обещаешь?

всё под контролем — бормочет вслух сынмин, когда в самолёте творится хаос. он делает глубокий вздох и натягивает маску трясущимися руками, вдыхает ещё раз, даже если по ощущениям скоро задохнётся. всё под контролем — кричит он в своей голове, когда тряска и маска мешают говорить: зубы наскакивают друг на дружку из-за волновых вибраций, и его сосед рядом вдруг вскрикивает и хватается за его руку так крепко, что сынмин всхлипывает. он не может найти сил посмотреть на молодого человека рядом, и даже если он обычно против физического контакта, а особенно с малознакомыми людьми, он сильно перехватывает чужую руку в ответ. всё под контролем — кричит его мозг, стараясь заглушить повторяющееся и паническое "мы падаем", взрывающееся в его уши со всех сторон. они падают. последнее, что видит сынмин в окно — это воду, и сынмин рационально думает, что вода лучше, чем земля. сынмин хочет, чтобы всё было под контролем, но не может шевелиться, его куда-то тянут сильные руки, борт качается и сынмин даже не слышал столкновения из-за истерического голоса в своей голове, практикующего самоубеждение: только вот "всё под контролем" сменилось на жирное и вязкое, громкое "КОНТРОЛЬ", уже не как факт, а цель для поиска. вокруг дикий хаос, но сынмин ничего не замечает. кроме того, что его руки пусты — так быть не должно. впервые он находит силы двинуться в отчаянии, но не знает в какой части самолёта он оказался, люди бросаются в противоположном направлении, и сынмин лишь пытается сквозь них прорваться. рядом с ним возникает знакомое лицо и сынмин чувствует обжигающую боль на щеке. внезапно мир вокруг состоит не только из его внутреннего голоса — все вокруг кричат, под ногами почему-то вода, но громче всех голос человека перед ним, и сынмину всё ещё сложно сфокусироваться. — куда ты, выход там, нам нужно туда, — голос от громкости почти срывается, но сынмин качает головой и всё равно пытается прорваться. он видит, как чужие руки сжимаются в отчаянии, не пуская его, но он должен. он должен взять свою сумку. — ты умрёшь, если вернёшься, времени мало! — я умру без своей сумки, у меня диабет! — сынмин пытается говорить громче, но сам себя не слышит, он моргает и с усердием всматривается в чужое лицо. лицо его соседа, который так и не отпустил его руку. он находит чужие глаза и видит в них холодность и понимание. его отшвыривает к стене, и сынмин понимает, что он видит свет выхода. он не знает, как выглядит выход, но чувствует солоность воды в воздухе. его припечатывают к твердости и жёстко говорят: — стой здесь. твоя сумка фиолетовая, так? он кивает. сынмин стоит, как ему велено. его пытаются столкнуть с дороги, и воды под ногами становится больше, и он зажмуривается, не в силах смиряться с тем, что видит. плохо. всё плохо. всё не под контролем. его снова хватают за руку, а к его груди прижимается тяжесть его ручной клади, и он отчаянно за нее хватается. в ушах начинает шуметь. это плохо. ему нельзя нервничать. — держи ее крепко, ты умеешь плавать? — его спрашивают, и он неуверенно кивает. он умеет плавать. немного. он никогда не рисковал заплывать далеко, но держался на воде хорошо. никогда не держал во время этого сумку и не боролся с паническими атаками — только в этом и состояла проблема. — я пловец, я помогу тебе, только ты должен мне пообещать, что постараешься сохранять спокойствие, я не смогу тебя вытащить, если ты будешь сопротивляться, — его трясут для верности, и сынмин смотрит в чужое лицо, пытаясь найти в нем заземление. — пообещай. его ногти вцепляются в ткань сумки и он чувствует боль от того, как текстура впивается под ними в нежную кожу. хорошо. он всё ещё чувствует, значит живой. — обещаю. его тянут дальше и дальше и сынмин кажется спотыкается на каком-то пороге, но его сосед уверенно подтягивает его за руку, очевидно ставя в приоритет необходимость выбраться. его мало волнует, что сынмин собирает своим телом всевозможные стены и чуть ли кубарем не летит сверху, не имея возможности остановить себя занятой сумкой рукой. вода. вода холодная. пахнет топливом. он оказался без своего пиджака, уже полностью намокшего, а потом с головой был опущен в воду, и его снова агрессивно тянут за локоть, пока он снова не чувствует воздух и не закашливается. шум воды в ушах и крики людей, он бессознательно двигает ногами в тяжести воды, пока его тянут и тянут и тянут, и он не знает, сколько это продолжается — перед его глазами только мокрый загривок человека и лазурь океана. он в океане. ничего не под контролем. он чувствует резкое желание дернуться и поддаться панике, в его ушах всё ещё звенит поверх всех остальных звуков, но он вовремя вспоминает уверенное "я помогу тебе. только ты должен мне пообещать."

