KRONOS

      Следующим днем, дождавшись четырех часов, я отправился за талонами на бензин. В дневном свете минусы бетонной архитектуры проявились уродливыми потеками таявшего снега. Я вспомнил, как гротескно смотрелся ее дом во время тумана революции. Муж Розы открыл дверь и пригласил на кухню, которая в его присутствии выглядела иначе — порядок, в котором читался запущенный ОКР, наполнял это пустое пространство смыслом. Интересно, что может связывать настолько разных людей?       — Мы не успели познакомиться, — он поставил белоснежную кружку с крепленым кофе. Двойным, а то и тройным. Вероятно, хотел изувечить меня кофеином.       — Это совсем не обязательно, я не самый дружелюбный человек.       — С моей женой вы подружились быстро.       — Вы врач, и должны знать, что в экстренных ситуациях людям свойственно изменять собственной натуре.       — Она вам не симпатична?       — Я пришел за талонами на бензин. Сойдет за ответ?       — С тех пор, как вернулся с работы, только и слышал что о вас, Марк, — он пододвинул ко мне заранее заготовленные талоны.       — У вас правда нет никаких поводов для беспокойства. Позовите Розу, она подтвердит мои слова.       — Я думал, она у вас.       — С чего бы это?       — Сказала, что ушла к соседям.       — Она имела ввиду женщину, что живет на пригорке. Или еще кого-нибудь. Спасибо, — я потряс талонами, убирая их в нагрудный карман. — Если вы не против, я вызову такси к вашему дому.       — У меня есть несколько пустых канистр. Достались в наследство от отца. Одолжить?       — Было бы прекрасно, — я вызвал такси, указав, что в этот район можно подняться только на полном приводе, — верну в течении пары часов.       — Не нужно. Все равно не знал, как от них избавиться.       Я понял, что стоит за этой фразой и опустил глаза в пустую кружку. Небольшая пауза, образовавшаяся между нами, стала настолько весомой, что я поднес то, что совсем недавно было отлично сваренным американо ко рту, и сделал вид, что глотнул. Как назло, таксист отменил заказ, заблудившись среди горных троп — некоторые участки дороги находились вне зоны покрытия сети, поэтому вызвать сюда незнающего человека было квестом по пространственному мышлению.       — Машина подъехала, — я подумал, что до центра могу прокатиться на автобусе, только бы скорее убраться из их дома.       — Датчик движения сработает в любом случае, давайте я сделаю вам еще, — он указал на кружку, — У вас не поднимется давление?       — Дома я пью растворимый, поэтому…       По периметру включился свет. На кухню влетела Роза. Увидев меня, она ненадолго замерла, а затем ткнулась мне в грудь, мелко подрагивая плечами. Я старался не обращать на нее внимания, ведь только что уверял ее мужа в том, что между нами нет ничего, что может показаться мало-мальски интимным. Внезапные объятия выставляли меня настоящим проходимцем. Я уставился на него молящим взглядом. Удостоверившись, что такое поведение для меня так же аномально, как и для него, он встал из-за барной стойки. Роза продолжала вжиматься в плечо, ничего не говоря, никак не реагируя на мои попытки вырваться.       — Любимая, что-то случилось? — от его слов она будто отмерла. На секунду я почувствовал, что Роза расслабилась, но сразу же напряглась снова, продолжая трястись и сжимать ткань моего пиджака в том месте, куда я положил талоны. Я все еще глядел на ее супруга, понимая, что если что-нибудь не предприму, то окончательно загоню этого уставшего мужчину в пучину недоверия.       — Роза, мать твою! — я крепко сжал ее за предплечья и отодрал от своей груди, стараясь не сделать слишком больно, но и не переусердствовать в нежности. — Что ты вытворяешь?       — Она… Она хотела сделать тебе подарок. Купила тебе такой отличный… Мы даже попробовали его вместе, разглядывали дома, искали людей, смеялись...— Я не разбирал ее бреда.       