Цветы не твоей вины

Дилюк осмотрелся, чуть ёжась от холодного ветра. Пещера, в которой основался Альбедо, была неглубокой, будто у всех на виду. Это было не тем, на что он подписывался, но вариантов было не так много. Всё-таки алхимик был прав — мороз Драконьего хребта действительно тормозил развитие его болезни. Казалось, цветы вполне комфортно росли внутри него, ничего не мешало, но в этих горах явно было что-то такое, что замедляло их. Что-то, что помогало Дилюку не задохнуться раньше, чем Альбедо найдёт лекарство. Рагнвиндр не понял, как это началось. Он просто одним утром осознал, что это далеко не простой кашель, который заставил его хрипеть, откашливаться слишком часто, отчего даже постояльцы таверны стали интересоваться об его здоровье. И он не дурак, чтобы не пойти в лазарет при соборе. Лекари же объявили неутешительное. И он был бы слишком глуп, если бы не понимал, что так просто оно не пройдёт. Умирать же, смирившись со своей участью, ему не хотелось. Тогда единственным вариантом, который мог быть — это согласиться на очень сомнительную авантюру. Алхимик Ордо Фавониус сам изъявил желание заняться здоровьем наследника винокурни, но Дилюк был предупреждён — болезнь крайне не изучена, отчего может быть достаточно непредсказуемой. В какой-то момент Рагнвиндр просто осознал, что теперь ему уже толком нечего терять… Либо так, либо он задохнётся от тугих бутонов, которые решат распуститься в его горле. — Вам может быть тут не совсем комфортно, мастер Рагнвиндр, — начал алхимик, обращаясь к нему максимально официально. — Я приму, если вам тут не понравится, и вы захотите, чтобы я приходил к вам на винокурню. — Всё в порядке, — Дилюк не хотел, чтобы Альбедо посчитал, что ему что-то не по душе. — Это нужно для лечения, а, как вы и сами говорили, мороз хребта действительно тормозит рост растений внутри меня. — Вы это ощущаете? — Парень как-то непривычно резво подошёл к нему, наблюдая за наследником винокурни. — Легче дышать? — Да, — Рагнвиндр будто и сам решил проверить свои слова, делая вдох и ощущая морозный воздух прямо в легких. — Мне действительно легче дышать… *** Альбедо не обращался к нему по имени. Это было закономерно. Когда Дилюк был капитаном кавалерии, алхимик почти не приходил в Мондштадт, оставаясь только на хребте. Историю же загадочного капитана Ордо Фавониус он слышал лишь от своих подчинённых, которые описывали того как взрослого мужчину с очень странными взглядами на мир и максимально подозрительными опытами. В волю возраста, Рагнвиндр не сильно и стремился развеять эти истории, пусть и отправлялся на хребет пару раз по поручениям. К сожалению, уже тогда Дилюк был слишком сильно поглощён своим названным братом, с которым он и познал прелесть сражений с тем, кто знает тебя настолько хорошо, что никогда не подставит твою спину врагу. Сейчас эти воспоминания казались какими-то картонными, будто наследник винокурни прочёл их в старых книжках с картинками, где объёмные фигуры выделялись из книги, стоило раскрыть чуть сильнее. Он уже тогда был влюблён. Глупо, наивно, как может быть влюблён подросток, который однажды просто по глупости поцеловал Кейю, после забывая о том, что на его месте может быть кто-то другой. И теперь Дилюк, который нёс в своих легких цветы этой любви, мог лишь ловить чужие взгляды, в которых, вероятно, больше никогда и не будет читаться то, ради чего он был готов бросить всё, лишь бы оно не гасло. Но он в своё время бросил всё, чтобы потушить нежное чувство хотя бы в одном из них… Рагнвиндр смотрел на снежное кружево, мерцающее на свету в морозном воздухе, подставляя лицо холодному ветру. К морозу сложно привыкнуть, когда Селестия наделила тебя пиро стихией. Интересно, холодно ли Кейе, когда он ходит по снежным тропам, а его волосы треплют порывы ледяного воздуха? Становится ли ему хоть немного легче, когда он оказывается в близкой ему стихии? — Мастер Рагнвиндр, вы не могли бы?.. — Альбедо все ещё будто не имел смелости позвать его прямо. Дилюк же понимал, поэтому шёл к нему сразу, не дослушивая. У пещеры всё-таки был проход чуть глубже. Там располагались несколько шкафов, куча свитков и небольшая кровать с креслом. Кушетка, которую, вероятно, материализовал алхимик для их изучений, стояла чуть поодаль и на ней сейчас сушилась мята, отчего аромат слышался уже у входа. Место для сна было выделено ему почти что царское, особенно в масштабах хребта. Кровать с пружинным матрасом, очень тёплое пуховое одеяло и на удивление мягкая подушка. Когда он приходил сюда в первый раз, постель была заправлена тонким пледом. Похоже, что всё это было приготовлено именно для него. — Альбедо, — начал Дилюк, когда алхимик вернулся в пещеру. — Пожалуйста, называй меня просто Дилюк. На «ты». Никаких титулов, званий и прочего. Альбедо на это просто кивнул, отчего Рагнвиндру стало спокойнее. За это время он понял, что алхимик действительно отличался от обычного человека. Если любой другой начал бы рассыпаться в ненужных фразах и причинах, почему он не может сменить обращение, то с Альбедо этого не было. Он просто кивал, а после говорил так, как просили, не испытывая особого дискомфорта. — Ханахаки и правда замедляется на морозе, — сказал алхимик, выуживая несколько листов. — Зелья, которые были присланы из Ли Юэ, не обладают таким замедляющим свойством, но вкупе с морозом, я могу сказать, что у нас есть достаточно времени не просто вылечить тебя, но и изучить данное явление. Дилюк кивнул, после чуть переводя взгляд в сторону. Изучить. Да, он помнил, что ему согласились помочь с этим условием, на которое он согласился, отчего винить Альбедо в том, что тот думает о науке, он не мог. Эта наука может спасти жизни сотни людей, если алхимик сможет синтезировать лекарство. — Я рад, если это поможет людям, — искренне ответил Рагнвиндр, выдыхая. Он действительно был бы рад, если люди, благодаря его проклятию, смогли бы жить дальше и после того, как осознавали, что их никогда не полюбят в ответ. *** Спать было непривычно холодно. Даже тёплое одеяло не сильно спасало от того, что за ночь Дилюк надышался морозным воздухом, отчего неприятно першило в горле. Его и так уберегло от полного промерзания то, что он толком не разделся перед сном — одна мысль о том, что нужно стянуть с себя хоть одну лишнюю вещь, вызывала неприятную дрожь. Он не привык к сну в таком холоде, пускай в пещере и было достаточно тёпло, чтобы тут находиться и не замёрзнуть до смерти, но недостаточно, чтобы руки перестали промерзать даже в перчатках. Документация, которую ему заботливо доставили с винокурни, была совершенно непривлекательной в такой обстановке. Рагнвиндр и так не очень любил возиться с бумажной работой, связанной с производством и поставками, а сейчас это не хотелось делать вдвойне. Его спасало лишь то, что фатуи любили располагать лагеря по всему хребту — это и стало единственным развлечением для молодого винодела. Но даже количество хиличурлов и магов бездны было конечным, а погода в горах — совершенно беспощадной. Небольшие вылазки приходилось заканчивать, чтобы ненароком не замёрзнуть без источника тепла. Альбедо будто не чувствовал дискомфорта. Когда он снимал свой плащ, оставаясь с коротким рукавом, Дилюку было холодно на него смотреть. Алхимик был увлечён своей работой настолько, что летели часы, а тот и не думал отвлекаться, делать перерыв. Он будто не замечал взгляд на себе, продолжая изучать образцы, которые синтезировал утром. С лекарством были некоторые проблемы. Пускай Ордо Фавониус, благодаря обширным связям, и смогли совместно со связями самого наследника винокурни доставить необходимые книги, но ни в одной не было и намёка на лекарство. Только какие-то догадки о том, что могло бы помочь. Альбедо принёс некоторые ингредиенты, используя алхимический стол, пытаясь смешать первые варианты. Он и не думал, что у него хоть что-то получится с первого раза, а уж тем более о том, что это будет безопасно. Дилюк