All of your pieces

      В Киеве стоят трескучие морозы. Снег хрустит под ногами, на окнах замысловатые узоры, а с потрескавшихся от холода губ слетает облачко пара. Стойкое предчувствие беды не покидает Ивара весь день, въедается в его мысли, заставляя беспокойно думать о приближении неизвестных ему проблем. Это похоже на ожидание шторма, разрушающего и в то же время неотвратимого, что-то неизбежно меняющего. Он ищет ошибку, в голове вновь перебирая свои предыдущие действия, гадая его ли эта вина или несчастье ворвется в его жизнь извне. Где он оступился? Игра, которую он сейчас ведет безупречна, обдумана до малейших деталей — грамотно просчитана каждая возможность. Ивар учел все, что только мог, был осторожен в словах и поступках. И появление Екатерины пусть и смутило его, выбивая почву из-под ног, вводя в некоторое замешательство, но план не испортило.       В его покои падает дневной свет, и Ивар решает, что ему стоит прогуляться и очистить голову от ненужных раздумий, что лишь добавляют ему хлопот. Боги бы дали ему более четкий знак, если б это было важно. Он надевает темную тунику и подвязывает пояс. Тянется к костылю, но едва касается его пальцами, как он съезжает по стене и падает на пол. В пустой комнате этот звук кажется оглушительным. Наклоняется, поджимая губы, и внезапно вспоминается детство.       Раньше ты был моими ногами, но теперь нет.       Раньше Уббе был для него намного больше, чем ногами. Раньше Хвитсерк был больше, чем предателем, а Сигурд больше, чем хладным трупом. Ивар любит и гордится своим отцом, но иногда, в редкие моменты слабости, он думает о том, что бы было, если бы Рагнар Лодброк не вернулся к брошенным сыновьям. Были бы они все сейчас вместе за одним столом с их матерью? Наполнялся бы главный дом смехом и весельем? Смог бы он принять правление Бьерна? Несмотря на лидерские качества Уббе, тот никогда не стремился поставить себя выше братьев и лишь временами говорил что-то о том, что неплохо было бы править всем вместе, на равных. Хвитсерк смеялся в ответ, уверенно заявляя, что ему трон ни к чему — его место на поле боя. Сигурд не отличался честолюбием, и будучи воспитанным практически на улицах Каттегата, без должного внимания Аслауг, но среди обычных работяг, он тоже не стремился занять место отца. Ивар уверен — при должных обстоятельствах и нужных словах братья бы его поддержали в желании стать конунгом. Отец в него верил и у него было его благословление.       Приход Рагнара стал переломным моментом, за которым последовала цепочка событий, до основания разрушающая все, что было между братьями, и Бескостный гадает — знай, чем все обернется, изменил бы отец свое решение. Изменил бы его Ивар? Смерть Сигурда была ошибкой, роковой и непоправимой, отдающей в сердце острым раскаянием. Поддавшись на секунду гневу, он убил родного брата, часть его семьи и навсегда омрачил свой образ в глазах других. Осознание происходящего пришло почти сразу, принося с собой горькое сожаление и боль. Видя расплывающееся пятно крови на груди брата, он чувствовал, как что-то умирает внутри, непоправимо ломается на острые, царапающие внутренности, части. Они редко когда могли найти общий язык, и все их общение обычно сводилось к взаимным оскорблениям и ссорам, но Сигурд был тем, кто в детстве играл ему на лютне в ночи, когда боль становилась невыносимой, он был тем, кто помогал ему влиться в круг общения соседских детей, когда Уббе и Хвитсерк пропадали в лесу или тренировались, был тем, кто развлекал его, когда матери нужно было отлучиться. Сигурд был частью его жизни, и он собственными руками разрушил ее, подчинившись мимолетному импульсу. Может, Ивар и не верил в радужное «на равных» Уббе, но на совместное и радостное будущее сыновей Рагнара надеялся до последнего.       Уббе оказался недальновидным и наивным. И его отъезд ранил Ивар сильнее, чем ему хотелось признавать, а отказ мстить за смерть матери и вовсе разрушил все его надежды. Нерешительность и неуверенность Хвитсерка давила на ребра в Каттегате, мешая наслаждаться победой, а его предательство после было подобно удару под дых. Это и есть цена того, чтобы быть избранником богов? Цена божественности? Потеря всего?       Снег в Киеве падает крупными хлопьями, слабо кружась, мягко приземляется наземь. Люди вокруг все еще бросают любопытные и осторожные взгляды, но за время его пребывания немного свыклись. Он хромает, идя по небольшому рынку, решая, что сегодня встречаться с Игорем и Олегом не в настроении. Слишком рассеян.       Иногда ему кажется, что он слышит родную речь, голоса братьев и Фрейдис, чувствует запах цветущих лугов в хижине вне стен города, где они с братьями часто ночевали. Если он закроет глаза, то увидит это все. Он был достоин титула конунга, у него бы все получилось, все, что ему было нужно — их поддержка. И он позволял ярости поражения затмевать горечь утраты.       Он резко останавливается посреди улицы, неожиданно чувствуя отчаяние и боль в висках. Уверенность в том, что совсем скоро что-то произойдет крепнет с каждым вдохом. Ивар бессознательно и отрешенно раскрывает ладонь и ловит пару снежинок, а в голове образ хижины. Она горит.       