнованно отвечает лейтенант. Чувствую, как внутри всё сначала резко заморозили, а потом нагрели до предельных температур. Живот болезненно скрутило, а сердце забилось в несколько раз быстрее. - Приметы совпадают? – спрашиваю просто потому, что нужно что-то сказать. Интересно, хоть йота того, что происходит сейчас у меня внутри, отражается на моём лице? Почти на сто процентов уверен, что нет. - Да вроде не очень, но место тоже недалеко от Дубков. От этой фразы становится немного легче. Надежда, готовая умереть, снова начинает возрождаться. Но я должен сам убедиться в том, что это не она. - Я съезжу, - произношу, срываясь с места и подлетая к столу Тёмы. – Где обнаружили труп? - Так, вот, - парень протянул мне лист с адресом. Я собирался уходить, но он добавил: - Как только там.. звони сразу. Я остановился, кивнул и вылетел из кабинета. Педаль газа вдавлена в пол почти до самого упора. Никогда не думал, что моя машина способна на такие скорости, но сейчас мне всё равно. Все мысли заняты только ей. Здесь, сейчас, я могу не скрывать чувств, не прятать страх и волнение. Молюсь лишь о том, чтобы там была не она. Снова ловлю себя на мысли, что считаю минуты. Каждая кажется мне потерянной зря, навеки утраченной. Каждая может стать решающей для неё и для меня. Я и сам не понимаю, когда эта девушка стала настолько дорога мне, что ради неё я готов нестись куда угодно сломя голову? Её жизнь стала теперь важнее моей, по крайней мере сейчас, в эту самую минуту. Когда и как я мог влюбиться в ту, которую считал выскочкой, практикующей опасный метод? Я прекрасно понимал, что нужно сконцентрироваться на дороге, но не мог. Мешали эмоции, да, именно они. Впервые мне действительно мешали мои эмоции, которые я, как ни старался, не мог сдержать. Пытался не думать о том, что тот труп - это она, но моё воображение подкидывало эту мысль всё чаще. Не представлять её холодную, побледневшую кожу, закрытые глаза, которые больше никогда не посмотрят на меня, пусть и с ненавистью, усмешкой, неодобрением, невозможно. Представлять страшно. Через пару минут борьбы я сдался, решившись довериться случаю и судьбе. Остановил машину около небольшого перелеска, вылетел из неё, хлопнув дверью, да так, что стёкла задрожали. Это последнее, что я мог сделать, чтобы хоть как-то усмирить волнение, страх, тревогу. Но не помогло. Дальше показывать чувства было нельзя. Пытаясь держать себя в руках, чувствуя в горле противный ком, мешающий нормально дышать, пошёл к тому месту, где уже сновали эксперты. Полосатая линия показывала границу, за которую нельзя заходить, чтобы не мешать работать профессионалам. Но мне и не нужно за неё заходить. Отсюда я прекрасно вижу, что девушка, лежащая там, не Катя. Осознание этого факта позволяет мне шумно выдохнуть и облокотиться на ближайшее дерево, приложив ладони к лицу. Понимаю, что нужно позвонить лейтенанту и сообщить о том, что это не Катя, но не могу. Мне нужно время. Время, чтобы понять, что делать дальше, чтобы совладать с тем чувством, что накатило на меня. Медленно сползаю по стволу и сажусь на корточки. В голове мысли спутались в один непонятный, абсолютно нераспутываемый узел. В душе бушевали, словно ураган, сносящий всё на своём пути, страх, любовь, волнение, радость. Совладать с ними получалось плохо, но нужно. Нужна свежая, трезвая голова, способная здраво мыслить. А моя понимала сейчас только одно: у нас снова ничего нет, снова придется начинать поиски с нуля. А это время. Драгоценное время, от которого сейчас зависела Катина жизнь. Хотелось закричать. Может, от этого мне станет легче, может, хоть тогда отпустит этот леденящий душу страх? Набрал номер Захоронка и голосом, очень похожим на голос робота, сообщил, что труп не Лаврова. На автомате пошёл к машине, сел в неё, закрыл глаза, снова пытаясь привести в порядок чувства и эмоции. Надо думать, что делать дальше, куда ехать. Решил в отдел, ещё раз (наверное, уже тысячный) прочитать злополучное дело. Посидев ещё пару минут, повернул ключ в замке зажигания. Раздался телефонный звонок. Дикое желание не отвечать, но, переборов его, достал из кармана мобильник и взглянул на экран. «Захоронок. Значит, что-то случилось,» - пронеслось в голове. Отвечаю на звонок. Услышанное заставляет забыть о борьбе со стихией чувств и снова погрузиться в неё. Лейтенант излагает версию, суть которой я не понял, но это и неважно. Главное в ней то, что Катя на даче Ляпуновой (она же Синеева), рядом с Дубками. Не раздумывая, завожу машину, снова вдавливаю педаль газа в пол и несусь по разбитой дороге, словно по скоростному шоссе. Да, после такой тряски машине понадобится серьёзный ремонт, но мне всё равно. В голове только одна мысль: «Лишь бы успеть, лишь бы она была там, лишь бы она была жива». Не хотелось снова приехать в никуда. Туда, где ничего нет, где нет её. Снова потерять надежду. Подъезжаю к даче. Странный звук, будто треск костра, только намного громче, к этому добавляется запах гари. Что-то однозначно горит. Пробежав пару метров, вижу: горит небольшой, старый, почти сгнивший сарай. Пламя вздымается высоко вверх, опаляя своим жаром даже здесь. Запах дыма режет глаза и горло даже на таком приличном расстоянии. Сквозь треск и шум огня доносятся странные звуки, слабеющие с каждой минутой. Понимая, что стою на месте, зачарованный то ли пожаром, то ли ещё чем-то, срываюсь вперед. Я прекрасно осознаю, что там, в сарае, она, что каждая секунда промедления может стоить ей жизни. Отработанным за годы службы ударом выбиваю дверь, вкладывая в него все те чувства, которые одолевали меня на протяжении всего дня и всей ночи. Дверь вылетает легко, жалею об этом, кажется, что могу разнести весь этот сарая до последней щепки, но даже этот удар помогает немного успокоиться. Едкий дым проникает в горло, мешая дышать, застилает глаза, мешая искать её. Оглядываюсь. Почти ничего не видно. Но даже через эту плотную завесу дыма я вижу её. Лежит на полу. И это пугает. На секунду кажется, что не успел, но нет времени задумываться над этим, надо действовать. Подбегаю, беру её на руки и выношу на свежий воздух. Спасительный для неё и для меня. Теперь я чувствую её дыхание, ощущаю прикосновения, и это действует лучше любого успокоительного. Катя начинает жутко кашлять. Лёгкие отторгают угарный газ, находящийся в них. Но это звучит лучше самой приятной музыки. Это значит, что она будет жить, что всё будет в порядке. - Всё хорошо, всё хорошо, не плачь, - произношу, прижимая её к себе, это успокаивает скорее меня, потому что из её глаз крупными градинами капают слёзы. Но я готов смотреть на них вечно, лишь бы они означали её жизнь. Немного успокоившись, я как обычно начинаю рационально, насколько это возможно, осмысливать ситуацию. И я понимаю, что сейчас вижу её настоящую, вижу то, что она, скорее всего, не показывает никому. Вижу её страх. Она по-настоящему испугалась. Прошёл уже достаточно, кладу её на землю, сажусь рядом и прижимаю к себе, проводя рукой по шелковистым золотистым волосам, припадаю к ним лицом и вдыхаю ещё не выветрившейся запах гари. Сейчас он мне роднее любого другого. - Я думала, это конец, - произносит она сквозь слёзы. От этой фразы внутри всё сжимается. Отнимаю её лицо от своего плеча, заглядываю в её глаза. Боже, как я хочу, чтобы в них не было и намёка на слёзы, никогда. Как я хочу раствориться в них, утопать снова и снова. Снова и снова прижимать её к себе, но понимаю, она не моя. Последнее, что позволяю себе сделать перед тем, как осознание этого окончательно возвращает меня в реальность - нежно поцеловать её в макушку и успокаивающе произнести: - Всё позади, я с тобой. Всё вернётся на круги своя. Она снова будет с ним, будет счастлива. Будет благодарна мне за этот случай. А я? А что я? Неважно, что будет со мной. Я смогу пережить это. Главное - она жива. Главное - я успел.