***
Ли Чэнцянь и Чэн Син мчались верхом по проторенной лесной дороге. Позади оставался шумный Чанъань, освещённый сотнями ночных огней. Они скакали от города прочь и углублялись в лесную чащу, пока деревья не сомкнулись сплошным непроглядным пологом за их спинами. С каждым новым ли тревога на сердце наследного принца ослабляла свою ледяную хватку. Яркие лучи полной луны едва пробивались сквозь кроны высоких вековых сосен, но этого блёклого света было достаточно, чтобы лошади хорошо видели дорогу, унося своих всадников всё дальше и дальше от городских стен. Спутники спешились только спустя час. Они свернули с широкой дороги в сосновую чащу, ведя лошадей под уздцы. Животные покорно следовали за своими хозяевами, совершенно не боясь ночного леса. Чэн Син предложил сделать остановку на небольшой поляне. Он собрал хворост и развёл огонь. Всё же ночи, даже летние, близ Чанъаня были холодны, а принцу, с его травмированной ногой, никак нельзя было переохлаждаться. В глубине соснового леса, наедине со своим спутником, Ли Чэнцянь наконец смог вздохнуть спокойно. Здесь за ним не наблюдали вездесущие слуги и евнухи. За каждым его шагом не следили соглядатаи и никто ежечасно не докладывал отцу-императору о перемещениях и занятиях наследника. — Я завидую людям северных степей. Они живут свободно и не знают гнёта городских стен, — задумчиво произнёс Ли Чэнцянь, грея руки у костра. — Они могут нестись на лошади в бесконечность горизонта… если б я мог хоть немного вкусить такой жизни, это было бы прекрасно. — Буря вокруг пророчества об императрице У улеглась, у вас есть поддержка сильных союзников. Но вы всё так же встревожены, — сказал Чэн Син, подбрасывая сухих веток в огонь. — Я беспокоюсь о твоей безопасности, — ответил ему принц, — улицы Чанъаня полнятся слухами. Люди обсуждают нашу с тобой связь. Отец и наставник не могут не знать об этом. — По всему выходит, я стал обузой для вашего высочества. Ваши враги могут использовать меня против вас, чтобы вас подставить. Похоже, что пришло время нам с вами пойти разными дорогами… — начал было Чэн Син. — Нет! — принц не дал спутнику продолжить речь, — не допускай мысли, что я позволю тебе меня покинуть. Только не ты. Ли Чэнцянь схватил Чэн Сина за плечи. Их взгляды встретились. Принц наблюдал, как отражаются в темных карих глазах спутника алые всполохи костра. — Чэн Син, послушай, — голос принца дрогнул, — в день, когда я был назначен наследником, отец-император сказал: «Чэнцянь, запомни, тот, кто обличён властью, обречён на одиночество». В те дни я не понимал сути его наставления. Шли годы, и я постепенно осознал, насколько же правдивыми были слова отца. Наследному принцу нельзя сближаться ни с кем, ведь все глаза во дворце следят за каждым его шагом. Стоит приблизить к себе женщин — и прослывешь легкомысленным, близок с министрами — заговорщик. Живо интересуешься делами армии — готовишь бунт. И так во всём. Я устал, Чэн Син. Устал быть одиноким и подозрительным, как отец. Ты — единственный кому я доверяю. Потерять тебя… да пусть мне лучше сердце вынут и бросят в пламя перед императорским дворцом! Чэн Син, даже не думай меня покидать! — Ваше Высочество… — Чэн Син мягко коснулся его дрожащих кистей, — что я могу сделать для вас? Вместо ответа Ли Чэнцянь опрокинул Чэн Сина на землю, укрытую мягким мхом, и запечатал его уста поцелуем. Чэн Син отвечал со страстью, путая пальцы в распущенных волосах принца. Укрывшись от чужих глаз под пологом леса, принц и его спутник ласкали друг друга, пока на горизонте не забрезжил рассвет.***