***

он сидит в прострации на светлом песке, обхватив свою сумку обеими руками. он ничего не слышит, кроме своего собственного сбитого дыхания и сердцебиения — глухого, мощного, прямо где-то в районе своих висков. всё под контролем. всё под контролем. всё под контролем. он не знает, сколько прошло с крушения. отпустив его на мели, его сосед вернулся обратно, чтобы помочь остальным, и сынмин помнит только, как судорожно выползал из бьющих прямо под носом волн, цепляясь за зыбкий песок. его плеча кто-то касается и сынмин панически вздрагивает. он оборачивается и ловит взглядом своего соседа, и фиксируется на нем как на чём-то, что имеет значение. потому что сосед его вытащил. сосед сделал так, что теперь всё под контролем. может быть сосед поможет почувствовать, что это действительно правда? потому что дрожь в теле всё ещё не прошла. — эй, прости конечно, но ты пищишь, — в его окутанное паникой сознание проникают тёплый, дружелюбный голос. — и это очень действует на нервы, учитывая ситуацию, — неловко добавляет. сынмин сконфуженно смотрит на него, обеспокоенно глядящего в ответ. сынмин старается прислушаться, и сквозь собственный сердечный ритм слышит противный непрерывный писк. помпа. он резко выпускает из рук сумку и поднимает рубашку, и звук становится интенсивнее. он потерял телефон. кажется, он был в пиджаке. мысли становятся автоматизмами, и сынмин судорожно открывает сумку, промокшую всего немного — хорошо, что на отдых он брал с собой что-то более пригодное для контакта с водой. — хэй, нужна помощь? у тебя руки дрожат, — сынмин чувствует чужие пальцы на своих. — не знаю... можешь посидеть тут? я боюсь, что сейчас отъеду в обморок, но ты вряд ли знаешь, как проверить сахар в крови и поставить инсулин, да? — спрашивает с небольшой надеждой. теплая ладонь приземляется на его мокрую холодную спину. противный писк начинает раздражать и его. любая выходящая из строя техника напоминает о панике на самолёте. сынмин тянется руками к липкой ленте, фиксирующей помпу, и резко цепляет её, чтобы оторвать. звук прекращается, и сынмин судорожно вздрагивает. — черт, у меня нет телефона. он не может просчитать дозу инсулина и отследить сахар. придется по старинке. сынмин срывает сенсор с другой части живота и дрожащими пальцами опускает это всё в отдельную сумочку с его принадлежностями. делает глубокий вздох. — всё под контролем. всё под контролем, — его пальцы не могут открыть чехол глюкометра. сынмин ругается ещё раз, и чехол забирают чужие руки, осторожно и мягко раскрывая содержимое, только сынмин не сразу берется за него, давая себе время немного успокоиться. — всё под контролем. его сосед смотрит с беспокойством, сев рядом на песке, но никак не комментирует его бормотание. ким не понимает, почему он так спокоен. — нужна помощь? — добавляет только, и сынмин просит его подержать аппарат. всё под контролем. он делал это столько раз, что это не доставляет проблем. выгнать капельку крови из проколотого ручкой пальца, однако, сложно — он совершенно не расслаблен. только проколов третий у него наконец-то получается, и аппарат довольно пищит, всасывая кровь на полоске. сынмин громко вздыхает, смотря на показатели. он в сильном стрессе. ему противопоказан стресс. — я не уверен, какая должна быть норма, но это выглядит как дофига, — шепчет парень рядом с ним, любопытно заглядывая в экран. сынмин не удерживается и шипит с сарказмом: — ты погляди какой умник, — и тянется за запасом инсулиновых ручек. его мозг быстро просчитывает дозировку, он слышит щелчки измерителя, и, не обращая внимания на отвернувшегося чана, сжимает полоску кожи на животе, чтобы