Ивару нужно вернуться в Каттегат. Эта мысль ясна и поражает его как гром и молния в тихую ночь. Что-то не так и ему нужно вернуться домой. Он придумывает десятки причин и предлогов, но большая их часть нелепы и сомнительны, а как князь поступает со всем сомнительным он знает. Ноги с трудом сами несут его к дому Олега, но не успевает он пройти и треть пути, как к нему подходит мужчина и сообщает, что правитель желает разделить с ним стол. — Князь Игорь и Ивар Бескостный. Как это мило, — Екатерина улыбается им, и в этой улыбкой Ивар видит Фрейдис, и от этого внутри что-то щемит. — Хотите чая? — Чая? — Ивар снимает с себя верхнюю одежду, на секунду переводя взгляд на князя, сидящего во главе стола, чтобы угадать его расположение духа. Но после уныло думает, что с его перепадами настроения это бесполезно. — Чая, — спокойно подтверждает Катя, держа в руках посуду, которую Бескостный раньше видел лишь мельком на одном из столов. Что-то похожее на выпуклую кружку с продолговатой трубкой и крышкой. — Что это? — Растение. Из Азии.       Азия отдается вспышкой теплых воспоминаний о его путешествиях вдоль Шелкового пути. О птицах и зверях, что он раньше не видел, и трав, что не пробывал, о завораживающих и небывалых историях странников, и их богах и культуре. — Лекарственное, возможно, — с улыбкой добавляет Олег, возвращая его в настоящее время, и Ивар позволяет Кате наполнить его чашку. — Я подумал, что ты хочешь узнать о наших планах вторжения в ваши земли. То есть — в наши земли, конечно, — поправляет себя князь. — Безусловно, — отвечает он, когда княжна отходит, оставляя ему чашку, наполненную горячим напитком. — Как ты понимаешь мы не сможем их реализовать до следующей весны. Однако мне кажется, что было бы неразумно направлять такие большие силы на малоизученные театры военных действий. Знаю, ты можешь рассказать нам о том, с чем мы можем столкнуться, но мне нужна более актуальная и глубокая информация о тех землях и странах, на которые мы нападем. — Стратегия и планирования крайне важны, — соглашается Бескостный и пальцем указывает на собственный висок. — Разум куда лучший воин, чем меч. — Я намерен отправить туда небольшие военные отряды, взять пленных, от которых позднее мы сможем получить важные данные. — Я согласен. Это разумно, — Ивар ничем не выдает своего возбуждения, спокойно растягивает губы в улыбке. Боги хотят, чтобы он вернулся в Каттегат. Это шанс, знак. Что-то произошло и ему нужно быть там. — И я надеюсь, что ты можешь назначить меня главой одного из отрядов. — Я, конечно, об этом подумаю. Хотя Катя и я слишком ценим твою компанию, — отвечает Олег с той же неизменной улыбкой. По пути в Норвегию, когда холодные волны слабо качают его маленький корабль, Ивар убеждает себя, что испорченный день Игоря небольшая цена за эту возможность, а на фоне всех его планов так и вовсе меркнет. Наследник лишь орудие в его руках, не больше. Чем ближе они подплывают к знакомым с детства землям, тем спокойнее становится разум Ивара. Напряжение, сковывающее тело, слабеет, и он неосознанно выдыхает, чувствуя, что невидимый стальной обруч на голове исчезает, забирая с собой легкую боль, неудобства и предчувствия ужасной беды. Бескостный ступает на родную землю с неприятным осадком в душе. Зачем он вновь поддался смутным чувствам и попросил Олега возглавить отряд? Их отношения и без того не полны взаимного доверия, и ему стоило подождать пока князь сам не предложит ему это. Ругая себя за неосмотрительность, он уводит отряд в глубь леса и говорит, где можно разбить лагерь. Воины-русы без промедления выполняют приказы, и он вспоминает о своей охране, безропотно делавшей то же самое, и обычных воинах Каттегата, колеблющихся и ставивших под сомнение чуть ли не каждое его решения, не понимающих, что он является избранником богов и их единственным шансом.       Проходит три ночи, прежде чем они встречают разведчиков. Ивар без особого удовольствия наблюдает как русы быстро побеждают, воспользовавшись элементом неожиданности, присущим новым захватчикам, и численностью, и викинги отступают, возвращаясь к своим кораблям. Им удалось схватить шестерых, двое из которых вряд ли переживут плавание обратно. В голове уже начинает формироваться план, но внезапно он чувствует легкое покалывание в затылке, и непонятное ему предвкушение теплом разливается в груди. Ивар медленно оборачивается, в голове не одной догадки, но как только он видит мутные зеленые глаза, смотрящие на него не то с неверием, не то со страхом, сердце пропускает удар и осознание плана богов молниеносно поражает его и все обретает смысл. Они хотели его воссоединения с братом и привели сюда, к нему, чтобы они вместе завершили то, что начали много зим назад. Это их судьба, предназначение.       Однако спустя мгновения его разум становится непривычно пуст и лишь одна мысль настойчиво билась о его сознания, подобно волнам в шторм, разбивающимся о скалы — что-то случилось. Хвитсерк стоит, ссутулившись, и качается из стороны в сторону, словно подчиняясь силе ветра. Бледный, покрытый кровью и грязью с красными белками глаз и искусанными губами. Какое-то время Ивар просто смотрит и его мозг резко начинает придумывать причины подобного состояния брата.       