Когда мы снова будем вместе

      Ты помнишь, мы были вместе? Делили на двоих весь мир — от материнской утробы до целой планеты. Вместе прошли рождение и взросление. Вместе учились говорить и ходить. Вместе смеялись шуткам и вместе плакали, деля на двоих и боль, и радость, и опыт. Вместе смирялись с тем, что таких нас лишь двое — и больше не будет.       Ты помнишь наш первый поцелуй? Никакого смущения, лишь любопытство и нежность. Мы обе потянулись друг к другу, и обе отпрянули — будто от зеркала. И потянулись снова. А губы оказались не гладкими и холодными, а горячими и мягкими. Влажными. Ненасытными. И стали потом — зацелованными. И это было так правильно.       Ты помнишь, как поцелуев перестало хватать? Нам вдруг стало мало сливаться только губами. Мы хотели быть ещё ближе. Соединить тела как соединены души. Как соединены мысли. Чтобы не было расстояния и барьеров. Слиться воедино.       Ты помнишь, мы сняли одежду и смотрели друг на друга? Искали различия и не находили их. Мы касались себя и смотрели друг в друга как в отражения, а внутри эхом отзывались разделённые чувства и ощущения. А потом мы вжимались друг в друга — губами, сосками и животами. Стукались зубами и коленями. Ёрзали неловко, пытаясь совпасть клиторами. Пытаясь достичь наслаждения — одновременно. Но как бы мы ни старались, как бы близко ни прижимались, в тот день нас осталось двое. В тот день мы стали порознь.       Ты помнишь, как мы искали замену всемирной сети? Мы ещё цеплялись друг за друга, пытались быть вместе, совсем как раньше. И хотели объединить людей, ведь себя — уже не могли. Нас разносило всё дальше: по стране, по интересам, по переживаниям.       Ты помнишь — вас стало двое? Ты и он. И я — как отзвук тебя далеко-далеко. Вас было двое, и мне не хватало тебя всё сильнее. Губам было холодно без твоих губ, а ты согревалась о его губы. Пустоту в моём лоне не заполняли твои пальцы, только ощущение того, как он заполняет тебя. Но я была рада за вас, пускай и не вместе с вами. Я была рада, что хотя бы одна из нас смогла найти того, с кем может слиться плотнее и ближе.       Ты помнишь, мы разделили боль — на двоих? Ты не успела закрыться, я — не хотела скрываться. Помнишь, ты больше не могла плакать, и я плакала за тебя? Помнишь, как я кричала тебе, умоляла тебя: не закрывайся, не горюй так сильно, не пытайся уйти за ним. Ты не помнишь. Ты не слышала. Не хотела слышать. И я решила, что одного голоса мало. И тогда я тоже закрылась, чтобы потом, когда меня станет двое, кричать громче. Чтобы потом нас стало трое: ты, и я, и она.       Ты помнишь, как я лишила тебя остатков надежды? Я больше не могла отвечать, хотя ты наконец-то писала. Но меня было двое, и я не могла тебе пока что об этом рассказать. Не могла позволить тебе ощутить. И ты злилась и ненавидела меня. Говорила и писала — что ненавидишь. И мне казалось, что это хорошо, потому что к тебе вернулись чувства. И раз так, значит, ты не захочешь больше себя убивать.       Ты помнишь, как обвалилась крыша? Рухнул целый госпиталь, пока меня готовили к кесареву. Я родила твою дочь на груду щебня, и мне было так больно, что жить дальше казалось невозможным.       Ты помнишь, как я умерла?       — Я помню.