поставить укол. а затем небрежно бросает ручку, неаккуратно закрыв крышкой, в сумку, откидываясь на спину. рука соседа там сначала удерживает его, словно её хозяин боится, что сынмин теряет сознание, но сынмин давит со всей силы, и когда рука исчезает, опускается спиной на песок, и старается дышать. симптомы только сейчас начинают его нагонять — в горле пустыня сахара, его сильно тошнит и руки дрожат. сынмин рад бы снова не чувствовать себя из-за стресса. его голова раскалывается на части, и он вовремя вспоминает метод квадратного дыхания. — ты в порядке? — спрашивают его сверху. — я буду, — отвечает сынмин и закрывает лицо дрожащими руками. — я надеюсь. сынмин дышит. он хочет плакать. но ему нужно выровнять дыхание, и от слёз станет только хуже, поэтому он максимально раскрывает глаза и осторожно моргает. всё под контролем. всё под контролем. у него есть его сумка. он не один — и напоминанием служит рука, которая обхватывает его в жесте поддержки. где-то громко начинает плакать женщина. сынмин вздрагивает и слышит вздох парня рядом. — а ты в порядке? — сынмин хмурится внезапно, осознавая, что его сосед до этого вел себя практически профессионально бесстрастно. также он понимает, что вряд ли ему даётся это легко. — честно? если меня не обнимут в скором времени, я, возможно, начну сходить с ума, — и смеётся немного истерически. сынмин смаргивает слезу и тоже выдавливает смешок. возможно, смеяться лучшая альтернатива слезам. — если передашь мне воду из сумки, я обещаю тебе обнимашки. он чувствует движения рядом с собой и песок под ними тихо шуршит. в его сумке осторожно ищут бутылку с водой и сынмин слышит, как открывается крышка, и в следующий момент его руки осторожно касаются. он моментально встаёт и с нуждой выхватывает бутылку, жадно прикладываясь — холодная жидкость смачивает его пересохший рот и даже головная боль уходит на второй план. как же он хочет пить. он вовремя останавливается, чтобы не выпить больше трети, и с недовольством отсоединяется от горлышка, позволяя соседу закрыть воду за него. дыхание снова сбилось из-за судорожного питья, но во рту уже не так противно. сынмину тяжело двигаться. он хочет снова повалиться на песок, но ему и самому не помешает, если бы его сейчас обняли, поэтому он уверенно подползает ближе к парню и забирается на его ляжки, опрокидывая себя грудью на чужую грудь. получилось грубо, и сосед еле удержался от падения под весом сынмина, балансируя на погруженной в песок руке, но они оба схватились друг за друга сразу же, когда равновесие восстановилось. сынмин закрывает глаза и прячет лицо в чужой шее, крепко обхватывая плечи парня, кладя локти ему на широкие лопатки и продевая пальцы в мокрые волосы. он не осознавал, что замёрз, и теперь тепло чужой груди посылает мурашки по всему телу. руки парня неловко двигаются к его талии, но сынмин ёрзает, чтобы прижаться ближе, и незнакомец вздыхает со всхлипом, полностью обхватывая его обеими руками и прижимая в ответ. контроль. вот он — подсказывает сознание сынмину. — обожаю людей, которые сдерживают обещания, — шепчут ему в ухо, и сынмин вздрагивает. внезапно больше не слышно шума волн и отчаянного плача женщины. слышно только размеренное дыхание, и сынмин позволяет себе расплакаться. он не истерит, просто отчаянно жмется и оставляет на и без того мокрой футболке незнакомца ещё больше влаги. — спасибо... — всхлипывает. незнакомец плавно раскачивает его из стороны в сторону и ноги неприятно тянут от позы, но сынмин просто продолжает плакать. — меня зовут чан. бан чан. — ким сынмин, — бормочет, громко вбирая в себя влагу носом. — приятно познакомиться, сынмин-щи.