В какой-то момент Хвитсерк вздрагивает, словно его кто-то схватил и делает неловкий шаг назад, начиная что-то бормотать. Ивар тянет к нему свободную руку, раскрывая ладонь, словно пытаясь успокоить испуганное животное. Его разум никак не может связать человека перед ним с братом, которого он отправлял к ярлу Олафу. Он похож на его тень, оболочку, на разбитую, сломанную игрушку Игоря. На неживую оболочку.       Хвитсерк, видимо, что-то решает, трясет головой и разворачивается. Ивар открывает рот, чтобы приказать одному из руссов догнать и привести его, но тот не убегает. Идет медленно, спотыкаясь о каждый бугорок и голый корень, в сторону ручья и Ивар молча следует за ним. Садится на расстоянии, замечая опасливый и внимательный взгляд брата, следящий за каждым его движением. Молчание между ними почти осязаемо — протяни руку и наткнёшься на невидимую стену обиды и недопонимания. Бескостный не знает сколько проходит времени, прежде чем он решается что-то сказать, осторожно подбирая слова. Его брат выглядит как одна из хрупких статуэток, что он видел на Шелковом пути — одно неверное действие и разобьется. — Выглядишь ужасно, — произносит Ивар, нарушая тишину, в глубине души надеясь, что Хвитсерк все расскажет и ему не придется спрашивать напрямую, но умом понимая, что брат ничего ему не скажет. Не сейчас. — И также себя чувствую, — голос тихий и слабый, слегка невнятный, но родной и знакомый, заставляет легко улыбнуться и поверить в поправимость ситуации. Хвитсерк смотрит на него и щурится, кривя рот, словно видит что-то странное и не может найти правильных слов. — Что на тебе надето?       Ивар колеблется, провожая взглядом отплывающие корабли. Хочется взять одного из пленников и спросить о том, что случилось с его братом, но последний шарахается от каждого встречного, так и не позволив Бескостному коснуться его, держит приличную дистанцию. Он понимает, что эта история Хвитсерка и ему ее рассказывать, и терпеливо ждет, глотая вертящиеся на языке вопросы.       Решив, что налаживать отношения лучше всего с доверия и уважения, Ивар отпускает последний корабль с пленниками. Его старший брат неловко взбирается на последний и тут же падает на доски, в изнеможении закрывая глаза. Понимает ли он что происходит? Его взгляд рассеян и странно пуст, а движения заторможены и вялы, полная противоположность плавных и быстрых, почти танцующих, движений, свойственных ему. Ивар следует за ним и после недолгих раздумий ложится рядом. Тело Хвитсерка напрягается, но в следующее мгновение расслабляется и он двигается ближе в поисках тепла. Ивар идет навстречу, кутая его в свои меха, стараясь не обращать внимания на кандалы, в кровь разодравшие запястья, и пугающее отсутствие браслета. Дыхание выравнивается и вскоре его брат засыпает, но даже во сне его глаза под веками беспокойно двигаются, а кончики пальцев подрагивают. Бескостный наклоняет голову, осторожно убирая пальцами ткань с висков и щек, боясь найти там выжженное клеймо. Не находит. Прикрывает глаза, утыкаясь носом в макушку старшего, вдыхает запах сырой земли посреди моря. — Почему ты возвращаешься? — он смотрит вперед, не понимая спрашивает ли Хвитсерка или ждет ответа богов. — Почему преследуешь меня? Я не понимаю. Но я рад тебя видеть, — закрывает глаза, наслаждаясь присутствием брата, таким родным и теплым, окружающим его подобно объятием старых воспоминаний из другой жизни, из той, где у него было четыре брата и непоколебимая уверенность в завтрашнем дне, — искренне рад видеть.       В купальне тепло, пар клубами поднимается от горячей воды, заполняя небольшое помещение. Две невысоких девушки стоят у стены, неловко переминаясь с ноги на ногу. Ивар ждет, прислонившись к стене, внимательно следит за братом. Последний, телом, может, и находится с ним, стоя посреди комнаты, но мыслями блуждает где-то очень далеко. Хвитсерк оглядывается с потерянным видом, словно не понимая, где находится, не помня, как он попал сюда. Бескостный подает знак слугам, и девушки слегка боязливо подходят к его брату и начинают снимать одежду. Он бы сам это легко сделал, аккуратно и медленно, но найденный в лесах викинг все еще не подпускает его к себе, вздрагивая от любого движения в его сторону. Хвитсерк дергается, когда маленькие девичьи руки сбрасывают с него потрепанный плащ, открывая вид на подпаленную тунику. Когда вся грязная одежда на полу, Ивар с болью осознает, как сильно изменился его брат. Кожа, белая как снег, болезненно натягивается на выступающие кости, под ребрами два ожога с двух сторон, не сильные — лишь покрасневшая и слегка припухшая кожа, но тот, что на левой ноге, примерно на ладонь ниже колена выглядит серьезнее, представляя собой обугленную кожу, и он старательно утешает себя тем, что возможно, все не так страшно — брат не хромает.       