Званый ужин

Когда Говард получил приглашение на закрытый рождественский бал Лиги Кинематографистов, его ликованию не было предела. Поправляя в десятый раз перед зеркалом галстук-бабочку, он уже предвкушал блестящие знакомства с голливудской элитой. Наверняка там будут именитые продюсеры — и, возможно, кого-то из них удастся заинтересовать его последним сценарием. Да, он ещё покажет этим зазнайкам из «Юнайтед Пикчерз»! Когда его имя будет греметь на весь мир, когда ему будут вручать «Оскар» за лучший сценарий, он не преминет в прямом эфире едко пройтись по этим богатеньким высокомерным ублюдкам, которые не разглядели его талант! Такси доставило Говарда прямо к дверям клуба, которые распахнул перед ним вышколенный швейцар в багряной ливрее. Глаза слепил свет огромных хрустальных люстр, потолок украшала затейливая лепнина в виде пляшущих нимф и сатиров, а ноги тонули в густом ворсе восточных ковров. В клубе царила атмосфера праздника — сверкающая публика была разодета столь пышно, что на их фоне Говард в своём строгом, но заурядном смокинге, купленном на последние деньги, выглядел как случайно забредший прохожий — что, в сущности, было недалеко от истины. Мужчины и женщины небрежно фланировали по залу, попивали шампанское и кокетничали друг с другом. Какая-то леди в платье с весьма откровенным декольте окинула Говарда презрительным взором и отвернулась. Он поёжился — чем дальше, тем больше ему казалось, что он ошибся датой или временем. Сверился с приглашением, а затем с часами — всё верно, двадцать пятое декабря, девятнадцать ноль-ноль. Краем уха Говард подслушал обрывок разговора: — …представляешь, она заявила мне это прямо в лицо! «Я не могу найти их, мисс Кэмпбелл!». Но ничего, когда я врезала ей по морде пару раз, она сразу всё нашла. Удивительно, не так ли? — темнокожая красотка в облегающем платье язвительно скривилась. — У тебя могли быть проблемы из-за этой идиотки, — заметил её собеседник, мужчина с зачёсанными набок волосами. — Какой это уже случай у тебя за последний год, третий? Могла бы просто её вышвырнуть, не заплатив. — Брось, Дейв, — девушка беззаботно хихикнула. — Что они мне сделают, арестуют? Руки коротки! Ну, отправили меня на курсы по управлению гневом, да и только. Можно подумать, я буду туда ходить! Никого не интересуют проблемы прислуги. — Я предпочитаю действовать в рамках закона. Когда у меня один из слуг разбил тарелку — из итальянского фарфора, между прочим! — я лишил премии не только его, но и всю прислугу. Никакого скандала, зато очень действенно, уж поверь. — Какой же ты лицемер, Дейв! — расхохоталась мисс Кэмпбелл. — «В рамках закона!». Я могла бы тебе поверить, если бы не знала, что твой кузен — окружной судья, тесть заседает в Конгрессе, а дядя руководит профсоюзом. Все эти законы и писаны твоей семейкой! Говарду стало мерзко их слушать, и он отошёл в сторону, внутренне кипя от ярости. Вот она, элита общества! Подлецы и моральные уроды, готовые шкуру спустить со своих работников из-за того, что те им недостаточно низко поклонились! Сейчас ему как никогда хотелось плюнуть в рожу каждому из этих напыщенных индюков и клуш. Словно в подтверждение его мыслей, какой-то мужчина, чьи широченные плечи буквально разрывали его коктейльный смокинг и в котором Говард не без удивления узнал губернатора штата, внезапно заорал на одного из слуг: — …Чего?! Что ты, блядь, сказал?! Будешь жаловаться в профсоюз? Вот тебе профсоюз, сука! Теперь можешь заодно и в суд идти! Коротко размахнувшись, он ударил слугу кулаком в лицо. Парень отлетел к стене и сполз на пол, а окружающие захлопали и одобрительно заулюлюкали. Кто-то из дальнего угла выкрикнул: «Врежь ему ещё разок!» — что