Наконец, она посмотрела — сначала на меня, а затем медленно обвела взглядом комнату, задерживаясь на своем муже. Они будто договорились о чем-то взглядом. Его лицо стало спокойным. С мышц, удерживающих мимику спало всякое напряжение, превращая его в ребенка. “Так вот в чем секрет вечной молодости”, пронеслось в моей голове.       Роза сглотнула, шепча что-то о подарке, который непременно бы мне понравился. Она еле удерживала взгляд на моей кружке, яростно двигая зрачками, будто контуженная, а затем смела ее со столешницы, отвлекая нас, и кинулась на второй этаж. Он бросился за ней, крича о том, чтобы она успокоилась, и она отвечала ему что-то, то ли смеясь, то ли плача. Я решил ретироваться, пока эти сумасшедшие не втянули меня в привычный для них сумбур. Если я не уберусь отсюда сейчас же, то рискую примкнуть к этому цирку, испортив чудесный день — думал я, поднимаясь вслед.       Дверь в ванную была полуоткрыта. Подойдя ближе, я увидел сидящую на мраморном стуле Розу, с вывернутыми руками, по которым текла спелая кровь. Ее муж сконцентрировано обрабатывал густые порезы пинцетом. На полу аккуратно лежали красные комочки ваты. На краю ванны — лезвие. У него на коленях — потрепанный медицинский чемоданчик с инструментами, среди которых я заметил несколько пачек с кетгутовой нитью. Я знал, что она делает это не впервые и, наконец, понял, что эти двое созданы друг для друга.       — Роза, какого черта? — выдавил я осипшим голосом.       — Вы не могли бы помолчать, пока я не закончу?       — Я… Просто хотел предупредить, что ухожу.       — Останься, — она не оторвала взгляда от своих рук, уставившись на раны как зачарованная. — Тебе лучше побыть под его присмотром.       — Зачем?       — Заткнитесь оба, я шью. Марк, подождите нас на кухне, я умоляю.       Я спустился обратно и отменил такси. Они закончили быстро, что не свойственно для косметического шва, мороки с которым в три раза больше, чем с обыкновенным.       — Можно я пойду? — пробубнил я, как только они появились на лестнице.       — Тебе нужно увидеть все самому. Одевайся.       — Мне нужно заправить машину, ты можешь объяснить что стряслось? — я перевел взгляд на мужчину. — Вам она что-нибудь сказала?       — Нет, поступим как она просит, не усложняйте. Роза очень настырный человек, когда дело касается неприятностей.       — Скажи хоть, куда мы идем?       Заходя к Лале, я подумал, что женщины устроили этот спектакль только для того, чтобы мы помирились. Было тихо. Телевизор, не прекращавший работать в этом доме, даже когда Лала спала, был отключен. Я развернулся к Розе.       — Ты вскрыла себе вены из-за того, что у нее выбило проводку?       — Я попрошу не выражаться так о моей жене, — он был в этом доме впервые и настороженно восхищался площадью основной гостиной. — Любимая, что здесь произошло?       — Это тебе, — она положила руку на большую коробку, обернутую атласной лентой. — Лала говорила, ты увлекаешься космосом.       Я оставил их позади и прошел в ее кабинет. Пусто. На кухне тоже никого. Поднялся на второй этаж. Гостевая спальня пахла пылью. Вероятно, студент освободил комнату как только появились новости об окончании военных действий. Остальные двери, запертые обычно, сейчас были открыты настежь. Я перекинулся через перила. Роза не торопилась раздеваться, если честно, она и не разувалась, оставляя за собой грязные дорожки слякоти. Внутри меня поднималась тревога. Они смотрели на меня молча, будто немые зрители плохо написанной радиопостановки. Оставалась оранжерея. Сейчас я зайду туда, и Лала выпрыгнет на меня с хлопушками и подарками, а я засмеюсь и сразу же ее прощу, я не буду злиться или выяснять отношения. Рано или поздно мы бы помирились в любом случае, ведь иной раз соседи ближе родственников. Я распахнул стеклянную дверь, хотя увидел все издалека. Обернулся на Розу. Она тихо плакала, подталкивая своего мужа ко мне. Я остановил его жестом и вошел.       