Девушки, чуть осмелев, подталкивают полуживого парня к деревянной купели, наполненной водой. Хвитсерк не вздрагивает, когда вода касается поврежденных участков кожи, но морщится при соприкосновении с ободранными запястьями. Кандалы они снимают, почти сразу же по прибытию, но ущерб уже нанесен и шрамы останутся, служа кошмарным напоминанием, и не только обладателю. Служанки садятся по обе стороны от него и начинают смывать грязь, умело проводя по измученному телу белоснежными тряпками. Осторожно смывают кровь с лица, бережно обводят раны, вымывают грязь с тонких и блеклых волос, аккуратно распутывая путаницы.       Бескостный чувствует вину и жалость, когтями нещадно царапающие грудную клетку изнутри, но сейчас, когда его брат с непосредственной безопасности, он позволяет гневу, зародившемуся еще во время плавания, разрастись и обжечь знакомым пламенем. Кто-то виновен, на ком-то лежит ответственность и кто-то должен заплатить. В голову лезет дюжина возможных вариантов, но все они нереалистичны и неправдоподобны, разбиваются о факты и доводы. Кто навредит сыну Рагнара, когда тот в союзе с двумя старшими его сыновьями?       Девушки заканчивают и, быстро прощебетав, что позовут лечца, выходят из купальни, оставляя их одних. Хвитсерк все еще сидит в воде, невидяще смотрит вперед, пальцами выбивая тихую дробь по деревянному краю. Ивар подходит, и тот резко поворачивает голову на звук костыля, выходя из транса, точно просыпаясь после беспокойного сна. Ивар останавливается, замечая, как напрягается тело брата, словно готовясь к прыжку, и грустно думает, что на корабле он ослабил свою бдительность и доверие брата вернуть будет куда сложнее, чем он думал. — Надень это, — как можно спокойнее говорит он, указывая на одежду. — Целитель скорее всего уже ждет нас в спальне.       Хвитсерк заторможено и неуверенно натягивает свободную белую тунику, печально сползающую с правого плеча и простые штаны. Ивар поджимает губы, проглатывая вопросы, и машет в сторону темного коридора. Целитель, мужчина преклонного возраста, действительно ждет их, сидя на кровати. Бескостный замечает вторую кровать в своей комнате, которую он просил принести, отказываясь селить вновь обретенного родственника в других покоях, и небольшой деревянный комод. В тишине мужчина обрабатывает раны, накладывая травяные повязки на запястья, ожоги и царапину на лице. Хвитсерк сидит безвольной куклой, не реагируя на махинации целителя, устало прикрывает глаза, когда тот заканчивает и облокачивается на спинку кровати. Лечец говорит, что его жизни ничего не угрожает, об истощении и восстановлении, потом обещает передать слугам, чтобы те носили соответствующие настойки.       Впервые за все то время, что Ивар проводит в Руси в компании Екатерины, он не думает о Фрейдис. Княжна, Олег и Игорь сидят за столом, уставленным различными блюдами, и усердно делают вид, что все как прежде. Бескостный ведет плечом, когда наследник роняет ложку. Безмолвные вопросы витают в воздухе, подобно назойливым мухам, и он терпеливо ждет, пока их кто-нибудь озвучит. Проходит еще немного времени, разговор, который начинает Катя, чтобы заполнить тишину быстро смолкает, не находя должного отзыва у собравшихся. Ивар ничего не ест, даже не пытается попробовать. Мысли его неизменно возвращаются к больному брату, отдыхающему в его комнате. — Как там твой брат? — наконец спрашивает Олег, с напускным скучающим видом перебирая ягоды в чаше. — Он болен и измучен, — отвечает Ивар, чувствуя на себе любопытные взгляды Игоря и Кати. — Но я верю, что смогу представить его в скором времени. — Мы все с нетерпением ждем возможности познакомиться с еще одним сыном Рагнара Лодброка.       Ивар улыбается и кивает, возвращаясь к своей чашке и надеясь, что разговор окончен. Олег знает, что Хвитсерк уже предавал брата, и как только он пойдет на поправку и вернется к своей прежней силе, князь поймет, что он далеко не простой рядовой воин и слухи о мастерстве и ярости братьев Лодброков небезосновательны, и его брату придется проходить тот же путь, что и ему в свое время. Возможно даже сложнее — Хвитсерк не калека, для обычных людей он опасный язычник, для Олега — человек, вырезавший кучу людей, предав брата.       Хвитсерк отсыпается два дня, прежде чем начинает самостоятельно ходить по комнате и говорить что-то невпопад. В зеленых глазах все чаще мелькает осмысленность и все реже пугающая туманность. Ивар приносит ему орехи, фрукты и ягоды, наполняет чашки целебными отварами, но Хвитсерк либо отказывается, либо ест совсем немного. По ночам Бескостный вслушивается в тихое дыхание брата, иногда прерываемое стонами. Трижды он просыпается, чтобы успокоить его и прогнать призраков, засевших в истерзанном сознании. Забирается на кровать и обхватывает костлявые плечи, утешая, гладит по волосам, пытаясь успокоить дрожащего брата, чье тело содрогается беззвучными рыдания. Вспоминает как в детстве иногда искал защиты в кроватях старших братьев, чаще всего приползал к Уббе и тот пускал его под одеяло без лишних слов.       Днем Хвитсерк мучается от головокружения и слабости, ничего не говорит и почти не смотрит на Ивара, рассказывающему об удивительных вещах и зверях, которых видел. Он, ко всему безучастный и равнодушный, долго сидит неподвижно, не замечая ничего вокруг, изредка подходит к окну или жестами просит у слуг воды. Ивар решает познакомить его с Игорем, в надежде, что это выбьет брата из оцепенения и побудит к действиям.       