Коачелла

Слэш
NC-17
Завершён
97
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
12 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
97 Нравится 11 Отзывы 17 В сборник Скачать

***

Настройки текста
      То, что что-то не так, Итан начинает понимать где-то минуте на десятой от выступления. Дамиано совсем уж по-дурному носится по сцене туда-сюда, без цели и плана, орёт совершенно мимо нот и крутится как волчок. Ремешок на розоватом халате с кучей оборок быстро ослаб, и полы одежды теперь взметались вокруг Дамиано при каждом его движение, хлестая по лодыжкам и икрам. Под тонкой тканью заигрывающее мелькали чёрные кожаные ремешки портупеи и высокие сапоги, и Итан, если честно, только благодаря огромной выдержке не содрал этот самый халат с Дамиано ещё до концерта. Теперь при виде того, как быстро халат мокнет и липнет к спине Дамиано, у Итана закрадывается нехорошее подозрение в голову. Вокруг несомненно жарко, собственные волосы тяжелеют и начинают липнуть к коже, по спине под одежей катится пот, но Дамиано явно чересчур жарко, он уже весь красный, а они даже половину концерта не отыграли. Итан вперивается вопрошающим взглядом в Томаса, пару раз морщится, слыша как ужасно Дамиано фальшивит, и наконец сигнал пробивается сквозь пшеничные космы гитариста. Им с Томасом хватает пары кинутых через плечо взглядов, чтобы понять друг друга. Томас, талантливый сукин сын, умудряется пожать плечами в ответ на немой вопрос «какого черта опять стряслось с нашим солистом» не переставая выводить рифф на гитаре. Итан морщит нос и слишком резко ударяет по барабанам, так, что стойка под ним начинает трястись. До Вик Итан взглядом достучаться и не пытается — она уже явно дошла до того состояния, когда слова-то не осознаёшь, реагируя на какие-то не то запахи, не то движения тела, не то на что-то ещё. Итан не мог до конца объяснить, как они работали во время концертов и понимали друг друга — это было сложнее и глубже, чем просто слова и взгляды.       Но вот только сейчас эта стройная система давала сбой. Дамиано все больше не пел, а почти зачитывал или переходил на сиплый ор, чем сам доволен не был, но выправиться никак не мог. Вик тоже периодами промахивалась мимо нот, и в целом происходило что-то очень странное. Итан уже сбился со счёта сколько раз Дамиано успел бухнуться на колени и поползать по сцене, задирая задницу повыше и пошире разводя колени. Тонкие просвечивающие трусы не оставляли большого пространства для воображения, и Итан видел почти всё. Спасибо огромному количеству репетиций, это не отвлекало его от игры — он мог бы продолжить играть не сбиваясь, даже если бы эти самые трусы Дамиано на себе порвал. Руки уже давно работали почти что отдельно от головы, пока мозг лихорадочно соображал что ему делать с, кажется, начавшим течь прямо во время концерта Дамиано. И чем больше Дамиано ползал по сцене и делал такие движения, будто скакал на воображаемом члене, тем сильнее Итан убеждался в верности своей теории.       Когда сквозь запах пота, нагретой кожи костюмов, горячего пластика, через смесь парфюмов и естественных запахов толпы пробиваются знакомые до боли яркие нотки жгучего перца — Итан почти вскакивает за своей установкой, чтобы запулить в Дамиано палочками. Желательно прямо по заду, снова призывно поднятому, пока Дамиано почти лежит на сцене, хрипло крича в микрофон, потому что эта задница, присоединённая к удивительно тупой башке, очевидно, течёт. Итан вот сейчас очень не рад оказаться правым. Становится понятно почему и Вик ведёт тоже — её тянет вслед за Дамиано в пучину гормонального полубезумия, когда в голове горячий туман и никаких человеческих мыслей. А учитывая, что это всё накладывается на концерт и ужасную тугую жару, становится не удивительно, что Дамиано делает всё что угодно, кроме того чтобы нормально петь, даже на согруппников не реагирует, мечась по сцене совершенно бесцельно, а Вик то и дело мажет мимо струн.       Концерт они заканчивают только каким-то чудом. Под конец Дамиано совсем теряется, забывает слова, между песнями говорит порой не впопад, блестит безумными глазами. Сам Итан доигрывает только потому что может играть эти песни даже во сне. В голове же у него желание посильнее вдарить Дамиано мешается с желанием взять его прямо здесь, на сцене, содрать трусы и сильнее прогнуть в пояснице, вогнать член до конца и прикусить за шею. Итан запихивает оба желания поглубже и вцепляется в барабанные палочки до треска дерева. Острый сухой запах стал таким крепким, что перебивает уже все остальные, мешается с островатым запахом пота, щекочет нос и скребёт в горле, привычно и спустя столько времени уже приятно. В животе неумолимо теплеет, и Итан чувствует, как и сам начинает дуреть, почти рычит и страшно зыркает в толпу поверх барабанов, стараясь лишний раз не смотреть на старательно вертящего задницей Дамиано, который, конечно же, делает это прямо перед его установкой.       