предложил свою помощь. Он понимал, что, пусть и не обладает необходимыми знаниями, но вполне способен выполнять какие-то простые поручения. Алхимик же сухо поручил ему отбирать свежие побеги принесённых трав от уже подмёрзших и засохших, а после чуть подпаливать те, чтобы получить достаточно специфичную обработку этого растения. Рагнвиндр старался делать всё предельно аккуратно. В какой-то момент Альбедо всё-таки отвлёкся, начиная тихо наблюдать за тем, как его «пациент» справляется с поставленными перед ним задачами. Он следил, как чужие руки, которые он, вероятно, впервые за всё время пребывания на хребте видел без перчаток, осторожно перебирают растения в небольшой корзине, после вытаскивая выбранный стебель и начиная аккуратно отрывать листочки. То, насколько Дилюк был аккуратен, было в новинку даже алхимику — все его помощники до этого момента пусть и были внимательны и исполнительны, но им будто не хватало чуткости для столь чёткого выполнения поручения. — Что-то не так? — Решил уточнить Рагнвиндр, ловя на себе внимательный взгляд. — Нет, наоборот, — Альбедо отвечал на вопрос так просто. Обычно, если человека ловят на том, что он пристально наблюдает за кем-то, то его первая реакция — некое смущение или хотя бы подвисание. Алхимик же будто был совершенно иным. Если он делал что-то, что было не таким и привычным для кого-то — его это совершенно не напрягало, не смущало. Он был невозмутим настолько, будто всё, что он делает — в порядке вещей. И если поначалу это ощущается странно, то потом просто привыкаешь, принимаешь это за особенность поведения конкретно этого человека. — Неплохо, — зачем-то вновь сказал Альбедо, беря подготовленные листья и поднося миску с ними к небольшой лампе, после высыпая их в ступку. — Попробуешь их перемолоть? Дилюк же кивнул, смотря на пару движений пестиком в качестве примера, аккуратно продолжая после. Пальцы у Альбедо были холодные. Рагнвиндр рвано выдохнул, ловя себя на чертовых мыслях, от которых внутри слишком знакомо заныло. И, вероятно, это были не только цветы. У Кейи всегда были слишком холодные руки. Он помнил, как постоянно на совместном патрулировании во времена рыцарства тот чисто некой издёвкой касался лишь одними кончиками пальцев его шеи, отчего Дилюк ворчал, шипел и краснел. Эти касания всегда были внезапными, будто кусочки льда проникали ему под воротник, отчего парень резко сжимался, перехватывал чужую руку и слышал смех. Альберих всегда чуть жмурился, смеялся так, что даже сейчас, казалось, можно вспомнить эти переливы чужого голоса. Эти мысли заставили его чуть сильнее сдавливать сочные листья пестиком, отчего очень скоро он перемолол выданные ему растения. В момент, когда он успел уже избавиться от наваждения, то вновь поймал на себе чужой взгляд. Альбедо был буквально в двух шагах от Рагнвиндра. Дилюк продолжил разминать кашицу, замечая боковым зрением, что алхимик все ещё смотрел на него. Так, будто он действительно знал, о чём задумался наследник винокурни. Шаг и парень уже оказался к нему вплотную. От внезапного прикосновения холодных пальцев чуть ниже уха Дилюк тихо зашипел, дёргаясь, непонимающе уставившись на «наставника». — Хм, это интересно, — задумчиво протянул Альбедо, отходя к столу, где взял свои записи и сделал пару пометок. — И чем же? — Рагнвиндр чувствовал себя слишком растерянным, чтобы просто это проигнорировать. — В одной из книг описано, что если заболевший ханахаки будет контактировать с концентратом сока той смеси, что ты сейчас делаешь, то болезнь может дать редкую реакцию, — продолжил алхимик. — В твоём случае, я полагаю, это повышенная чувствительность к разнице температур. Дилюк предполагал, что это очередной эксперимент, но он не мог ничего поделать со своими реакциями. — Нет, у меня всегда была нелюбовь… К подобным прикосновениям, — Рагнвиндр сказал это весьма спокойно, но внутри что-то явно «зашевелилось», будто он вновь тронул ненужные воспоминания. — Капитан Кейа тоже любил так вас касаться? — Задал вопрос прямо Альбедо, что заставило Дилюка чуть задержать дыхание, замерев. Он никому не говорил, отчего у него ханахаки. Пускай, может, близкие ему люди обо всём давно догадались, но они ценят его тайну, отчего алхимик не мог об этом знать. В любом случае, раз это уже не было тем, что нужно скрывать, то… — Да. Любил, — ответил наследник винокурни, отставляя от себя ступку с пестиком. — Не удивлён, — как-то вновь задумчиво произнёс Альбедо, отворачиваясь к своим записям. Рагнвиндр наконец-то выдохнул, вновь возвращаясь к разбору трав. *** Их разговоры и правда были странными. Альбедо мог вбросить какую-то фразу, которая, порой, была настолько спонтанной, что Дилюк не отвечал сразу, чуть размышляя. Это мог быть вопрос, который, казалось, совсем не имел под собой основания, будто алхимик взял его просто из головы в каком-то случайном порыве. К этому тоже нужно было привыкнуть, раз уж они вынуждены сосуществовать в весьма ограниченном пространстве пещеры. Дилюк же не был из тех, кто огрызался без повода. Он мог промолчать, и Альбедо принимал это весьма спокойно, просто возвращаясь к делам. Но чаще Рагнвиндр все же отвечал. И на этом ответе всё заканчивалось. Их разговоры — буквально пара фраз между делом, которые помогали восполнить нехватку общения. На Драконьем хребте можно было поговорить, разве что, с редкими кустиками мяты и сугробами. Алхимик же всё-таки отвечал. — Почему ты не хочешь просто признаться? — Спросил в один из дней Альбедо, но звучал он так спокойно, будто они говорили вовсе не о невзаимной любви, а о погоде. Вопрос, казалось бы, имел очевидный ответ. Но алхимик спрашивал на полном серьёзе, будто для него это и не было чем-то понятным. — Наши отношения и так слишком напряжённые, — пояснил Дилюк, придерживая установку, с которой возился Альбедо. — Слишком многое произошло. Не думаю, что в этом был бы какой-то смысл. — Боишься получить отказ? — Собеседник всегда бил хлёстко, будто не боясь задеть. И, вероятно, именно этого и не хватало Рагнвиндру. — Я знаю, что он откажет, — просто ответил наследник винокурни, аккуратно приподнимая опоры конструкции, давая подставить туда необходимые прокладки. — И не уверен, что ханахаки будет ко мне милосердна в этом случае. Альбедо больше не задавал вопросов. Он будто бы узнал всё, что ему нужно, больше не видя смысла поддерживать разговор просто так. Дилюк ловил себя на мысли, что ему это даже нравилось. Он вырос в обществе, где очень часто было необходимо продолжать беседу даже тогда, когда ни одна сторона не была в этом заинтересована. Ради приличия, ради создания образа услужливого и вежливого господина. Все эти приёмы разили лицемерием, где каждый хотел выставить себя в лучшем свете, начиная говорить даже тогда, когда говорить не хотелось. Разговоры с алхимиком были совершенно иными. Отличными от всех. Рагнвиндр и сам часто думал — что будет, если он признается? Цветы резко начнут расти, перекрывая доступ кислороду, и он задохнётся? Или же они проткнут своими корнями его сердца, забирая себе последнее биение? Умрёт ли он медленно или моментально? И умрёт ли вообще?.. — Выпей это, — вырвал его из мыслей Альбедо, буквально вручая ему небольшой бутылёк с голубоватой жидкостью. В другой бы ситуации Дилюк бы предпочёл изучить этот напиток, прежде, чем выпить, но сейчас же он ограничился лишь лёгким вдохом, чтобы ощутить аромат. А после наследник винокурни просто осушил бутылёк, не оставляя капель на дне. Ему было уже нечего терять. Какого-то особого эффекта данный образец не принёс. Его сладковатый привкус слишком неприятно осел на языке, отчего хотелось запить это, смыть вкус. Но Рагнвиндр не делал ничего, что могло бы помешать эксперименту. Альбедо внимательно смотрел на него, пытаясь отметить хоть какие-то изменения, коих не наблюдалось — Как ты себя чувствуешь? — Решил уточнить алхимик, беря со стола небольшую чашку и наполняя её водой из фляги, протягивая