Слава богу, она умерла не от удушья. Шея была сломана, и сейчас ее тело свисало с люстры так расслабленно и просто, что можно было позавидовать. Я посмотрел вниз. Нет, она не обделалась, ведь я собственноручно купил ей клизму и слабительное. У меня немного косились ноги, тело слушалось нехотя, будто одеревенело, точно так же, как и ее — будто мы умерли вместе. Я залез на стул и снял Лалу с петли, стараясь удержать от падения. Она все равно упала. Сначала, я подумал перенести ее в спальную, но не смог поднять и вышел за постельными принадлежностями. Роза схватила меня за руку.       — Ты куда?       — За подушкой, — уверенно сказал я, а затем посмотрел на ее мужа. — Ты… Не мог бы ее как-нибудь собрать? Я имею ввиду, починить шею, это же не так сложно.       Он скрылся за дверью оранжереи, а я влетел в комнату и сгреб в охапку все, что увидел лежащим на кровати. Вернувшись, я нашел мужа Розы, сидящим над трупом моей… Кем приходилась мне Лала? Соседкой? Подругой? Материнским образом, которого я никогда не был достоин? Я присел рядом, подложил под ее голову подушку и попытался накрыть одеялом.       — Она мертва, — какая сухая констатация, — уже несколько часов. Тело окоченело.       — Знаю, — буднично произнес я. — Но все же, ее можно починить. Японцы, например, заливают разбитую посуду золотом. Ты об этом знал?       — Нужно вызвать полицию. И скорую, — он положил руку мне на плечо.       — Да, конечно. Вызывайте. Только собери Лалу обратно.       — Она не страдала, — зачем то сказал он. — Все случилось мгновенно.       — Я знаю. Пойдем, здесь не на что смотреть.       Мы зашли на кухню. Роза и не думала накрыть на стол, поэтому я достал три расписные кружки и сделал все сам.       — Я оставил телефон дома, — сказал ее муж, я тут же протянул ему свой.       — Пароль ноль-двести семьдесят, я скорее всего не смогу толком объяснить городским службам, что сейчас происходит, поэтому, если вам не сложно…       — Не беспокойтесь, — твердо сказал мужчина.       Звук вскипающего чайника заглушил телефонный разговор. Казалось, он перекинулся с полицией парой слов, назвал точный адрес, которого не знал даже я. Я не понимал, кто конкретно должен приехать, да и трупы в последний раз видел на втором курсе фармакологического техникума, но внешне казался спокойнее их обоих. Сделав глубокий вдох, я постарался взять свои мысли под контроль, к удивлению обнаруживая, что никаких мыслей в голове нет.       — Мальчики! — наконец взревела Роза, — Что это?! Я ведь зашла… Мы с ней договорились съездить в СПА, когда закончится война, и вот я пришла, чтобы отвезти ее… А тут никого нет, и я пошла дальше. Марк?! Это же не по-настоящему? Выходит, я первая ее нашла? Простите, я просто не знала как это... Как такое скажешь?       Она облокотила голову на руки, будто больше не могла держать ее прямо, схватила себя за волосы и продолжила плакать. Крупным каплям даже не удавалось скатиться по ее щекам, они сразу падали на скатерть, создавая разводы разных диаметров. Я задумался — от чего зависит объем слезы, если они так разительно отличаются. Она все продолжала и продолжала свой истеричный монолог, я не мог сложить его во что-то внятное, но вычленял отдельные слова, которые тут же забывал. Воздух продолжал наполняться запахом соли, до тех пор, пока не приехал участковый. Он был первым и тоже не стал разуваться. Вскоре весь этот уютный дом был покрыт грязными следами чужой обуви, и единственное, чего я хотел, — это ходить за этими незнакомцами с половой тряпкой.       