Через пару дней Ли Чэнцянь позвал Чэн Сина на охоту. За ними следовали сразу восемь императорских стражников и целая вереница слуг. Оторваться от их преследования оказалось непросто. Пустив коней галопом через лес, двое всадников преодолели равнину и затерялись среди императорских охотничьих угодий. Каждое мгновение уединения принц ценил дороже золота. Чэн Син внимательно прислушивался к лесным шепоткам и птичьим трелям, когда за спиной его раздался звук натягивающейся тетивы. Юноша обернулся. Острие стрелы на натянутом луке Чэнцяня смотрело прямо ему в сердце, замерев в нескольких чжанах от своей цели. — Я готов умереть для вас, — с грустью улыбнулся Чэн Син. Он ожидал, что Чэнцянь не пойдёт против воли отца. Эта охота должна была стать для них последней. Рука принца оставалась твёрдой. Чэн Син закрыл глаза, ожидая выстрела в сердце. Звонко тенькнула тетива. Стрела со свистом пронеслась в цуне над головой Чэн Сина и попала прямиком в сидевшую на дереве крупную птицу. Издав предсмертный крик, та повалилась в пожухлую траву. — Умереть?! В смерти нет ни заслуги, ни чести. Принять смерть может любой, стоит лишь мне приказать. Чэн Син… — принц настиг своего спутника за пять ударов сердца, — я хочу, чтобы ты жил для меня. Жить — куда сложнее. Оглядевшись вокруг, Чэнцянь порывисто прижал растерянного Чэн Сина спиной к старой шершавой сосне и утянул в долгий поцелуй. Смелые настойчивые и бесцеремонные прикосновения распаляли кровь. Чэн Син постанывал в поцелуй, желая большего. Принц, однако же, решил не продолжать и отпустил спутника. Тот съехал спиной вниз и уселся на земле, устремив на принца осоловелый взгляд. Ли Чэнцянь подобрал подстреленного фазана, вынул стрелу и бросил добычу к прочим охотничьим трофеям, в мешок, притороченный к седлу. Его взгляд пробежался по сидящему у сосны Чэн Сину. Солнце, едва пробивавшееся через кроны деревьев, несмело касалось лица его спутника. С этого ракурса Чэн Син и вправду выглядел полной копией Чэнсюна. Настолько похожим, что у Чэнцяня на мгновение замерло сердце. — Ваше Высочество, вы в порядке? — Чэн Син заметил его изучающий взгляд и с усилием моргнул. — Да, — кивнул принц, — просто любуюсь тобой. — Вы смущаете вашего слугу! — щёки Чэн Сина бессовестно вспыхнули на бледном лице. Чэнцянь усмехнулся, глядя на спутника. Ему вдруг вспомнился тот день, когда он выкупил Чэн Сина у работорговцев на рыночной площади. Мальчишка-раб привлёк его внимание невероятной схожестью с почившим двоюродным братом. Но чем старше становился Чэн Син, чем больше он постигал военное искусство, тем менее и менее напоминал Чэнсюна. Спустя три года сходство стало совсем уж отдалённым. Да и характером Чэн Син заметно отличался. От долгой безудержной скачки у Чэн Сина пришли в беспорядок одежды. Края верхнего ханьфу и нательного белья разошлись, приобнажив грудь. Принц подошёл к нему, помог подняться и поправил ткани. Взгляд всё же успел скользнуть по оставшимся на груди Чэн Сина ярким алым шрамам. Когда-то на охоте Чэн Син смело бросился на защиту принца, укрыв его собой от атаки дикого зверя. Удар пришелся на рёбра. Когти рассекли кожу до костей. Чэн Син потерял много крови и едва выжил, принц же в тот день отделался лишь испугом. Заслышав шум, стражники и прочие участники Большой Летней Охоты набросились на разъярённого зверя и быстро его забили. Не будь рядом Чэн Сина, помедли он хотя бы пару секунд, и Ли Чэнцянь погиб бы на той охоте. — Ваше высочество, я знаю, о чём вы думаете. Не волнуйтесь. Уже давно ничего не болит, — мягко улыбнулся ему Чэн Син и тут же почувствовал прикосновение к своей ладони. Чэнцянь сжал его пальцы мозолистой рукой. К вечеру они вернулись обратно во дворец. Как назло, проходя мимо конюшен, Чэнцянь и Чэн Син повстречали наставника. Взгляд Вэй Чжэна