7 days to remember you

- Чёрт! – Чанёль кидается за полотенцем, промокая разлившееся по столешнице коричневое кофейное пятно. Снова задумавшись, он и не заметил, как налил полную чашку, и все содержимое после полилось на стол, а оттуда – на чистые брюки. – Вечно все не как у людей, - ворчит он на самого себя, без особого результата натирая мокрое пятно на бедре салфетками – пропадать оно никуда не спешит. Он бы сказал, что сегодняшнее утро проходило по обычной схеме, если бы так не ошибался: утро не только было не таким, как обычно, оно еще и медленно переходило в разряд дерьмовых. А все из-за пары глаз все того же пресловутого кофейного цвета, что сейчас с волнением наблюдала за каждым движением раздраженного юноши. - Может, перестанешь уже зарабатывать себе дырку в штанах и просто наденешь другие? – со смешком интересуется Бэкхён, понимая, что так, похоже, и не дождется предложенного кофе. Ему хочется думать, что Чанёль раздражен этим случайным стечением обстоятельств, при котором «промочил» штаны, а не самим фактом его, Бэкхёна, появления в его квартире. Если говорить начистоту, Бёну здесь нравилось: чисто, уютно, нет ни громоздких и совершенно безвкусных ваз, картин и панно, как у Кёнсу, ни до тошноты надоевшего минимализма с его кофейно-кремовым интерьером, что так любит Чонин. Чанёль придерживался практичности, а не «скрытого содержания, рассмотреть которое дано далеко не всем», как в голос твердили двое вышеупомянутых особ. На то, что там скрывалось, и видели ли это оба его кузена, Бэкхёну было откровенно начхать – он был бы счастлив и живя в такой вот уютной квартирке с маленькой кухней, если это Чанёль. Он был бы счастлив, даже если бы Пак каждое утро проклинал весь свет, проливая на себя кофе, лишь бы быть с ним рядом. - Спасибо за неоценимую помощь, - цедит сквозь зубы шатен, отшвыривая салфетки и топая в спальню, чтобы переодеться. Нет, его не злит тот факт, что Бён наведался к нему с утра пораньше под предлогом того, чтобы забрать ключи от машины. На самом деле, ехать ему на ней было откровенно некуда – не до работы же пару сотен метров, ей Богу. Чанёля откровенно бесило то, что с его появлением утро перестало быть привычным и пошло под откос. Словно Бэкхён приносил с собой какую-то неловкую и напряженную атмосферу, в которой Пак барахтался, как в киселе, не зная, что предпринять в следующий момент, чтобы вконец не опозориться. Да и последняя сцена их вчерашней встречи тоже не добавляла ситуации легкости. Новые брюки нашлись на одной из вешалок в шкафу, благо, классической одежды у Чанёля было предостаточно на случай подобных казусов. Уже повязывая красный в тонкую желтую полоску галстук, юноша невольно прислушивается к происходящему на кухне: холодильник все так же тихонько жужжит, из неплотно закрытого крана капает вода, чайник начинает свистеть, закипая… Но среди этого привычного шума есть кое-что, что Чанёль не сразу замечает – мягкий голос, мурлыкающий какой-то незамысловатый мотивчик. - Если я сегодня потеряю голову, это случится рядом с тобой,* - доносится с кухни приглушенное свистом закипевшего чайника, и Пак поспешно завязывает галстук до конца, путаясь в пальцах. Вопросов о том, как Бён узнал его адрес и как набрался наглости заглянуть утром, не возникало – сейчас, лихорадочно поправляя волосы и поглядывая на наручные часы, Чанёль понимал, что такое поведение было вполне в стиле Бэкхёна – взять, к примеру, все тот же вчерашний инцидент. Сегодня надежда, поселившаяся в сердце прошлой ночью, немало поугасла, и Чанёль даже чувствовал себя оскорбленным, что и выливалось в бесконечное раздражение на улыбчивого наглеца, оккупировавшего чанёлеву кухню. - Тебе с сахаром или со сливками? – вежливо интересуется этот узурпатор, держа в руках две чашки свежего кофе, а у Чанёля, кажется, начинается нервный тик. По его мнению, все это происходит слишком быстро: Бэкхён только вчера ворвался в его жизнь, приватизировал все его время, а теперь еще и