***

чан деятельностный. и им повезло с чаном — пловец, работал в береговой охране, знает, что нужно делать в чрезвычайных ситуациях. вызывается добровольцем обследовать местность, помогает распределить запасы между людьми, даже умудряется словить рыбу. только когда они все устраивают ночлег, чан сидит возле сынмина, обхватив свои колени, и не может позволить себе отдохнуть. — ей, — шепчет сынмин и ковыряет злаковую плитку. его сахар ведёт себя как сумасшедший, без декскома тяжело отслеживать скачки, но сынмин по состоянию и показаниям глюкометра ощущает, что сахар падает. плитка хрустит воздушным рисом, и он пьёт свой пакетированный яблочный сок, запивая им приторность. — ась? — чан дёргается и смотрит на него. — хён, ты ничего не ел, — сынмин осторожно пинает второй батончик ногой в сторону парня. тот толкает его обратно и бурчит, что не голодный. сынмин его понимает. если бы не практичный страх перед комой, сынмин бы тоже не смог бы в себя что-то засунуть. — о чём ты так серьезно думаешь? чан вздыхает и смотрит обеспокоенно. — о причинах, по которым мы ещё тут. если бы всё шло как надо, мы уже были бы в худшем случае в лодках, в лучшем — в ближайшем городе. сынмин сглатывает. чан моментально жалеет о том, что сказал, и поправляет себя: — наверное утром мы уже будем в безопасности, не бери в голову. сынмин вздыхает и подвигается ближе и кладет висок на сильное плечо. — раз это так просто, ты не бери в голову, — подчеркивает он и откладывает пачку сока. они сидят на чьей-то толстовке. шум волн к вечеру стих со сменой ветра. — давай отвлечемся? поговорим, например, о моих тупоголовых друзьях, убедивших меня в том, что мне необходимо слетать отдохнуть, — на это чан с придыханием смеётся. — мы счастливчики, да? — спрашивает риторически, и сынмин впервые за день улыбается. ещё какие. летать даже безопаснее, чем путешествовать на машине. — только вот счастливчик я ненадолго, чанбин оторвёт мне голову, потому что он встречает меня в аэропорту, — говорит сынмин и морщится из-за настоящего времени. должен был встретить. они бы уже прилетели к этому времени и он бы спокойно себе спал в их с чанбином квартире. — а мне феликс, — согласно кивает чан в ответ. и они говорят. о том, что чанбин весь такой страшный и пугающий, весь сплошная мышца, но на деле боится темноты и плачет из-за того, что хочет завести котёнка, но у него аллергия. и часто нарекает сынмина своим котёнком, и это действительно неизбежно, потому что отказать тетешкающему со просто невозможно. говорят о друге чана — австралийце, и так сынмин узнает, что у чана был отпуск с семьёй. и что семья чана замечательная. сынмин тоскует по сестре. — как ты оказался в сеуле, солнечный спасатель? — спрашивает сынмин спустя наверное час беспрерывных рассказов из детства. его — деревенских и простых, окрашенных самодельным кимчи и играми у озера. чана — запахом волн и скрипучей налакированной древесиной досок для серфинга. — хочу быть продюсером. я работаю на компанию, и меня тоже друзья вытолкали в отпуск, и слава всем святым, в которых я не верю, что феликс отобрал у меня ноутбук. я бы утопился, если бы он намок, честное слово, там столько важного, — чан пересыпает песок из ладони в ладонь и тяжело вздыхает. — чанбин тоже занимается музыкой. он как-то потерял флэшку и закатил такую истерику, что было реально страшно, а потом нашел её в кармане и плакал три часа с ней в обнимку, — сынмин мурлычет тихонько, начиная чувствовать усталость. — наверное, это примерно то же самое, что и я со своей сумкой сегодня. тоже бы, наверное, утопился. они оба сильно устали. сынмин жмется к тёплому телу от ветра, натягивая посильнее кофту, которую чан раньше накинул на его плечи. сынмин не знает, виноват ли стресс, но у него чувство, будто бы он