sapphire

Становится голубым драгоценным камнем от твоих рук даже грусть.

Сладкие вздохи, давняя печаль…

Даже если всё это испито до дна, я всё равно буду рядом.

Kalafina — sapphire

— Спасибо, что подвёз до дома, — Чимин неловко прячет ладони меж плотно сжатых бедёр, посматривая на старшего. — Не за что совсем. Я же говорил, что мне несложно, — Юнги поворачивает голову, чуть откидываясь на спинку сидения, наконец, расслабляясь и отпуская руль. Пак кивает, но взгляда не отводит, не скрывая того, что сам он не может отпустить некоторое напряжение. Эмоции Чимина видны всегда сразу и сейчас в его глазах мелькает явное, ничем не прикрытое волнение, лёгкое беспокойство, но никто из них не думает, что с этим нужно что-то делать. Чимин знает, что Юнги сейчас никуда не торопится. Но ещё знает, что сам он, Чимин, точно не тот, кто может долго сидеть у него в машине, а потом, прикоснувшись к бледной щеке своими сухими губами, подарить лёгкий поцелуй на прощание, такой нежный, может, немного неловкий, точно актёр пробует впервые поцеловать незнакомого человека для своей важной роли. Но уровень Чимина — это поблагодарить за комфортную дорогу домой и выйти из машины, сказав хёну «до свидания». И надеяться, что следующее «привет» прозвучит раньше, чем думает Чимин. Сначала от этих мыслей на глаза наворачивались только слёзы. После плача пришло смирение, да такое ядовитое, что от самого себя тошно, потому что вместе с ним добавилась масса других чувств, которые разрывают Чимина на части буквально каждый день. В особенности это происходит вечером и утром. Вечером Чимину всегда было более грустно, чем днём, а вот утром после долгого сна (иногда с участием Юнги) Чимину сразу приходит одно осознание — он всё там же, где и был. «Мы не вместе, Юнги по-прежнему не ставит меня на первое место для себя», — именно с этой конкретной мысли, но в разных вариантах формулировок начинается утро Чимина. Иногда ограничивается тем, что они не вместе, иногда тем, что он до сих пор не счастлив так, как хотел бы, а иногда — обычным словом «опять». Это, наверное, немного хуже, чем невзаимная любовь. Одно дело любить человека, точно зная, что в ответ он тебя не любит. Чимин, конечно, уверен, что и там всё не так просто, но он просто захлёбывается в неопределённости своих чувств, да и во всей ситуации в целом. И если раньше он хотя бы как-то ловил вдохи, чтобы набраться побольше воздуха и снова с головой нырнуть в такую пугающую первую любовь, то сейчас он не может вынырнуть физически, кажется, уже даже не барахтается. Просто тонет. Он либо утонет окончательно, либо Юнги его поднимет со дна. Да, только Юнги. Почему? Потому что Чимин знает, что сам сможет совсем не скоро (когда будет возможность, просто задохнётся), а кто-то другой… Тоже неизвестно когда. Он не пускает в своё сердце никого, кроме Юнги. Хотя они даже не вместе. Юнги есть, за Юнги хочется зацепиться и сказать, что он — счастье, только он, никто больше. Почему это хуже, чем невзаимная любовь? Потому что Юнги иногда проявляет симпатию. Не такую сильную, наверное, не так открыто. Что не так? Абсолютно всё. Чимин не уверен, что Юнги это надо. Юнги не показывает, что ему это надо. У Юнги много друзей и последний курс университета. У Чимина нет друзей и куча подготовки к экзаменам в этот же университет. Юнги ждёт прекрасное будущее, Чимина ждёт неизвестно что. Меж ними что-то непонятное вот уже шесть месяцев. Может, больше, чем чёртовы полгода, уже не так важно, время превращается в обычную массу, текущую каждый раз неизвестно куда с разными скоростями. Именно поэтому для Чимина это трагедия, у него самого нет сил взять всё в свои руки, ведь Юнги этого не делает. Может быть, Юнги не делает ничего по той же причине? Но это вряд ли. Чимин допускает мысль, что старший и симпатию не проявляет, просто общается так со всеми. Это не делает его плохим человеком, он действительно может быть ласковым с каждым. Он никого не использует и никому не даёт надежд, а