В глазах молодого наследника любопытство и куча вопросов, но принц молчит, наблюдая как лохматый и бледный Хвитсерк без особого энтузиазма ест орехи, незаметно подсунутые младшим братом. Игорь, видя, что гость скорее продолжит давиться орехами пока не доест их, нежели начнет разговор, бросает взгляд на Бескостного, как бы подталкивая его к действиям, и Ивар, опираясь двумя руками на костыль слегка наклоняется к брату, привлекая его внимания. — Наш брат отравил твой разум, убедив тебя, что я твой враг, но я вовсе не враг тебе.       Мальчик поджимает губы, принимает вид человека разочарованного его выбором слов, но тактично помалкивает. Хвитсерк не выглядит ни убежденным, ни впечатлённым заявлением брата. Устало отрывает зеленые глаза от миски с орехами и с ленивым ожиданием смотрит на Ивара. — Поправляйся, — Ивар кладет руку на плечо брата, стараясь не обращать внимания на то каким худым он стал, и считает маленькой победой то, что тот не отклонился и не дернулся от прикосновения. — Окрепни. Мы еще покажем наши силы братьям. Они еще станут свидетелями нашего триумфа. Хвитсерк отрешенно кивает, словно не до конца понимая смысл сказанных слов. Ивар подавляет вздох, но ободряюще хлопает пару раз по плечу и встает, надеясь на более вразумительный разговор завтра. У Олега кончается терпение, и представить их друг другу надо как можно скорее. — Я убил ее, Ивар, — голос брата догоняет его у дверей, и он останавливается, оборачиваясь. — Это сделал я, а не ты. Я убил ее, и она мертва. — Кто? — Бескостный догадывается, и эта догадка отзывается тупой болью в затылке, подтверждая его опасения насчет виновного в случившемся с Хвитсерком. — Ты знаешь кто. Лагерта. Это была моя судьба.       У Ивара смешанные чувства. Мать отомщена и на языке вертятся «я рад», «горжусь тобой» и «зачем ты так рисковал?». Он знает, что Аслауг с его рождением уделяла старшим детям печально мало времени, но она любила и заботилась о них, а Лагерта убила ее ударом в спину, прекрасно понимая, что сыновья Рагнара захотят отомстить. Иногда он гадает не рассчитывала ли она, что Бьерн убьет их, может она думала, что Хвитсерк с Иваром не переживут путешествий, а Сигурда и Уббе возьмет на себя ее первенец. Смерть ведьмы принесла лишь облегчение и умиротворение его душе. Но, с другой стороны, цена, которую заплатил его брат кажется непомерной высокой и несправедливой. Их мать вряд ли бы хотела такого для своего сына.       Хвитсерк повторяет свои слова и мрачно смеется, откидываясь назад. И на одно краткое мгновение Бескостный видит в нем себя. Безумного викинга с жаждой битв и убийств. Он ничего не говорит, но высказывает свою благодарность и удовлетворение искренней улыбкой и поклоном.       Ночью, через два дня, он просыпается от непривычного веса на теле. Хвитсерк сидит на его животе, уперев одну руку в грудь, а другой держа кинжал у его шеи. Распущенные волосы свисают вдоль искаженного гневом лица, едва касаясь щек Ивара. — Брат… — Я ненавижу тебя, — шипит Хвитсерк сквозь стиснутые зубы, наклоняясь ниже. — Ненавижу за то, что ты сделал с Сигурдом. За убийство Маргреты и Торы. За то, во что ты превратил нашу семью.       Воспоминание о том, что когда-то они были в противоположной ситуации всплывают в его памяти. Тогда он хотел проверить серьезность намерений брата, хотел удостовериться, что тот не будет сожалеть о сделанном выборе. Хвитсерк всегда говорил первое, что придет в голову — мог пообещать убить отца, а потом отступить, сказать, что хочет отомстить за мать, но после надеяться на перемирие, сказать, что заберет жизнь Уббе без промедлений, но застыть на поле боя, не в силах даже поднять меч. Тогда они оба понимали, что он врет, как и то, что Ивар, не сказав ни ему, ни Харальду, приказал своему войску не убивать Уббе во время сражения не только из-за страха быть отвергнутым народом за очередное братоубийство. — Я поклялся убить тебя. На священном браслете. — И где твой браслет сейчас?       Хвитсерк тяжело дышит и смотрит на брата с болью вперемешку с гневом. Его рука дрожит, и для Ивара не составляет труда взять его предплечье, чуть выше белых повязок на запястье, и убрать кинжал от горла. Хвитсерк со злостью швыряет оружие в стену и оскалив зубы, заносит кулак. Бескостный ловит руку, и пытается стряхнуть с себя брата, поменявшего стратегию и теперь сжимающего горло. Он рычит, пытаясь вырвать вторую руку, но Ивар упрямо не отпускает, не обращая внимания на удушение. Хвитсерк все еще слаб и они копошатся совсем немного, прежде чем он слезает с брата, бессильно ложась рядом и пальцами вцепляясь в собственные волосы, и закрывает глаза.       