знает чана уже очень давно. дыхание уже давно не сбивается в панике, но в солнечном сплетении всё ещё неприятно тянет. сынмину хочется комфорта, но ничего вокруг, кроме теплого, мягкого, доброго чана не может это предложить. вязкое чувство тревоги не отпускает его грудь, и сынмин поднимает немного голову и смотрит на профиль чана, чьи брови снова сошлись на переносице, а взгляд потерялся где-то в мыслях. сынмин думает, что чан красивый. он гуляет глазами по крупному носу, слегка усыпанному веснушками, по не моргающим глазам, устремленным в горизонт. костёр сбоку от них слабо освещает пляж и падает мягким персиковым цветом на скулы. сынмин вздыхает, и чан обращает на него внимание, ловя на рассматривании, заставляя сынмина улыбнуться, когда опускает глаза и краснеет ушами. — чан-хён, — сынмин зовёт и прикусывает язык. он не знает, откуда взялось желание, но он почему-то капризно решает, что сегодня может себе позволить надеяться. — что бы ты сказал, если бы я... — он всё же на секунду тушуется, прикрывает глаза и играет руками с застёжкой на кофте. ещё есть время сказать "не бери в голову", но сынмин упрямо выкидывает эту мысль. он сегодня заслужил вести себя странно. он сегодня чуть не умер. — если бы я спросил, можно ли тебя поцеловать? плечо возле его шеи в ступоре перестает двигаться вместе с размеренным дыханием. сынмин тут же скучает по этому якорю и присобирается, чтобы объясниться. — да или нет, просто скажи, и любой вариант правильный. — чан продолжает смотреть в пол, дыша очень поверхностно. — я знаю, это не очень... правильно, мы друг друга не знаем, и тебе вообще могут не нравиться мужчины, но мне это... — сынмин не успевает закончить, потому что лицо чана разворачивается к нему и внезапно наклоняется ближе, и сынмин затыкается, чувствуя теплые губы на своих. по коже лица словно бегают мурашки, и он улыбается этому ощущению, расползающемуся по всему телу мягким теплом и накрывающему его грудь тянущей нежностью. гораздо лучше, чем неуёмная тревога. когда их губы, тепло соприкасавшиеся несколько мгновений, отстраняются друг от дружки, сынмин почти без собственного ведома завершает предложение почти шёпотом: — мне это нужно... чан смотрит на него без складочки между бровей. его губы еле растянуты в неловкой улыбке, и на щеках сверкают в свете костра неглубокие ямочки. ему идут ямочки — и с этой мысли сынмин второй раз за день заползает к нему на колени, в этот раз чтобы снова соединить их губы и мягко сжать ладонями доброе, комфортное лицо. сынмин чувствует себя глупо, когда в голове мелькают мысли о любви и с первого взгляда и лечащих поцелуях, но к чану тянет очень сильно, и чан добрый и милый, возможно, даже милее чанбина, и он никогда не чувствовал себя так комфортно в руках еле знакомых людей. а ещё чан очень ласково гладит его волосы, нежно углубляя поцелуй, успокаивающе массирует затылок, слизывает липкую карамель батончика с его языка и мягко стонет в поцелуй, щекоча ресницами его щёки. и если любовь с первого взгляда и лечащие поцелуи это глупость, то комфорт чана — то, что возвращает ему землю под ноги сегодня. контроль. когда они перестают целоваться, они крепко обнимаются, и сынмин не может перестать гладить руками чужую спину в нужде поделиться комфортом. он знает, что чана ещё догонит шок, но, может быть, его новообретённая уверенность хотя бы немножко уменьшит накатывающую волну, как мыс, забирающий на себя большую часть морской энергии. — надеюсь, хоть часть из этого происходит не потому, что я тебя спас, а потому, что я тебе нравлюсь. сынмин в ответ лишь смеётся в шею чану, пальцем ладони, что всё ещё обнимает лицо чана, нащупывая улыбчивую ямочку. — большая часть — из-за того, что тебе смертельно красиво с ямочками на щёчках от улыбки, чан-хён.

