Можно

      Акихико спрашивает разрешения на все: на касание, объятие, поцелуй. Харуки это раздражает в той же степени, в какой умиляет. Его можно понять — Кадзи гложет чувство вины, но они встречаются уже не первую неделю, и Харуки подустал говорить «можно».       На что Акихико ни разу не спрашивал разрешения, так это на секс — потому что даже не делал никаких поползновений в сторону возлюбленного. Они ведь даже спят вместе, когда Кадзи остается на пиво после репетиций и собраний группы, но единственное, что Харуки успел ощутить, это чужая рука под футболкой, нагло заползшая туда во время сна, и сонное мычание на ухо. Это бесит еще больше, поэтому, когда в следующий раз Кадзи спрашивает, можно ли его поцеловать, вместо ответа Харуки целует его сам, горячо и напористо, глубоко, не давая возможности отстраниться. Акихико на секунду удивленно замирает, но почти сразу обнимает возлюбленного за талию, перетягивая к себе на колени. Харуки этого мало, и он перемещает чужие ладони себе на ягодицы, заставляя Кадзи заинтересованно хмыкнуть. Акихико больше не медлит — подхватывает Харуки под бедра и несет в сторону спальни. Тот, разорвав поцелуй, тяжело дыша, шепчет: «Наконец-то» и стаскивает с Кадзи футболку. Тот бережно кладет свою ношу на футон и опускается следом, устраиваясь между разведенных ног.       У обоих всплывают непрошенные воспоминания: Акихико хмурится, застывая как каменный голем, Накаяма мотает головой, прогоняя дурацкие мысли. Кадзи скользит рукой под свитер Харуки и наклоняется, чтобы поцеловать живот, тот вздрагивает, ощущая холодок сережки в губе и опускает руку, чтобы зарыться в короткие светлые волосы. Другой он закрывает глаза. Акихико тянет свитер вверх и снова спрашивает:       — Можно?       — Хватит спрашивать, придурок, — не выдерживает Накаяма, — тебе все можно! Снимай уже давай.       Акихико слушается. На секунду ему кажется, что Хару под ним такой хрупкий. Такой красивый, такой особенный, и Акихико понимает, что не может с ним как с другими, ни как с женщинами на одну ночь, ни как с Угэцу. Он не умеет иначе, но будет стараться — ради Харуки. Его Харуки.       Кадзи не спрашивает, где у него смазка и презервативы — сам тянется к тумбочке, где на прошлой неделе случайно их обнаружил, когда Харуки попросил принести ему заколку. Обе упаковки открыты, но не использованы, и Акихико про себя ухмыляется, щелкая крышкой тюбика. Харуки помогает снять с себя пижамные штаны вместе с бельем и укладывается удобнее. Колени почему-то сами собой сводятся, а на щеках предательский румянец. Он спешит прикрыть лицо, мысленно ругая себя: «Харуки, тебе сколько лет вообще, чего как в первый раз?»       «Но ведь с ним правда в первый, » — тут же вторит подсознание, заставляя краснеть еще сильнее. Тем временем большие ладони Акихико ложатся ему на колени, и Харуки дергается, но позволяет развести их в стороны. Холодные влажные пальцы медленно начинают растяжку. Внутри все сжимается от неприятных ощущений — слишком давно у него никого не было, и виновник этого сейчас сосредоточенно наглаживает его бедро.       Вскоре Харуки расслабляется и даже начинает нетерпеливо ерзать. Акихико, увлеченный выцеловыванием его лодыжки, не сразу это замечает, за что получает пяткой в бок.       Избавившись от джинсов, Кадзи зубами разрывает маленький серебристый пакетик и раскатывает пальцами презерватив. Харуки просит его наклониться и обхватывает за шею. Медленное, чуткое движение выбивает воздух из легких.       — Все хорошо? — Акихико осторожничает. На этот раз Харуки ему благодарен.       — Да. — Накаяма кивает, проводя рукой по торчащим ежиком волосам.       — Точно?       — Точно. Ты не веришь мне?       — Прости. Верю, конечно, — Акихико берет его за руку и подносит к губам. Целует запястье, ладонь, пальцы — все вместе и каждый по отдельности, потом переворачивает руку и целует костяшки, возвращается к запястью и снова переворачивает, чтобы щекой прижаться к ладони. Харуки внимательно наблюдает, и у него сердце щемит от нежности, того и гляди разорвется. Он поглаживает Аки по щеке, будто огромного кота и тот едва не урчит. Харуки успокаивается и делает кивок, означающий что можно продолжить.       Ему не больно, не неприятно, ему жарко — жилистое тело Акихико прижимает его к футону, а неспешные толчки посылают волны дрожи по телу. Кадзи пробует разные углы до тех пор, пока не находит единственно верный — с губ Харуки срывается удивленный вскрик, и он вцепляется в плечи партнера, короткими ногтями оставляя красные полосы.       — Аки, — голос Накаямы хриплый, в уголках глаз собираются слезы.       — Все хорошо, — не спрашивает, утверждает. Гладит по щеке, большим пальцем стирая потекшую по коже влагу.       Кадзи целует жадно, покусывает и оттягивает нижнюю губу, ускоряя темп. Харуки хорошо. Так хорошо, что сознание будто уплывает от него, он не видит и не слышит, но отчетливо чувствует Акихико и разливающееся по телу удовольствие. Он шарит рукой, пытаясь поймать руку Кадзи, и, когда ему удается, переплетает их пальцы, сжимая чужую ладонь крепче, чем обычно сжимает гитарный гриф. Сердце гулко стучит в груди, вторя чужим движениям, рвется наружу, навстречу прикасающимся к коже над ним губам.       — Хару, — доносится откуда-то сверху знакомый голос, чуть хрипловатый, рычащий, — Хару…       Накаяма выгибается от удовольствия, чувствуя как горячее дыхание опаляет его ухо, щекотит и возбуждает еще сильнее, как влажный язык скользит по раковине, а затем острые зубы царапают нежную кожу, прикусывая сперва мочку, плавно перемещаясь на шею. Место укуса горит, но от этого только приятнее. Харуки загнанно дышит, свободной рукой вцепляясь в уехавшую из-под головы подушку. Еще немного, еще чуть-чуть…       Делая очередной толчок, Акихико чувствует как сжимается горячее нутро Харуки, слышит до головокружения возбуждающий стон, и сам кончает, зубами вцепившись в чужое плечо.

***

      — Прости за это, — Акихико целует отчетливый след от укуса, красным цветком распустившийся на бледном плече. — Больно?       — Не очень, — морщится Харуки. Конечно же, больно! Но ему нравится. — Не бери в голову.       Накаяма поднимается с футона и накидывает рубашку Акихико, застегивая ее всего на пару пуговиц. Не то чтобы Харуки был сильно ниже или уже в плечах, но рубашка оказывается ему велика.       — Ты куда? — Акихико садится, провожая взглядом еле прикрытые белой тканью бедра.       — Курить. Не вставай, — машет Харуки, удаляясь с пачкой сигарет.       Кадзи встает. Он не берет свои сигареты, но выходит на балкон следом. Харуки выдыхает дым и улыбается — так сладко, что нестерпимо хочется снова его поцеловать.       Не хватило. Никогда не хватит.       Вместо этого Акихико берет у него сигарету, затягивается, тут же едва касаясь губами губ Харуки, и выдыхает. Сигаретный дым рассеивается в воздухе, оставляя на языке горький привкус.       — Можно?       Сережка в губе, остывшая из-за ночного воздуха, приятно холодит пылающие от поцелуев губы.