Бескостный двигается, освобождая места так, чтобы им обоим было комфортно, сдерживает крутящееся на языке едкое «успокоился?». Это было неизбежно, и отчасти драка приносит радость. Опасения за душевное здоровье брата, некогда тревожащие его сознания, сейчас рассеиваются, уступая место уверенности в исцелении. Он не знает сколько они так пролежали, но по тому как напряжено тело Хвитсерка может сказать, что тот не спит. Легонько касается его плеча, но не получает никакого ответа. — Где твой браслет? — Я его продал, — Хвитсерк поворачивает к нему голову и их взгляды встречаются. Теперь без злобы и ярости, но с усталостью, безнадежностью и тоскливым смирением. В лунном свете они кажутся ему голубыми, а не зелеными, кажутся ему отражением его собственных глаз. — За грибы и эль. Почему ты не убил меня, Ивар? Там, в лесу. Я предал тебя. — И много чести в таком поступке? Ты выглядел так, словно проиграл бы пару боев белке, — он слабо улыбается и видит легкую, едва заметную ответную улыбку. — Что произошло? — Я убил Лагерту. Бьерн был в ярости. Он приказал сжечь меня заживо, но потом передумал и изгнал меня. Вот и все. — А Уббе? — На самом деле я думаю, что он спас меня, — Хвитсерк задумчиво переводит взгляд куда-то за голову брату. — Уббе… действительно был разочарован мной. Все были. Но он бы вытащил меня из костра с позволения конунга или без. Если бы он сделал это без знака Железнобокого, то это бы считалось открытым выступлением против него, а это очередная война между братьями и Бьерн это понимал, — он говорит спокойным, рассудительным тоном, точно о рыбалке или пире, а не о собственном сожжении.       Бескостный хмыкает, и знакомый гнев вновь разжигается где-то внутри. — Бьерн заплатит за это. Клянусь.       Хвитсерк в ответ пожимает плечами и отводит глаза, но Ивар, с несвойственной ему нежностью, ловит его за подбородок и поворачивает к себе, большим пальцем проводит под раной на щеке. — А это откуда? — Стрела. Еще на костре. — Мне жаль. Теперь все будет по-другому. Обещаю, — он проводит рукой по волосам брата, гадая, о чем тот думает, смотря в никуда. Видит ли что-то чего не видит он? — Завтра я представлю тебя князю Олегу, — вздыхая говорит Ивар после недолгого молчания, замечая, как Хвитсерк недовольно кривит рот при его словах. — Говорит только то, что он хочет услышать, пообещай сражаться за него и расскажи что-нибудь о нынешнем положении в Норвегии. Никаких резких движений и громких заявлений. Понял?       В ответ звучит неопределенное мычание и короткий вздох. Ивар поворачивается к нему спиной кладя руки под голову, думая о том, возможно ему стоило спрятать его у князя Дира, где ему ничего бы не угрожало. Хвитсерк, видимо, не собирающийся возвращаться в свою постель, устало зевает и тоже отворачивается от него, смотря на полную луну в окне. — Постарайся не вести себя так, как при моем правлении в Каттегате.       Когда они входят в тронный зал, где восседает нынешний правитель и подле на шкуре белого медведя его жена, Ивар молит богов о сдержанности языка брата. Мужчина выглядит довольным и в его темных глазах загорается интерес при виде Лодброков, Катя с любопытством в открытую осматривает гостя с головы до ног, словно что-то ищет. — Князь Олег, княгиня Екатерина, ваши светлости, — приветствует он, с радушной улыбкой на губах. — Позвольте представит вам моего брата — Хвитсерка, недавно восставшего из мертвых. — Ваша светлость, — Хвитсерк слегка склоняет корпус, опуская взгляд в пол. — Еще один сын Рагнара Лодброка, — Олег поддается вперед, опираясь на колени. — Добро пожаловать. Ты прибыл в интересное время. — Я так и понял. Мой брат сказал, что ты собираешься напасть на наши земли.       Ивар подавляет желание ударить брата костылем по голове и вместо этого следит за реакцией Олега, готовый в любой момент начать заранее заготовленную речь о неполном выздоровлении больного рассудка. Но князь лишь хмыкает, неуловимо меняясь в лице. — Когда-то они являлись моим домом, — уверенно произносит правитель. — Я лишь возвращаю прошлое. Полагаю ты будешь рад присоединиться к конунгу Ивару и ко мне в этом великом начинании.       Бескостный ожидает, что Хвитсерк сейчас засмеется или фыркнет чисто из упрямства и назло ему. Или толкнет речь о богах и выборе, но тот улыбается, без ехидства и насмешливости, поворачивается к Ивару с таким видом, словно они вдвоем делят никому неизвестный секрет. — Мне больше некуда идти.       У Хвитсерка взгляд бесконечно уставшего человека, после того как посланник Дира уходит, сообщив Бескостному весть. Они гуляют вдоль небольшого рынка ранним вечером, собираясь купить что-нибудь интересное к ужину. Ивара все еще беспокоит слабый аппетит брата, и он старается привлечь его всевозможными диковинками, да и прогулка тому пойдет на пользу. Вскоре они снова смогут заняться тренировками и, быть может, даже охотой. — Неужели тебе обязательно вмешиваться во все, что только можно? — Если Олег победит… — То сделает тебя конунгом Каттегата. — Да, но у меня не будет настоящей власти. Я буду марионеткой в его руках. Но если мы свергнем его при помощи Дира, то Дир будет нам обязан и не станет вмешиваться в дела Скандинавии. Как и маленький наследник Руси.       