Не обмани

Алексей Где-то через час, как и обещала, Светлана Родионовна звонит мне сама. Новосельцев через своего секретаря подтверждает, что на следующей неделе готов к встрече с Громовым в среду или четверг. Руководствуясь заботливой подсказкой Анатолия, я бронирую три авиабилета с вылетом в среду утром и обратно в четверг вечером. На моё удивленное «а что, за один день обо всём договориться никак?», помощник отца многозначительно ухмыляется и говорит: — Это же Красноярск, хоть бы за два дня справились. Провожаю оборачивающегося ко мне затылком Анатолия задумчивым взглядом и с тяжким вздохом делаю последние пометки в расписании Димы на ближайшие две недели. Внезапно из коммутатора на столе послышался знакомый баритон: — Алексей, зайди ко мне, пожалуйста. Ну всё, думаю. Будет сейчас мою работу за день проверять, придираться, докапываться. Пиджак мой розовый ему сразу не понравился, я же заметил. Он на меня утром, когда увидел, таким взглядом посмотрел, как будто перед ним не я стоял, а стриптизёрша в розовом неглиже с блёстками. Да что он в современной моде понимает-то? Я, может, творческая натура и вся эта ваша посредственная, офисная недо-классика вгоняет меня в сплошное уныние. Снимаю пиджак от греха подальше и вешаю на спинку кресла. Беру планшет и, настроившись только на победу, иду в самое логово зверя. Дима встречает меня полным игнором. Вальяжно развалился, сидя на диване у стеночки, ноги свои длинные вытянул, скрестил в щиколотках и какие-то бумажки в папке на коленях перебирает. — Присаживайся, — говорит мне, не отрываясь от своих графиков и таблиц. А я стою в нерешительности посреди его кабинета и никак не могу выбрать между креслом у стола и диваном, и, конечно же, в итоге серьёзного мозгового штурма жребий падает на последнее. Со звучным плюхом опускаюсь задницей на кожаные подушки и закидываю ногу на ногу. Сижу, значит, весь в белом (за неимением на мне любимого пиджака), ну, прямо жених — укради меня вместе с забором. И не так, чтобы совсем рядом с Громовым, но и не сильно далеко. Аромат его одеколона мне и вовсе удаётся унюхать без лишних усилий, да и в бумажки его заглядывается вообще легко, даже особо коситься не нужно. Поворачиваю голову в его сторону, втягиваю носом воздух, наполняя лёгкие лесной хвоей и терпким мускусом, а ещё этот острый аромат черного перца… Думаю, не нужно говорить, как сильно меня вштыривает от Димкиного запаха, достаточно посмотреть в мои балдёжно прикрытые глаза с черным зрачком в полном расфокусе, расплывшемся чернильной каплей по ярко-голубой радужке. И это хорошо ещё, что Дима ко мне не присматривается, вместо этого полностью поглощённый этими злополучными бумагами, а то бы, как пить дать, попалил бы он всю мою озабоченную контору на «раз». — Как там моё рабочее расписание на ближайшие две недели? — спрашивает, всё ещё не глядя. — Готово. — Подачу заявок на тендеры включил в график? — Да. — А командировка в Красноярск? — Оформлено в лучшем виде, — заявляю самодовольно и улыбаюсь во все тридцать два. Дима отрывает взгляд от документов и переводит его на моё лицо. — Про Чернова не забыл? — Нет, — держу его взгляд и отрицательно мотаю головой в подтверждение собственных слов. — А про себя? — Дима смотрит на меня как-то совсем не по-директорски, если вы понимаете, о чём я. У меня от его взгляда кожа под рубашкой вдоль позвоночника опять вся пупырышками пошла и в животе всё замерло, сжалось в трепетном и томном предвкушении. Вот только чего от него ждать-то, кроме очередных указаний… Одно разочарование, да и только. Вздыхаю горько, но взгляд не отвожу. — Я как раз хотел об этом поговорить. — М-м-м? — вопросительно мычит Дима, будто глубоко задумавшись, затем приподнимает бровь и скользит нежно взглядом по моему лицу. Нервно сглатываю и замираю. Этот