Под конец Дамиано натягивает выкинутый ранее халат обратно, потому что страшно взмок — да и наверняка чувствует, что безобразие в собственных трусах стоит хоть чуть-чуть прикрыть — и теперь его видимо ещё и потихоньку начинает колотить. Со сцены Дамиано почти убегает, Томас, идущий прямо за ним, успевает обеспокоенно метнуться взглядом между ним и Итаном, ещё и придерживает одной рукой Вик за поясницу, пока та настойчиво трёт нос, будто очень хочет чихнуть и пытается отлепить мокрые волосы от спины. Итан, как ошпаренный выскакивает из-за барабанов, выдавливает улыбку толпе, не глядя выкидывает палочки и широким шагом устремляется вслед за ними, надеясь поскорее нагнать Дамиано. Он мог бы и не видеть его, найти по одному запаху, потому что такое мало с кем можно было спутать — пара щепоток красного перца, смешанных с пригоршней опилок и в равных частях с горячей пылью и пеплом. В их первые годы знакомства и игры в одной группе Итан честно думал, что задохнётся от все забивающего запах этого человека. А потом нет, притёрлись друг к другу, а дальше всё завертелось в такую безумную карусель, что теперь ничто не было для Итана приятнее и ближе этого раздражающего все рецепторы запаха.       Но сейчас поверх любого наслаждения и желания красной пеленой пульсирует раздражение, граничащие с реальной злобой. Итан, размашисто шагая по тёмным коридорам и почти с остервенением стягивая с себя аппаратуру, впихивая её в руки персоналу, чувствовал, что начинает скрипеть зубами. Он ведёт носом, прищуривается, рыская подслеповатым взглядом по мельтешащей вокруг толпе людей, отодвигая тех, кто попадался на пути, кажется, даже тихо рычит на них. То, что Дамиано скрывался от него, подстёгивало что-то древнее и животное, пробуждая желание догнать, поймать, вцепится зубами в загривок и держать, заявляя свои права. И Итан, обычно держащий примитивные позывы в узде, сейчас явно поддавался им, потому что кровь кипела после концерта и к естественной реакций на запах примешивалась злость.       Итан наконец замечает кончик помятого халата, скрывающегося за углом, и шагает шире, быстрее, словно готовится кинуться и повалить прямо в коридоре, будто добычу. Он догоняет Дамиано в пару почти что прыжков и резко перехватывает его за талию. Рука зарывается под расстёгнутый халат, ложится прямо на горячую мокрую кожу живота, пальцы лезут под ремешки, и Дамиано ощутимо вздрагивает, хватая ртом воздух. Итан не церемонится, не теряет времени, пока одуревший Дамиано покорно замирает под его рукой, плотно зажатый между стеной коридора и грудью Итана — халат промок насквозь и наверняка мерзко лип к перегретой коже — мелко подрагивая мышцами, но никуда не врываясь, только льня наоборот ближе. Итан не церемонится, второй рукой задирает ему халат на заднице, задевает пальцами поясницу — Дамиано тут же выгибается сильнее, подставляясь — и лезет прямо под резинку трусов и кожаный ремешок сбруи. Ягодицы, конечно же, оказываются мокрыми, слишком мокрыми чтобы это был просто пот. Да и вблизи от Дамиано несёт течкой так, что и безносый бы почуял, а уж у Итана и подавно начинает скручивать в животе от возбуждения. Ещё сильнее, чем запах, Дами выдаёт его же тело: то, как он глубже вздыхает, не пытается вовсе вырваться и прижимается ближе, трётся задницей о руку, прогибаясь в пояснице. Недавние желания, что клубились в голове почти весь концерт, опять просыпаются, в голове стремительно пустеет, и Итан тычется носом Дами в мокрые кудри, приоткрытым ртом втягивает яркий запах, от которого зудит в горле, почти урчит и глубже впивается пальцами в чужой живот, скребёт по дрогнувшим мышцам, срывая дрожащий вздох. Вдалеке вдруг раздаётся чей-то голос, и тут Дамиано словно сбрасывает пелену — резко выворачивается из-под руки Итана, отталкивая того, и, как разъярённая фурия, оборачивается к нему. Полы халата опять красиво взмывают вокруг него, словно крылья какой-то сказочной птицы, как и пряди сильнее вьющихся от влаги волос. Несколько из них падают на его перекошенное красное и злое лицо, поверх яростно сверкающих глаз. Сквозь оскаленные зубы рвётся совсем не ласковый рык, клокочущий в напряжённом горле, и у Итана от этого звука тоже немного слетает пелена с глаз, хотя он всё ещё дышит ртом и выглядит будто готовый кинуться на добычу большой кот. — Ты охуел?! Какого чёрта ты творишь?! — Дамиано машет руками, словно какой-то порозовевший лебедь-шипун. — Ты, блять, меня лапаешь в коридоре! То, что у меня течка, не значит, что меня можно взять и трахнуть прямо у всех на виду! — А по-моему ты этого как раз и добивался, — Итан щурится в ответ и сам чувствует, что тоже начинает рычать и заводится. — Лучше скажи мне какого хуя ты творишь! Весь концерт полетел к чертям, потому что ты…       Где-то здесь сильная узкая ладонь больно вцепляется в плечо и утягивает куда-то в сторону. Разъярённый закипающий Итан от неожиданности клацает зубами, затыкаясь на половине предложения, и шагает следом, позволяя заволочь себя в выделенную им гримёрку. Но, как только промаргивается и перестаёт чувствовать жёсткие пальцы у себя на плече, разворачивается к внезапному нарушителю и хочет нарычать и на него, но встречается взглядом с Томасом, тоже мокрым как мышь и слегка раздражённым. Где-то за спиной возмущённо мявкает Дамиано, тоже явно насильно затащенный в гримёрку. — Я, конечно, мало чего понимаю в ваших сложных отношениях, но, мне кажется, орать на весь коридор о том, что у Дамиано течка, и выяснять отношения — не лучшая идея, — Томас быстро защёлкивает дверь и вновь разворачивается к ним, складывая руки на груди и глядя в упор с немым укором.       