вызвало всеобщий громкий смех. Громче всех хохотала та самая темнокожая девушка, которую обязали пройти курсы по управлению гневом. — Что не говори, а старик Маккарти был первоклассным парнем, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс губернатор, потирая костяшки пальцев. — Жаль, что дьявол прибрал его к себе. При нём всякие безродные оборванцы не смели и рта раскрыть, — он пренебрежительно кивнул в сторону слуги, который неподвижно лежал на полу. — В старые добрые времена этот выродок сдох бы в тюрьме. В ответ на его речь толпа снова разразилась одобрительными криками. Неизвестно, что было бы дальше, но вдруг заиграли невидимые фанфары, и на возвышение в глубине зала вышел конферансье. Об избитом слуге все сразу же забыли, предвкушая новое развлечение. Глубоким, завораживающим голосом конферансье объявил: — Внимание, леди и джентльмены, прошу приветствовать нашего сегодняшнего главного гостя — Говарда Брукса из Провиденса! Воздух сотрясли овации. Та самая дама в откровенном платье, недавно высокомерно отвернувшаяся от Говарда, теперь пристально разглядывала его. Поймав взгляд мужчины, она улыбнулась полными губами и кокетливо взмахнула рукой. Говард был совершенно оглушён гулом толпы — чьи-то руки хлопали его по плечу, откуда-то сверкнула вспышка фотоаппарата, нарядные женщины окружили его и что-то наперебой говорили… Взяв бокал шампанского с подноса проплывавшего мимо официанта, он попытался прийти в чувство и принять исполненный сдержанного достоинства вид. Кажется, ему это удалось — по крайней мере, шум вокруг него усилился, а когда шампанское после пары глотков наконец ударило в голову, Говарда перестал волновать его внешний вид. «Не такие уж они и плохие», — посетила его ленивая мысль. Он плыл в гомонящей толпе и наслаждался вниманием, забыв о том, что его ещё недавно возмутило. Вот оскароносный режиссёр дружески трясёт его руку и что-то спрашивает, он отвечает — невпопад, потому что режиссёр громко, но совсем не обидно хохочет, как будто Говард произнёс необычайно тонкую шутку. Вот известная кинодива кладёт руку ему на плечо, увлекая в танце, и от этих прикосновений в брюках становится жарко и тесно. Он запускает пальцы в её причёску, впивается губами в тонкую шею, а его ухо обдаёт раскалённый полувздох-полустон. Они исступлённо занимаются сексом за портьерой, она до хрипоты выкрикивает его имя, пока Говард вбивается в неё, глубже и глубже с каждым движением. На них никто не обращал внимания — в богато украшенном зале были слышны вскрики, стоны, страстные всхлипывания, шлепки обнажённых тел… Все именитые продюсеры и режиссёры, всемирно известные актёры и актрисы, регулярно мелькавшие на обложках журналов, предавались свальному греху, где-то по двое, но чаще по трое и четверо. Картина этой безумной оргии подстегнула возбуждение Говарда, и они с партнёршей кончили одновременно. Она исторгла грудной стон, а затем страстно поцеловала своего любовника. Когда сознание Говарда уносил мутный водоворот, он успел подумать о том, что её губы были странно липкими и горькими на вкус, а затем наступила темнота. Он пришёл в себя, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Кожу внизу живота неприятно стягивало от высохшего семени, и Говард скосил глаза. Его конечности были тщательно притянуты толстыми кожаными ремнями к углам огромного стола. В голову пришла мысль, что это его избранница пожелала продолжения любовных утех в таком своеобразном стиле. Говард позвал её раз, затем другой. Спустя несколько минут он уже отчаянно орал, желая, чтобы пришёл хоть кто-то и отвязал его. Занавес отодвинулся, и в помещение вошли двое слуг. Игнорируя Говарда, сыпавшего мольбами вперемешку