если и даёт (например, Чимину) — то не знает этого. Всё началось с момента, когда Чимин и начал подготовку к экзаменам. Всё до смешного просто, как в дурацком кино о первой школьной любви, — подросток просто заблудился в коридоре. Проклиная это место и обзывая университет бесконечным лабиринтом, Чимин встретил его. Своего хёна. Не совсем понятно, на чём завязалось общение, но всё же завязалось. Сначала это была одна специальность, потом общие интересы, а потом разговоры обо всём и ни о чём, как это обычно бывает. Возможно, сблизились они не так быстро, как считает сам Чимин. Но вот для влюблённости прошло слишком мало времени. На самом деле, у чувств нет рамок и границ, но Чимин так и хочет создать ярлык в самом себе. Юнги великолепный. У Юнги аккуратные черты лица, тонкие губы и маленькие глаза. Он чаще всего выбирает тёмную одежду, с цветом волос не экспериментирует, про цветные линзы не думает, зато носит всегда на правом запястье серебряный браслет — тонкую, но довольно прочную цепочку с маленьким сапфиром. Чимин часами готов смотреть на своего хёна. В самом начале эта симпатия была странной даже для него самого, для Чимина. Он, никогда прежде не влюбляясь, старался понять, как отличить дружбу от того самого разрывающего душу и сердце чувства. Ведь он думал о Юнги день и ночь, его лицо светилось улыбкой от каждого сообщения старшего и беспокойство задевало что-то внутри, когда у Юнги было плохое настроение. Стоило ему столкнуться с выгоранием, Чимин тоже почувствовал дичайшую апатию и нежелание делать хоть что-то. Делиться радостью с хёном бесполезно, пока он в этом состоянии, значит, она и вовсе не нужна. Чимин понимал, что это катится в одно — в нездоровую зависимость. А Чимину этого не хотелось. Не хотелось, чтоб чувства душили, наоборот, его любовь должна дышать. Дышит ли? Чимин попробовал отпустить. Не получилось. Всё ещё не понимая, что чувствует Юнги, чувствует ли он вообще хоть что-то, Чимин осознаёт, что сам не сможет признаться первым — не хочет он терять своего хёна. Страшно. Если всё окажется ложью, если он сам себя обманывает и ничего не чувствует, то он может тоже потерять Юнги. Чимин боится, что рядом его держат только выдуманные чувства, а в тот момент, когда он поймёт, что ничего не испытывает, у него просто отпадёт желание общаться с Юнги. Быть с Юнги. А Чимин этого не хочет, он слишком ценит старшего, неважно, что так, может быть, было бы лучше. Нужно просто помнить, что в тот момент, когда понимаешь, что твоя симпатия — выдумка, быть человеку другом ты не хочешь — ничего не стоит отпустить его. На всём белом свете есть как минимум один человек, который отпустил и не скучает. Нельзя зацикливаться на людях, а Чимин всё смотрит на чужие руки при каждой встрече. — Почему именно сапфир? — интересуется Пак. — Я не знаю? — тихо смеётся Юнги. — Просто нравится, я уже очень много лет ношу этот браслет. Сапфир… Этот камень — символ верности. Защищает от предательства. Оберегает любовь. Чимин всматривается в драгоценный камень на любимом украшении своего возлюбленного и понимает — это правда. Может, немного не в том значении, но правда. Чимин так потерян, но всё же он верен Юнги. Его никто не просил об этом. Возможно, сапфир действительно оберегает что-то между ними, даже если одностороннее. Юнги носит защищающий от измен камень, а человек, который его любит, пусть и не открыто, не изменяет ему. Это звучит так романтично, так по-детски, но Чимин плачет от этих мыслей, не жалея своих слёз. Он не знает, что делать с Юнги, понимает, что сам себя оставляет без шансов на счастье. Ведь он не хочет ни с кем даже знакомиться, хочет сидеть под боком своего хёна, который всегда так заботится о нём, который подвозит до дома, угощает и напоминает надеть шапку или капюшон, когда холодно. Коснулся ли Юнги юного сердца в тот момент, когда случайно задел левую сторону груди своей рукой, поправляя замок на куртке младшего? Чимин хотел отпустить много раз меньше, чем набраться