взгляд завораживает, и я снова теряюсь в глубоких синих водах Байкала, что плещутся на дне его глаз. Я вам отвечаю, он действует на меня, как удав на кролика. Просто парализует полностью, лишая всякой воли. И я понимаю, что попроси он у меня сейчас что-нибудь, да что угодно, и я с радостью всё ему отдам. Без раздумий, в ту же секунду. Всё. Только вот он не просит, вместо этого прошу его я: — Дим… — Дмитрий Сергеевич, — в очередной раз за день поправляет меня Громов, продолжая неотрывно рассматривать моё лицо. Да что такое-то, а… Начинаю заметно нервничать и непроизвольно ёрзать задом по диванной подушке. У меня там что-то на лице? Ну, сморкался я недавно после того, как семь раз чихнул, неужели сопля где-то осталась? Вытирал же всё тщательно, даже в зеркало в туалете смотрелся… Чёрт. — Да, да… — мысленно отмахиваюсь от его придирки и шмыгаю носом на всякий случай, — Сергеевич, у меня на лице что-то? Что ты на меня так уставился? — киваю и смотрю на него в упор, абсолютно не скрывая наглого неодобрения, чем только вызываю ленивую улыбку на его красивых губах. Вот же, гад! И даже отросшая щетина его не портит. А эти ямочки на щеках?! Так и хочется присосаться к одной из них, ей-богу! Ох, ёлки, держи себя в руках, Алёшенька, и в штанах тоже себя держи… А то, чувствую, до попытки выпрыгнуть из них совсем недалеко. — Давно не видел тебя таким сосредоточенным и ответственным, очень впечатляет, — продолжая давить улыбку, отвечает Дима, весьма довольный моей реакцией. — Так, что ты хотел мне сказать? — А, это… кхм, да, — по тому, как в голову ударило жаром, я догадываюсь, что щеки мои снова цвета китайского флага. Хватаюсь за край ворота рубашки, расстёгнутой на три пуговки, и нервно его теребонькаю, имитируя приток воздуха от воображаемого тряпичного опахала. — Жарко тут у тебя, — отворачиваюсь, не в силах больше испытывать на себе этот прожигающий меня насквозь взгляд, и хватаю свободной рукой пульт от кондиционера с журнального столика рядом. Жму, как припадочный, на кнопку со стрелкой «понизить температуру» до тех самых пор, пока Димкина ладонь жестко не смыкается вокруг моего запястья, и тут же второй рукой он осторожно, но настойчиво начинает отколупывать пластиковый корпус от моих судорожно сжатых пальцев. Ещё несколько секунд такой возни и в итоге Громов выходит из этой схватки абсолютным победителем. Да кто бы сомневался… Обиженно поджимаю губы и хмуро свожу брови к переносице. Дима же в свою очередь всё ещё удерживает меня за запястье и уже во всю регулирует температуру в кабинете на свой вкус. — Не настолько тут жарко, чтобы понижать температуру до трех градусов, балбес. Решил нам яйца отморозить? — Кнопка заела, — бормочу еле слышно в ответ. — Ну да, — хмыкает Дима и, поворачиваясь в мою сторону, бросает взгляд на свои пальцы на моем запястье. Что самое главное, смотрит так удивлённо, как будто это не он тут вцепился в меня мёртвой хваткой так, что не отодрать. — Руку пусти, — прошу недовольно. А он держит. Ирод. Выжидаю несколько секунд и опять: — Руку пусти, говорю. Однако Громов или не слышит меня или очень убедительно делает вид, что не слышит. Подушечкой большого пальца он оглаживает оголённую кожу на внутренней стороне запястья, что ниже манжета. Нащупывает пульс и замирает над ним. А там, чтобы вы понимали, далеко не семьдесят ударов в минуту, а как минимум девяносто, ух. Потому что сердце у меня в груди так бешено колотится, что только и остаётся, как диву даваться, как это оно до сих пор наружу не выскочило, проломив ко всем хуям мою не отличающуюся особой крепостью грудную клетку. — М-да, прости, — Дима моргает и размыкает пальцы, оставляя на поверхности кожи тепловой след от своего прикосновения. И вроде бы он руку свою убрал, а я продолжаю чувствовать на себе жар от