Итан прикусывает язык, щиплет себя за переносицу, и пытается привести мозги хоть немного в порядок. В голове же туман и красноватая пелена злости на всё сразу, к которым ещё и подмешивается жгучее возбуждение. Маленькая невентилируемая комнатка быстро заполняется густым и тяжёлым запахом, который почти оседает на языке и коже, и это совсем не помогает прочистить голову. Итан начинает дышать мелкими рывками и сосредотачивается на ритме, который отбивает пальцами по ноге. Им нужен план и быстро, потому что Дамиано с каждой минутой будет становиться только хуже. Разбор полётов можно оставить на потом. — У тебя есть с собой таблетки? — Итан, оборачиваясь к Дамиано через плечо, заставляет себя звучать спокойно и рассудительно. Получается даже сносно, главное смотреть на Дамиано только украдкой и не вдыхать слишком сильно.       Дамиано, стоящий около небольшого диванчика, заваленого их одеждой и держащийся за спинку одной рукой так крепко, что белеют костяшки, явно обиженный только что случившейся перепалкой, взведённый и раздражённый, хмурится и чуть ли не дуется, но отрицательно машет головой. Итан, закатывая глаза, готов взвыть сквозь зубы. — Дами, ну какого чёрта, а? — голос даже не злой, а скорее разочарованный, и Итан всё же разворачивается к нему на пятках полностью. — Договаривались же: если у кого-то скоро течка или гон мы хотя бы предупреждаем друг друга, и обязательно берём таблетки. Я надеялся мы прошли то время когда из-за твоего упрямства и самомнения концерты летели в топку! — Да ладно тебе, Итан, — Вик, до этого взглядом прикипевшая к губам Дамиано, фыркает на Итана и пытается отодрать от себя кожаный лифчик (стесняться ей всё равно некого), — нормально мы выступили, в конце концов жара адская была, хорошо что вообще доиграли. — Если ты думаешь, — Итан перекидывает своё внимание на Вик почти с радостью, потому что рычать на Дамиано — хотя он заслужил! — сейчас не сильно хочется, ему и так херово — что к тебе у меня нет претензий, то разочарую. Если что, это наша работа, и, когда выйдет запись, я покажу… — Ах работа значит? — Вик надо мало, чтобы завестись, и атмосфера в комнате стремительно начинает накаляться, того и гляди рванёт. — Может мне стоит тебе напомнить, что официальные соц. сети — тоже работа? Ты когда постил что-нибудь последний раз, на официальном аккаунте? В закрытом-то ты горазд по паре постов в неделю штамповать! — Не переводи стрелки, — Итан начинает снова тихо рычать, когда Вик, маленькая но упёртая, смело шагает ему на встречу и явно начинает напирать. — Это вообще не твоё дело как я веду свои соц. сети, а вот музыка… — Так, так, брейк — Томас, до этого молчавший и суетившийся где-то с боку вдруг влезает прямо между ними, стараясь смотреть на обоих сразу, и руками расталкивает их подальше друг от друга. Вик надменно фыркает, морща нос, и почти вскидывает руку чтобы показать фак, но Томми быстро пресекает новый виток ругани осуждающим взглядом. На Итана он смотрит не менее разочарованно, и Торкио даже чувствует укол вины. — Вы сейчас оба на взводе и готовы припомнить все грехи начиная с первой встречи. И в общем-то мне то что, бодайтесь сколько влезет, но у нас тут вообще-то большая проблемка нарисовалась, которую надо поскорее решить. Так что давайте вы прекратите бессмысленное меряние хуями, реальными и воображаемыми, и займётесь делом, лады?       Томас. Хороший спокойный мальчик, которому срать на запахи и прочую гормональную мясорубку, через которую его согруппники проходят периодами. Он конечно готов пожалеть когда надо, но вот в такие моменты его холодную голову Итан готов почти что расцеловать. — Надо вызвать машину, собраться и побыстрее отсюда свалить, — Итан трёт начинающую гореть от приливающей крови шею. — Я не доживу до отеля, — Дамиано, который уже сидит, потому что стоять не может, одной рукой вцепляется до побелевших пальцев в подлокотник, а другой — давит себе на низ живота, вдруг подаёт неожиданно слабый голос. — Доживёшь, куда ты денешься, — Итан всё ещё чувствует неуютную злость внутри и цедит слова, старясь особо не смотреть на Дамиано. — Сам сдурил — сам и разгребаешь. — Итан, я серьёзно, пожалуйста, — Дамиано хрипит, чуть елозит по сидению задницей, сжимает бёдра и умоляюще сводит брови. — Ты же сам хочешь, Итан, ну пожалуйста… — Нет. Том, будь так добр, помоги ему собраться, — отрезает Итан, в упор смотря на почти скулящего в ответ на это Дами, и выскакивает за дверь, пока голова ещё хоть немного контролирует тело.       За дверью он глубоко вздыхает, пытаясь вымести из лёгких запах острого перца и горящего дерева, потушить закипающую кровь и остудить мозг. По ощущениям он сам весь горит, от груди до паха, где становится уже тесновато в концертных штанах. Он сам не знает, как собирается терпеть до отеля, но трахать Дамиано в гримёрке Коачелы Итан не хочет — учитывая его течку это всё займёт много времени, а они тут далеко не единственные артисты и вообще не дело это, течку проводить чёрт его знает где.       И да, Дамиано — блядь. Даже не блядь, а буквально течная сука. Спустить весь концерт в трубу, потому что упрямый баран — это вроде давно пройденный этап. Но нет, Дамиано опять взялся за старое, при чём ведь никаких причин не было! Ну да, с их жизнью это порой происходит внезапно, но ведь всё равно можно почувствовать всё заранее и закинутся таблетками, да хоть бы и перед самым выходом! А они ведь туеву кучу времени убили на подготовку к этому фесту, и всё коту под хвост. Одному крайне конкретному, течному коту. — Ты ведёшь себя, как упрямый баран, — это первое что говорит Вик, уже худо-бедно переодевшаяся, когда тоже выходит в коридор и прислоняется к стене рядом с Итаном. — Что тебе мешает его трахнуть? Это бы сильно облегчило нам задачу. — Он ведёт себя как безрассудный идиот и должен расплачиваться за свои решения сам, — Итан скашивает на неё глаза, перекрещивая руки на груди. — И не только он. — Всё, всё, не нуди, я уже поняла что тоже проебалась, — Вик цокает и закатывает глаза.       