квартиру, и Паку страшно подумать, на что же тот вздумает посягнуть дальше. Но мужская гордость никогда бы не позволила признаться в этом, поэтому Ёль вешает на лицо безразличную маску и, бросив тихое «со сливками», чертыхается и перевязывает перекошенный галстук, смотрясь в хромированную дверцу холодильника. – Ты не умеешь завязывать галстуки? – доносится из-за спины, и Чанёль ворчит, слыша стук чашечки о блюдце: - Умею, только это плохо получается, когда я спешу, - и когда поблизости находится неоднозначно к нему настроенный Бён. Но признать это, опять же, мешает все та же гордость. А может, еще что-то - Пак пока не решил. Сзади слышится смешок, и чашка с новым звоном опускается на керамическое блюдце, а Чанёль невольно замирает, как мышь перед удавом. Ему кажется, что он слышит, как босые ступни шуршат ковролином, которым выстелен пол в кухне, а потом чувствует уже знакомое тепло от ладоней на плечах, когда его властно разворачивают к Бэкхёну лицом. - Сейчас 7:30, до начала рабочего дня еще полчаса, а отсюда до офиса – пять минут пешком, - раскладывает все по полочкам Бэк, деловито и уверенно завязывая на Чанёле галстук, пока тот старается смотреть по сторонам, но все равно возвращается к созерцанию длинных ресниц и родинки над верхней губой. – Просто признай, что нервничаешь в моем присутствии, - красивые губы изгибаются в усмешке, а Чанёль хмурится из-за догадливости Бёна. Либо Пак перестал быть книгой на мертвом языке, либо Бэкхён вдруг оказался ученым, способным ее прочесть. - Тебе кажется, - холодно отвечает он, твердо смотря юноше в глаза сверху вниз, и обходит его, направляясь к столу с двумя чашками кофе. Предусмотрительно отодвинув подальше ополовиненную, он подносит к губам нежно-кремовую чашку и буквально слышит, как ворочается внутри Бэкхёна разочарование. Уже через полчаса Пак сидит за своим рабочим столом, снова набирая пресловутые приказы, написанные от руки, и ему кажется, что Бёна уже стало слишком много в его жизни. Он думает, что подпустил его на непозволительно близкое расстояние, но теперь уже не оправдывает себя тем, что всего лишь не хочет делать ему больно по истечении недели – он начинает привыкать к мальчишке, а это многим страшнее. Стоит ему только подумать о том, каково это – терять такие, еще отдающие налетом новизны и волнения, воспоминания, как становится плохо. Офис привычно жужжит разоренным ульем вплоть до обеденного перерыва. Как только стрелка часов пересекает полуденную отметку, пчелки дружно летят, кто куда, чтобы подзаправиться. Чанёль же не спеша обсасывает фильтр очередной сигареты, не горя желанием снова мокнуть под противной моросью, которая, кажется, задержится в Сеуле еще надолго. Он бездумно осматривает ближайшие к парадному входу окрестности, будто покрытые серой дождевой пленкой. В кафетерии Пак, как обычно, заказывает себе чашку американо и первое попавшееся пирожное, вполуха слушает рекламу по кабельному и любуется стройными участницами SNSD, разодетыми во все розовое. Чанёля это немало не смущает – девушки должны быть милыми. Про Бэкхёна он старается не вспоминать, разве что тот сам нагло и время от времени мелькает в его мыслях о прошедших полутора сутках. Пак еще сопротивляется, но уже понимает, что некие перемены, которые принес в его жизнь Бэк, не настолько болезненны и кардинальны, как он себе представлял. О том, что может случиться дальше и как это самое «завтра» повлияет на него самого, Чан старался не думать вообще. Вообще. В офис он возвращается прежним Пак Чанёлем – дружелюбным парнем с улыбкой от одного уха до другого, которому никто не лезет в душу. В душу, как пылью, покрытую мраком и сомнениями. Обычно внимательный глава отдела Ким Чонин лишь отрывисто кивает на его приветствие, снова по нос зарываясь в какие-то важные бумаги, присланные руководством. - Приказы перепечатаны и сохранены в общем архиве. Макулатура утилизирована. Для меня есть еще что-нибудь? – интересуется Чан, крутясь вокруг своей