Меч Ивара входит в тело Бьерна легко, почти свободно. Найти первенца Рагнара в пылу сражения не сложно, как и нанести удар. Бьерн качается, рукой опирается на плечо калеки. Глаза широко распахнуты, а с приоткрытых губ слетает хриплый выдох. Ивар поддается навстречу так, чтобы их лбы соприкасались, и на одно краткое мгновение ему кажется, что со стороны на него с осуждением и разочарованием смотрит отец. — Не стоило пытаться сжечь моего брата, — тихо говорит он, резким движением вынимая меч.       Бьерн, кажется, пытается что-то сказать, но лишь поднимает руку и падает на спину, захлебываясь кровью.       По возвращения в Киев после поражения Ивар ждет наказания. Князь уже наказывает Игоря и сбежавших с поля предводителей войска. Ожидание мучает его, не давая покоя, и какое-то время он даже рассматривает вариант сбежать к Диру сейчас, не дожидаясь кинжала, служащего знаком. Но проходит день, второй, третий и ничего не происходит. Ивар только позволяет себе немного расслабиться, как узнает о том, что князь проявляет подозрительный интерес к Хвитсерку, все чаще вызывая его к себе или прося сопроводить. Хвитсерк после подобных визитов меняется — кратковременная радость переходит в отрешенность и безразличие, движения становятся медленны, словно тот находится в воде, а глаза пусты, почти также как в лесу. Однажды он находит брата, вспотевшего и бледного, блюющего в старое ведро и признает, что Олег действительно исхитрился так, чтобы наказание Бескостного было болезненным и особенно неприятным.       Ивар ловит Хвитсерка через пару дней, поджидая того на одной из маленьких улиц. С некоторой долей удовлетворения замечая, что тот не одурманен, встает у него на пути. — Хвитсерк. — Ивар, — брат оглядывает его с ног до головы, на мгновение задерживая взгляд на глазах. — Чего ты хочешь? — Как странно. Сегодня все меня спрашивают — чего же я хочу. — Ну, — Хвитсерк натянуто улыбается и пытается протиснуться мимо, давая понять, что ему не до разговоров сейчас. Ивар упирает костыль в балку, преграждая проход. — Я скажу, чего я хочу. Хочу, чтобы ты перестал отравлять свой разум и вертеться вокруг Олега. Мне нужно, чтобы я мог спокойно входить к принцу. — Зачем? — он поднимает голову, пропуская мимо ушей первую часть и с вызовом смотрит на младшего брата. — Есть то, что он должен знать. Это важно. Как и то, что ты разрушаешь сам себя. — Тогда скажи мне. Я передам ему. — Ты намеренно игнорируешь то, что я говорю тебе? Перестань принимать эту дрянь! — Ты не доверяешь мне? Для тебя я глупец? — Это Олег считает тебя глупцом, — снисходительным тоном произносит Бескостный, чувствуя как гнев начинает закипать в нем. — Что он тебе дает? Он что-то дает тебе, и это делает тебя слабым. — Олег хорошо ко мне относится. Ты же никогда не считался со мной.       Ивар сжимает костыль до побелевших костяшек, гадая — это мысли его брата или то, что внушает ему князь. После поражения Лагерты, в Каттегате он обращался с ним не лучшим образом, проверяя преданность брата и степень сожаления. Да и обида за то, что тот не признавал его правления и прилюдно бросал вызов, переча ему, сыграла свою роль на их отношениях. — Ты, — с тихой яростью начинает Ивар, пальцем упираясь в грудь Хвитсерка, — мой брат. Моя плоть и кровь. А кто, во имя Одина, для тебя Олег? А? — Давай спросим у Сигурда и Бьерна что для тебя значит твоя кровь и плоть! — сквозь стиснутые зубы говорит Хвитсерк и со злостью толкает его правой рукой, едва не роняя наземь. — Ты жалок.       Ивар замахивается костылем, целясь в голову, но Хвитсерк легко уходит от удара, подныривая под руку, и, оказываясь за спиной, валит на землю одним ударом. Подходит к костылю, чтобы отбросить подальше. Бескостный резко разворачивается и хватает старшего брата за ноги, бросает в грязь так, чтобы они были на равных. Гнев застилает глаза, и он остервенело цепляется за ноги соперника пытаясь оседлать его. Наконец, оказывается на груди брата и бьет по лицу чуть ли не во всю силу. Последний не блокирует удары и не прячет лицо, вцепляется в одежду Бескостного, пытаясь оттолкнуть. Из разбитого носа начинает течь кровь, и Ивар останавливается на одно краткое мгновение, цепляясь взглядом за шрам на щеке, потом опускает глаза на запястья, где, подобно браслетам, белеют шрамы от кандалов. Этого краткого замешательства хватает Хвитсерку, чтобы сбросить с себя младшего брата и попытаться отползти. Ивар рычит, но уже без прежней ярости, хватает брата за ногу, но вспоминает про ожог и резко отдергивает руку. Хвитсерк пинает его в лицо дважды, прежде чем рывком подняться на ноги.       Бескостный игнорирует боль, как всегда в своей жизни. Брат возвышается над ним, грудь тяжело вздымается, словно после длительного боя, кулаки сжаты. Он смотрит на него с ненавистью, и Ивар догадывается, что сейчас тот вспоминает все прегрешения младшего Лодброка. Дрожа от еле сдерживаемых эмоций, Хвитсерк резко разворачивается и уходя, бьет деревянную балку.       