Дилюку. — Никаких изменений, — ответил наследник винокурни, принимая воду из чужих рук и выпивая ту как-то даже слишком жадно. Альбедо просто чиркнул что-то на одном из листов, сминая второй и швыряя тот в мусорку. *** Иногда Дилюк не мог понять, был ли день или уже наступила ночь. Когда на хребте бушевала непогода, им приходилось буквально запираться в углублении пещеры, разводя дополнительный костёр у одной из стен. Рагнвиндр не думал, что бури могут быть настолько сильными, что, казалось, пещера вибрировала от гудящих снаружи ветров. Альбедо был невозмутим. Наследник винокурни поначалу удивлялся тому, насколько алхимик был спокоен, но в какой-то момент и сам стал привыкать. Дилюк бы соврал, если бы сказал, что мороз хребта окончательно глушил его болезнь. В какой-то момент он всё-таки закашливался, выплёвывая лепестки на кожу перчатки, после спешно стирая их влажной тёмной тряпкой. Альбедо замечал каждый приступ, помечая их в журнале наблюдений. Об этой записной книжке Рагнвиндр узнал примерно на пятый день их исследований — он замечал, что каждое его недомогание алхимик отмечал парой строк, после вновь возвращаясь к синтезу очередного образца. — Лилии каллы, — зачем-то озвучил тот, на что Дилюк тихо кивнул. — Красивые цветы. Наследник винокурни не спорил — красивые. Он прекрасно помнил, как по юности ходил с Кейей к воде, где впервые тот сорвал ему букет — влажный, ароматный и слегка липкий от соков растений. Он сжимал стебли в руке, видя чужую улыбку, а после вдыхая. Тугие бутоны цветов были упругими, он зачем-то проверил это лишь раз, вызывая чужой смех. Альберих после таскал ему букеты лилий почти каждое воскресенье — в день, когда Рагнвиндр мог чуть отоспаться, вылезти из постели позже. Цветы тот аккуратно ставил в небольшую вазу на прикроватной тумбе, пододвигая ту ближе к кровати. Один раз утром Дилюк, не ожидая такой перестановки, снёс букет, отчего тот буквально рассыпался на спящего парня, заставляя его чуть испугаться. — Сколько нужно человеку, чтобы влюбиться? — Внезапно спросил Альбедо, вновь спасая парня от ненужных воспоминаний. И вновь вопрос, о котором можно было думать днями, но он привык отвечать ему тем, что приходило в голову — все равно это был бы самым честным ответом. — Секунды, — Дилюк смотрел на алхимика, который будто что-то отметил для себя. — А кому-то понадобятся годы. Ты не знаешь наверняка, как это произойдёт. — И твоя влюблённость сейчас, — алхимик протянул парню очередной флакон с пробным лекарством. — Ей явно понадобились годы, я прав? И вот это был самым верным вопросом. Быть может, Дилюк влюбился в мгновение — просто в первую расцветшую при нём улыбку Кейи. А может это росло в нём годами — с маленькой искорки, которая вспыхивала внезапно, каждый раз, когда Альберих делал что-то, что выделяло его из всех для Рагнвиндра. Даже сейчас, когда у него было слишком много времени подумать, он так точно и не определил, как это произошло. Он знал лишь, что в один момент это накатывающее чувство стало превращаться из нескончаемого счастья в поток боли. И виноват он в нём сам. Новый образец был кислым, отчего, казалось, язык буквально скукожился во рту. Но он не выплюнул, глотая. И прислушиваясь к себе. Резкий кашель буквально заставил его поперхнуться потоком лепестков, которые он только и успел, что остановить ладонями, прижимая те ко рту. Альбедо резко метнулся к столу, беря второй флакон и отнимая чужие руки от лица, заставляя выпить. Дилюк продолжал кашлять, пачкая кровью всё вокруг, но алхимика это не волновало. Он жёстко надавил на чужую челюсть, вливая настойку и слыша резкий вдох. Рагнвиндр сглотнул, вновь откашливаясь, ощущая, как из глаз беспрерывно лились слёзы. Горло болело так, будто он проглотил угли. Такая реакция, к сожалению, была не в новинку. Одна из первых настоек тоже заставляла закашляться, но сейчас реакция была слишком быстрой, сильной. Он мог вполне задохнуться от потока лепестков. Судорожно вдыхая, Дилюк медленно присел на стул, расстёгивая воротник. Жжение все ещё не проходило. — Волчий крюк совершенно не совместим с остальными компонентами, — отметил Альбедо так спокойно, будто перед ним только что и не задыхался Рагнвиндр, не кашлял кровью и лепестками. — Пожалуй, его стоит исключить. Пожалуй, с ним было сложно не согласится. *** Порой Дилюк не мог уснуть. Завывания ветров превращались в единый гул, который, казалось, проник в его голову, не давая расслабиться. Он смотрел в потолок пещеры, пытаясь уловить сон хоть немного, найти ту самую грань усталости, чтобы провалиться в темноту до предполагаемого утра. Обычно это вполне удавалось — Рагнвиндр любил перед сном пройтись, слегка порубить хиличурлов, а после вернуться с приятной усталостью в мышцах, отчего сон не заставлял себя долго ждать. Вот только последние дни бушующая буря не позволяла выйти, отчего несколько дней ощущались как один бесконечный, что очень давило на парня. Он вновь перевернулся на бок, смотря на лабораторию. Пламя импровизированного камина освещало пещеру лишь частично, без зажженных свечей было темно, но Дилюк видел, что в самом конце за небольшим столом сидел Альбедо, огороженный от него стопками книг, отчего он мог лишь видеть светлую макушку, которая иногда исчезала за «горами». — Не можешь уснуть? — спросил алхимик, когда Дилюк хоть и перестал ворочаться, но не успокаивался, чтобы уснуть. — Ветры слишком гудят, — сознался в причине Рагнвиндр, получая в ответ мычание. Казалось, на этом их разговор должен прекратиться, но Альбедо в какой-то момент чуть отодвинул книги, теперь смотря на собеседника. Свет от свечей в подсвечнике теперь не отгораживался от Дилюка, отчего тот слегка нахмурился. — Могу предложить легкое снотворное, если нужно, — алхимик смотрел на него, отвлекаясь от того, чем занимался. — Вот только я не знаю, насколько это будет безопасно. Оно изготавливается из экстракта лилий калл. Они и правда не проверяли, как ханахаки реагирует на этот цветок. Происхождение этих растений разное, пускай они и являются представителями одного вида. Но, кто знает, как вообще это может проявиться в такой неизученной ранее болезни. — Не особо хочется рисковать из-за какой-то бессонницы, — Дилюк чуть подтянул одеяло, укутываясь лучше. Очередной вой за пределами пещеры вызвал ощущение холода, пускай в реальности ни один порыв вглубь и не мог проникнуть. Они вновь замолчали. Вот только Альбедо не вернулся к своим записям. Он как-то задумчиво опёрся на руку, смотря куда-то справа от наследника винокурни, вероятно, погружаясь в свои мысли. Рагнвиндр знал, что тот работал по ночам. Казалось, что алхимику вовсе и не нужно спать — он не помнил момент, когда видел того спящим или хотя бы дремлющим. Иногда тот уходил из пещеры, но вряд ли это означало, что он покидал её, чтобы поспать. — Ты хоть спишь? — Всё-таки спросил Дилюк, на что собеседник хмыкнул, выходя из своих раздумий. — К сожалению, — с неким разочарованием в голосе ответил Альбедо, не переводя взгляд на наследника винокурни. — Проклятие живой оболочки. — По такой логике любые потребности живого организма — это проклятия, — Рагнвиндр сам не понял, отчего тихо усмехнулся. Алхимик не часто говорил, что не очень доволен этими «изъянами», которое даёт живое тело, но, когда это всё-так проскальзывало, отчего-то Дилюку казалось это чем-то смешным. Человек, который отрицает свою природу — почему-то это было так в стиле Альбедо, хотя он и знал его всего-ничего. — Чувства, скорее, тоже проклятья, — продолжил собеседник, вновь чуть отодвинув книги, но теперь уже смотря на наследника винокурни. — Испытывая их, мы заставляем наше тело так же испытывать недомогания. — Но эти недомогания не всегда плохие, — отметил Рагнвиндр, отчего Альбедо нахмурился лишь на миг, вероятно, не совсем принимая эту точку зрения. — Люди, переполненные чувствами, склонны совершать то, на что раньше бы не хватило сил. — Например, убить себя, — внезапно перебил