оси на офисном стуле в кабинете менеджера и подворачивая манжеты рубашки – со своими месячными отчетами Чонин, похоже, совсем забыл, что такое кондиционер. - Может, кофе сваришь и ужин приготовишь? – бормочет тот, не поднимая головы от очередной бумажки, ставя на ней размашистую подпись, а потом всё-таки вскидывает взгляд на замершего от такой наглости Пака. – Прости, тяжелый день, - вздыхает Ким, откидываясь на спинку своего кресла и потирая переносицу под стеклами стильных очков. – Начальство следит, как цербер за каторжниками, ни минуты свободной… - Ну, раз для меня ничего нет, то я пойду лучше… - Подожди, я хотел поговорить с тобой, - Чанёль опускается обратно в кресло, зря понадеявшись свалить домой пораньше. Чонин откладывает очки в сторону и по внутренней связи просит секретаршу принести две чашки крепкого кофе. – Я всегда думал, что из нас могли бы получиться хорошие друзья, - продолжает он после того, как в их руках оказывается по чашке с ароматным напитком. Пак старается не пропускать ни слова, думая о том, что зря не имеет привычки носить с собой диктофон. – Мы оба отдаем работе все свое свободное время, хоть и по разным причинам. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Чанёль... - «Ну да, как же», - эта фраза ни разу Пака не удивляет. Он даже боится предположить, сколько раз за всю жизнь слышал подобное. – Когда ты впервые появился в этом офисе, на моем месте сидел Бэкхён. Ты не ослышался, поверь мне, - Ким дарит ему странноватую, по мнению Чана, ухмылку, всезнающую, когда шатен отрывает от чашки удивленный и недоверчивый взгляд. – За все это время ты ни на йоту не изменился – такой же надежный работник, хоть и слегка нелюдимый. Бэк у нас – человек с деловой хваткой, иногда даже чересчур самоуверенный, но знающий толк в бизнесе, именно поэтому наш дед, глава компании, так повысил его в должности. Подумать только – этот мальчишка и заместитель генерального директора, представляешь? – в улыбке Чонина нет ни доли сарказма. От Чанёля не скрывается капелька гордости, прозвучавшая в его словах, и это тоже непонятно ему. В тех фильмах, что Пак привык смотреть субботними вечерами, присутствовала здоровая конкуренция между родственниками, зависть, ненависть… Где же все это здесь? Почему реальность экранизированная и та, в которой живет Чанёль, так отличаются?.. - Это первый раз? – задает он бездумно вопрос, ворвавшись в поток слов Кима и заставив его удивленно замереть. – Первый раз, когда он пытается со мной сблизиться? – повторяет он, видя, что шеф не до конца его понимает. - Да. Он долго наблюдал за тобой, и вот… Я не заметил, когда детское любопытство переросло во что-то большее, но речь не о том… У Бэкхёна довольно хрупкая душевная организация, на нем лежит большая ответственность, и ты должен понимать это. Я прошу тебя, Чан… - Он знал, на что идет, господин Ким. Дольше недели это не продлится, уж вы-то это понимаете, - с иронией перебивает его Пак, так и не притронувшись к своему кофе. Когда он покидает кабинет главы отдела после удовлетворенного кивка последнего, ему даже кажется, что он, как минимум, до конца недели не сможет даже смотреть на крепкий напиток насыщенного коричневато-черного цвета. - Сегодня ты угрюмее, чем обычно, - замечает Бён, когда они снова прогуливаются по тому парку, что раскинулся недалеко от дома Чанёля. Парнишка заскочил к нему в офис за час до окончания рабочего дня и уволок Пака на прогулку, невзирая на его возражения. – Я думал, что это из-за пролитого на брюки кофе утром, но этот инцидент уже должен был бы забыться. Видимо, дело не в нем… - задумчиво бормочет он, перешагивая с одной плиточной клетки на другую. Они неторопливо направляются к местной достопримечательности – небольшому, но красивому фонтанчику в самом центре парка. - Ты всегда такой наблюдательный? – безразлично интересуется Чанёль, без особой на то надобности наблюдая за пухлой тучкой, лениво ползущей по недавно прояснившемуся небу. Наверное, думает