Мелькают дни

      Строптивая девица — Сильван только и может что наблюдать за ней со стороны. Такая прекрасная и недосягаемая гордячка, снова и снова воротящая нос от прекрасного лесного духа. Лёд и камень — Ореада и вправду была как горы, которые она так любила и ценила, и даже жизненной силе Сильвана не удавалось пробиться сквозь прочную броню, сражая её своим натиском.       Отказы и пренебрежение несли боль, но эта боль была такая сладкая, что в странном мазохистском, извращённом удовольствии Сильван был готов терпеть её снова и снова. Всё, что он чувствовал, — боль, словно кровь закипала в жилах, а потом замирала, переполняя его и грозясь разорвать. Болезненное удовольствие и такая же болезненная тяга — ему никто не был нужен, кроме этой женщины. И то, что изначально было лишь игрой удальца, в конце концов превратилось в его же страшнейшую пытку.       Ореада, конечно, не глупа. Она видит всё, что происходит. Вездесущий Сильван всегда раздражал её, но за столько времени он будто стал её частью. Ей было стыдно признаться в этом самой себе, но без Сильвана жизнь представлялась едва ли, и Ореада сама запуталась, чего хотела от этого лесного фрика. Уж точно не того, чтобы он исчез из её жизни. Так может?..       Она приходит к нему сама. Гордячка с высоко поднятой головой и холодным взглядом. Она ловит тень изумления в насыщенно-карих глазах напротив и сама протягивает руку. В мире, где жизнь берёт верх над смертью, нет ни одной преграды, способной её остановить. А потому, бережно обхватывая изящную ладонь, Сильван тут же пылко притягивает Ореаду к себе так близко, что она теряется на его груди и слышит стук его сердца, заглушающий все звуки вокруг. И они стоят так, обретшие друг друга, и все слова становятся неважны.