алхимик, добавляя. — Из-за любви. Так чем же не проклятие? — Любовь — это не проклятие, — как-то слишком внезапно для себя «отрезал» Дилюк, звуча намного серьёзнее, чем раньше. Почему-то такое мнение о чувствах заставляло слегка напрячься, будто разозлиться, хотя причины как таковой не было. Альбедо просто высказал своё мнение, не пытаясь оскорбить или задеть. Он в принципе никогда не собирался никого оскорбить или задеть. — Смотря как это воспринимать, — алхимик всё-таки продолжил их разговор, но спокойно, не пытаясь переубеждать. Почему-то Дилюк и сам от такой интонации ощущал, как потихоньку затихает, а ранее легка всколыхнувшие чувства стали не так ярки. Вероятно, в Альбедо как раз и было это — он просто был спокойным, но при этом не казался совершенно каменным, неживым. Он реагировал, интересовался, мог бы, вероятно, даже разозлиться. В общении с ним не возникало ощущения, будто ты общаешься с чем-то совершенно неодушевлённым и статичным. Алхимика не раз захлестывал некий азарт, когда он проводил эксперименты, он мог вести себя слишком непредсказуемо и бойко. И эти сочетания делали его интересным. Рагнвиндр не мог этого скрывать. И от этого раскрываться самому перед ним было намного легче. — Несмотря на то, что внутри меня растут чёртовы цветы, что грозят отнять моё дыхание… Я не жалею, — это прозвучало спокойно, со всем обретенным смирением, но без боли или грусти. Дилюк хотел это сказать. Может, чтобы пресечь на корню сочувствие к самому себя, а может, чтобы сказать это самому себе, но вслух. — Не жалеешь, что любишь того, кто не ответит тебе? — Эта фраза внезапно прозвучала слишком эмоционально. Будто алхимик слегка недоумевал. Или не понимал, а это непонимание вылилось в негодование. — И никогда не буду жалеть, — просто ответил Рагнвиндр, отворачиваясь и прикрывая глаза. И он не соврал. *** — Как вообще это ощущается? — Вопрос вновь был внезапным. Альбедо не изменял себе — он озвучивал свои мысли прямо в момент, когда те возникали. И сейчас, когда они вместе раскалывали твёрдые оболочки семян каких-то сумерских растений, что им утром принесли рыцари Фавония по просьбе алхимика, у того вновь появились спонтанные вопросы. — Когда внутри растут цветы?.. — Дилюк осторожно надавил на ингредиент плоской боковой стороной лезвия ножа. Тот характерно хрустнул, отчего оболочку можно было легко очистить, освобождая ядрышко. Странный запах заставлял чуть морщиться в первые разы, но сейчас казался приятно пряным. Порой Рагнвиндру казалось, что этот аромат он уже где-то слышал. Альбедо кивнул на вопрос, отчего наследник винокурни чуть задумался. — Весьма странно, если честно, — начал Дилюк, прислушиваясь к себе и вспоминая, как это ощущалось в обострения ещё в Мондштадте. — Сначала кажется, что что-то просто щекочет горло. Ты не считаешь это чем-то примечательным. До тех пор, пока не хочется закашлять, а от кашля не легчает. Стоило ему это озвучить, как в горле слегка засвербело, будто напоминая о себе. Может, ему это показалось, а может ханахаки и правда имела свойство реагировать на его эмоции даже в моменты воспоминаний о самой болезни. — Это больно? — Альбедо осторожно сгрёб ядрышки в ладонь, ссыпая их в ступку. Надавив на те пестиком, он грубо начал постукивать по ним, стараясь измельчить не такие и податливые ингредиенты в пыль. Вероятно, тут больше бы подошёл Дилюк — его руки были явно сильнее, но алхимик не просил о помощи, поэтому оставалось лишь продолжать очищать семена. Вопрос, который задал Альбедо, был закономерным. Он возник бы и у самого Рагнвиндра, будь он на чужом месте. Вот только он не мог ответить однозначно. Цветы росли незаметно до тех пор, пока они не забивали дыхательные пути и не подступали к горлу. Может, у него просто была высокая терпимость к боли, отчего это не ощущалось, а, может, его постоянные ночные драки с хиличурлями, которые редко обходились без синяков и ссадин, притупляли боль от роста растений. Но больно всё-таки было. — Больнее то, от чего они растут… — Дилюк замер с ножом на семенах, но не раздавливая. — А после такого — уже мало что больно на самом деле… Альбедо понимающе кивнул, больше не задавая лишних вопросов. *** — Как это ощущается? — Альбедо спросил это в момент, когда они дошли до статуи анемо архонта на Драконьем хребте. Алхимик хотел забрать некоторые припасы, что оставил там в прошлый раз, а заодно положить пару ингредиентов в небольших шкатулках в снег. Дилюк помнил, что они планировали так же разложить ещё пару бутыльков в ледяную воду озера на обратном пути. — Ты вновь задаёшь тот же вопрос. Про цветы? — Рагнвиндр аккуратно закопал выданное у камней, проверяя, не унесёт ли это шквалистым ветром. Нужно было пригрузить коробочку, поэтому парень начал осматриваться в поисках небольшого, но увесистого камня. — Нет, — Альбедо встал с корточек, чуть отряхивая штаны от снега. — Про любовь. Этот вопрос тоже был закономерен. Удивительно, что алхимик все ещё об этом размышлял, но в то же время логично — они занимались исследованием заболевания, которое возникало именно из-за этого чувства. Дилюк тяжело выдохнул. — Ох, я не бард, чтобы начать слагать тебе стихи и песни об этом, — они сидели в месте, где не нужно было кричать, отчего Рагнвиндр вполне мог бы и рассказать всё, что было в голове. — Но… Это приятно. Тепло, будто ты выпил что-то горячее после мороза, а после оно расползается внутри тебя. До самых кончиков пальцев. Слова на удивление неплохо складывались в предложения, которыми можно было всё описать. Может, в этом и была та самая прелесть влюбленности для тех, кто ловко орудует словами — они сами складываются в строчки, в тексты. К сожалению или к счастью, Дилюк не особо интересовался подобным в литературе. Но в своё время кусочки подобного ему зачитывал Кейа, заставляя Рагнвиндра краснеть. Отец всегда снисходительно относился к тому, что они шумели в семейной библиотеке, списывая всё на неугомонность возраста и бурлящие эмоции. Альберих таскал книжки у служанок, подкладывая их под любимое чтиво Дилюка и наблюдая, как тот по чистой случайности брал их, начиная читать. Этот хулиган даже умудрялся вытащить закладку из его книги, вкладывая ту в любовный роман, отчего парень не сразу замечал подвох. И, конечно же, начиная читать, Рагнвиндр переходил от легкого румянца в насыщенный в тон волосам оттенок алого. И дело было не в том, что он был мало осведомлён — это было не только смесь неожиданного смущения, но и возмущения от авторов, которые подбирали абсурдные сравнения и метафоры. Кейа же не переставал смеяться, наблюдая. И в какой-то момент Дилюк поймал себя на мысли, что улыбка на чужом лице действительно слишком красивая. — Ты принижаешь свои способности складно и поэтично говорить, — Альбедо мягко раскопал закопанную Дилюком коробочку, явно намереваясь переложить её в другое место. Алхимика порой было слишком сложно понять, отчего то, что он буквально решил переделать работу Рагнвиндра, не заставляло того больше стыдится. Он был таким человеком. — Может, в этом и есть суть любви, — наследник винокурни наблюдал, как напарник аккуратно прикапывал в снегу припасы. — Когда слова сами складываются в строки, а ты их просто произносишь, не задумываясь. И это звучало вполне логично. Может и те глупые метафоры из книжек служанок рождались от нахлынувших чувств, а Дилюк в силу возраста и нехватки опыта в любовных делах просто был слишком строг к ним? — То есть от любви хочется… Писать о ней? — Альбедо спросил это с неким непониманием. Будто то, что сказал Рагнвиндр было совершенно нелогичным, существовало вне контекста, не имея связи с тем, о чём они говорили. Уже из прошлых разговоров было понятно, что алхимик не был знаком с этой стороной человеческой жизни, но и Дилюк был не совсем тем, кто мог просветить. Его опыт начинался глупой влюбленностью, а закончился тем, что он болеет от неразделённой любви. — Возможно. Я не знаю. Не думал об этом… — Просто ответил