Пахнет вереском, чувствуешь? (Heather)

- Пахнет вереском, чувствуешь? – Стивен вдыхает чуть прохладный аромат осени – свежий влажный воздух, перемешанный с запахом мокрой земли и травы и усыпанного каплями дождя вереска. Питтс кивает и тоже вдыхает полной грудью, смешно прикрыв глаза. Миксу кажется, что его одноклассник сейчас не здесь. Джерард, кажется, совсем растворился в пасмурном, рыхлом сентябре. Он стоит, сунув руки в карманы бежевых брюк, из-под бирюзового джемпера выглядывает воротник белой рубашки, на тёмных волосах покоится чёрная шапочка, которую он носит всегда с сентября по май. Всё в его фигуре было до боли знакомо Миксу – они вместе с самого первого школьного дня. И всё же в фигуре Питтса было что-то новое, что-то заново влекущее узнать друга получше. Стивен не мог отдавать себе в этом отчёта, но он желал узнать Джерарда всего. Ему всегда было так интересно, что у друга в голове – какую гениальную идею он выдаст на этот раз? Он считал Питтса в разы умнее себя и всегда с глубочайшим интересом слушал его. Порой другу в голову приходили такие мысли, о которых Микс никогда и не задумывался! Тяжёлая жизнь в частной школе наложила на их дружбу ещё один отпечаток – они всегда были предельно внимательны друг к другу. Если ты не заметил вовремя, что товарищу худо, он хочет есть или голова перегружена, считай, пропали оба. Во враждебной среде всегда надо держаться с кем-нибудь вместе. Они были вместе каждый день после поступления. Вместе до изнеможения нарезали круги бега на физической культуре, вместе учились читать и писать, вместе осваивали непонятные для них темы, вместе ставили опыты по физике. Микс делал Питтсу домашние задания по латыни, потому что друг смыслил в языках мало. Взамен Джерард строчил Миксу огромные конспекты по истории, которые тот терпеть не мог. И всегда, всегда, всегда – взгляд, движение, ощущение. Всегда повышенная внимательность к тому, кто рядом. Малейшее изменение в лице друга, в его поведении, в его настроении могли подсказать другому, что у того на душе. А там уже – вместе разбираться с проблемой. Так получилось, что на это лето им пришлось расстаться. Ни разу с детства с ними не вытворяли такой скверной штуки, ни разу за все годы их дружба не подвергалась столь тяжкому испытанию, однако в этот раз всё пошло не так. Родители Микса вообразили себе, что пора бы их семье слетать на море. И, раз уж лететь отдыхать, то на широкую ногу. А значит – сразу после экзаменов сгрести рыжих детей в кучку и увозить их. Стивен пытался противиться, но он был бессилен против своих родителей. Долгая разлука ещё сильнее обострила чувства друзей – теперь они буквально растворялись друг в друге, стараясь уловить малейшее изменение в другом. - Джерри… - позвал Микс тихо, чтобы не спугнуть птиц, важно прогуливающихся рядом с ними по полю. - М? – откликнулся тот, не раскрывая глаз. - А ведь ты хочешь что-то мне сказать. Питтс некоторое время молчал, потом открыл глаза, посмотрел на друга, покачался с пятки на носок, ещё глубже сунул руки в карманы новых кремовых брюк. - А ведь ты прав, - хрипло сказал он и откашлялся. – Только, Микс, это тяжёлая вещь. Я…я не знаю, как сказать. Понимаешь, облечь в слова можно не все мысли и… - Если тебе так будет легче, напиши мне письмо, - друг расплылся в улыбке и хлопнул его по плечу. – А я почитаю, пока тебя не будет в комнате. Чтобы ты не смущался. Джерардж благодарно взглянул на него и тоже улыбнулся. Дальше они принялись болтать о чём-то отвлечённом – Микс рассказывал о невыносимом отдыхе с семьей, о море, которое за два месяца ему осточертело, Питтс слушал, затем сам поведал ему о том, как скучно провёл лето за книгами и подготовкой к