Пересол

Симона фыркнула и взяла с тарелки горячий масляный пирожок. — А я вот стряпать просто ненавижу. — А то я не знаю, — Андре разбила о край миски яйцо. — К тебе как ни зайдешь — какой-то чад. Оттого и тощая такая. — Я не тощая, — возмутилась Симона. — Тощая, — пробасил Жак, появляясь в дверях. Симона промолчала и откусила от пирожка. Он оказался хрустящий и ужасно соленый. — О, не зря я добавила еще муки, — весело заметила Андре, целуя мужа в щеку. — Влюбилась. — Смешно, — ошалело пробормотала Симона, возвращая стряпню хозяюшки на тарелку. Только вежливость не позволила ей выплюнуть откушенное. — Конечно, — Андре вернулась к миске. — Когда выйдешь замуж, поймешь, что без пирожков хоть угрей вари, а счастья не сваришь. Симона насмешливо посмотрела на Жака, похожего на сдобную булку. — Вижу, у вас счастье лезет из ушей. — Не жалуемся, — Жак тяжело опустился на стул и расстегнул пуговицы на жилете, а потом добавил ни к селу ни к городу: — Ты правда тощая. — Спасибо, — язвительно поблагодарила Симона, вставая со стула. — Я пойду, Андре, пока не узнала о себе еще чего-нибудь нового. — Не обижайся, — подруга примирительно улыбнулась. — И подожди, я тебе пирожков заверну. Прислонившись к двери, Симона смотрела, как Андре собирает в бумагу пирожки с противня. Жак, не обращая внимания на пересол, уплетал те, что лежали на тарелке. Счастье у месье и мадам Ренар и прям разве что не лезло из ушей. Окончательно скуксившись, Симона забрала у Андре сверток, торопливо поцеловала ее в щеку и выскочила на лестницу. Запирая квартиру на ключ, она обещала себе, что духу пирожков в ее доме не будет.

***

В то, что дом уже не дом вовсе, а проходной двор, Симона уверовала с трудом. Шастающие по коридору граждане и гражданки громко говорили, смеялись, шуршали отпечатанными на станках листами газет и забегали на ее прежде пустующую кухню попить водички перед важным разговором. Кухня теперь не пустовала: везде, где можно, были расставлены чашки, стаканы, даже вытащенные из буфета бокалы, полные, пустые и недопитые. Мыть их Симоне нравилось еще меньше, чем стряпать. Уныло подперев щеку рукой, она проследила глазами очередную девку в платье модного покроя, приложившуюся к чашке. Зачем такие расфуфыренные дамы забегают сюда поговорить с Другом Народа, оставалось для Симоны тайной, покрытой непроницаемым мраком. Скучающе проводив девку взглядом, Симона потянулась, слыша, как хрустит затекшая шея, и уставилась на стоящий в углу мешок муки. Она обычно делала вид, что его здесь нет, и не пекла ни хлеба, ни сдобы, но того, что из прорехи нахально выбирается мелкий черный таракан, ее хозяйственная в корне своем душа не стерпела. Схватив со стола новый выпуск газеты, Симона тихонько свернула его в свиток и уставилась на таракана. Таракан уставился на нее и шустро юркнул обратно в муку. — Гражданка, что-то случилось? — донесся от двери удивленный голос. Симона обернулась на посетителя, все еще сжимая в руке газету. — Ровным счетом ничего, — она силилась улыбнуться, но получалось больно глупо. Хмыкнув, мужчина ретировался, забирая с собой стакан. — Мы еще встретимся с тобой, тварь, — устало бросила Симона мешку. Под вечер, когда в квартире стало тихо, Симона кровожадно перетащила мешок на стол и, развязав веревку, высыпала в сито почти половину муки. Она уже пожелтела от времени, но черное тельце вредного насекомого было хорошо видно даже подслеповатой Симоне. Медленно, чтобы не спугнуть его, она потянулась за газетой, ощущая прямо неслыханный азарт. Но не успела она схватить орудие убийства, как таракан, будто ошпаренный, свалился со стола и быстро, оставляя мучной след, понесся к закрытой двери. От такой наглости у Симоны дыхание сперло. Жрать ее муку можно, а отвечать по конституции нет?.. Нащупав, наконец, газету, она решительно направилась к двери. Таракан изо всех сил работал лапами, пытаясь пролезть в узкую щель между полом и дверью. И надо же было случиться, что от муки у Симоны защипало в носу и глазах, да так, что она остановилась и громогласно чихнула. Черная тварюшка то ли от страха, то ли от усердия протиснулась под дверь и исчезла. — Ну нет, я этого так не оставлю! — открывая дверь плечом и сжимая газету, Симона вывалилась в коридор. Таракан спокойненько заворачивал за косяк проема, ведущего в ванную. — А ну стой! Потеряв по дороге туфлю и врезавшись локтем в стену, Симона влетела в ванную и, предчувствуя нотацию, изо всех сил шлепнула по таракану газетой. Тот героически прополз еще пару дюймов и затих. — Симона, ты что делаешь? Тон, которым был задан вопрос, не предвещал ничего хорошего. — Я? — она обернулась на Жан-Поля, пряча руку с газетой за спиной. — Собираюсь печь пирожки. — Пирожки-и-и? — он даже глаза от бумаги оторвал. — И это, позволь уточнить, ты ловишь начинку? — Нет, — Симона мило улыбнулась, ненавязчиво добивая таракана каблуком туфли. Послышался отвратительный хруст. — Пирожки будут с... с яблоками. Горизонты работы ширились. Нет, ей совсем несложно будет собрать десяток яблок с ветки, которая уже которую ночь скребется в окно спальни, но печь пирожки... Губы Симоны сами собой скривились. Не к добру она сегодня утром вспоминала этот разговор с Андре. — А. Тогда позволь уточнить, чем ты его кончила, — Жан-Поль попытался заглянуть ей за спину, но она ловко отвернулась к двери. — П-парижским утренником, — сообщила Симона, отступая в темноту коридора. — Кто-то из граждан оставил, — тотчас уточнила она, видя, что брови Марата недобро ползут вверх. Он одобрительно кивнул и вернулся к листку с очередной статьей. Симона прикрыла дверь и, обреченно вздохнув, вернулась на кухню. Бросив газету на стул, она взяла миску и, припоминая материнские советы, смешала там все, что нашла. А потом, расстроившись окончательно, высыпала три ложки соли и пошла за яблоками. Пирожки даже почти не подгорели. Намазав их яйцом, чтобы придать съедобный вид, Симона с добродушно-измученной миной на лице поставила тарелку на покрытое тканью подобие рабочей столешницы и быстро вымелась, дабы не пришлось позориться. — Все бы хорошо, только пересоленные, — несколько сдавленно донеслось ей в спину. — Влюбилась, — с идиотской улыбкой оправдалась Симона, отправляясь мыть свои бесконечные чашки, стаканы и бокалы.