Рагнвиндр, чувствуя, как очередной порыв холодного ветра лизнул его под воротником пальто. *** Новый образец отдавал горечью на языке. Альбедо добавил в новые экстракты какую-то очень странную настойку, от чего те из приторно сладких превратились в невыносимо горькие. Впервые в жизни Дилюк был не против запить что-то не простой водой, а посланным с винокурни вином. Лишь глоток, но от него стало в разы легче, а алхимик не был против. Результата, к сожалению, не было. — Так… Про любовь? — Альбедо зачем-то вновь начал этот разговор. Совсем недавно Аделинда послала по просьбе Рагнвиндра пару книг из юности наследника винокурни — те самые романы служанок. Если бы раньше ему было неловко просить о таком, то сейчас было всё равно. Умирающему человеку уже нечего стыдиться. Алхимик захотел и сам почитать один из романчиков. Может, от них будет хоть какой-то толк? — Ты очень настойчив, ты знаешь? — Дилюк смотрел на остатки вина на дне чашки, в которую он плеснул напиток так спешно, не заботясь о том, насколько это было уместно. Он, в принципе, стал все чаще замечать за собой, что некоторые вещи перестали иметь для него значения за время его пребывания на хребте. — Тебе некомфортно? — Альбедо оторвал взгляд от своих записей, но лишь на мгновение, будто лишь для того, чтобы проверить состояние Рагнвиндра. — Скорее… Не знаю. Просто не думал, что буду говорить об этом. Но раз ты хочешь, то… — Дилюк не особо мог подобрать подходящие слова, а алхимик был явно не очень тактичен, перебивая того. — Как понять, что ты влюблён? — Прямой вопрос. Без увиливания. Он ждал его. Ждал, что именно это однажды заинтересует Альбедо, потому что все их разговоры все равно крутились около этого. Около Альбериха, пускай никто никогда не называл его имени в таких разговорах. — Ну, по-разному, наверное, — вероятно, Рагнвиндр и правда выпил слишком много вина. Мысли были слишком непонятными даже для их обладателя. К сожалению, Дилюк был слишком восприимчивым к алкоголю. — Как ты понял? — Вопросы алхимика были чёткими, будто он заранее знал, что хочет узнать. Услышать ответ, понять что-то для себя. За то время, что они находились на хребте, Рагнвиндр изучил эту черту у собеседника. Он замолчал. Не потому, что не знал, как ответить, а потому, что хотел все ещё говорить абстрактно. Без имён и фактов, но при этом не лить ненужной воды. Но сейчас был совершенно неподходящий момент для такого. — Глупо, на самом деле, — последовал тяжёлый вздох, после которого Дилюк продолжил. — Я просто посмотрел на человека и в голове дурацкая мысль о том, что больше никого рядом и видеть не хочу. Хочу смотреть на его улыбку, смех, да даже на то, как он ведёт себя как последний придурок. И поймал себя на желании, что хочу, чтобы он смотрел на меня точно так же… Глупо так. Глупо так… Рагнвиндр тихо усмехнулся, но так горько, что даже та горечь от нового образца меркла от того, как было неприятно на душе. — Люди всегда хотят взаимности. Это нормально, — Альбедо звучал внезапно успокаивающе. Будто тот и правда хотел уверить, что всё в порядке, всё хорошо. Но это было совершенно ненужным. Внутри него растут чёртовы цветы. Уже плевать, хочется ли ему взаимности или нет. — А природа одарила нас болезнью, что убивает от невзаимной любви. Иронично, ты так не считаешь?.. — Дилюк чувствовал, как его губы растянулись в болезненной улыбке. Уже всё равно… *** Ночью был слишком сильный ветер. То, что раньше плотно прикрывало вход, было снесено одним из порывов, отчего в пещере стало холодно. Они спешно устраняли это недоразумение, но то, насколько резок был перепад, слишком плохо отразился на приготовленных ими настойках. Дилюк пытался согреть руками хотя бы несколько бутыльков, в то время, как Альбедо спешно убирал от входа пока что ещё не замёрзшие растения. Это происшествие «откатило» их в синтезе лекарства, что было самым неприятным. Часть ингредиентов пострадали от холода, а новые им доставят лишь через несколько дней — никто не будет тащиться на Драконий хребет в такую непогоду. И это будет правильным решением. Рагнвиндр сжимал один из бутыльков, смотря, как жидкость в нём слегка плещется от того, что подрагивают пальцы. Они пытались спасти свои исследования, по ощущению, около десяти часов. Усталость неприятной тяжестью оседала в теле, отчего при перемещении из угла в угол напряжённые ноги чуть заплетались. Но было важно как можно скорее всё переложить, согреть, сберечь, отчего было не так важно, насколько они оба устали. Когда они наконец-то вновь закрылись в пещере, пытаясь согреться и согреть помещение, стало как-то слишком спокойно. Они оба устроились на кровати как в единственном месте, где можно было устроиться вдвоём, сидя плотно друг к другу под общим одеялом, потому что согреваться по одиночке было труднее. Это решение пришло спонтанно — Рагнвиндр просто подсел к уставшему Альбедо, после замечая, что тот слегка подрагивая от холода. Дилюк слегка приобнял его, делясь теплом, чувствуя, как к нему прижимается продрогший парень. То, что он был носителем пиро глаза Бога делало своё дело — он был горячее обычного человека. Альбедо был холодным. Сколько бы они не грелись, тот все равно оставался прохладным. Но, несмотря на это, у алхимика явно проступил румянец на бледной коже щёк. И от этой маленькой детали Рагнвиндр почему-то не мог сдержать улыбки одними уголками. Всё это было так странно. Они просто работали над лекарством, минимально общаясь, но почему-то это ощущалось как-то… Приятно. Дилюку было приятно общество Альбедо. Если поначалу это было как-то совершенно непривычно, то сейчас, привыкнув, он даже мог понять, почему алхимик оставался на хребте. Почему предпочёл оставаться один. И почему-то, ощущая рядом тёпло чужого тела, пускай и не такое ощутимое, он почему-то решил спросить. — А ты любил, Альбедо? Альбедо тихо промычал, осторожно опуская свою руку на горячую чужую. Рагнвиндр был без перчаток, отчего касание прохладных пальцев ощущалось ярко, непривычно. Он совершенно мягко провёл подушечками по тыльной стороне ладони, опуская свою сверху, согреваясь. — Ну, если брать за любовь тот тип привязанности, что ты описываешь, то могу ответить лишь, что нет. Возможно, я мог испытывать симпатию, приязнь к какому-то человеку, но у меня не возникало мыслей, что мне хочется быть с ним рядом или чтобы он был рядом со мной, — алхимик говорил непривычно тихо, уставше. Он мягко опустил голову на чужое плечо, прикрывая глаза. Дилюк никогда не видел, чтобы Альбедо так сильно уставал. Может, он просто не хотел этого видеть, а может ему и не давали. Этот парень все ещё был чем-то загадочным, непонятным, но теперь уже не таким далёким. — Ты пытаешься описать любовь наукой? — Тихо спросил Рагнвиндр, чуть повернув голову и зачем-то утыкаясь в чужие светлые волосы. От тех пахло примесью трав, с которыми они работали и лишь немного чем-то свежим, будто мороз хребта впитался в чужие локоны вместе с растаявшим снегом. Но этот запах успокаивал, как и мягкие неспешные поглаживания чужих пальцев. — Разве не этим мы все это время занимаемся? — В голосе можно было услышать чужую улыбку. Альбедо мало выражал эмоции, но то, что сейчас тот явно отвечал с нескрываемым теплом, заставило в груди что-то сжаться. Неужели, ханахаки теперь реагирует на любые эмоции? На последнее Дилюк так и не ответил, прикрывая глаза. Ответ был очевиден, но почему-то сейчас внутри Рагнвиндр чувствовал, что остаётся на хребте не только ради того, чтобы выжить. Но об этом думать было бессмысленно. Это не так и важно… *** Они проспали так всю ночь и, быть может, всё утро. Буря за пределами пещеры поутихла, отчего больше не слышалось мерное и тревожное гудение ветров меж камней. Дилюк чуть размял шею, открывая глаза и чувствуя, что к нему всё-таки же прижимался алхимик, слегка приобнимая. За время сна они будто и не меняли положение их тел, отчего сейчас все мышцы неприятно ныли, а затекшие конечности начинали