был весьма говорящим. Он недовольно повёл бровью, оглядев Чэн Сина. Ли Чэнцянь приказал спутнику заняться уходом за лошадьми. Чэн Син откланялся и исчез, уведя за собой уставших животных. — На охоту отправлялось два человека. Вернуться должен был только один, — произнёс Вэй Чжэн с укором. Голос его звенел предгрозовым напряжением. — Не беспокойтесь, наставник. Я вскоре улажу этот вопрос, — с поклоном ответил Ли Чэнцянь. — Надеюсь на ваше благоразумие. Необходимо как можно скорее пресечь пересуды, — настаивал Вэй Чжэн, — если вы не сможете разобраться сами, я помогу вам. — Разумеется, наставник. Благодарю вас, — тихо произнёс Чэнцянь и направился во внутренние помещения Восточного дворца. Вэй Чжэн вместо ответа молча сверлил своего ученика недовольным взглядом, пока тот не скрылся за широкими дверями. На следующий день Ли Чэнцянь опоздал на утреннюю аудиенцию. Когда министры покинули зал совета, принц направился прямиком к императору, держа в руках объёмный деревянный короб, укрытый плотным однотонным полотном. Поставив ношу к ногам отца, Ли Чэнцянь глубоко поклонился, коснувшись лбом пола. — Почему ты опоздал? — сердито спросил император. — Я хотел преподнести вам подарок, поэтому и задержался, — ответил Чэнцянь, передавая короб подоспевшему евнуху. — Что за подарок? — заинтересовался Ли Шиминь. — В прошлом я путался с плохими людьми, пошёл по кривой дорожке. Ваше Величество не отказались от меня, наставник Вэй помог найти верный путь. Ваш сын желает раз и навсегда покончить с недостойным прошлым. И в знак этого преподносит вам голову Чэн Сина, — поспешил поведать принц. Подоспевший евнух передал короб императору. Ли Шиминю хватило беглого взгляда на содержимое, чтобы убедиться в правдивости слов сына. Он с удовлетворением кивнул. — Чэнцянь, это — правильный поступок. Теперь ты поступаешь так, как положено наследнику династии Тан, — в голосе отца не осталось и следа гнева. — Ваш сын не обманет ожиданий отца, — склонившись, ответил четвёртый принц.***
Три месяца спустя Монастырь Лююнь — уединенное место, скрытое в горах Маншань. Неприступная обитель, что становилась убежищем для членов императорской семьи в дни переворотов и потрясений. Монастырь было легко оборонять благодаря расположению среди обрывов и крутых скал, но при этом он находился недалеко от Чанъаня. Дорога от городских ворот до монастыря занимала едва ли полдня. Императорский двор покровительствовал монастырю Лююнь. В будние и праздники обитель в горах Маншань полнилась людьми. Паломники со всей Поднебесной, перед визитом в Чанъань, стремились отбить поклоны в горной обители. Чиновники и знать просили благословения для страны, миряне почитали монастырь Лююнь как священное место, где можно если не соприкоснуться с самим Сыном Неба, то пройтись по тем же тропам, где часто ступала нога императора. Когда наследный принц изъявил желание отбыть в монастырь Лююнь для уединенных молитв, императорский двор воспринял это как должное. Ли Чэнцянь, как почтительный сын, собирался молиться за здоровье и благоденствие отца-императора. К тому же, события последних месяцев сказались на душевном состоянии наследника не в лучшую сторону. И хотя слухи о Чэн Сине и Чэнцяне быстро улеглись после казни первопричины, и при дворе наконец настал долгожданный покой, принц выглядел рассеянным и уставшим. Для того, чтобы вернуть душе былое равновесие, не могло найтись лучшего лекарства, чем высокие горы, чистые реки и заповедная тишина Лююня. Близился вечер. Человек в простых одеждах и шляпе доули, задёрнутой тонкой шёлковой вуалью, проскакал верхом на лошади мимо монастырских стен, едва освещённых тусклыми огнями, и скрылся среди крутых