с угрозами, они покатили куда-то его ложе. Очень скоро в глаза ударил свет тысячеватных люстр. По лепнине на потолке Говард узнал тот самый зал, где происходила безумная оргия. Его обступила толпа обнажённых людей. Казавшиеся такими красивыми, без одежды и макияжа они представляли собой довольно пугающее зрелище — у многих на груди белели шрамы от силиконовых имплантов, кожа на животах и бёдрах неестественно лоснилась от многочисленных операций по подтяжке и была испещрена следами от уколов. Тела некоторых настолько густо покрывали шрамы, что они напоминали о чудовище Франкенштейна. В первом ряду он увидел ту самую кинозвезду, которая ещё недавно страстно обнимала его бёдрами. Она вышла вперёд и с улыбкой на непропорционально полных губах провела пальцами по его животу. — Очнулся, малыш? — проворковала она. — Мы уже заждались. — Детка, может, развяжешь меня? — Говард собрал в кулак все остатки уверенности в себе, которых у него, распятого голым посреди сотен пристально глазеющих людей, оказалось не так уж и много. — Мы с тобой классно провели время, а все остальные, я уверен, вдоволь посмеялись над провинциальным лопухом… — Не так быстро, дорогой. Ты у нас сегодня главный гость. Гвоздь программы, — женщина облизала губы, а в её глазах светились похоть и… голод? — Пошутили и хватит, — голос Говарда дрогнул. — Ну же, отпустите меня. — Ах, мой милый, милый Говард, — из толпы выступил лысеющий старик с одутловатым от инъекций ботокса лицом, в котором Говард признал одного из ведущих кинокритиков страны. — Боюсь, уже слишком поздно. — Я никому не расскажу о том, что здесь происходит, клянусь! Я уже всё забыл, ничего не видел, и вообще, меня здесь не было, — с мольбой в голосе зачастил Говард, но старик почти нежно положил ладонь ему на губы. — Видишь ли, даже если бы ты и рассказал о нас кому-то, тебе бы никто не поверил. Кто ты и кто мы, сравни. Ты — лишь крошечный червячок, ползущий по телу земли. Никто тебя не знает, никому ты не нужен, и полиция будет заниматься твоим исчезновением не больше, чем смертью бездомного бродяги. Такие, как ты, всегда служили ресурсом для нас, расходным материалом. Ваше семя и ваша плоть были залогом нашего успеха, нашего господства. В своей слепоте вы мнили нас пастырями, но мы были волками. Впрочем, утешься, мой мальчик, ведь тебе уготована великая честь, — голос старика экстатически задрожал. — Ты станешь нашей жертвой Вечно Жрущему Во Тьме, Великому Бугг-Шашу!!! Словно откликаясь на его последние слова, фривольные барельефы на потолке задрожали и осыпались белой пылью, а из-под них полезли, извиваясь, тысячи липких щупалец, усеянных слюнявыми ртами, которые постоянно причмокивали и посвистывали. Обнажённые люди в толпе торжествующе взвыли, и их крик полностью заглушил исторгнутый Говардом вопль ужаса. — Прими же нашу жертву, о Древний! — взвизгнул старик и впился нечеловечески сильными пальцами в живот беспомощного Говарда, вырывая кусок кровоточащего мяса. — Мы смиренные рабы Твои, Бугг-Шаш! Дай же нам, ничтожным, крупицу могущества Твоего, вложи силу в персты наши и наши чресла! А ты гордись своим финалом, смертный, ибо не каждый из твоего племени удостаивается такой участи! Щупальца, спустившиеся из-под потолка, вырвали из рук старика кусок мяса и зачавкали им, разбрызгивая повсюду кровь и зловонную слюну. Словно дождавшись сигнала, толпа набросилась на обнажённого Говарда. Чья-то рука с длинными ногтями впилась в его мошонку, кто-то принялся обгладывать пальцы рук, острая боль пронзила лодыжку… Не прекращая кричать, Говард смотрел, как его заживо пожирает беснующаяся толпа, и когда один из безумцев вырвал ему глаза, это было даже по-своему милосердно.