покалывать, стоило им пошевелиться. Рагнвиндр тяжело выдохнул, слегка выгнувшись в спине, но стараясь не разбудить измученного Альбедо. Тот же, несмотря на возню, не проснулся, лишь слегка нахмурившись и прильнув ближе. Алхимик не был тем, кто открыто выражает привязанность. За всё время, что Дилюк был тут, к парню никто не приходил. Рыцари, привозившие ингредиенты, будто и не общались со своим капитаном просто так, а тот и не стремился взаимодействовать лишний раз сам. Альбедо — одиночка. Он живёт на горе, где не будет обитать нормальный человек, проводит свои исследования, пытаясь не просто разработать что-то, но и борясь с неумолимой стихией. И если раньше это лишь добавляло странности, то теперь Рагнвиндр понимал. Алхимик просто больше не нуждался в чём-то ещё. Вероятно, он был в рядах рыцарей лишь для того, чтобы иметь разрешение проводить свои эксперименты, а не потому, что ему действительно была интересна деятельность Ордо Фавониус. Дилюку, привыкшему к постоянному вниманию к себе, было сложно представить, как жить, когда других совершенно не волнует твоя личность. Только когда он переехал на хребет для лечения, его перестали тревожить лишний раз. И это был действительно интересный опыт, то, к чему было сложно не привыкнуть. Вчерашний ответ Альбедо не выходил из головы. Он ожидал услышать что-то подобное, но совсем не ожидал, что собеседник будет внезапно касаться его, а в голосе будут слышны непривычные эмоции. Будто то, что он так отвечал — привычка. И, вероятно, он мог ответить иначе. Прикрывая глаза, Дилюк вновь чуть поёрзал, поворачивая голову. Он почувствовал движение рядом. Алхимик открыл глаза, слегка выпрямляясь, но явно не чувствуя дискомфорта от того, что они находились так близко. — Доброе утро, — зачем-то сказал Рагнвиндр, при этом уверенности в том, что на улице действительно было утро, не было. Альбедо тихо кивнул, а после вновь слегка провел пальцами по чужой руке. В какой-то момент Дилюк ожидал, что тот просто встанет, а они продолжат работать, но вместо этого алхимик осторожно переплёл свои согревшиеся пальцы с чужими. Это заставило наследника винокурни слегка замереть, а после сжать чужую руку сильнее. — Доброе утро, — слышался тихий и слегка хриплый голос. Внутри обречённого болезнью что-то вновь слишком странно сжалось… *** Приступов кашля не было уже несколько дней. Дилюк заметил это лишь утром одного дня, когда не столкнулся с привычным першением. Дышалось вполне легко, ничто не мешало в легких. Может, один из пробных препаратов глушил этот симптом, а может ему просто везло. Рагвиндр пытался связать это со всем, что происходило с ним. И, к сожалению, это действительно неплохо связывалось с одним фактом — за эти дни его почти не посещали мысли о Кейе. Тот настолько пронизывал его жизнь, всплывая постоянно обрывками воспоминаний в голове, но… Сейчас он мог спокойно отметать это от себя, а не погружаться. Ноющая боль в груди почти не ощущалась. Альбедо всё чаще проводил диагностику его состояний. Они раньше не прибегали к элементальной магии, чтобы фиксировать то, как растут цветы, но сейчас это было необходимо. Когда алхимик соорудил ширму, располагая за ней пылающие цветы, Дилюк уже заподозрил неладное. Но, когда он попросил его снять пальто и остаться в одной рубашке, Рагнвиндр насторожился. И дело было не в том, что он стеснялся или не доверял Альбедо. Он просто мёрз от одной мысли, что придётся стянуть с себя одежду. Но это всё-таки произошло. Он невольно вскрикнул, когда холодные ладони скользнули под ткань, «лизнув» по раскалённой коже. — Вынужденная мера, — сказал алхимик, надавливая ледяными пальцами сначала на живот, после поднимаясь к груди. — Болезнь может прогрессировать, прорастая глубже в органы. Вероятно, при ощупывании это будет ощущаться. Это звучало разумно. В прошлый раз он пытался пощупать шею, чтобы проверить, не проросли ли стебли в горле, но сейчас всё могло быть намного опаснее. Привыкая к касаниями, Дилюк послушно поворачивался так, как просил его Альбедо, прикрывая глаза. Ему было холодно. Пускай алхимик и пытался окружить его источниками тепла, но это лишь относительно помогало. Лишь когда Рагнвиндр привык, он смог сосредоточиться на своих ощущениях. Руки его «врача» согрелись, поэтому сейчас он мог ощущать лишь приятные поглаживания, а после точечные нажатия. Больно не было. И Дилюк словил в своей голове мысль, что эти прикосновения были достаточно приятными и нежными, отчего отстраняться от них больше не хотелось… — Тебе не больно, — констатировал факт Альбедо, убирая руки и задумываясь. — Значит растения не проросли. Можно ли считать, что какой-то из наших пробных образцов работает?.. Было сложно сдержать вздох, когда мягкие ладони исчезли с горячей кожи. Дилюк оправдывал такую реакцию тем, что он слишком долго был в отдалении от людей, а уж тем более тактильно. Но было сложно отрицать, что это просто было приятно. Сам же вопрос алхимика был задан в пустоту. Просто в воздух, потому что ответить на него никто из присутствующих не мог. — У меня не было приступов уже неделю, — уведомил Дилюк, одеваясь. — Вероятно, одна из наших попыток вполне могла сработать. Альбедо кивнул, уходя из-за ширмы, делая пометки в своих записях. Он наклонился к настольной лампе так низко, широко чиркнув пером по каким-то пометкам, что непослушные светлые пряди упали вниз, мешая. Алхимика же будто это совершенно не волновало, отчего он просто продолжил размышлять, дописывая мелким почерком какие-то дополнения. Дилюк смотрел на это как-то слишком заворожённо, будто не видел подобного раньше. В этот раз… Это ощущалось как-то совершенно иначе, будто человек перед ним не тот же самый Альбедо, к которому он привык. Алхимик чуть нахмурился, тяжело вздыхая, после начиная постукивать пальцем по столу. — Надо понять, что повлекло такие улучшения, — тихо отметил тот, на что Дилюк кивнул. Он вышел окончательно из-за ширмы, поправляя воротник. И вновь буквально ловя чужое движение, когда Альбедо ловко смахнул пряди с лица, зачесывая те пальцами и вновь возвращаясь к записям. Рагнвиндр прискорбно словил себя на одной-единственной мысли — алхимик в тусклом свете ламп действительно красивый… *** В какой-то момент Дилюк осознал, что ему хочется просто собрать те самые жухлые кустики мяты по драконьему хребту и вручить их алхимику. И эта глупая, совершенно иррациональная мысль возникла в момент, когда последний хиличурл рассыпался, оставляя после себя лишь осколки разбитой маски. Рагнвиндр замер, сжимая уже потухающий клеймор, смотря на то, как мелкие снежинки мерно опускались с неба на землю. Выдыхая облачко пара, парень просто разжал руку, позволяя мечу упасть, сам же присаживаясь на камень и вплетая пальцы в свои же спутанные волосы. Это совершенно не то, что должно было произойти. Он попытался оправдать себе это лишь попыткой помочь с нужными ингредиентами, но они только позавчера собрали нужное количество мяты. А сейчас что-то предательски тёплое внутри буквально искрой породило это желание. И от этого хотелось смеяться. И плакать. Плакать так сильно, как не хотелось, когда он осознал, что умирает. От любви. Что же с ним не так?.. Он вернулся в лагерь позже, чем хотел. Надежды на то, что холод отрезвит, заставит одуматься, прогонит неугодные мысли, рассыпались, когда он вернулся в тепло. Альбедо впервые повернулся в его сторону, когда он пришёл. Волновался? Неужели он так увлёкся, что даже ранее равнодушный алхимик забеспокоился о его состоянии. — Ты долго, — просто сказал тот, на что Дилюк кивнул, стряхивая с плеч снег. Тот бы и сам растаял, но… — Прости меня, — извинился Рагнвиндр, отчего собеседник нахмурился. У них не было привычки следить друг за другом, отчитываться, а уж тем более извиняться. И сейчас, когда прозвучало первое с момента их совместного прибытия в пещеру извинение, оно будто повисло в воздухе. Но Альбедо ничего не сказал. Он просто кивнул, опуская голову к