Ивар находит Хвитсерка в его покоях следующей ночью. Лицо все еще саднит и неприятный осадок после недавней ссоры все еще есть, но с твердым намерением помириться, он проходит в комнату брата. Олег во многом нетерпелив и, предложив Бескостному убить Хвитсерка, раскрывает все свои намерения. Его игра не была аккуратной и тонкой, но они, подавленные и расстроенные, после проигранного боя в Норвегии не заметили ловушки, расставленной князем. Хвитсерк до сих пор не заметил. Стравить их оказалось проще простого, и припоминая как Олег сознательно отравил своего брата вином, Ивар задается вопросом — неужели они тоже производят впечатление такой семьи со стороны? Олег не знает о Сигурде, но осведомлен о предательстве Хвитсерка, поднявшего армию Олафа против Ивара, и, видимо, счел это достаточным для братоубийства. Это заставляет его задуматься — как бы он поступил, не проиграй он тогда бой? Они с Бьерна никогда особо не ладили, старший сын Рагнара часто играл с Уббе и Хвитсерком, проводя с теми долгие дни, но близостью с Хвитсерком Ивар дорожил и вряд ли смог бы убить его или изгнать в лес, сделав отщепенцем. Публично бы унизил, заставил извиняться и оправдываться — возможно, но не убил бы.       Когда Бескостный заходит, Хвитсерк встает со стола, отходит назад и держится оборонительно. На его лице мелькает сожаление, но он быстро прячет его за маску безразличия. Ивар хмыкает, с недовольством замечая отравляющие разум растение на столе, решает не ходить вокруг да около. Его брат никогда не любил долгие прелюдии. — Думаешь князь Олег тебя любит? Нет, это не так, — он указывает на тонкую струйку дыма, как бы говоря «любящий человек такого не сделает». — Ты так говоришь, потому… — Заткнись и слушай, — резко перебивает Ивар. — Я был у него вчера. Он предложил убить тебя, если я захочу. Я мог сказать «да». — Ну и сказал бы, — в голосе брата нет ни удивления, ни горечи, словно тот и не ожидал от правителя другого. Но то, как он сказал это, болезненно резануло по сердцу Ивара — ни вызова, ни злобы, лишь глухое смирение и усталость. Хвитсерк, которого он знал, был полон огня.       Бескостный ковыляет к столу и берет чашку с водой. Подносит к лицу и резким движением выплескивает содержимое в лицо брата. — Я бы никогда так не сказал, — проговаривает он сквозь зубы, наблюдая как собеседник вытирает глаза и удивление сменяется возмущением. — Начни ценить свою жизнь и перестань отравлять ее всякой гадостью. Ты моя семья, Хвитсерк. Ты нужен мне.       Глаза Хвитсерка смягчаются, и в течение двух ударов сердца, Ивар видит знакомое с детства выражение лица, когда он что-то вытворял, а мать после объясняла своим старшим детям, почему его надо простить. Уббе всегда был инициатором мира и первым предлагал компромисс или уступал вовсе, Хвитсерк прощал следующим, ерошил волосы или ласково хлопал по щеке. Сигурд держался дольше всех, но в конечном счете они мирились — скомкано и неловко, но искренне. Тоска по детству заставляет отвести взгляд и доколе незнакомый стыд за то, что он все разрушил своими руками накрывает его, но тут же отступает. Лагерта первая объявила им войну, убив Аслауг. Он выполнял свой долг, он не виноват в том, что Уббе предпочел Бьерна с ведьмой двум младшим братьям.       Хвитсерк выдыхает, расслабляя плечи, отходит к деревянной кушетке и ложится на нее, закрывая глаза. Выглядит почти расслабленным и безмерно уставшим. Его рука перебирает тесемку на одном из одеял. — Ты тоже нужен мне. Прости за это, — он неопределенно указывает на свое лицо, все еще не открывая глаз. — Я не хотел. — Ничего. И ты прости. — Ты сдерживал себя, — замечает Хвитсерк с легкими нотками интереса в голосе.— Жалеешь меня? — Нет, но я все еще думаю, что у белки есть шансы.       В ответ он получает тихое фырканье. Хвитсерк открывает глаза, внимательно смотря на Ивара, хлопает по месту рядом и тот послушно бредет к нему. Бескостный садится рядом, наслаждаясь присутствием брата, их близостью, сохранившейся несмотря на все преграды и испытания. Он думает о том, что скучает по Уббе, по его объятиям и неизменной поддержкой, по Сигурду, их перепалкам и музыке по вечерам. Скучает по тому, как просто все было прежде. Его привязанность к братьям никуда не делась и без них он чувство неполноценности и неправильности не покидает его.       Хвитсерк, видимо улавливает перемену настроения Ивара и начинает говорить про побег, упоминает Пасху и вместе они обсуждают план, потом незаметно переходят на другие темы и теряют счет времени, говоря о каких-то неважных и совершенно пустых вещах. — Ты хочешь после остаться в Киеве? — за окном уже светлеет, и Ивара клонит в сон, но он упрямо смотрит на стол, держа глаза открытыми. Его голова лежит на плече Хвитсерка и он слушает его мирное дыхание, чувствуя родное тепло под щекой. — А ты? — Ну уж нет, — он тихо прыскает, рукой проводит по узору пледа. — Пойдешь со мной? — Куда? Бескостный поднимает голову, чтобы бросить на него красноречивый взгляд, и Хвитсерк ухмыляется, но зевком портит эффект. — Мы не знаем, что случилось там после смерти Бьерна. — Давай узнаем. — Если ты забыл, то я скогамаор. А еще мы напали на них с руссами. И убили Бьорна. — Почему ты сомневаешься? Доверься мне, брат. — Я только это и делаю, — вздыхая, отвечает Хвитсерк и, разминая плечи, встает, направляясь к двери. — Хвитсерк? — окликает его у дверей Ивар, тот замирает, слегка повернув голову, давая понять, что слушает. — Ты не скогамаор. Не станешь им, пока я жив.