скальных выступов. Таких людей бывало много по пути в монастырь и обратно. Никто из встречных прохожих не обратил особого внимания на всадника. Путник свернул с горной дороги к перевалу, преодолел ущелье и выехал к плато, где местный пастух выгонял скот на открытый всем ветрам луг. Сочная зелёная трава колосилась, доставая лошади почти до коленей. На дальнем краю поля, где за перелеском вновь начинались горы, располагалось жилище пастуха. Всадник пустил коня рысцой и остановил его только у плетёной изгороди. Частокол, перемежаемый сухими ветками, окаймлял старенький покосившийся дом с тростниковой крышей и примыкающий дворик. Услышав стук копыт, пастух поспешил встретить своего гостя. — Ваше Высочество! — Чэн Син! Пастух помог принцу спешиться. Ли Чэнцянь, притянув в объятия Чэн Сина, мимолётно коснулся его лба, а потом нашёл губы. Долгожданный поцелуй длился, пока у обоих спутников не сбилось дыхание. Чэнцяню пришлось сделать над собой усилие, чтобы не бросить Чэн Сина на траву и не овладеть его телом прямо здесь, у старого плетня. — Чэн Син, как проходят твои дни? — поинтересовался принц, восстанавливая дыхание. — Я… а… укрепил крышу и восстановил очаг, — не сразу пришёл в себя Чэн Син, истосковавшийся по сильным объятиям. — Вполне можно жить, хотя по ночам сквозняки всё же проникают через щели в стенах. Сегодня Небеса как никогда благосклонны. Вы почтили своим визитом это недостойное жилище. Чэнцянь в ответ неодобрительно покачал головой. Пастух придержал калитку, приглашая своего гостя во двор. На просторной поляне перед домом горел костер, устроенный среди каменной кладки. Над огнём в котелке готовилась незамысловатая похлёбка к позднему ужину. Приятный аромат специй пробуждал аппетит и щекотал обоняние. Чэн Син предложил гостю присесть у костра и подбросил пару сухих веток в огонь. — Главное, что ты цел. Давай оставим в стороне все дворцовые условности, — ответил ему принц, устраиваясь поудобнее у огня. — Я доставил вам столько хлопот, — с грустью сказал Чэн Син, — это непростительно. Взгляд Ли Чэнцяня потемнел. Принц возвёл глаза к небу, глубоко задумавшись о чём-то, а потом вновь посмотрел на Чэн Сина: кожа его стала смуглее, а волосы — наоборот чуть посветлели, выгорев на ярком свете. Чэн Син пас овец в горах Маншань и целыми днями находился под палящим солнцем. — Что тревожит ваше сердце? — поймав изучающий взгляд, Чэн Син переместился поближе к принцу. Они сидели бок о бок, устремив взоры к огню. Чэн Син устало прислонился виском к плечу принца. Ли Чэнцянь подвинулся так, чтоб спутник смог улечься головой ему на бёдра. Принц запустил пальцы в волосы Чэн Сина и стал плавно поглаживать его огрубевшие от солнца пряди, мягко проводить подушечками по его тонким линиям лица. Несмотря на низкое происхождение, Чэн Син обладал изящной внешностью, достойной человека из высокого сословия. — Чэндао, Чэндэ, Чэнмин, Чэнъи… все они погибли в день переворота у Северных врат, — со скорбью вспоминал Ли Чэнцянь, — отец с личной гвардией вырезал их. Чем старательнее пытаюсь забыть, тем яснее помню. И Чэнсюн. Его уже не вернуть, но я не хочу видеть повторения этой трагедии. Я хочу защитить тебя. — Одиноко склонилась сосна на макушке бугра, А внизу по лощине холодные свищут ветра. До чего же суров урагана пронзительный вой, Как безжалостно он расправляется с этой сосной! А наступит зима — как жестоки и иней и лед, Только эта сосна остается прямою весь год. Почему же в суровую стужу не гнется она? — зачитал стихи Чэн Сюн, а потом вдруг выдержал паузу. — Видно, духом особым крепки кипарис и сосна*, — закончил Ли Чэнцянь, — Чэн Син, неужели ты намекаешь, что я упрямец?! — Как можно? Я