Сгоревшие сказки

драббл по BuF, пост-шестая глава, 700 слов боли (или что случается с автором, когда задерживает следующую главу из-за ФБ и почитывает Кинга) Это был конец. Должно быть, конец. Мозг усиленно подсказывал, что это был ад, девятый его круг, но Кай знал, что девятый круг находится в прошлом, за Дверью, которая открывается узорчатым чёрным ключом. Сторожевая Башня стояла: старый фасад снаружи, величие и хаотичность внутри. Стояла, хотя должна была пасть. Раздавить все Двери, похоронить под своими стенами сказочных беженцев, смять перекрытия и чужие надежды. Но она стояла. Пустая. Безмолвная. Кай думал, что они вернутся в могилу. Но они вернулись в склеп, и невозможно было понять, за какой из стенок спрятаны покойники, и есть ли они там вообще. Они вернулись на "Летучий голландец", призраки которого растворились в тумане. Они вернулись в пустоту. Бен всё ещё стоял на своих двоих, даже делал неуверенные шаги, опираясь на плечо ключника. Кашлял пеплом: чёрная пыль оседала на одежде, на коже, на волосах, въедалась в них и не желала исчезать. И бредил. Разговаривал с матерью. Ругался с Верой. Огрызвался на кого-то, чьего имени не называл. Иногда шептал что-то на своём родном языке - хотя Кай не должен был его слышать, не должен был отличать его от обычной речи, ведь Башня всегда переводила за них, Башня всегда... Она никогда не была пустой. Брошенной, словно все просто ушли, разом, второпях, захватив только самое ценное. Может, так оно и было. Да-да, так оно и было, Кай убедил себя в этом, когда стаскивал Фэня по лестнице, уводящей вниз, в сад сломанных Дверей, обитель старика Элинсэ. Если уж кто-то и мог остаться, когда все ушли, это мог быть только он. Сад встретил их тьмой. Настоящей, какую невозможно разглядеть - только ощутить. Бена скрутило у подножия лестницы: Кай опустил его на ступеньку, слушая, как надрывный кашель превращается во что-то совершенно ужасное. Пепел теперь сыпался целый пригоршнями и иногда вспыхивал искрами, которые тут же таяли во мгле. Фэнь зашептал что-то - опять на другом языке, странном, чирикающем, режущем по ушам не хуже стекла - и вдруг схватил Кая за плечи, вцепился в ткань, и глаза его полыхнули золотом. Он хотел сказать что-то - Кая чувствовал вес ещё не произнесённых слов в воздухе - но тьма вокруг сгустилась, сделалась ещё чернее, и в в этой темноте промелькнуло что-то живое. Бен оставил попытки выдавить из себя хоть что-то, кроме пепла - повернул голову, быстро, как не должен был, потому что резкие движения провоцируют новые приступы. Он тоже ощутил в темноте чьё-то присутствие. И это был не Элинсэ. Это было что-то ещё больее древнее, ещё более непонятное и, может быть, ещё более одинокое. Что-то, пришедшее на пепел, на запах затухающего бессмертного пламени, и на морозный след, от которого ключнику никогда не избавиться. Должно быть, это был конец. Это было начало. Феникс в клочья разодрал нападавшего. Им оказалась сохнушая на солнце простыня и чей-то далёкий смех. Он остановился, тяжело дыша. В горле его было сухо, как в пустынном колодце, внутри себя он больше не ощущал величие Законов, но и это было не самое худшее. Ему не нравилось, что он не считал это не самым худшим. Ещё был этот ключник - потому что от него не избавиться, потому что у него комплекс героя, или что-то вроде того, а ещё потому, что он теперь похож на бледную тень. И вот это как раз было худшим. Феникс не желал признавать, что он действительно переживал за этого мальчишку. Не желал, но всё же переживал. Билось что-то внутри, на том месте, где должен был быть узел Законов. Хотелось разорвать это что-то так же, как простыню. Но Феникс этого не сделал. Он то и дело оглядывался на ключника - приходилось чуть поднимать голову, чтобы заглянуть в отстранённое бледное лицо - и шёл вперёд, прожигая дорогу огненными крыльями. Нужно было успеть, пока не стало слишком поздно. Куда-то далеко... но куда именно? И - для чего слишком поздно? Они шли: Феникс, превратившийся в комок нервов, и Снежный король, которому не было дело ни до чего, кроме вечности на полу и маячившего впереди тепла. Начало было похоже на хождение по кругу. Но это было начало. Они проснулись одновременно, но оба лежали тихо, чтобы не выдать себя. Каю редко снились сны, но те, что снились, почти все были кошмарами. Он привык. Или думал, что привык. Он вспомнил о словах другого Кая и о всех тех Башнях, в которых побывал. Пустые были хуже остальных. Те, в которой они умирали вместе, были не так плохи. Фениксу вообще никогда ничего не снилось, кроме Фэнхуана, который из ночи в ночь ухмылялся всё шире. Предчувствовал, что однажды будет свободен. Расшатывал оковы. Возвращал украденное пламя. Возвращал свою жизнь. И сны, в которых приходилось беспокоиться не за себя... их не должно было быть. А они снились. Синяя птица, Закон множества ключей и множества страхов, мирно щебетала за окном, купаясь в лунных лучах. Приносить на своих крыльях кошмары - весело. Ещё веселее наблюдать за чужим путешествием, цель которого меняется изо дня в день.