За гипсокартоновой дверью слышится спокойный голос Томаса и злобно-плаксивый, громкий — Дамиано. Когда вслед за рыком и звуками падения чего-то тяжёлого раздаётся приглушённый тихий всхлип, Итан чувствует, как в груди мерзко дёргает. Он может и злится, но всё-таки любит этого идиота слишком сильно… — Ну вы ж перетрахались во всех подсобках Ахоя, Итан, — Вик тоже очевидно это слышала и снова пытается его уговорить и теперь пытается заглянуть в лицо, — и как-то вам ничего не мешало зависать там минут по сорок, а то и больше.       Итан было открывает рот, чтобы слабо возразить Вик, но в этот раз его прерывает вылетевший из-за двери Томас. Даже у него глаза диковатые, пятернёй он зарывается в спутанные пшеничные космы и смотрит на Итана почти обречённо. — Не получится его никуда такого довести, — Томас качает головой и кивает в сторону двери. Итан было открывает рот, но Томми тут же взмахивает рукой. — Нет, Итан даже не пытайся спорить. Он уже чуть ли не на меня полез и его адски шатает и трясёт. Давай, иди, делай что надо. — Томас… — Итан в общем-то почти сдался уже, но так просто отходить от своего решения был непривычен — Не надо мне вот тут этого «Томас», — Томми качает головой. — Я понимаю, что ты злишься, но ты ему сейчас нужен, тем более альтернативы у нас нет. Да и твоё тело уже всё за тебе поняло. Мы же оба понимаем, что это вовсе не телефон у тебя в кармане.       Томас с усмешкой кивает на топорщащуюся ширинку, и Итан почти хочет его в шутку стукнуть. Но понимает, что тот всё же прав, и только кивает Томасу, и, глубоко вздохнув ныряет, в гримёрку.       Заходя, он зажмуривается и поворачивается лицом к двери, прижимаясь лбом к прохладной поверхности, словно собираясь с силами и никак не желая отпускать ручку. Когда он щёлкает замком двери, отсекая себе пути отхода, приходится уже полной грудью вздохнуть полный феромонов воздух. Запах ударяет прямо в низ живота и пах, всё сладко стягивая внутри, поджигает так до конца и не остывшую кровь, и Итану кажется, что толстый ошейник на шее затягивается сильнее. В голове стремительно мутнеет, словно вся кровь устремляется прочь от мозга, в штанах становится ещё уже, кожа будто горит и наверняка краснеет. Когда Итан наконец отворачивается к двери, то понимает что Томас был чертовски прав: шанса просто доехать до отеля у них нет никакого.       Дамиано полулежит на диване, скинув на пол часть вещей, по-блядски широко разведя бёдра, всё так же в измятом распахнутом пеньюаре, полы которого словно растекаются вокруг него, на левой ноге, согнутой в колене и упёртой стопой в самый край дивана, где сетка колгот ещё цела, не хватает сапога. Его блестящее голенище Итан замечает боковым зрением в самом углу, но особо не всматривается, не до этого сейчас. Дамиано, видимо решив взять всё в свои руки, трахает уже хлюпающую дырку двумя пальцами отодвинув тонкие полупрозрачные трусы в сторону. Ему явно мало и неудобно, он тяжело дышит, закусив нижнюю губу, дёргается навстречу движению собственной руки, его ягодицы и бёдра измазаны в смазке и блестят. Халат, складками собравшийся под спиной, и даже диван явно уже запятнаны его смазкой, и ещё долго будет пахнуть им. Итана от такого вида коротит, как будто он первый раз видит Дамиано в течке. Дело не то в позе, не то в контрасте кожаных ремней, плотно впаивающихся в покрасневшую кожу, и розового полупрозрачного пеньюара, но Итан чувствует, как стремительно дуреет и окончательно теряет всё человеческое. Дамиано его даже не замечает, не чует и не слышит, призывно выгибает красную шею, быстрее двигает рукой и тихонько постанывает, проталкивая пальцы до самых костяшек, сжимаясь на каждом движении внутрь.       Итан перестаёт думать, позволяет телу действовать самому, руководствуясь простыми и понятными рефлексами: подойти ближе, схватить покрепче, войти поглубже и брать-брать-брать, пока не утихнет собственный пожар внутри. Он в два широких шага пересекает расстояние между ними, молчаливый и тихий, тянется пальцами к отведённой в сторону коленке, и ровно в этот момент Дамиано его видимо учуивает и распахивает абсолютно мутные и пустые глаза, которые, правда, ярче загораются, когда он видит, кто перед ним. Его собственная рука замирает на середине движения, он шало и радостно скалится Итану, облизывая прокушенную до крови нижнюю губу и что-то уркает горлом ласково-радостное, подкидывая бёдра чуть вверх. Итан даже замирает слегка, не то от неожиданности, не то потому что стремительно тонет в тёмных голодных глазах, и даже не успевает коснуться розовой кожи, как Дамиано, воспользовавшись заминкой, с молниеносной скоростью меняет положение: сползает с дивана, бухаясь на колени, утыкается красным лицом Итану прямо в ширинку, трётся носом и щекой о твёрдый член через штаны. Итан охает и сам сгибается от того, как сильно скручивает желанием, зарывается пятернёй в кудрявые волосы, гладит с нажимом и прижимает ближе, навстречу двигает бёдрами. Дамиано урчит, скребёт ему бёдра ногтями через штанины, оставляя пятна собственной смазки — будто он пытается пометить своим запахом всё, что относится к Итану — а потом почти с мясом выдирает пуговицу на штанах и, лишь наполовину расстегнув ширинку, быстро сдирает с Итана штаны, явно не намереваясь терпеть лишнего промедления. Штаны не поддаются сразу, Дамиано дёргает сильнее, рычит, ширинка визжит, расстёгиваясь, трещат швы — Итан не успевает помочь, даже сунуться рукой, только шипит от того, как на несколько мгновений больно сдавливает член, а потом чувствует, как воздух щекочет голые ягодицы и руки Дамиано, горячие и жадные, теперь скребут напрямую по коже, оставляя красные полосы. Дамиано сверкает на него кротко голодными глазами, трётся снова щекой о член, так, что на коже остаётся длинный мокрый след, а головку щекочут мягкие волосы, и Итан чувствует, как начинает дрожать от желания.       