экзаменам. Они стояли в мокрой траве, сунув руки в карманы и повернув головы в одну сторону, а перед ним расстилались поля. Поля вереска. Микс уже спал, когда Питтс всё же решился написать. Он знал, что и писать будет нелегко, но вручить человеку письмо, вместо того, чтобы говорить ему в лицо нелёгкие слова, гораздо, гораздо лучше. Почти бесшумно он скинул с себя одеяло и ступил босыми ногами на холодный, непротопленный пол комнаты. Сделав два тихих шага в сторону второй кровати, он наклонился и вгляделся в лицо друга. В тусклом свете лампы его лицо казалось ещё бледнее, чем обычно – рыжие волосы блестели, оттеняя веки и щёки, веснушки, высыпавшие от южного солнца, ещё не успели сойти с его вздёрнутого носа. Микс дышал равномерно, немного посапывая по привычке. Сомнений быть не могло – он спит. Убедившись в этом, Питтс сделал ещё два шага по небольшой комнате и оказался у стола. Поставив лампу на край, он присел на деревянную табуретку. В ящике нашлась стопка бумаги, перо с чернилами всегда стояли у стенки. Взяв ручку, Питтс приготовился писать. Он так долго держал руку над листком бумаги, и ладонь его так дрожала от волнения, которое вдруг охватило всё его тело, что с кончика пера успела на бумагу шлёпнуться клякса. Нервно стерев её рукой и растерев чернила на весь лист, Джерард скинул его на пол, не решаясь его сминать – шорох может разбудить Микса, а ему просто необходимо, чтобы друг спал. Оглянувшись на него и поймав в фокус зрения бледную ладонь друга, Джерард вновь наполнился непонятным, глубинным волнением, которое заставляло его дрожать. Что скажет Стивен, когда всё же прочитает его письмо? Питтс отнюдь не был уверен в том, что другу понравится то, что он хочет сказать. Но держать всё в себе и дальше он просто не мог, а потому, развернувшись обратно к столу, он снова начал писать. «Дорогой Стив…» - и снова его рука замерла над листком. Дорогой Стив? Звучит невероятно слащаво. Лёгкий, весёлый Микс таких нежностей не любит. Он создан гораздо проще, чем все эти приличествующие приветствия того требуют. Ещё один лист полетел на пол с тихим, еле слышным шелестом, словно листва облетала со старого бука от порывов осеннего ветра. «Ты просил написать тебе письмо…» Нет, всё же поздороваться надо. Не выдержав, Питтс зачеркнул написанное, решив больше попусту не тратить бумагу. Лучше сначала написать на черновую, а затем уже красиво переписать. Да, лучше будет сделать так. Отступив немного, он снова вывел несколько слов: «Друг Микс!» - звучало слишком бодро. Бодрее, чем хотелось бы. Стив не такой дурак и очень, очень чуткий, он сразу почует, что Питтс бодрится, а сам на самом-то деле ужасно напуган. Это напугает и Стивена. Джерард вновь зачеркнул написанное и задумался, грызя кончик ручки. Повернув голову к окну, он наблюдал за тем, как далеко на востоке светлеет рассветная дымка. Сначала кусочек неба был просто голубо-серым, пыльным, словно старая игрушка, но затем он становился всё светлее, медленно переходя в белый цвет. Времени до первого урока оставалось немного, и Питтс предпочёл сочинить хотя бы начало, если уж не перейти к сути дела. Он снова вернулся к письму и сочинял до тех пор, пока заря не окрасила прилежащие к школе территории красным утренним заревом, и потом, когда солнце золотым светом залило вересковые поля, Питтс всё ещё писал. К тому времени, как на тумбочке Микса залился, захлёбываясь трелью, будильник, у него на полностью почёрканном листке было готово только: «Старина!». Порешив, что это ёмкое слово вполне подойдёт для приветствия, и к тому же сразу вмещает в себя всё, что касалось их дружбы, Джерард, очень довольный собой, быстро юркнул в постель. Он всегда просыпал будильник, и