его ладони. В нервном жесте поправляю манжет, приспуская рукав до самой кисти, прячу тонкие синие прожилки вен под плотным накрахмаленным белым ободком и прерывисто вздыхаю. Ну, подумаешь, узнал, как у меня от него ошалело бьётся сердечко в тахикардических припадках. Я вообще-то и не скрывал, что люблю его до потери памяти, и нет тут ничего удивительного. Так что продолжаю держать морду кирпичом и мысленно медитировать. Я травинка в чистом поле, сорванная сильным порывом ветра и плавно кружащаяся в воздухе, высоко над землёй, средь красивых, белых птиц. Я спокоен, как чёртов Далай-лама, и это совсем не у меня сейчас капелька пота сбежала вдоль позвоночника к пояснице, пропитывая резинку брендовых труханов. Чёрт. Дмитрий Рано утром я пообещал самому себе держаться с Алексеем сугубо в профессиональных рамках. Я мысленно пообещал это Олегу, разговаривая сегодня с ним о пребывании его сына в компании и дальнейшей роли парня в качестве моего помощника. Я хочу сейчас пообещать Лёше, глядя ему в глаза, что ни в коем случае не разрушу его жизнь и не причиню ему дополнительных душевных страданий, пока он грызёт гранит бизнеса, находясь постоянно рядом со мной. Но это я тот, кто первый не сдержался и позволил себе очевидную и ничем не оправданную ласку, задержав пальцы на его запястье намного дольше положенного. Хочу касаться его. От потрясшего меня осознания я весь мгновенно внутренне холодею. Тело захватывает парализующее оцепенение, а я задерживаю дыхание и целиком превращаюсь в один сплошной орган чувствительного осязания, расположенный на поверхности нервных окончаний моих скользящих пальцев по чужой гладкой коже. Его учащённый пульс отбивает непрекращающуюся ритмичную дробь молящими о спасении сигналами. Он весь внутри трепещет, и я это знаю, чувствую. Это его желание сейчас расходится вибрирующими волнами по моим венам, гонимое чужим сердцем, заполошно бьющимся пойманной птицей в клетке. Хочу целовать его запястье. Согревать замёрзшие руки своим горячим дыханием, прижиматься губами к пульсирующей синей венке под бледной кожей, вести языком вдоль выпирающего тонкого сухожилия… И тут, хуяк, вы слушали «Маяк». Голос Лёши резко возвращает меня в реальность. Я разжимаю ладонь, и он отнимает свою руку слишком торопливо, слишком нервно. Возвращая себе утерянное самообладание, хрипло извиняюсь, еле шевеля пересохшими губами, а в голове только одно: «Дима, ну, ты и скотина. Олег тебе этого не простит!». И потом ещё вдогонку собственная совесть решает добить меня окончательно. Мысленно представляю образ Ягельского-старшего, испепеляющего меня взглядом полным нескрываемого осуждения и порицания. И вот, значит, смотрит он на меня своими голубыми глазами пристально-пристально и потом, раз, и голосом Ларисочки Гузеевой, пренебрежительно так, молвит: «Пидорас! Пидора-си-на!». — … Ну, что мне там делать? Папки с документами твоими носить? Я же не понимаю в этом ничего, какая от меня там польза? Моргаю пару раз, фокусируя взгляд на Лёшином весьма раздосадованном лице, и понимаю, что совершенно пропустил первую часть его монолога, полного искренних вздохов сожаления и отчаяния. — Кхм, — отвожу взгляд, сосредоточенно хмурю брови и снова принимаюсь рассматривать документы перед собой. — То, что ты не понимаешь, на самом деле не так важно, как твоё желание в конечном итоге всё понять. Ты поедешь, — голос мой не терпит возражений, и я каким-то неведомым мне образом ощущаю, как сидящий рядом Алексей тут же весь напрягается. — Ну, Дим… Молчу. А краем глаза вижу, как Лёша, качнув правой ногой закинутой поверх левой, раздраженно хватается двумя руками за колено и крепко сцепляет пальцы. Настроен он решительно. — Димочка? Вот, значит, как мы заговорили? Это настолько ты не хочешь лететь в Красноярск, что пускаешь в ход