лишь восхищаюсь вашей стойкостью, наследный принц, — улыбнулся ему в ответ спутник. — Там, где любой прочий бы пошёл по короткой и простой дороге, вы предпочли длинную, извилистую и опасную. Один шаг — и пропасть. Вы… о чём вы теперь задумались? — О том, что Чэнсюн на твоём месте никогда бы не сказал ничего подобного. Он вообще был далёк от литературы. Хоть мы оба и происходили из семьи императора, всё же Чэнсюн уделял куда больше внимания оружию, чем я, расплавивший не одну сотню свечей в библиотеке и исписавший за каллиграфией не одну сотню листов, — сказал с ухмылкой Ли Чэнцянь. За неторопливой беседой Ли Чэнцянь и Чэн Син не заметили, как на горы опустились ранние сумерки. В свои нечастые встречи спутники не могли наговориться. Они всё делили между собой: и печали, и радости, и новые открытия, и скорбные потери. Не было таких тем, что принц и его друг не могли бы обсудить, оставшись наедине в глуши, где никто их не услышит и не побеспокоит. Хворост для костра заканчивался. Чэн Син удостоверился, что похлёбка ещё не готова, и отправился в лес, чтобы можно было закончить приготовление ужина. Принц засобирался составить спутнику компанию, но Чэн Син убедил его остаться, последить за костром и отдохнуть. Травмированная нога принца в последние дни всё чаще давала о себе знать. Чэнцянь хромал сильнее, чем обычно, что тревожило Чэн Сина. Холодные ветра, пронизывавшие храм Лююнь, долгие молитвы на коленях и скудная монастырская пища не способствовали выздоровлению, а только усугубляли болезнь. — Ваше высочество, я скоро вернусь. Не дайте огню потухнуть, — попросил Чэн Син. — По пути обратно принеси вино. Я привёз из храма пару кувшинов, они в сёдельной сумке, — подмигнул ему Чэнцянь, — никто не в силах отказаться от гибискусового вина из Лююня! — Вы так предусмотрительны, Ваше Высочество. Теперь ваш слуга вынужден управиться с хворостом в несколько раз быстрее, чем намеревался! — воодушевился Чэн Син, исчезая в лесной чаще. — Поспеши! — крикнул ему вслед Чэнцянь.***
Едва последние лучи закатного солнца растворились за горизонтом, вокруг стремительно начала сгущаться темнота. В костре догорали оставшиеся угли. Их жара уже не хватало для приготовления пищи. Прошло не меньше четверти стражи, а Чэн Син всё не возвращался. Ли Чэнцянь обеспокоенно вгляделся в темнеющий частокол деревьев. От дома пастуха в перелесок уходила узкая тропка, проложенная, скорее всего, самим Чэн Сином. Терзаемый нехорошими предчувствиями, принц не смог больше ждать и отправился на поиски своего спутника. Дорожка вилась и петляла между деревьев, то исчезая из виду, то показываясь вновь. В наступающей ночи разглядеть тропу было всё сложнее. В лесу стояла странная гнетущая тишина: ни щебета птиц, ни шороха ночных зверьков, словно все животные, испугавшись незримого призрака, попрятались в свои норы. Затих даже ветер, не тревожа листья в высоких кронах. — Чэн Син! — позвал принц. Но ответом ему было лишь эхо, сменившееся безмолвием. — Чэн Син! — крикнул Чэнцянь спустя десять ударов сердца. И вновь никто не откликнулся. Принц преодолел ещё половину ли по узкой извилистой тропке, когда его внимание вдруг привлекло едва заметное движение. Ли Чэнцянь гляделся в глубину леса. Вдали, примерно в четверти ли, виднелись две человеческие фигуры. В сгустившемся сумраке они казались расплывчатыми, словно призраки. Чэнцянь тихими шагами приблизился к силуэтам. Из-за травмированной ноги ему приходилось вдвое осторожничать, чтобы не быть замеченным. Укрывшись за широким стволом, он осторожно выглянул, надеясь всё же рассмотреть этих людей. Один из них стоял на коленях, второй — в паре шагов возвышался над коленопреклоненным, держа