Накануне битвы при Маргенде

По лицу Угря никогда нельзя было сказать, о чем он думает. Вот и сейчас спокойный и невозмутимый, воин ехал рядом, задумчиво глядя куда-то вдаль. Я немного приотстал, чтобы иметь возможность рассматривать его профиль, не опасаясь быть уличенным в наглом шпионаже. Я никогда не пытался лезть в потемки загадочной души гарракца, прекрасно понимая, что там непрошенным гостям не рады. Именно поэтому я ценил каждую крупицу информации, о молчаливом и гордом Диком, которые удавалось высмотреть-выгадать самостоятельно, или которыми щедро, по меркам неразговорчивого Угря, делился со мной он сам. Я никогда не настаивал. Во многом, именно молчаливая поддержка одного из моих попутчиков здорово помогала по пути в Храд Спайн, а редкие советы были действительно ценны, ведь Угорь не разорялся по пустякам, к тому же обладал незаурядным умом, немалым жизненным и воинским опытом, что делало его незаменимым в качестве советчика. Подчеркнуто вежливый, он умел держать всех в отдалении, ясно давая понять, где находится черта, отделяющая приятельские отношения от более близкого общения и столь нелюбимых им задушевных разговоров. Но даже у того, чье умение держать все в себе доведено до совершенства, рано или поздно наступает предел. Предел Угря наступил в нашем путешествии по гостеприимным владениям одного из прислужников Хозяина, который приютил нас в своей тюрьме. Стоит прислушаться и вспомнить, как сухой и ровный голос гарракца, рассказывающего мне о своем прошлом и причине, которая привела его в ряды Диких, раздается у меня в голове. Я был удивлен. Несмотря на то, что я всегда подозревал, что в его жилах течет дворянская кровь, я все же не думал, что все настолько серьезно. Я особо не обольщался насчет такого внезапного откровения. Оно мне, безусловно, льстило, но будь на моем месте кто-либо еще из нашего отряда, и находись они также как и мы в шаге от путешествия в свет, с просьбой в случае его смерти передать «брата» и «сестру» его младшему брату, отвезя их в Гаррак, озадачили бы уже его. А может и нет. В любом случае думать об этом бессмысленно, все-равно никогда не узнаю. И никогда не спрошу. Как бы то ни было, заключение и сокрытое нами предательство Горлопана, о котором по сей день так никто и не узнал, сблизило нас. С тех пор мы держались ближе к друг другу, нас объединяла тайна. - Не спи, Гаррет! – невесть откуда выкатившаяся Кли-Кли вырвала меня из череды неспешных, и будто ленивых, мыслей. – Подъезжаем! Маленькая деревушка, в которой нам довелось пережидать ночь перед прибытием в Маргенд, была ничем не примечательна. Ее не коснулась война, и местные жители радостно приветствовали воинов, собирающихся наутро в путь. Стоило нам спешиться и немного обосноваться в любезно выделенном нам стараниями Эграссы доме, как члены нашего отряда спешно засобирались на праздник, устраиваемый по случаю нашего прибытия. - Айда с нами – Халлас хлопнул меня по плечу. Они с Фонарщиком нынче были известными личностями и всеобщими любимцами. Сравниться с ними могла лишь вездесущая Кли-Кли, шуточками которой солдаты уже сполна успели насладиться во время нашего недолгого путешествия. - Что-то не хочется – даже не задумываясь, отказался я – Повеселитесь там от души. Мне и вправду не хотелось праздновать. Меня смущала вся ситуация с Рогом, серым и сказанными им словами о равновесии, которое я грозил порушить, вынося Рог Радуги из-под сводов Костяных дворцов. Да и идти куда-либо было лень. - Все веселье пропустишь – проворчал гном – Нам в последнее время не так то часто приходилось праздновать, сожри меня Х'сан'Кор! - Отстань от человека, Халлас – Фонарщик спешно натягивал теплый плащ – пошли лучше, нас уже ждут. Под окнами и вправду собралась небольшая толпа нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу воинов, ожидающих своих кумиров. - Ну хоть ты с нами, Угорь?! – гном не оставлял попыток приобщить всех к всеобщему празднеству. Угорь