тяжёлую артиллерию? — Нет. — Ну, пожалуйста? Митенька, родненький… Там же край цивилизации, это как возвращение в эпоху, во времена которой родители меня ещё даже не думали зачать! Бросаю на него охреневший взгляд, пока мои брови медленно ползут вверх по лбу от этой вопиющей наглости. «Митенька», значит? А он всё не унимается: — Там же даже вшивого Макдональдса нет! — Зато есть завод с трубами, которые нам пиздец как нужны для строительства нового объекта. И ты эти трубы поможешь мне получить, хочешь ты того или нет. Вот, — протягиваю ему скреплённые степлером бумаги с таблицами и цифрами. Лёша берёт документы в руки и проводит беглым взглядом по диагонали их содержимого. — Это что? — Это, Лёшенька, спецификация по выигранному нами тендеру. На прошлой неделе «СибирьМашСтрой» подписал договор с клиентом. Количество указанных материалов в спецификации видишь? Мы обязуемся их предоставить и использовать в строительстве, клиент нам за это платит заявленную нами цену, которая заведомо его устроила ещё во время тендера, где участвовали ещё несколько таких же компаний, как мы. — Вижу. Только у нас же нет своего производства. — Именно, что нет. В свою очередь, мы теперь должны по каждому пункту договориться с поставщиками и заплатить им за товар, который они доставят уже по указанному нами адресу, либо сразу на стройку, либо на промышленный склад. Цены на трубы искровского завода не самые низкие, но и не так чтобы слишком высокие, учитывая тот факт, что качество труб на очень достойном уровне. Смотри, — и я опять сую ему бумаги с таблицей, но уже со спецификацией от завода в Искре. Тут и цены, и количество, указано всё. Лёша взглядом находит строку с трубами в спецификации тендера, потом глядит в таблицу, предоставленную директором искровского завода, и призадумывается. Я прямо вижу, как в его голове начинают шевелиться и скрипеть шестерёнки. — А цены-то отличаются, — говорит Лёша. — Только на этих бумагах, — улыбаясь, отвечаю ему я. — Значит, будут другие? — Конечно, будут, — киваю. — А разница? — Откат. Он собирается со всех наших закупок, включая и эти трубы. И потом делится на части. Кое-что пойдёт в копилку государства, налоги никто не отменял. Далее оплата зарплат работникам непосредственно на нашей стройке и сотрудникам тут в офисе. То, что остается, идёт на расширение и улучшение бизнеса, и уже только после того, как все нужды компании будут учтены, «зарплата» падает на счет руководящему составу. Лёша удивлённо округлил глаза и теперь уже смотрел на меня с нескрываемым любопытством и вниманием. Так-так-так, похоже, что кто-то по-настоящему заинтересовался? Кровь — не водица, от бати ему, видимо, всё-таки что-то да тоже досталось. — Вот это схема! — восхищенно выдыхает Алексей и хлопает ресницами. — А это законно вообще? — Откат — это не всегда взятка или коммерческий подкуп. Точно нет, если он не вложен в руки государственному или коммерческому лицу. В данном случае это наш заработок, который никуда дальше нужд компании не идёт. Что, собственно, Прокуратурой РФ не возбраняется. — Я понял. Вижу, как Лёша задумывается, скользит взглядом по цифрам в таблицах, листает бумаги, всматривается, сравнивает, анализирует. — Ты можешь поучаствовать в процессе. Посмотреть, как дела делаются, поучиться, — продолжаю давить на его любопытство. — Заработать для компании пару-тройку миллионов. — Хм, — Лёша закусывает нижнюю губу и отдаёт мне бумаги. — Ладно, ты меня уговорил. Смотрю на него, а там уже глазки-то вовсю загорелись. В его взгляде я узнаю знакомые мне проблески азарта и амбиций. Эх, молодо-зелено… А ведь когда-то и мы с Олегом были такие же юные и лёгкие на подъём, вспыхивали буквально от любой идеи и с неиссякаемым воодушевлением тут же рвались в бой. А теперь, как говорится, дорогу молодым.