в руке меч. Острие смотрело прямиком в лицо пленника. — Вам ли не знать, сколько в мире пороков, и наш порок в том, что мы заботимся лишь о самих себе, и ни о чём не сожалеем, — произнёс человек, стоявший на коленях. — Неужели нужно тратить силы на то, чтобы разъяснить всем и каждому красоту мелодии высоких гор и быстрых рек? Сердце принца пропустило удар. Он с первого же слова узнал голос Чэн Сина. Руки до белых костяшек впились в шершавую кору сосны. — Даже сейчас ты не стесняешься в выражениях, — прозвучал глубокий низкий голос человека с мечом, — но ты проницателен. Как жаль, что наследного принца великой династии Тан утащил на дно такой мелкий человек. Ли Чэнцяня словно окатило ледяной волной ужаса. Вторым человеком оказался сам император Ли Шиминь. То, что Его Величество оказался здесь, в лесной глуши, казалось немыслимым… Чэн Сину грозила смертельная опасность. Не медля более ни секунды, Чэнцянь вынырнул из-за дерева и тихими неслышными шагами направился прямиком к отцу и Чэн Сину. — И ты даже не будешь отпираться? — спросил император. — Как я могу, если Великий Хан Неба уже всё решил и за Его Высочество, и за меня, — поспешил ответить Чэн Син. — Но ответьте и вы, Ваше Величество, был ли хоть один живой свидетель тем слухам, что достигли вас? — Ты уничтожил репутацию Чэнцяня. Какой ещё свидетель тебе нужен? — голос императора звучал с ледяным холодом. Меч в руке вознёсся ввысь, чтобы уже через пару ударов сердца обрушиться на виновника всех бед… Под ногой принца предательски хрустнула ветка. Взоры императора и Чэн Сина в одно мгновение обратились на звук. — Ваше Высочество, не приближайтесь! Скорее уходите! — крикнул ему Чэн Син, замахав руками. Император мгновенно пришёл в себя после секундного замешательства. Бритвенно-острое лезвие помчалось на Чэн Сина. Но принц уже оказался на достаточно близком расстоянии. Он выскочил на дорогу, словно обезумевший тигр, и тут же, одним невероятным прыжком настиг Чэн Сина, укрывая друга собой от неминуемой смерти. Они вдвоём повалились на землю. Лезвие меча полоснуло Чэнцяня по спине, рассекая простые одежды и кожу. Глубокая рана вспыхнула алым от плеча до поясницы, пропитывая кровью разрезанную ткань. Чэнцянь от боли сжал челюсти, но не издал ни звука. — Чэнцянь! — Ваше Высочество! Чэн Син и император вскрикнули мгновенно. Опираясь дрожащими руками о землю, Ли Чэнцянь поднял глаза на отца. Ли Шиминь застыл с окровавленным мечом в руке. — Отец… — шепнул с мольбой принц, — умоляю. Не убивайте Чэн Сина. — Чэнцянь… почему? — глухо произнёс Ли Шиминь. Меч императора с глухим звоном упал на землю. — Отец, — наследный принц не отводил взгляда от отца, — множество раз я хотел задать тот же вопрос вам. Все эти годы я был почтительным сыном и преданным слугой императора, нигде не опорочил себя и ни разу никому не дал повод в себе усомниться. Беспрекословно исполнял все приказы отца. Но отец, вместо того, чтоб отрезать сплетникам языки и устрашить тех, кто порочит имя наследника, поверил слухам и хочет отнять единственного действительно близкого мне человека. Почему? — Чэнцянь, каждый, кто наделён властью, обречён на одиночество, — с горечью произнёс император. — Пока не поздно, откажись от этого порочного человека, исправь свою ошибку и вернись со мной в Чанъань. Династии Тан нужен преемник. — Преемник-мужеложец, калека и обманщик? Отец, я — не тот, кому можно доверить страну. Прошу вас. Снимите с меня титул наследного принца и казните здесь. Я хочу отправиться в путь вместе с Чэн Сином, — из последних сил промолвил Чэнцянь. — И кому же, позволь спросить, ты хочешь, чтобы я доверил великую династию Тан?! — крикнул император, — Ли