В свете фонаря

За окном валит снег, разрезая жёлтый свет фонаря на неровные лоскуты, золотистыми обрезками падающие на пол, постель и сидящую на ней Наоми. Сам Джунъичиро, как всегда остаётся в тени, за снежной завесой. Вечный наблюдатель. — Братик, — зовёт Наоми и осторожно убирает волосы за ухо. Тёмная прядь скользит по искрящейся коже, гипнотизирует своим цветовым контрастом. Будто это сама ночь разделяет и ласкает тело. — Не надо стесняться, — шепчет Наоми, проводя рукой по собственной шее, опуская её ниже, обрисовывая пальцами контуры ярко выступающих ключиц. Джунъичиро сглатывает, шум отдаётся в ушах морскими волнами. Наоми негромко смеётся и чуть выгибает спину, подставляя обнажённую грудь свету. Выглядит это одновременно возбуждающе и трогательно — напряжённые, розовые соски, из-за освещения похожие по цвету на лепестки камелии, пара маленьких родинок (одна сверху на левой груди, другая — под правой), напоминающих шоколадные пятна, изящная форма и ластящаяся светотень. Наоми сейчас выглядит как нечто большее, чем человек, чем женщина, даже чем божество. Наоми выглядит как его сестра. — Я буду осторожна, — обещает она, выпрямляясь обратно и смотря на Джунъичиро непривычно мягко для просьбы. Тот лишь облизывает пересохшие губы и качает головой. — Тебе же хочется, — недоумевающе продолжает она, проводя рукой по явно выпирающему из трусов бугорку. Джунъичиро резко, с присвистом, втягивает воздух. — Я сам, — наконец выдыхает он и чуть сдвигается к спинке кровати. Наоми понятливо приподнимается, позволяя ему принять более удобную позу, и устраивается у Джунъичиро между ног, касаясь обнажённого бедра тремя быстрыми поцелуями, похожими на дуновение тёплого ветерка. Трётся головой, как кошка — волосы колюче щекочутся, заставляя мурашки табуном бежать по спине, — и замирает, впериваясь в Джунъичиро внимательным взглядом. Сердце стучит в горле, посылая по телу горячие волны. Джунъичиро чувствует себя будто под софитами. Он зажмуривается и стягивает бельё. Вставший член бьётся о живот. Наоми еле слышно фыркает, опаляет своим дыханием. Джунъичиро ласкает себя, не открывая глаз, полностью отдаваясь ощущениям родного тепла и их странной близости, чувствуя Наоми всем собой. Смазка тихо хлюпает, и он чувствует, как кровь приливает к щекам. Происходящее кажется захватывающе порочным и неправильным. Бедро слегка покалывает несуществующими иголочками от лежащей на них тяжести, и Джунъичиро открывает глаза, чтобы взглянуть в чём дело. Наоми спит. Веки легко дрожат, ресницы отбрасывают размытую тень, а размеренное дыхание успокаивает подобно колыбельной. Джунъичиро тихо выдыхает, убирая руку. Нереализованное возбуждение перемигивается внутри будто искры на снегу и постепенно затухает, погребённое молчаливым восхищением. Наоми бормочет во сне что-то отдалённо напоминающее «Братик», задевая губами обострённо чувствительную кожу. Джунъичиро любуется её совершенством.