Небо и золото

Разлепляет глаза и секунду смотрит: я посреди нигде. Он дрейфует в собственных мыслях об экипаже, о корабле; весь Звёздный Флот, рутину и бытовуху, своего старпома, - припоминает – смеётся - и поминает: недобрым словом. Утром встаёт, натягивает свою тунику и глушит свет, недовольно щурится в коридоре: любой бы на миг ослеп. Мальчик вступает на мостик и раздаривает улыбки; кивки в ответ, а от нервов зубы поводит, словно от пытки. Садится в капитанское кресло, обжигает синевой глаз. - Взять курс до второй звезды справа, а дальше прямо - и в добрый час. А мысли зудят, рассылая по телу глухую тревогу. Он не боится уж нихера: ни боли, ни ада, ни бога. Он, чтоб доказать, что мир неплох, из самого пекла вернётся. А добрый доктор предупреждает, что друг его так убьётся. Доктор знает: внутри он продырявлен как херово решето. - Не пошла бы ты нахуй, Вселенная, спасибо тебе за всё. Он мысленно считает часы с его комы, геройства, смерти; в синих глазах мечутся искры, они же - усталые черти. Йомен прытко и четко: подносит ему с парой отчётов ПАДД, Он расписывается, едва читая. Время бежит назад. * Ты никому не нужен: ни в целом мире, ни в этом доме; Маленький гений, чертов засранец, младшенький сын героя, Пацан, ты во всей известной вселенной - меньше, чем просто пшик, Никому нет дела до трепетной твоей молодой души. Особенно до твоей души. В тринадцать взрываешься, вниз срывает красный кабриолет. (Ты ведь всегда был везучим ублюдком, с первых ногтей и лет) Мама - где-то в другой системе, квадранте - едва ли охнет. Так: один проживёшь, один повзрослеешь, один же сдохнешь. И иногда ты думаешь, а вот бы и сдохнуть сразу же; С малых лет приходится прорываться, биться, доказывать. (Ты достоин лучшего, чем глухая сырая Айова, Жизнь твоя - не пустая насмешка забытого бога) Ты сцепляешь зубы и всё выжимаешь из ручки газа. Милый мой, такие как ты - не должны принимать отказа. Пусть в драке бутылкой голову разбивают - и поделом! Ведь это уже не первый, не самый страшный твой перелом. Жизнь закручивается вне восприятия человека, Пока ты отвечаешь ей средним пальцем и горьким смехом, Она тебя пинает, а ты блокируешь, отбиваешь, А после: всегда встаёшь, отряхиваешься, выживаешь. Улыбчивый Казанова с синими - само небо - глазами. - Смазливый мальчик, чего тут спорить, мы всё это знаем сами. Ты кулаки сжимаешь, на губах - улыбка, в глазах же лёд, доказать им всем, кто на деле пустышка, только ты б и смог. Ты берёшься за дело, доктор ворчит, но остаётся рядом. Ты и не думаешь: добрый друг, - но уж он-то с тобой, как с чадом. Случайные связи равны признаниям: ты для них - целый мир. Любовь, как и мир, - проходит, и от расставаний тебя тошнит. Кто-то шепчет: да этот мир построен на крови, боли и лжи; - Таких на деле не существует. - Докажи это, докажи. * Он поводит плечами, как будто в отсеке дует, А синева глаз сверкает: хуже уже не будет. Мальчик проходит по коридору, да и едва ли смотрит, кивая с ясной улыбкой на лице молодом и бодром. У него под туникой вовсю заживает новый - на старом - шрам: за себя, за все долги со Вселенной, за Землю и за Вулкан. Его провожают томными взглядами, шепчутся за спиной: - Капитан спас нашу планету! - Дважды! - Да наш капитан герой! Мальчик всю жизнь кидался вперёд, расшибая преграды лбом, Внутри болезненно тянет, а он смеётся - и поделом! Мальчик, весь - небо и золото, спаситель планеты и дня, тянет ворот, будто на шее затягивается петля, дёргает форму, вздыхает, проходит в двери в конференц-зал; Встречает их взгляды и выдыхает: всё-таки доказал.