Тварина

Прошло каких-то девять лет. Девять лет! И такое разительное отличие. Из милой девочки с забавными разномастными волосами, что смотрела с восторгом наивных глаз, вдруг вылупился натуральный монстр. Иногда Ванессе казалось, что она не сидит на лавочке перед домом Эстеллы Миллер, а спасается бегством в спокойствие лондонского сквера, где время забывало о своём ходе. По-прежнему ненакрашенная, в платочке, кормящая голубей хлебом, неузнаваемая никем баронесса фон Хеллман предавалась в парке не то меланхолии, не то мечтам. Иногда проходящая по своим делам Эстелла Миллер, теперь уже миссис Протт, улыбалась и даже махала рукой. Баронесса всегда приветливо махала в ответ. Странное стечение обстоятельств, странный поворот жизни, странная договорённость словно не узнавать друг друга. Но Ванесса фон Хеллман всё равно каждый раз приходила, чтобы увидеть как росла и изменялась её родная дочь, как в молодой женщине всё больше и больше проступало природной аристократичности. Породу никуда не скроешь. Был ли это поворот головы, взмах руки или брошенный вскользь взгляд, полный спокойного благородства — всё несло на себе отпечаток предков, великих и сильных характеров. Во всяком случае Ванесса отмечала это. Пусть её дочь и отказалась от регалий и титулов — в этом она тоже наследовала характеру семьи — непримиримая гордость. Это в ней и нравилось Ванессе. Намётанный взгляд определял точно, что миссис Протт стоило лишь приодеть: с манерами, присущими дворянским семьям, она справилась бы великолепно. В отличие от другой Эстеллы. А вот номер два была карой господней. Ванесса иногда с горечью думала, что это было её истинным наказанием за отказ от собственной дочери. Девять лет назад, сердце, готовое разорваться от горя и одиночества, вздрогнуло от объятий маленькой девочки. Девочки в чьих глазах стояли слёзы благодарности. Не особо долго думая, Ванесса превратила Эстеллу Бичем в Эстеллу фон Хеллман. И эта необдуманность дорого ей стоила. Воспитание, учителя, привитие манер и вкуса — всё пошло насмарку. Тётушки и сёстры только и вздыхали тяжело, только и кивали головами, словно китайские болванчики, только и сжимали губы узкой нитью. — Что ж, Ванесса, не повезло. Дурной крови не стать благородной. А разномастная чертовка только подливала масла в огонь. То закинет какой-нибудь из тётушек в чай жука, то выльет на платье чернила. Отчего часто оказывалась запертой в комнате, что не прибавляло взрывному характеру спокойствия. Ванесса пробовала говорить и так, и эдак. Мелкую засранку успокаивало только шитьё, а ещё Ванесса заметила, что Эстелла украдкой бегала к самому большому фонтану в саду с двумя чашками чая. Сначала ей подумалось, что это какая-то очередная странная детская игра, но прислушавшись однажды к разговору, была сильно и неприятно удивлена. Эстелла говорила с покойной матерью. Пила с ней чай у фонтана. Была у них такая вот на двоих мечта, пить чай у фонтана, что сбылась лишь для одной. Ванесса старалась не лезть и лишний раз не тревожить былые раны. Старалась быть доброй и мягкой. Старалась, но выходило совсем не то, чего она ждала. — А вы что думали, что дети это как дизайнерский проект? Смоделировал, пошил, доисправил, фурнитуры пришил и готово? Нет, человек так не делается, тем более такой человек, который уже с девства узнал много горького. Ванесса, неужели вы думали, что воспитать ребенка это так просто? — Нет, не думала, но не знала, что так тяжело. — Всем везёт по-разному. С Эстеллой никогда никаких проблем не было, — отвечала большая и рыхлая, белокожая пухлая Кэтрин. С недавнего времени она тоже стала сидеть на той же лавочке, что и Ванесса. — Ревность? — думала баронесса, размышляя о причинах бывшей горничной приходить в парк к бывшей хозяйке. — А может и ревность. Да и чёрт с ним, с Кэтрин было о чём поговорить и собеседником она была приятным. Иногда они и вовсе пили чай с чудесной выпечкой, испечённой Кэтрин. В таком общении была какая-то свобода, ненавязчивость и душевность, чего так не хватало в обычной жизни баронессе Хеллман.