Ровно в этот момент Дамиано заглатывает его почти полностью, широко разевая бесстыжий рот. Итан стонет, запрокидывая голову, обе руки вплетает ему в волосы, закусывает губу, морщится и шипит, когда Дамиано вдруг в лёгкую сжимает зубы на нежной плоти, тут же правда чувствуя, как влажные губы плотно смыкаются вокруг ствола, как руками Дамиано лезет ему между кольцами концертной кофты, трогает вздрагивающий живот. Итан довольно выдыхает носом, прикрывая глаза, под которыми прыгают красноватые звёздочки, двумя руками зарывается Дамиано в волосы, царапает ногтями и прижимает его сильнее, толкаясь глубже, в самую глотку, потому что хорошо в его рту адски, а вогнать ему поглубже Итан хочет уже добрые полчаса. Итан держит его, неосознанно обнажая зубы от удовольствия, пока Дамиано не давится слюной и его членом, не закашливается, дёргаясь и пытаясь отстраниться. Тут-то Итана отпускает, он сам испуганно охает и вытаскивает у Дамиано из глотки член, хоть и с большим сожалением, чувствуя, как в животе противно сжимает. Член обдаёт холодом, головка трётся Дамиано о приоткрытые покрасневшие губы, и по подбородку у того течёт слюна, заставляя кожу блестеть, он хрипло пытается отдышаться, алея щеками, бегая туда-сюда расфокусированными глазами, и Итану до боли хочется толкнуться обратно и остаться так навечно. Но у них следующий концерт буквально через пару дней, и Дамиано бы поберечь и так иногда подводящее горло.       Итан гладит Дами по щеке ладонью, большим пальцем собирая слюну на гладковыбритом подбородке, задевает припухшую нижнюю губу, видя, как часто и рвано вздымается у того грудь. Итан пихает большой палец Дамиано в рот, и тот радостно и голодно сосёт и его, гладит языком мозолистую подушечку, плотно обхватывая губами, прикрывая глаза, скребёт Итану поясницу, рукой заменяет свой рот у Итана на члене, гладит плотно от основания до головки и покачивает собственным бёдрами, сильнее прогибаясь в спине и разводя колени, явно требуя большего. Он и палец Итана изо рта выпускает довольно быстро, пытается вновь с размаха заглотить качающийся перед глазами член целиком. — Нет, — Итан успевает жёстко вцепиться ему в пряди и остановить у самой головки. — Нельзя.       Составлять более сложные предложения нет смысла — Итан их не способен сейчас составить, слишком спутанно всё в голове, а Дамиано бы и не понял. Словно зверь он сейчас ориентировался на интонацию, на выражение лица, и Итан хорошо знал это состояние, чувствовал, что и сам проваливается в него: буквы разбегались в голове, язык во рту казался слишком большим и неповоротливым, не приспособленным к человеческой речи.       А вот простое жёсткое «нельзя» Дамиано понимает и рычит недовольно, но подчиняется взгляду и жёсткой руке в волосах, хотя в отместку задирает «кольчугу» и цапает больно зубами кожу рядом с тазовой косточкой. Итан дёргается и шипит, смотря на стремительно краснеющее пятно. Но ничего не говорит, знает, что Дамиано вообще любит кусаться и царапаться, оставляя красноречивые следы, а уж сейчас-то и подавно.       От ненужных мыслей быстро отвлекает вернувшийся на член горячий рот. Дамиано в этот раз глубоко не берёт, сосёт головку, лезет адски горячим языком прямо в уретру, давит туда кончиком, чтобы тут же потереть языком под головкой, точно зная, как свести Итана с ума. Итан именно что сходит с ума — рычит и стонет, переступает в спутавших щиколотки штанах нетерпеливо, тягает полужёстко полуласково Дамиано за кудри и закусывает губу, пока Дами продолжает его вылизывать. Он целует и лижет его член, проходится порой по собственным пальцам, сжатым у основания, задевает кожу рядом с самым корнем, мажет языком и по бедру, засасывает в огненную пропасть рта яички, слегка сжимая зубами, и Итан через шум крови ушах слышит свой собственный хриплый стон, рычит и дрожит всё сильнее, пресс сжимается почти что конвульсивно, а пальцы жёстко дёргают за волнистые спутанные пряди. Дамиано тычется носом ему в лобок, в коротко стриженные волосы, и дышит ртом, щекоча сухим горячим дыханием и явно наслаждаясь естественным запахом. Итан никогда не спрашивал, чем он для Дамиано пах, но того всегда пёрло от этого, как кота от валерьянки. Это было, в общем-то, взаимно.       