задумался, потом бросил быстрый взгляд на меня, с облегчением развалившегося на стуле и отрицательно покачал головой. Не удивившись, гном с Мумром покинули дом. За дверью тот час же раздались приветственные вопли, постепенно затихающие, пока воины торопились присоединиться к праздновавшим. Благословенная тишина постепенно укутывала одеялом покоя. Невольно я чувствовал, что успокаиваюсь, и мысли перескакивают на гарракца, неторопливо пристраивающего "брата" с "сестрой" в изножье кровати, а затем кошачьим шагом направляющегося ко мне. Дышать стало тяжело. Как всегда. Стоило бы уже к этому привыкнуть. Но всякий раз, когда он подходит ко мне, прямо и выразительно глядя в глаза, я начинаю задыхаться. Скорее всего, дело в том, что нам не часто удается вот так остаться наедине, или в том, что то, что происходит между нами, не приветствуется в большинстве обществ и запретный плод, невероятно маня, дразнит воображение, безмолвно требуя протянуть к нему руки, схватить и уже не отпускать. Никогда. Гарракец подошел вплотную и также молча, протянул руку. Я без раздумий уцепился за протянутую ладонь и воин, не напрягаясь, дергает меня на себя. Секунда, и я уже в надежных, нужных и желанных объятиях. - Ммм – я с превеликим удовольствием потерся носом о шею Дикого, вдыхая его запах. Мне в затылок тихо фыркнули и объятия стали теснее. - Вот раздавишь меня – улыбаясь, вымолвил я, пытаясь вернуть в легкие воздух – и некому будет во время дневных переходов тоскливо сверлить взглядом твой затылок. - Почему же некому? – ухмыльнулся Угорь, отстраняясь и аккуратно проводя по моей щеке ладонью, убирая отросшие, еще со времен Храд Спайна, волосы. Его рука всего на секунду замирает на моих, выбеленных сединой висках – подарку Изначального мира. - К примеру, Халлас сегодня очень даже пристально сверлил меня взглядом. Я думал у меня одежда задымится – Дикий, не отвлекаясь, задумчиво зарыл пальцы мне в волосы и я, зажмурившись от удовольствия, подчинялся движениям сильных и настойчивых пальцев, поглаживающих чувствительную кожу головы. - Так как я, не сможет никто – заверил я гарракца, и медленно приблизившись, мягко накрыл его губы своими. Можно было подождать, но зачем? Узкие губы Угря были жесткими и сухими. Поначалу. В первый раз, во время ночного дежурства, которое выпало нам двоим по пути в Приграничное королевство, мне казалось, что они никогда не поддадутся мне, не откроются, не впустят. От Угря можно было ожидать многого, но только не нежности. Так я думал. И ошибся. Этот человек был источником той грубой нежности, которая лучше оружия и повадок, выдавала в нем воина. Тогда, в первый раз, мне весьма некстати подумалось, что именно таким должен быть идеальный поцелуй. Почему некстати? Да потому что какие к Х'сан'Кору мысли, когда тебя резко хватают и притягивают к себе, особенно когда ты уже отчаялся и не ожидаешь ничего подобного. Стоит ли говорить, как счастлив я был? Я был счастлив тогда, под сводами прекрасного, словно расшитого нитками жемчуга, звездного неба, в наполненной сверчанием насекомых, шелестом листьев, потрескиванием поленьев в костре и похрапыванием наших спутников, тишине. Я был счастлив незадолго до моего отбытия в Храд Спайн, когда полуживые, уставшие, распрощавшиеся с Мираллиссой, мы отчаянно боролись с подступающей и охватывающей нас безнадежностью. Тогда гарракец долго не желал меня отпускать. Мы знали что скоро, совсем скоро мне предстоит спуск в подземелья и долгий, наполненный безликим и затаенным ужасом, привнесенным темным шаманством огров и злом, ими разбуженным, путь. Тогда я искренне надеялся, что это было не прощание. Похоже, Угорь думал так же, что не мешало нам впрок наслаждаться друг другом, напитывать нежностью. В ту ночь мы так и не отдохнули. Одни Боги знают, каких трудов нам стоило ускользнуть от бдительного ока Фонарщика, несущего первую вахту, а затем и милорда Алистана. Что и говорить, Угорь постарался на славу. В ту ночь нам