смелости и во всём признаться. Даже в тот момент, когда пошёл гулять с приятелем своего друга, он думал о Юнги. Тэхён — имя этого нового знакомого. Немного неловкий, увлекающийся искусством, любящий джаз и научившийся подбирать одежду, кажется, раньше, чем разговаривать. С ним невероятно интересно. Кто-то его смело назовёт занудой, а Чимин с огромным интересом слушает его рассказы про историю и искусство. — Эта площадь называется площадью чудес, — Тэхён показывает эстетичные картинки из интернета, увлечённо рассказывает об Италии, делится тем, что собирается поехать туда в следующем году. Чимин слушает его и с интересом кивает. Но сердце его сжимается. Он так давно не видел Юнги. Целую… неделю? Тэхён ему рассказывает про соборы, случайно касается руки и неловко чешет затылок после, извиняясь и тормоша чёрные кудри. Чимин понимает, что, если бы не было Юнги, он бы обязательно как-то флиртовал с Тэхёном. А если не с ним, то с кем-нибудь… другим. Но ещё Чимин понимает, что даже не хочет допускать мысли, что Юнги может не быть, могло не быть. Нездоровая привязанность? Пусть. Чимин извинялся перед Тэхёном несколько раз и первый уходил с встреч, понимая, как некрасиво поступает. Возможно, он лишает счастья их двоих. Но быть рядом ему хочется с Юнги — именно этого хочет его сердце, которого впервые коснулись такие чувства. Страшно признавать, что, если они являются выдумкой, то Чимин немедленно побежит к Тэхёну, к тому, с кем его точно ждёт счастье, или же выложит анкету на какой-нибудь сайт со знакомствами и найдёт парня, который будет с крыши кричать о своей любви. Всё это идёт во тьму, Чимин во мраке шагает каждый день и понимает, насколько отвратителен. Может, ему не столько нужен Юнги, сколько нужен ну хоть кто-нибудь, ведь кажется, что для полного счастья ему действительно не хватает в жизни только одного — отношений. Но потом наступают моменты, которые каждый раз сбивают Чимина с толку. Юнги обнимает. Юнги присылает голосовое. Юнги присылает свои милые селфи. Юнги шутит, шутит по-настоящему смешно. Юнги теребит в задумчивости свой браслет. Тэхён рядом с ним встать не может со своими книжными знаниями и запястьями, на которых не блистает голубым цветом маленький камень. — Ну чего ты, Чимин-и? — Юнги гладит младшего по голове, улыбаясь. Чимин расплакался прямо при нём, повторяя, что он ужасный человек. Не может сказать всего. Юнги давить не хочет, спрашивает осторожно, всё ли хорошо дома. Чимин кивает. Юнги спрашивает, всё ли хорошо на учёбе. И Чимин понимает, что если не соврёт сейчас, хён продолжит спрашивать, а потому бормочет тихо, что просто не знает, чего хочет от жизни, может, университет поменяет потом… Юнги поддерживает, а Чимин понимает, что не соврал. Отчасти. Он действительно понятия не имеет, чего хочет от жизни. Какие-то моменты, какие-то обрывки. Это не жизнь только. Кажется, что жизнь в руках хёна. Чимин теребит чужой браслет, думая, сколько это будет продолжаться. Возможно, он признается в скором времени. А если не признается прямо, то так и скажет, что не знает, что чувствует, но определённо что-то да ощущает сильное, когда хён рядом. Может, они поговорят и придут к решению. Может, оборвут связи. А может, Юнги ответит взаимностью. Возможно, Чимин признается через полгода и произойдёт всё то же самое. Возможно, Чимин не признается вовсе, оставив все чувства гнить в сердце, отпустив хёна или оставшись с ним рядом, даже если всё: и любовь, и печаль иссушатся полностью, бесповоротно исчезая в столь переменчивой жизни, полной трагедий, драмы и комедий. Все три жанра удачно умещаются в том, в чём смысла конкретного найти никто не может, а если находят — то абсолютно разный для всех. Сейчас Чимин хочет быть рядом, в руках хёна, обжигая своей любовью, своими рассыпающимися вздохами. И он будет.

Ты оставил след в сердце, которое прикоснулось к любви,

и среди ночи этот сапфир будет озарять цветом голубым дорогу,

что спускается в кромешную тьму.

Kalafina — sapphire