Микс привык его будить, а значит, сегодня должно быть то же самое. Нельзя, чтобы друг заподозрил, что с ним творится неладное. Он и так уже заметил кое-что. Отвернувшись лицом к стене и накрывшись одеялом по самые брови, Джерард старательно прикрыл глаза. Он слышал шорох простыней Микса, слышал, как друг сонно сел и выключил-таки будильник, который своим безобразным звоном давил на черепную коробку после бессонной ночи. Питтс слышал, как Микс слез на пол и прошлёпал к его кровати. - Вставай, Джерри! – он деликатно, как всегда, потряс его за плечо. На секунду Питтсу показалось, что всё, как прежде. Вот и Микс, который будит его, стоя босиком у его кровати в одних трусах, вот и шум просыпающихся мальчишек, слышный даже сквозь плотные каменные стены, вот и пение птиц, и лёгкий ветерок, развевающий занавески. Но всё это вернулось к нему лишь на миг, надавило, накатило удушливой волной боли от осознания: так больше никогда не будет. Быть может, это последний раз, когда всё так. Может быть, ещё пару раз всё повторится. Но потом их прошлое вынуждено будет кануть в Лету, оставив их детские забавы позади. Питтс как всегда сонно промычал что-то неразборчивое и перевернулся на бок, длинной худой рукой пытаясь отбиться от друга. Утренняя потасовка была их многолетним и тщательно отработанным ритуалом. Каждый уже не мыслил утро без этой шуточной драки. Они оделись, по привычке завязали друг другу галстуки, хотя каждый давно уже умел делать это сам, и спустились к завтраку, захватив необходимые книги с собой. А потом всё пошло, как по накатанной – безвкусный омлет и стакан молока, латынь, история, арифметика, черчение, физика… И цифры, и буквы, и роящиеся вокруг толпы учеников… Вырваться из этого круга и отдохнуть им удалось лишь после уроков, когда занятия, наконец, были окончены. У них было излюбленное место на мосту у башни. Именно туда друзья и направились, стремясь улизнуть от всех, от шума и гама. Несколько шагов по винтовой лестнице вплотную друг за другом, чугунный люк и – свобода. И снова вересковые поля вокруг, и где-то вдалеке озеро и лес. - Что ты думаешь по поводу этого общества? – Микс сидел, облокотившись о бортик мостика. - Которое создаёт Нил? – Питтс стоял рядом, всё так же сунув руки в карманы, как и тогда, вчера. Была у него такая привычка – всегда одно и то же движение. Он просто не знал, куда девать свои длинные руки, когда он стоит, и именно поэтому они сами лезли в карманы. - Да, общество мёртвых поэтов. - Потрясающе. - Ты думаешь? - Тебе никогда не хотелось принять участие в тайном обществе? Да ладно, признайся, хотелось, - он слегка ткнул друга в плечо. – Я знаю, что тебе хотелось бы. - Мне нравится больше из-за общего духа бунтарства, чем из-за идеи чтения стихов. Не очень люблю стихи, ты же знаешь. Большинство из них. Но собираться в компании в пещере – весело, - Микс ухмыльнулся и посмотрел на друга снизу вверх. – Что с тобой такое, Питтс, а? – обеспокоенно произнёс он и поднялся на ноги. – Что стряслось? Они стояли совсем рядом, одинакового роста – рыжий и тёмный пареньки, - совсем молодые, худые и маленькие. - Я же вижу, тебя что-то терзает. - Это последний год, - глухо выдавил из себя Питтс, стараясь не глядеть на друга. - Ну и что же? - Выпуск. Понимаешь, нам…нам ведь придётся поступать в институты. Это значит..