так и не удалось выспаться, о чем мы не пожалели даже на следующий день, во время безумной гонки по древней и таинственной Заграбе. Я счастлив сейчас. Угорь сдается первым. Уже исцелованные, обласканные мной губы приоткрываются, и я тут же углубляю поцелуй. Сейчас кажется что мы стали еще ближе. Сдержать довольный полувздох не получается, да я и не стремлюсь. Угрю всегда нравилась моя несдержанность и реакция на его прикосновения. Вот и сейчас я чувствую, что он улыбается. Руки, до сих пор стискивающие мои плечи разжимаются и медленно спускаются на талию, прижимая меня к себе. Дикий всегда шутливо укорял меня за то, что он, дескать, может обхватить меня пальцами одной руки, что и пытался продемонстрировать. Видели бы члены нашего отряда, с каким сумасшедшим, отчаянным весельем гарракец наблюдает за смеющимся и отчаянно пытающимся высвободится из стальных объятий и избежать щекотки, Гарретом. Горячие руки неспешно опускаются ниже и забираются под рубаху, в которой я остался, устроившись в теплом доме. Дикий неспешно и аккуратно гладит меня по спине, разминает напряженные, под его прикосновениями, мышцы. Я расслабляюсь и чуть выгибаюсь ему навстречу. Моя податливость по душе воину. Его руки уверенно тянут мою одежку вверх и сбрасывают на пол. Ворох мурашек еще не успел пробежать по моему телу, как теплые губы, оторвавшись от моих, устремляются к шее. Поначалу он всегда нетороплив, не позволяя мне ускорить ход событий. Да я и не стремлюсь. Мы наслаждаемся, неспешно пробуя друг друга на вкус, каждый раз узнавая заново, воскрешая воспоминания. Безумная горячка будет потом. А сейчас он осторожно проводит губами по моей шее, поднимается к уху и втягивает в рот мочку, заставляя табуны мурашек строем маршировать по моему телу и жмуриться от удовольствия. Я, отчаянно желая почувствовать прикосновение горячего тела, устремляю руки под его одежду, проскальзывая по животу к груди. Он безропотно позволяет освободить его от мешающих сейчас тряпок, и я с облегченным вздохом прижимаюсь к нему, с нажимом проводя руками по спине гарракца и целую чувствительное место под ухом, чувствуя, как вздрагивает в ответ Дикий. Угорь, в свою очередь, обхватив меня за талию, немного отстраняется и, игнорируя мое недовольное сопение, прокладывает дорожку из требовательных поцелуев к моим плечам, ключицам, а затем обхватывает сосок, слегка втягивая его в рот, перекатывая на языке и дразня языком. Один, другой. Его руки ни на секунду не останавливаются, прикасаясь и поглаживая то тут, то там, вырывая из меня удовлетворенные вздохи. Вскоре я понимаю, что мои руки, в свою очередь, жили своей жизнью, исследуя каждый сантиметр тела гарракца, спускаясь к пояснице, прослеживая границу между оголенным торсом и все еще оставшимся на Диком предмете одежды. Там находится еще одна точка, прикосновение к которой заставляет Угря немного прогнуться и поторопиться. Что-что, а память у меня отличная. - Я скучал – тихий шепот заставляет сердце вновь пуститься вскачь. Наградив меня напоследок наполовину укусом, наполовину поцелуем, который вряд ли оставит на моей шее синяк, гарракец стремительно развернул меня к себе спиной и, обхватив за талию, прижался, шумно выдохнув, не сумев, да и не пожелав умолчать о том, как ему этого не хватало. Даа, до чего же хорошо! Я коварно потерся о его бедра, безмолвно прося не мешкать. И он не мешкает, в мгновение ока освобождая меня от штанов. Когда он прижимается ко мне в очередной раз, я чувствую, что он тоже успел раздеться. После прикосновения к ягодицам чужой плоти, остатки мыслей улетучиваются в никуда. Да и к Неназываемому их! Рог Радуги, равновесие, мое предполагаемое бессмертие, зажатые в Маргендской подкове орки, ждущий нас в Авендуме король вместе с Советом магов, все это осталось где-то за пределами мира, в котором есть только разминающие меня пальцы Угря, его тяжелое, прерывистое дыхание и размеренные, поначалу, движения, которые вскоре становятся