Кхэ, чтобы он камня на камне не оставил? Или, может, принцу Вэю, чтобы он расточил на удовольствия всю казну? Никто кроме тебя не достоин быть наследником! — Девятый брат… Ли… Ли Чжи. Чжи Ню — добросердечный юноша. В будущем он… только он сможет стать справедливым и мудрым императором, — едва произнеся эти слова, Чэнцянь потерял сознание, повалившись в объятия Чэн Сина. Ли Шиминь неверящим взглядом смотрел на окровавленного сына. Наследника, что по собственной воле отказался от высочайшего титула из-за какого-то простолюдина. Император молча перевёл глаза на Чэн Сина. Тот судорожно сжимал в объятиях своего друга, ожидая решения императора. Руки Чэн Сина были в крови. Ли Шиминь вгляделся в его профиль, и вдруг… увидел в этом человеке своего племянника Ли Чэнсюна отчётливо и ясно! Император пошатнулся. Вот она, причина их с принцем глубокой привязанности. Осознание этого поразило императора в самое сердце. В груди потяжелело и закололо. — Ваше Величество! — из-за спины Ли Шиминя показался человек в военной форме. Чэн Син безошибочно узнал в нём главу императорских гвардейцев, — мои люди прочесали окрестности. Они не нашли здесь никого, кроме Его Высочества наследного принца и Чэнн Сина. Генерал прибыл очень вовремя. Побледневший император начал падать. Глава гвардейцев успел подхватить его под руку и поддержать. Ли Шиминь ослабевшей рукой вынул из-за пазухи мешочек, расшитый золотыми нитями, и бросил Чэн Сину. Приземлившись на сухую траву, мешочек издал металлический звон. Это был кошель, полный золотых и серебряных монет. — Ты, — обратился император к Чэн Сину, — заботься о нём, как о брате. Ты понял меня? О произошедшем сегодня не должна знать ни одна живая душа. Убирайтесь из Чанъаня и никогда не возвращайтесь. — Повинуюсь, Ваше Величество. Милость Вашего Величества безгранична! — со слезами в голосе произнёс Чэн Син. — Глава гвардии, слушай мой приказ. Заберите из храма Лююнь одежды принца. Сегодня на рассвете взорвите мост через реку Шу, — распорядился император, — утром передай всем. Наследный принц великой династии Тан, Ли Чэнцянь, стал жертвой заговора и попал в засаду в горах Маншань. Он погиб при взрыве на мосту через реку Шу. Через пару дней закопайте его одежды и сделайте могильный холм. С сегодняшнего дня в династии Тан больше нет наследного принца Ли Чэнцяня. — Повинуюсь приказу, — отрапортовал глава гвардии. Чэн Син наблюдал, как исчезают, растворяясь в приходящей ночи, силуэты императора и генерала. Покидая сына навсегда, Ли Шиминь не обернулся.***
Полгода спустя Мужчина в простых одеждах, лишённых каких бы то ни было изысков, сидел за низким столиком на небольшом возвышении в просторной светлой комнате. На столе была открыта увесистая книга. Перед возвышением в несколько рядов располагались столики поменьше, и за каждым сидели крестьянские дети разных возрастов. На вид им было от десяти до пятнадцати лет. Ребята с упоением слушали рассказ старшего: «Однажды Юй Боя отправился на лодочную прогулку, но вдруг налетела страшная буря, и команда быстро увела лодку в укрытие под скалу. Когда ливень утих, Юй Боя почувствовал, что среди гор звучит особая волнующая мелодия, и он тут же заиграл на цитре. Вдруг струна порвалась. Он поднял голову и увидел на обрыве дровосека, который внимательно его слушал. Юй Боя был удивлен и громко крикнул: — Позвольте спросить, как вас зовут? И как же вы здесь оказались? Дровосек ответил: — Ваш покорный слуга, Чжун Цзыци, я заготавливал дрова, и дождь здесь меня задержал. Внезапно я услышал звуки цитры и невольно заслушался! Юй Боя обрадовался: — Раз уж ты слушал, то можешь ли сказать, что за мелодию я только что играл? — То, что вы только что играли, — это восторг от увиденного пейзажа, гор после дождя, цитра звучала именно так! — ответил Чжун Цзыци. — А еще я услышал в вашей мелодии звук бегущей среди гор реки».