Когда Дамиано в черте какой раз обнимает губами головку, пуская по члену слюну, Итан не выдерживает. В голове кровавый туман, и из горла не переставая рвётся тихий рык, в носу клубится будоражащий тяжёлый запах течки и возбуждения, и ему хочется уже согнуть Дамиано так, чтобы пятки касались головы, и ворваться во влажный жар. Поэтому он оттаскивает Дамиано от своего члена, который тот может лизать чуть ли не часами, чуть отпихивает его в сторону, лихорадочно и быстро скидывает обувь и мешающие штаны, а потом хватает Давида за ремни и поднимает на ноги. Сделать это сложно, Дамиано не держат ноги, он тяжёлый и мягкий, как желе, и Итан перехватывает его ещё и за талию, чтобы потом пихнуть на диван. Силу он не рассчитывает, и Дамиано со всей дури стукается спиной о спинку, так, что у него слегка выбивает дыхание — и тут же скулит и сползает чуть ниже, разводя ноги. Запах становится ещё ярче — казалось бы, куда ещё, и так дышать нечем — Итан чувствует, как он оседает на языке, когда он начинает дышать ртом, потому что через нос уже не получается, ноздри вздрагивают, и тёмный дикий взгляд облизывает Дамиано с макушки до пят: поплывший макияж, алая шея и грудь, поджавшийся живот и измазанные в смазке дрожащие бёдра, по правой ноге тянется длинная полоска до самого колена. Итан замечает у своих ног маленькую лужицу — и это окончательно срывает все тормоза. Когда он поднимает взгляд на Дамиано, тот чувствует себя куском мяса, в который готовы вцепиться зубами и разорвать на части. Единственное, что Дамиано хочет сделать в ответ на такое желание — обнажить шею и позволить себя разорвать. Итан, с абсолютно диким, почти страшным, перекошенным лицом подлетает к нему быстрее, чем Дамиано успевает моргнуть, ставит одно колено между широко разведённых бёдер, обхватывает за бока, сильно впиваясь пальцами в мышцы, врезается жёстким поцелуем в губы, где зубов больше, чем губ, и Дамиано чувствует вкус собственной крови на языке. Итан кажется огромным над ним, горячим, и таким нужным, что больно сводит живот, и Дамиано опять скулит в поцелуй. Итан в ответ рычит так низко и громко, что Дамиано чувствует вибрацию губами и окончательно обмякает и сейчас с ним можно делать вообще что угодно — он будет только стонать и просить ещё.       Итан отстраняется от него, дёргает за бок и ногу, требуя перевернуться, рычит недовольно, когда Дамиано медлит, хлопает его ладонью по ягодице, поторапливая и снова рычит. Дамиано чувствует, как в ответ на этот через насквозь промокшие трусы просачивается новая порция смазки и начинает стекать по бедру, неуклюже встаёт на разъезжающие колени, упираясь локтями в спинку, роняя тяжёлую голову на руки, прогибаясь в спине рефлекторно, давая больший доступ. Итан за его спиной сдирает с себя портупею и свою «кольчугу», откидывая их в сторону — маленькие колечки звенят, ударяясь о пол — и оценивает открывшийся вид. Дамиано так и не снял с себя несчастную розовую тряпку, и кружева теперь прикрывали его отставленную задницу — Итану это не понравилось. Он полез ладонями под подол — пальцы всё ещё были холодные, и Дамиано зашипел сквозь зубы — огладил бёдра, задрал кружева наверх, обнажая круглые ягодицы, обтянутые трусами, пресечённые кожаными ремешками. Задница была круглой и красивой, руки сами так и тянулись потрогать упругие ягодицы — не зря всё-таки эта жопка стала талисманом их группы. Итан уже не помнит, как и почему, но так повелось, что прежде чем выйти на сцену или наоборот, после особенно удачного концерта, каждый из них хлопал в лёгкую — а иногда и в серьёз — Дамиано по заднице. Каждый раз работало как часы, не то подбадривая их всех, не то действительно принося удачу. Итан, возможно, даже злоупотреблял приносимой этими божественными ягодицами удачей — потому что трогал гораздо чаще, чем требовал обычай. Но никто особо и не жаловался.       Итан и сейчас не удержался, ладонями погладил задницу, сжал половинки, смотря, как через трусы просачивается липкая смазка, а когда наоборот развёл половинки в стороны — увидел через полупрозрачную ткань ритмично сжимающиеся кольцо мышц. Трусы тут же показались чудовищно лишними — Итан в одно движение разорвал тонкую ткань, которая только жалобно треснула и повисла жалкими тряпочками. Дамиано всхлипнул, что-то забормотал, завертел задницей активнее, переступил с колена на колено и снова замер. Итан выдернул лишнее из-под ремешков, оставив мотаться впереди. Перед лицом оказались мелко подрагивающие, блестящие от пота и смазки ягодицы, чуть разведённые из-за давления ремешков, что давало Итану отличный обзор на всё.       Итан опять гладит ягодицы, чувствуя влагу на пальцах, большими залезая в ложбинку, почти касаясь входа, а потом тянет за ремешки, пережимая член Дамиано. Тот стонет на это, громко, жалобно и высоко, впивается ногтями в обивку дивана, вскидывая голову и поддаётся назад, ближе к Итану. Итан выпускает хриплый смешок и отпускает ремешок. Дамиано не замолкает — он скулит как сучка, прогибается ещё сильнее, крутит задницей туда-сюда, удивительно красиво и плавно. У Итана в голове мелькает мысль, что ему очень не хватает хвостика — кроличьего или оленьего. За него было бы очень удобно держать и трахать его. К слову о трахать — собственный член уже чуть ли не прижимается к животу, и с головки явно скоро начнёт капать. Итан оттягивает одну ягодицу далеко в сторону, облизывается на мокрый вход, чувствуя, что уже начинает щипать глаза от того, как ярко пахнет Дамиано, хочет было сунуться языком внутрь, но передумывает — Дамиано сегодня не заслужил. Вместо этого собирает стекающую по бедру Дамиано смазку двумя пальцами и впихивает её обратно ему в задницу. Два пальца входят свободно, с влажным звуком до самых костяшек. Дамиано буквально взвизгивает, дёргается всем телом и плотно сжимает пальцы, начиная крупно дрожать от макушки от пят. Возможно он кончит ещё до того, как Итан войдёт в него. В общем-то, так будет только лучше.       