***

— я убью тебя, — аэропорт полон людей, плача и счастливых вздохов, и сынмин позволяет крепким рукам чанбина обволакивать его плечи и спину. в его словах искреннее беспокойство, граничащее со злостью, но обнимает он мягко и до боли в сердце нежно. — сначала дай мне свой телефон, бинни, это срочно, — сзади стоит чан и глазами выискивает своего друга, феликса. — потом можешь убить меня каким угодно способом, кроме авиакатастроф и утопления, боюсь вот этот парень меня всё равно спасёт. чанбин непонимающе окидывает взглядом растрепанного чана, и тот неловко улыбается ему и приветственного машет ладонью. сынмин получает телефон чанбина, улыбается розовому чехлу и разворачивается к чану, протягивая ему. — пиши свой номер. если дашь, я обещаю ужин, обнимашки и поцелуй, — у чана снова краснеют уши, и он медленно берёт в руки телефон и вводит номер какао. — если хочешь, конечно, — добавляет сынмин, и чан пытается остудить левое ухо, накрыв его холодными пальцами. которые сынмин только недавно грел в самолёте, пытаясь унять рациональный мандраж перед очередным полётом. — ты же знаешь, что я люблю, когда люди сдерживают обещания, — чан улыбается смущённо и отдаёт телефон, а в следующую секунду его сносит маленький человеческий ураган в виде феликса. сынмин стоит с телефоном и пялится на номер, слыша, как старшего отчитывают, одновременно утешая и причитая. сынмин почти разворачивается к нетерпеливо наблюдающим за происходящим чанбину, но чан быстро что-то говорит феликсу и высвобождается, чтобы шагнуть ближе к сынмину и с надеждой в глазах оставить мягкий поцелуй на его губах. — на случай, если ты мне не напишешь, — как-то болезненно говорит чан, и сынмин хмурится, всё ещё не открывая глаза после поцелуя. — такого варианта не было, вообще-то, — и тянет к себе ещё раз, чтобы крепко поцеловать в последний на сегодня раз. — всё, иди, феликс волнуется. миниатюрный парень заинтересованно дёргается на своё имя, непонимающе их осматривая, но когда чан подходит к нему вновь, тут же запрыгивает на него, обвивая всеми конечностями и крепко-крепко обнимает. сынмин улыбается и тянет чанбина в сторону выхода. — я тут значит переживаю, все ногти искусал, а ты тут припеваючи с мощными блондинами флиртуешь? какого хрена, сынмин? совсем совесть потерял? — чанбин ругается уже возле машины и мнётся, словно снова хочет обнять, но сам не знает, что делать со своим негодованием. сынмин не знает, что сам чувствует. он проснулся сегодня от того, что чан тряс его и говорил, что они скоро будут дома. позволил еле проснувшегося себя затащить на лодку, а затем на корабль, мало что понимал, пока их осматривали медики, не веря, что скоро будет дома. а может и не до конца понимая, что вообще произошло вчера. реальным из воспоминаний кажется только чан и его теплое "говорил же, что сегодня уже будем в безопасности". сынмин тыкается в плечо чанбина подбородком и громко вздыхает. — я люблю тебя, бинни, спасибо что забрал меня и беспокоился обо мне. это было ужасно, и я все ещё не верю, что это произошло, и чан-хён спас меня, и он очень хороший. не ругайся. чанбин обнимает его крепко ещё раз. хлюпает носом и стыдливо отворачивается, садясь на водительское сидение, пока сынмин заходит с другой стороны. сынмин рад, что он дома. о чем он и пишет на новый номер с телефона в розовом чехле, добавляя "это все благодаря тебе — то, что я здесь телом и разумом. надеюсь, ты тоже рад быть дома, хён." чан вернул ему контроль. сынмин не верит в любовь с первого взгляда, но верит в комфорт, который ему дарит ответный смайлик-сердечко.