книге. Дилюк же хотел провалиться сквозь землю. Сердце слишком предательски резко зашлось в частом биении… *** Рагнвиндр чувствовал себя предателем. Он будто собственноручно сломал все их исследования, похоронил их месячные труды, сжигая все попытки помочь не только ему, но и всем людям на корню. Это тяготило, терзало сильнее, чем раньше. Потому что это могло значить слишком многое. Как поведёт себя ханахаки, если заболевший внезапно начнёт симпатизировать другому? Можно ли предположить, что это может приблизить его кончину, а все попытки спасти его — тщетны? Он пытался вдохнуть через рот холодный воздух, ожидая почувствовать ком в горле, что помешает ему, но… Этого не было. Он мог дышать. Свободно, без каких-либо препятствий. Но это почему-то не радовало. В одно из пробуждений в пещере Дилюк не захотел вставать. Он просто внезапно пожелал, чтобы всё и правда закончилось. Просто потому, что ощущение, будто он всё испортил, не давало нормально существовать. Он повернул голову в сторону, отмечая, что Альбедо в пещере не было. Может, он ушёл порисовать — иногда алхимик устраивал себе такие перерывы, после принося удивительные рисунки. Это было к лучшему. Он не увидит то, что Рагнвиндр ведёт себя странно. Ему не хотелось заставлять того волноваться, хоть алхимик и не особо демонстрировал подобное, но Дилюк за всё это время почти научился замечать некоторые проявления того или иного чувства. Наследник винокурни осторожно провёл подушечками пальцев по своей шее — там, где когда-то в самом начале коснулся Альбедо. Осторожно надавив, он пытался прощупать, проверить, не решили ли растения за эти дни прорасти выше. Но ничего не было. Совершенно ничего. Чёртова болезнь будто прошла… Но проверить наличие цветов внутри мог только алхимик, а просить его об этом просто так… Нет, он всё испортит. Прикрыв глаза рукой, Дилюк рвано выдохнул. Взывать к архонтам бесполезно, ведь во всём, что происходит, виноват лишь он сам. Что делать дальше, он совершенно не знал… *** По ощущениям, Альбедо вернулся через пару часов. К тому моменту Рагнвиндр уже поднялся с постели, привычно приводя себя в порядок. Собрав волосы в высокий хвост, он почему-то впервые сам захотел стянуть привычное пальто, оставаясь в рубашке и штанах. Сейчас прохлада будто слегка отрезвляла, заставляла отвлечься. Может, именно поэтому алхимик предпочитал оставаться с коротким рукавом, когда работал в пещере? Вместе с вошедшим в пещеру проник странный запах чего-то пряного и сладкого, отчего Рагнвиндр повернулся, отвлекаясь от рутины. В руках Альбедо была небольшая корзина, в которой, перевязанные какой-то очень тёмной верёвкой, лежали не особо знакомые растения. Пряности Натлана? — Как ты себя чувствуешь? — Спросил алхимик, ставя свою ношу на кушетку и осторожно выуживая один стебелёк, после ломая его в руках на более мелкие палочки. От этого запах стал интенсивнее, а в носу как-то не очень приятно засвербело. — Лучше, чем обычно, — ответил Рагнвиндр, но ответ прозвучал сипло. Он не говорил с утра, а от холодного воздуха горло всегда по началу хрипело. — Тебя осмотреть? — Спросил Альбедо, на что Дилюк просто кивнул, уходя привычно за ширму. В этот раз алхимик почему-то слишком пристально за ним наблюдал. Его взгляд не был тяжёлым, но ощутимым. Он рассматривал, изучал, будто видит Рагнвиндра впервые. Может, ханахаки стала как-то внешне себя проявлять? Наследник винокурни опустил взгляд, смотря сначала на свои руки, предплечья, а лишь после перевёл взгляд на живот, ища хоть что-то примечательное. — Что-то не так? — Всё-таки спросил Дилюк, на что получил лишь отрицательное покачивание головы. — Нет, просто смотрю. Тебе дискомфортно от этого? — Прямолинейность Альбедо была чем-то, к чему порой было сложно привыкнуть. Но он не скрыл то, что смотрел на него. Явно с интересом, но известным лишь одному ему. — Я не привык, что на меня так пристально смотрят, — честно ответил Дилюк, сам подходя к алхимику, давая понять, что он готов к осмотру. Вот только в этот раз парень проскользнул мимо, заходя за спину и касаясь холодными ладонями лопаток, надавливая пальцами. Невольно выпрямившись от такого, Рагнвиндр замер, пытаясь понять, что вообще заставило Альбедо поменять их привычный порядок осмотра. Мягкое нажатие чуть ниже, легкое смахивание волос. Алхимик щупал как-то иначе, чем обычно. Или же это Дилюк себе надумал, что в нынешних обстоятельствах вполне могло быть. В какой-то момент чужие руки перестали его касаться. Альбедо не выходил из-за спины, а Рагнвиндр не поворачивался. Эта заминка ощущалась как-то слишком странно, будто они оба замерли не просто так. Может, ханахаки прогрессирует? Или же что-то стало иначе. — А что, если я скажу, что влюблён в тебя? — Разорвал молчание алхимик, говоря это так спокойно и обыденно, будто это был какой-то простой вывод на основании несложных опытов. Дилюк замер, чуть напрягаясь, пытаясь вообще понять, к чему это только что было. Что вообще происходит… Рагнвиндр с трудом смог сдержать свои внезапно клокочущие эмоции, сохраняя внешнее спокойствие. — Зная тебя — попрошу обосновать этот вывод со всей твоей аргументацией, Альбедо, — голос не дрогнул, не предал, не выдал душевное смятение. А оно было. Альбедо не бросал слов на ветер, не выдвигал каких-то ошибочных суждений. Но сейчас это было настолько странным, будто Дилюк на самом деле спал, а всё это — очередная игра рассудка при смерти от ханахаки. Он незаметно прижал руку к своей ноге, ощущая её тепло и понимая, что, вероятно, это всё-таки реальность. — То есть тебе хочется услышать не какое-то милое признание в духе книг, а именно научное или около научное обоснование того, что заставило меня так считать? — Алхимик не звучал огорчённо, скорее слегка удивлённо. Он будто ожидал, что ему так ответят, но не был уверен в этом. Почему-то Альбедо хотел придерживаться каких-то установленных норм нормального человеческого общения. Вот только их общение в принципе было сложно назвать нормальным именно потому, что один из них точно был слишком выходящим за рамки привычного. Дилюку стало странно смешно от такого. Почему между ними всё так… Иначе?.. — Раз мы тут изучаем ханахаки, а заодно и любовь как явление, то это было бы логично, — Рагнвиндр понял, что их осмотр, в принципе, окончен, поэтому он мог бы и начать одеваться. Этот разговор и так был слишком странным, чтобы ещё при этом стоять с обнажённым верхом, слегка ёжась от прохлады. — Я, вероятно, понимаю твои прошлые слова о том, что чувствуется с человеком, который тебе нравится, — почему-то голос Альбедо звучал очень близко, будто тот сделал шаг. Но Дилюк не ощущал его. Натягивая рубашку, наследник винокурни привычно начал застёгивать пуговицу за пуговицей. — Вероятно, я даже могу дополнить эти слова чем-то своим, — добавил алхимик, не слыша никакого ответа на свои слова. — Например? — Всё-таки решил уточнить Дилюк, надеясь, что сейчас он точно попытается понять, что имеет в виду собеседник. И, бездна его дери, он бы так хотел, чтобы сердце в груди не начало так предательски колотить в рёбра, будто он на что-то надеялся. — У меня возникло иррациональное желание, чтобы ты присутствовал при всех моих экспериментах и, вероятно, даже бы принял участие в некоторых из них, — Альбедо в этот раз звучал совсем уж привычно. Будто он не попытался как-то странно признаться в вероятных чувствах, а просто неверно истолковал те. Сейчас же всё это походило на что-то настолько странное, что Дилюк уже и перестал сдерживать некоторые свои эмоции. — Охо, это звучит очень даже… — Эта реакция была чем-то совершенно неожиданным и для него самого, отчего Рагнвиндр поспешил как-то исправиться. — Но почему лишь в некоторых? В этот раз быстрого ответа не последовало. Дилюк не оборачивался, продолжая приводить себя в порядок и прислушиваясь. Альбедо за его спиной будто вовсе не дышал, он не мог слышать хоть что-то, что выдавало его присутствие. В какой-то момент