Итан перехватывает его свободной рукой за ремни на спине, и двигает пальцами в его заднице, быстро перепачкиваясь в смазке по запястье. Слизи так много, что она уже не стекает по бёдрам, а капает прямо на диван, пенится и пузырится от того, как быстро Итан двигает сначала тремя, а потом и четырьмя пальцами в мягком заду. Дамиано поддаётся назад, сжимается на пальцах, почти орёт, дерёт пальцами диван, иногда впивается зубами себе в предплечье, пытаясь глушить бесстыжие звуки, но даже так получается громко. Четыре крупных пальца Итана кажутся одновременно проклятием и благословением.       Когда они исчезают, Дамиано срывается на жалкий скулёж, потому что внутри будто черная дыра, ноги расползаются так, что он почти садится в шпагат. — Трахни меня, пожалуйста, Итан, пожалуйста, трахни… — язык еле ворочается, но Дамиано умудряется собрать колотящуюся в голове мысль и начинает умолять, прерывая слова всхлипами, протяжно скулит, когда чувствует, что Итан совсем убирает от него руки, и без него будто становится на пару градусов холоднее.       Итан шуршит где-то вдалеке. Он роется в сумках, в последний момент вспомнив о презервативах. Они должны быть где-то в его сумке — теперь это было обязательная вещь, которую Итан носил с собой везде. Итан чуть не вставил Дамиано прямо так, но детей пока как-то заводить они не планировали, так что пришлось вынырнуть из жаркой мути на пару мучительных мгновений. Когда блестящий квадратик оказывается в руках, Итан понимает что его лихорадит — натянуть презерватив получается только попытки с седьмой.       Когда Дамиано готов уже встать и сам завалить Итана, тот вдруг на него почти наваливается. Пряди его волос падают вокруг как вуаль, щекочут плечи, руки оплетают живот, большие ладони замирают на боках, горячая голая грудь прижимается к спине через тонкий халат, насмерть прилипший к коже, в волосах путается тяжёлое хриплое дыхание, Дамиано падает грудью на спинку дивана и чувствует, как под его коленями прогибается диван от удвоившегося веса. А потом горячий твёрдый член тычется в приоткрытое отверстие, проталкивается вглубь, и Дамиано насаживается сам, наконец чувствуя себя целым. Он облизывает кровящие губы, довольно воет на одной ноте, ритмично сжимая член внутри, забывая обо всём остальном. Итан на это задыхающиеся стонет ему в макушку, сильнее сжимает руки, и начинает двигаться. Первые пару толчков он ещё нежничает, но Дамиано это не нужно — он одной рукой хватается Итану за волосы, дёргает, взрыкивает, хлёстко поддавая бёдрами навстречу толчкам. Итан щурится, встряхивает головой, вырывается из хватки, выпрямляется и хватает его за горячие бёдра — и со скоростью спортивного болида развивает дикий, жёсткий темп. Он вытаскивает почти до конца, потом резко вгоняя до корня, с такой силой, что Дамиано каждый раз впечатывает в спинку дивана, а сама мебель трясётся и скрипит. Член Дамиано зажимает под кожаной пластинкой, и это почти больно — но он даже не чувствует, такое дикое удовольствие шибает по нервам. Всё, что он чувствует — поршнем ходящий в заднице член в темпе отбойного молотка и пальцы, сжимающие бёдра до отчётливых следов.       У Итана же возбуждение подхлёстывает злостью за сорванный концерт, и он совершенно теряет голову. Движется как зверь, совершенно не щадя мягкую дырку, задирая голову вверх и обнажая кривые зубы в громком рыке, который вибрирует у него в костях. Дыхания не хватает, тяжёлый ошейник давит на шею, и в голове пустота, будто он слегка выпил или выкурил косяк, он хрипит и движется под акомпонимент звонких хлопков кожи о кожу, догоняя своё собственное удовольствие. Мокрые волосы облепляют голые плечи, спину и грудь, лезут в глаза, но Итан не хочет отрывать руки от Дамиано, чтобы их убрать, и просто встряхивает головой. Смазки так много, что она хлюпает при каждом резком движение, у Итана у самого начинают блестеть бёдра, а по члену то и дело скатываются крупные капли. В итоге он снова сгибается над Дамиано, хрипит ему в шею, одну руку убирая от бедра и укладывая поверх рта, который теперь не затыкается, хотя от темпа Дамиано не успевает нормально стонать, но зато громко бесстыже скулит.       Когда он пытается зажать Давиду рот, тот кусает его за пальцы, одурев, не чувствует силы и прокусывает до крови. Итан взрыкивает зло, отдёргивает руку — а затем вдавливает ладонью Дамиано за затылок в диван и, оскалившись, трахает его глубже и быстрее, словно шлюху, так, что диван не переставая скрипит. Второй рукой он скребёт Дамиано по левому бедру, и вторая сетчатая колготка рвётся, не выдерживая прыти.       Дамиано мочит слюной диван, с трудом дышит, но всё равно задыхающееся стонет в обивку, звук получается глухим, но всё ещё довольным. Он хочет всё же дотянуться до своего члена, погладить хоть через кожу, потому что удовольствие, свернувшиеся огненной пружиной в паху, уже болезненное, но как только он начинает сдвигать руку вниз по телу — Итан хлопает его по ладони. Дамиано обиженно всхлипывает. — Течные суки кончают только от члена в их заднице, — Итан рычит это ему на ухо, наваливаясь на спину и замедляясь.       У Дамиано бегут мурашки по спине, он всхлипывает и чувствует, что по щекам текут слёзы вместе с потом, а задница горит от того, как сильно Итан его таранит. Но ему не плохо, а наоборот хорошо до боли и адски хочется кончить. Итан чувствует, как плечи Дамиано начинают вздрагивать, и обеспокоенно замирает, отпуская его затылок, аккуратно поворачивая его голову к себе за подбородок. Лицо у него красное, измазанное в слезах, слюне и поте, волосы волнами липнут ко лбу и вискам, и он хлюпает носом,  — но продолжает шало лыбиться Итану. В груди у Итана опять сжимает — как бы он ни злился, поверх этого Дамиано он всё равно любит. Да и злость он вылил уже в жёсткий ритм и теперь хотелось сделать просто хорошо. Он любил, когда Дамиано под ним так хорошо, что он не может держать себя в руках и превращается в бескостное скулящее желе. А сейчас до этого состояния Дами осталось явно не много.       