Пак, город уже давно не видел солнечного света: прохожие попрятали разноцветные зонты, бывшие единственными яркими пятнами в серости будней; растения тянулись к редким солнечным лучикам, мягко поглаживающим желтеющие лиственные бока; Бэкхён мимолетно улыбался, ловя глазами очередной солнечный блик на фонтанной струйке. - Когда дело касается тебя – да, - не задумываясь, отвечает он, хлопая ладонью по скамейке рядом с собой, куда уже успел приземлиться. Чанёль опускается следом. Отсюда открывается прекрасный вид на бегущую из фонтана воду, которая через час-другой окрасится закатными лучами в кроваво-красный. – Смотри! Давай тоже что-нибудь напишем? – Бэкхён ерзает на скамейке, пытаясь через плечо перечитать все нацарапанные на дощечках надписи, а Пак возмущенно фыркает: - Что за детские шалости. Так поступают только влюбленные идиоты, которым нечем заняться, - но Бёну все равно – он достает из кармана ключи от машины, которые только сегодня утром забрал у временного хозяина, и принимается выцарапывать что-то на свободном пространстве коричневатой доски. Чанёль делает вид, что ему все равно, но любопытство, в конце концов, берет верх, и он поворачивает голову. Их инициалы красуются в обыкновенном неровном и угловатом овале, который сейчас недовольно осматривает «творец» - ничего примечательного или запретного. - Пусть это шалости, но это, также, память о том, что мы были здесь. Вместе. Для меня это – главное, Чанёль, - с какой-то тоской в голосе отвечает ему Бэкхён, и юноша впервые видит у него такой потухший взгляд. Бэк ни на секунду не забывает, что у него есть всего неделя. Всего семь дней, чтобы заставить Чанёля его помнить. Он не возводит воздушных замков и не рисует вилами на воде свою любовь, он просто живет сегодняшним днем, когда завтрашнего может уже и не быть. Это все, что ему остается – его эфемерная надежда, но он никогда и ни за что не скажет Паку о своих страхах. - Что ты задумал? – настороженно спрашивает Чанёль, когда Бён роется в карманах и вытаскивает оттуда телефон. Они уже просидели здесь, молча, почти полчаса, и шорох пиджака стал единственным звуком, нарушившим идиллию. Бэкхён усмехается своим мыслям, игнорируя Пака и копаясь в телефоне, пока не находит то, что искал – камеру. – Я не фотографируюсь, - мрачно извещает его шатен, категорично отворачиваясь к фонтану, но кто ж его спросит… - Эй! Удали! - Если хорошо попросишь, - тянет Бэк, поднимая телефон над головой, хотя это совершенно бессмысленно – если Чанёль захочет, он легко сможет достать его, даже не вставая со скамьи. – Не будь занудой, Пак Чанёль! Вдруг это поможет тебе вспомнить – ты об этом не думал? – раздражается Бён, и защита Чана дает трещину. Он терпеть не может сказки – все это детская фантастика, придуманная изведенными родителями, но ему так хочется верить… Верить, что Бэкхён в силах ему помочь… - Черт с тобой, - ворчит он и невольно любуется вспыхнувшей на чужом лице ослепительной улыбкой. Трясущимися от волнения руками Бэкхён настраивает камеру на телефоне и присаживается рядом с Чанёлем, едва касаясь его плеча своим. Разница в росте сейчас все портит, поэтому он просит Пака немного склонить голову и приподнять уголки губ, ведь «не на паспорт же!». Солнечные лучи из золотистых становятся розоватыми, окрашивая их лица и воду в фонтане новыми красками, когда раздается щелчок затвора. Бэкхён кажется жутко довольным получившейся фотографией, Пак иронизирует, говоря, что в Бёне с криками умер фотограф, а медно-розовый солнечный диск на мгновение повисает на сходящихся вместе фонтанных струйках. - Неплохо, - нехотя замечает Чанёль, смотря на фотографию, где он почти положил голову на плечо счастливого Бэка. Их взгляды и поза смотрятся так, будто они знакомы, и даже более того – словно они вместе целую вечность, и это чувство оставляет маленький узелок на бесконечной ленте его будней, циклично прокручивающейся в пальцах старушки-судьбы. *One Republic – If I lose myself