** — Как вы думаете, что сказал в ответ Юй Боя? — спросил с улыбкой мужчина. — Учитель Чэн, можно я отвечу! — протянул руку мальчик лет одиннадцати, — отец читал мне эту книгу! — Хорошо, Цао Лин, ответь, — кивнул учитель. — Юй Боя был восхищён и сразу же ответил Чжун Цзыи: ты понимаешь музыку! Ты мой настоящий друг! Мелодия, которую я только что играл, пусть называется «Высокие горы, текущие воды». Учитель, это история об истинной дружбе. — Прекрасный ответ, Цао Лин! — похвалил учитель и продолжил, — «Сказав это, он жестом пригласил Чжун Цзыци поклониться зеленым горам. С тех пор они стали лучшими друзьями. Когда же Чжун Цзыци умер, Юй Боя был подавлен горем и разбил свою любимую цитру перед могилой Чжун Цзыци со словами: «Близкий друг умер, как же могу я играть?». Эта повесть действительно об истинной дружбе, как и сказал Цао Лин. А теперь запишите задание на следующий урок. Прочитайте ещё раз рассказ «Высокие горы, текущие воды» и перескажите. Перепишите оттуда любые три строки. Все свободны! — Благодарим учителя за наставления! — поднявшись со своих мест, ученики исполнили поклон и тихо покинули учебную залу. Ли Чэнцянь, что был когда-то наследным принцем великой династии Тан, захлопнул раскрытую книгу и поглядел в круглое окно. Пейзаж был незамысловат. Приземистые домики, тут и там снующие куры, крестьяне за работой… но эта живая картина сельской жизни нравилась Чэнцяню куда больше, чем тот восхитительный изящный пейзаж, что открывался ему из окна Восточного дворца. В дверь вдруг тихо постучали, и на пороге предстала пожилая женщина. — А-Цянь, ты закончил? — спросила гостья. — Матушка Чэн — улыбнулся Чэнцянь, — да, на сегодня уроки завершены. — Я принесла тебе свежих баозцы. Пообедай. И не забудь помочь Чэн Сину. Он сегодня собирался залатать дыру в крыше, — сказала матушка Чэн. — Благодарю за заботу! Конечно, матушка, — кивнул Чэнцянь, пробуя угощение. Северные степи оказались именно такими, какими их представлял себе Ли Чэнцянь. Он прежде мечтал нестись верхом в бесконечность горизонта, но теперь, с трудом оправившись после тяжёлых ранений, едва мог усидеть в седле. Он довольствовался долгими прогулками вместе с Чэн Сином, и был этому несказанно рад. Матушка Чэн Сина приняла друга своего сына как родного. Она плакала навзрыд, когда Чэн Син вновь переступил порог родного дома, живой, здоровый и свободный от рабства, да ещё и в компании друга. Она рассказала всей деревне о том, что теперь у неё стало два сына. Чэнцянь больше не носил фамилию Ли. Великий секрет оставался известен лишь ему и Чэн Сину. Он представился матушке как Чэн Цянь, и это звучало так, словно они с Чэн Сином, по невероятному счастливому совпадению, оказались однофамильцами. Монет, оставленных императором, хватило с лихвой, чтобы оплатить лечение Чэнцяню, нанять повозку и без особых сложностей добраться из предместий Чанъаня до северных степей. На оставшиеся деньги Чэнцянь открыл в деревне школу для крестьянских детей, где обучал всех желающих каллиграфии и чтению, счёту и истории страны. Человек с блестящим образованием, поселившийся в глухой степной деревеньке, быстро стал уважаемым учителем. Не только дети тянулись к нему, но и взрослые за советом и беседой. Чэнцянь делил одну комнату с Чэн Сином. Прозорливая матушка Чэн не могла не заметить теплоты, с которой названные братья относились друг к другу. Они были родственнее, чем братья. Ближе, чем друзья. Две судьбы, неразлучные, словно высокие горы и быстрые реки.