И Итан целует его, по косой мажет губами, потому что у Дамиано не хватает сил и дыхания на нормальный поцелуй, а потом переходит губами на чувствительное красное ухо, вместе с тем меняет угол и начинает снова двигаться, почти не вынимая, в самой глубине. Он попадает по нужной точке, проходится по самым чувствительным местам — и Дамиано громко гортанно стонет на каждом толчке и всё сильнее сжимается. Итан и сам чувствует как сводит внутреннюю сторону бёдер, как сокращается пресс и всё тело — словно сжатая пружина. Основание члена начинает набухать, двигаться становится всё тяжелее, толчки становятся всё медленнее и глубже. Итан опять на Дами наваливается, вырывая из того что-то напоминающее сдавленный мяв, утыкается мокрым лицом Дамиано в затылок, а потом одной рукой убирает ему волосы с шеи, оттягивает ворот халата и лижет широко чувствительное место за ухом, задыхаясь от того, как ярко там пахнет. Дамиано срывается на вой, перемежая мат с именем Итана, сжимается каждый раз, когда Итан пропихивается внутрь, чувствуя, как член того набухает и подрагивает внутри. Пальцы до побеления костяшек впиваются сначала в спинку дивана, а потом Дамиано выворачивает одну руку назад, крепко хватая Итана за шею сквозь спутанную чёрную гриву, и прижимает ближе к себе. Итан стонет на это, громко и протяжно, зацеловывает красную, одурительно вкусно пахнующую шею, тычется носом — а потом цепляет зубами кожу, прихватывает слегка, оставляя лишь намёк на реальный укус.       Дамиано буквально кричит на это. Его ногти вспарывают Итану шею до крови, он весь дёргается, будто его бьёт током, орёт в обивку, сходя на всхлипы, до упора насаживается на Итана и так крепко сжимается, что Торкио не то что пошевелится не может — ему больно. Дами кончает, с задницы начинает течь ещё сильнее, а пережатый член дёргается в плену между диваном и кожей, выплёскивая прозрачную стерильную сперму на порванные трусы, собственный живот и кожу сбруи. В ушах звенит, сердце колотится в глотке, Дамиано чувствует себя заполненным до краёв, живым, грязным, таким лёгким-лёгким, что он мог бы взлететь, если не был придавлен тяжёлым горячим Итаном.       Дамиано всё ещё держит его шею, и Итан никуда не может отдёрнутся, почти задыхается, уткнувшись носом в огненную кожу, сам дыша со всхлипами и всё ещё зажимая кусочек кожи между зубов. Он так и не кончил, а теперь ещё и член пережало до боли и красных кругов перед глазами, и Итан дрожащими руками начинает успокаивающе гладить Дамиано по бокам, вместо укуса теперь мелко целует кожу за ухом. Под руками дрожит твёрдый живот, всего Дамиано продолжает колотить, он всё ещё тихо сипит на грани рыданий и никак не хочет расслабиться. — Расслабься, Дамиа, пожалуйста, расслабься, — Итан шепчет ему прямо на ухо, гладит по груди, слыша, что у самого голос дрожит, будто он сейчас заплачет. — Мне больно, хороший мой, пожалуйста.       Когда Дамиано наконец немного расслабляется, Итану кажется, что член и яйца у него уже посинели вообще начинает прикидывать, насколько ему нужен член. Он стонет с облегчением, действительно всхлипывает, и ещё лихорадочнее начинает Дамиано гладить, благодарно целуя всю кожу, которую видит, почти урчит в него. Хватает пары крохотных движений — от которых Дамиано всхлипывает и поскуливает — и резко прилившей в член крови, чтобы с рыком кончить. Итана тоже бьёт судорогой, колотит от макушки до пят, его пальцы скребут Дамиано бока и бедра до красных широких полос, и он всё кончает и кончает, будто не трахался пару недель, что совершенно точно неправда. Дамиано даже через презерватив чувствуя горячую сперму, снова начинает сжиматься, выдаивая Итана досуха, чем вызывает у того тихие задыхающиеся стоны и крупную дрожь.       Когда живот наконец прекращает бить судорогой, Итан облегчённо выдыхает. Он взмокший как мышь, во рту сухо как в пустыне, некоторые мышцы тянет, а ноги подрагивают, и он окончательно наваливается на Дамиано, вдавливая того в диван, утыкаясь собственными коленями в край дивана и одной рукой держась за спинку, в попытке не упасть. Тот только коротко мычит, растекаясь по спинке, чувствуя как расползаются в стороны колени, даже не открывает глаз, всё ещё держит руку на шее Итана, теперь мягко поглаживая. Спокойный, мягкий, довольный и сытый он похож на урчащего кота, которого чешут за ухом. Итан обнимает его руками за живот, поглаживает мокрую кожу маленькими кругами, жмурится от удовольствия, чувствуя, как прочно их сцепило. Узел распирает Дамиано задницу, и тот всё ещё ловит глухое удовольствие от этого растяжения, из-за чего он тихонько урчит и явно никуда не собирается двигаться. Итан ближайшие минут пятнадцать, пока не спадёт узел, тоже. Он чмокает Дамиано за ухо, чувствуя, как тот довольно вздыхает, и хмыкает себе под нос. Может концерт они и не очень хорошо сыграли, но зато отлично оторвались после. Правда, это вовсе не значит, что Итан не устроит этим оболтусам разбор полётов. Но это будет потом.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.