все более резкими. Пальцы стальными тисками сжимаются на моих бедрах. Я вцепился в стол, еще больше прогнувшись ему навстречу. Ближе! Глубже! Быстрее! Сейчас можно не скрываясь стонать в голос, призывая в свидетели своего счастья всех богов Сиалы. Ускоряющиеся толчки, движение грубой, привыкшей к мечу, а оттого мозолистой и жесткой руки на члене, горячее дыхание, опаляющее чувствительную шею, заставляют забыть обо всем, кроме пузырьков удовольствия, с каждым резким движением вскипающих в моей крови. Их становится все больше и больше, пока они не превращаются в стремительный поток чистого удовольствия, возвышающего, взрывающего и растворяющего в себе. Мне кажется, я падаю, и меня заботливо подхватывают руки Дикого, слегка подрагивающие, но прижимающие к себе крепко и спокойно, поглаживая по груди и животу. Не желая избавляться от блаженной истомы, я выкрутился из рук гарракца, и застонав, устроился прямо на столе, обхватывая Угря ногами и прижимая к себе. - Хорошая позиция – засмеялся он – Надо опробовать. - У меня в голове за время нашего пути созрела парочка стоящих идей – я заговорщицки подмигиваю улыбающемуся Угрю. Он в свою очередь еще сильнее рассмеялся. - Ты чего? – я уселся на стол и прижавшись к груди гарракца, шутливо кусаю того за ребро, за что получаю легкий тычок. В завязавшейся перебранке верх одерживает Угорь, кто бы сомневался, надежно зафиксировав мои руки за спиной и в отместку покусывая мою шею, рискуя оставить следы. - Да я просто представил лицо Халласа, если тот узнает что происходило на этом самом столе, за которым он столь аппетитно уплетал преподнесенную жителями деревни еду. Я не сдержал смеха. - Да уж, не избежать нам тогда хваленой гномьей секиры – ухмыльнулся я, представив отплевывающегося и побагровевшего от праведного возмущения, да и чего греха таить, ужаса, лицо гнома. - Значит надо ловить момент – тоном проповедующего жреца изрек Угорь. - Угу, давай же еще раз оскверним этот несчастный стол, запятнав свою честь недостойными свершениями – захохотал я, извиваясь в объятиях гарракца и подставляя тело под поцелуи. - Есть у меня одна идейка.. И мы осквернили. Многим позже я, подбирая с пола и натягивая на себя одежду, безотрывно смотрел на Дикого. Я ловил момент и старался впитать и запомнить его таким. Улыбающимся, умиротворенным. Счастливым. Скорее всего, нам не скоро представиться возможность снова остаться наедине. Предстоит долгая дорога в Авендум, где маги будут разбираться с Рогом и распоясавшимся Неназываемым. А потом.. Кто знает, что будет потом. Я не спрашивал. И не собирался. Мне нравился этот человек. Со всеми его тайнами, невозмутимостью, молчаливостью и тяжелой участью изгоя, который больше никогда не сможет преступить границы королевства, в котором вырос. Я сжал плечо Угря и вышел на улицу. Поежился и вдохнул свежий, морозный воздух. Я никогда не стремился обзаводиться друзьями или любимой женщиной. Да и какая женщина выдержит жизнь, которой живет Мастер вор? Все, кого я люблю, неизменно становятся прекрасной мишенью для давления на небезызвестного Гаррета. Подвергать кого-либо такой опасности я не собирался. Кто бы сказал мне еще несколько месяцев назад, что у угрюмого и нелюдимого вора появятся верные друзья и, подумать только, любовник, тому бы я не задумываясь, рассмеялся в лицо. Но Судьба та еще затейница. Наверняка Сагот, если ему, конечно, есть дело до ползающих по земле низменных тварей, потешается надо мной. Я криво улыбнулся. Да уж, вляпался так вляпался. Влюбился? Это еще бабка надвое сказала. Но отпускать этого человека от себя я не собираюсь. Так просто от меня ему не избавиться. - Пахнет первым снегом – он, как всегда бесшумно, подошел сзади и, положив подбородок на мой затылок, заключил в теплые объятия. - Да, прохладно – сказал я и затих. Молча мы стояли и вдыхали свежий, морозный воздух, предвестник наступающих холодов и прислушивались к звукам разгулявшегося где-то невдалеке веселья.