значит, нам придётся взрослеть. Получить профессию и всю жизнь проработать адвокатом или доктором, - он кинул на Микса исполненный страха и боли взгляд. – Я…я не хочу, понимаешь? Я хочу быть учёным, изобретать новую технику! - Ну так и будь, господи боже, - Микс пожал плечами – для него в этом не было никакой проблемы. – По физике у тебя отличные отметки, ты с лёгкостью поступишь. Да любой университет будет драться за право обучать такого первоклассного физика, как ты! Питтс слабо улыбнулся и покачал головой. - Мать больна. У Стивена потемнело в глазах. Так вот, что гложет его друга. Миссис Питтс больна, а значит, вся его семья пошатнётся. Его отец сойдёт с ума от горя и, конечно же, упечёт сына в любой первый попавшийся колледж. Мистер Питтс и так не то чтобы часто слушал Джерарда, но если его жена умрёт… Миссис Питтс никогда не отличалась особым здоровьем. И последней её волей будет, чтобы сын во всём слушался отца. Джерард старший в семье, вся тяжесть ляжет на него. - Чем? Что с ней? - Воспаление лёгких, - Питтс специально говорил спокойно, но Микс видел, что друг еле сдерживается от слёз. - Джерри, - мрачно произнёс Стивен, окидывая взглядами фиолетовые от вереска поля. – Если хочешь плакать – поплачь. Будет легче. - Но…ты.. – неловко пробормотал тот, конечно же намекая на то, что Стивен будет свидетелем его непотребного поведения. - Бога ради, Джерард! – воскликнул Микс, резко оборачиваясь к нему и хватая друга за плечи. – Чего я только не видел! Нас секли вместе, мы вместе хулиганили и получали за это, мы вместе мылись и мы до сих пор завязываем друг другу галстуки! Ты идиот?! Ты и правда думаешь, что я осужу тебя за слёзы? Да кто я такой, чтобы… - он слегка толкнул его в плечи и отступил, повернувшись к нему спиной. Микс был немного резковат в этот момент, но Питтс знал, почему. Он раздражён и уязвлён тем, что Джерарад боялся плакать при нём. Они ведь действительно… - Мы всегда были вместе! – обернувшись, Стивен снова стремительно подступил к Питтсу, почти касаясь носом его носа. - В этом-то и проблема, - бросил Джерард, не в силах сдерживать всю ту бурю болезненных чувств, которые роились в его душе не один месяц. - Что? О чём ты говоришь? – стёкла очков Стивена недоумённо блеснули. - Питтс! Микс! – послышалось со двора. Они кинулись к бортику и, перегнувшись через него, увидели внизу, на траве, Чарли Далтона. - Нам нужна пара человек для футбола, нам не хватает! – он призывно махал рукой, второй он держал мяч. Питтс взглянул на Стива, взглядом давая понять, что он не настроен играть, однако Микс, поняв его взгляд, почему-то крикнул Чарли: - Уже идём! И снова наступила ночь, и снова Питтс сел писать письмо Миксу. На уроках не было возможности сочинить ни строчки, зато теперь, ночью, в тишине, снова можно было заняться этим нелёгким делом. Прошло пару часов, прежде чем Джерард смог довольно откинуться на спинку стула и перечитать то, что он написал. Вот, что у него уже было готово: «Старина! То, что я хочу сказать тебе, невероятно тяжело не только для понимания, но и для держания в себе. Именно поэтому я хочу написать тебе то, что сейчас напишу, хоть и страшусь того, что ты можешь обо мне подумать.» Микс шевельнулся во сне, слегка застонал от яркого света лампы. Питтс вдруг почувствовал, как его сердце стремительно улетает куда-то в живот, оставляя в груди тупую сосущую боль. Дунув, он потушил лампу и остался сидеть в полной темноте, прижимая к себе листок с нацарапанным началом письма и выжидая, пока друг снова уснёт. Нет, всё же всё это просто ужасная затея. Зря он во всё это ввязался… он страшно измучался, ему надоело вздрагивать от каждого шороха, сгорать от стыда от каждого взгляда Микса и мучиться, мучиться, мучиться по ночам мыслями. Микс уснул, но Питтсу такая роскошь была недоступна. Писать дальше он не решился, но до утра юноша не мог сомкнуть глаз. Он ворочался на жёстком матрасе, его голова металась по подушке, пот выступил на высоком лбу. Хранить тайну – ужасный крест. И о боже, как же он ждал и боялся того дня, когда Миск обо всём узнает!