винодел искренне захотел, чтобы разговор не продолжался. Чтобы он закончился ровно на этом странном вопросе, а они вновь просто привычно приступили к своим обычным делам. Может, они бы измельчили стебли новой пряности, смешали её со странной кашицей из ягод, что вчера сделал Альбедо. Может, это всё просто канет в бездну?.. — Потому что я не хочу подвергать тебя опасности. Если что-то пойдёт не так, я бы хотел быть уверен, что ты будешь в порядке, — эта фраза прозвучала слишком тихо и с какой-то очень непривычной для алхимика искренностью в голосе. Рагнвиндр замер будто его пронзило молнией прямо на месте, не давая пошевелиться. Внутри что-то мерзко-приятно затеплилось, собираясь согреть, затопить его изнутри до самых кончиков пальцев. Почему?.. Почему всё сейчас именно так? Что им теперь делать?.. — Пожалуй, у меня нет оснований тебе не верить, Альбедо, — только и мог, что тихо сказать Дилюк, прикрывая глаза и сжимая губы так плотно, будто собираясь их закусить. подавить что-то рвущееся изнутри. И это не чёртовы цветы… Не гребанные листья с кровью… Альбедо мягко сократил расстояние, прижимаясь к чужой спине и совсем невесомо оплетая руками, касаясь чужой руки, замершей на очередной пуговице… *** Больше не было того, что нужно было лечить. Разработка лекарства теперь была не просто бессмысленной — она была невозможной. Теперь не на ком было это тестировать, а все образцы прошлых недель могли и вовсе не работать. Вся их работа была впустую. Альбедо не выглядел злым или расстроенным. Может, он просто этого не показывал, а может его действительно устраивал такой исход. Было сложно предугадать, да даже просто попытаться предположить, о чём алхимик думал. Теперь, когда Дилюк, можно было сказать, был здоров, ему, наверное, стоит вернуться на винокурню и больше не мешать Альбедо. Вот только этот вариант звучал слишком странно. Что-то внутри противилось ему, не давая принять решение. Отношения — очень странная штука. И Рагнвиндр все ещё не мог понять, что вообще стоит делать. В один из таких непонятных вечеров перед ним вновь были поставлены те странные семена. Объяснять было не нужно — Дилюк просто продолжил привычно вскрывать скорлупки, складывая ядрышки в миску. Этим же занялся и Альбедо. Они молчали. И, вероятно, только Рагнвиндр чувствовал острую необходимость поговорить. — Ты интересный, знаешь? — Зачем-то сказал молчавший до этого алхимик, не отрывая взгляд от скорлупок в своих руках. — Внезапный вывод. И с чем это связано? — Дилюк уже не удивлялся ничему, но почему-то ему и правда захотелось узнать, что же заставило озвучить подобный вывод. Всё-таки достаточно необычно понимать, что человек, находящийся вдали от людей и занимающийся лишь своими исследованиями мог найти в нём что-то интересное. Именно в нём, даже не в болезни, из-за которой всё и происходило. — Тебе больше не нужно здесь оставаться, а уж тем более помогать, — просто пояснил Альбедо. — Но стоит мне просто дать тебе задание, то ты принимаешься его выполнять, хотя тебе от этого уже совершенно нет никакой выгоды. — Я просто захотел помочь тебе, — пояснил Рагнвиндр, понимая, к чему вообще ведёт разговор. — Тем более, что я запорол твоё исследование, потратил несколько месяцев твоего времени. То, что Дилюк всё-таки озвучил то, что было у него на душе, давало некое облегчение. Может, он сейчас как раз и услышит мнение собеседника насчёт их ситуации и после сможет отталкиваться от него, чтобы решить, как поступить дальше. — Ты потратил несколько месяцев и своего времени, — справедливо заметил алхимик, наконец-то переводя взгляд на наследника винокурни. — А в том, что наше исследование, к сожалению, не принесло результатов, есть и моя вина. — Какая же? — Рагнвиндр с большим трудом сохранял спокойствие в голосе, хотя самого его внутри явно слишком многое тревожило и выводило из равновесия. — Я не предусмотрел то, что ты можешь в меня влюбиться, — просто ответил Альбедо. И это звучало так, будто в этом факте не было совершенно ничего особенного. Неучтённый элемент, фактор, который просто всплыл во время исследования, а не то, что вообще было связано с чувствами и ощущениями. В какой-то степени это прозвучало даже немного обидно, кольнув внутри, но Дилюк понимал, что это уже его додумка. Алхимик не имел ввиду ничего плохого. Вот только скажите это сердцу винодела, которое загнанной в клетку птицей начало трепыхаться в груди. — А уж тем более не учёл факт того, что это чувство будет взаимным, — дополнил Альбедо, смотря на Рагнвиндра так внимательно, будто видя сквозь созданную наследником винокурни «маской» всё то, что он так с трудом сдерживал. Легкая улыбка на губах алхимика выбивала почву из-под ботинок, отчего, казалось, если бы не стул, на котором все это время сидел Дилюк, он бы рухнул в саму бездну. То, что сейчас чувствовал Рагнвиндр, совершенно не походило на то, что некогда он чувствовал к капитану кавалерии. Сейчас весь поток эмоций заставлял его теряться, ощущать дикую слабость и путаться, будто он попал в плен без единой возможности на спасение. Это не было чем-то до одури пьянящим, но при этом чувство окрылённости и легкости заставляло его тело становится какой-то совсем бесформенной массой. Разве влюблённость вообще может быть такой? Рождающейся не столько от вида, сколько от слов и взглядов, от поступков и решений. О, Архонты, да Дилюк и подумать не мог, что вообще будет испытывать что-то, кроме уважения и обычной приязни к такому неоднозначному и совершенно непонятному простому человеку алхимику. Но он чувствовал, а внезапно проходящая ханахаки будто подтверждала — влип. — Мне жаль, — только и смог, что выдавить из себя Рагнвиндр после долгого молчания. И эта реакция удивила Альбедо, который уже ощущался намного лучше, чем раньше. — Жаль, что ты не можешь контролировать то, что сами люди не в силах контролировать? — Алхимик мягко отложил от себя скорлупки, лишь на мгновение отводя взгляд от чужих глаз. — Если бы ты мог, то, пожалуй, лекарство от ханахаки тебе бы и не пригодилось. Он был прав. И, вероятно, Дилюк звучал до омерзительного глупо. Может, ему и стоило хоть что-то сказать. Извиниться — а нужно ли вообще это делать? Или предложить компенсацию — Архонты, а нужны ли Альбедо вообще деньги?.. — Не ты ли говорил, что «чувства человека — лишь его личные проблемы»? — Спросил Альбедо, напоминая. Да, Дилюк так говорил. Пару раз, может, в разных формулировках. И всё это действительно было так, как он считал, но то, что, похоже, могло относиться лишь к нему самому. И верно ли было так считать? — Так почему же ты винишь себя в том, что случилось, — алхимик непривычно тяжело выдохнул, будто и сам решаясь сказать. — Если я не против, что это случилось, м? Не против. Он так сильно закопался в своих ощущениях, что даже и не думал спросить, а нравится ли это Альбедо. За все эти душевные терзания Рагнвиндр не посмел даже допустить и мысли, что, может, в этот раз его не ждёт то жгучее разочарование как с Кейей. Может, он?.. — Я не против испытывать влюблённость к тебе, если это не заставит меня бросить мои исследования, — сказал Альбедо, но почему-то от этих слов Дилюк не смог сдержать смешок. Исследования, о, Архонты! Почему он влюбился в человека, который был настолько невыносимо сложным, но при этом до одури прекрасным, что сдержать резкое желание сгрести это научное существо в объятия сдерживалось лишь рамками, в которых он вечно сам себя держал? Почему то, что так сильно тяготило его все эти дни, после слов Альбедо внезапно перестало, а начало дарить слишком уж приятное тепло, заставляя невольно улыбнуться одними уголками? — Я не против испытывать влюблённость к тебе, если только ради неё ты не бросишь свои исследования, — сказал Рагнвиндр, замечая, как собеседник слегка замер, переваривая сказанное, а после как-то совсем робко улыбнулся. И стало вновь слишком тепло. Ведь перед ним всё это время сидело его личное лекарство от ханахаки.