Вскоре они ушли. Муж Розы говорил, что ей нужно поспать. Он не может ее бросить. Кажется, он похлопал меня по плечу, а затем даже обнял, сейчас я смутно припоминал, что от него пахло жжеными ирисками и табаком. Дом Лалы наполнился чужими людьми. Меня постоянно о чем-то спрашивали. Наблюдал ли я суицидальные наклонности? Не наблюдал. Выезжала ли она из дома во время столкновений? Понятия не имею. Кем я ей прихожусь? Черт его знает. Кому из ближайших родственников нужно сообщить о случившемся? Ума не приложу. Де-юре, меня это касалось не больше, чем случайного прохожего, однако все вокруг обращались со мной, как с главным пострадавшим, говорили о скорби и аутопсии, от которой я отказался, оставив свою подпись на бумажке.       Оставшись, наконец, в одиночестве, я понял, что мне нужно заняться похоронами, об организации которых я не знал ровным счетом ничего, однако вспомнил о человеке, к которому с этими вопросами можно обратиться. Ноги сами принесли меня к ее дому. Она хоронила и сестру, и сына и должна знать тонкости загробной жизни. Высокий решетчатый забор, декоративные туи, навес для рубки дров, дорога, уложенная римской плиткой — не знаю, как я проник на территорию, возможно пролез через какую-нибудь дыру, а может разогнул решетки собственноручно. Охранника не было видно, хотя его будку освещал старенький телевизор. Меня никто не останавливал. Ночь, расправившая свои крылья, окончательно победила отвечающего за солнце. Дверь долго не открывали, но я продолжал стучать, найдя причудливый ритм, превратившийся в подобие мелодии.       Дверь открыла другая, пусть и похожая больше статусом, нежели внешностью, женщина — те же идеально уложенные волосы, такие же пустые, невыразительные глаза, отсутствие межбровной морщинки, которые по моему мнению делали из любой женщины красавицу, смазанный возраст. В ее взгляде читался небольшой испуг и монументальное количество необоснованной гордости, поэтому она распахнула дверь чуть шире чем положено и медленно вела свой взгляд от моего лица к моим же ботинкам. Так смотрят на второсортных, неравных тебе людей.       — Кто вы? — удивленно спросила незнакомка.       — Я не к вам. Здесь живет моя… Подруга.       — Теперь здесь живу я.       — Вы не знаете, как я могу с ней связаться?       — Нет, но мой… Муж, наверное знает. Его сейчас нет дома. У вас что-то срочное?       — Я по поводу похорон, — эта фраза вырвалась из меня неестественно громко.       — Ой нет, с ним об этом говорить не нужно. Он так расстроится.       — Они не были близки, не волнуйтесь.       — С бывшей женой? — с надеждой спросила девушка.       — Точно, у него же умерла жена. Я к ее сестре.       — У его жены не было сестер, — испуганно сказала она, не поняв моей реплики. — Я вызову полицию.       Мне было плевать на ее запугивания, я развернулся и пошел прочь.       — Кто ты такой? — крикнула она в спину.       — Просто сосед, — я не собирался поворачиваться к ней, но слышал, как она обулась и выбежала вслед. — Мне нет до вас никакого дела.       — Сосед? — она куталась в меховую шубу и шаркала наскоро обутыми кроссовками. — Ты пришел к моему мужу?       — Пожалуйста, не тыкайте.       — Извините. Меня зовут Камелия. А вас? Зачем вы пришли?       — Мне нужно было поговорить с женщиной, которая тут живет, хозяйкой этого дома или ее сестрой, я не разбираюсь в родственных связях жильцов, мне просто нужно кое-что узнать.       — Можете спрашивать у меня, теперь я здесь хозяйка, — в ее голосе звучали венценосные нотки, настолько острые, что пробились в мою голову через толщу психологических барьеров, благодаря которым я все еще держался на ногах.       — Я не знаю как хоронить людей, — я остановился. — Сможете помочь?       — Господи… Простите. Я думала, что война уже закончилась. Давайте зайдем, я позвоню в ритуальное агентство, — она не считала моего укора, а мне вдруг стало смешно от того, что я не додумался воспользоваться услугами могильщиков.       — Ритуальное… Агентство? — медленно повторил я. — Точно, это же самый неубиваемый бизнес на свете.       — Вы смеетесь?       — Нет.       — Вы обманываете меня. Зачем вы пришли? Хотите добить моего мужа? Пусть он любил только меня, но она была его официальной женой. Ты что, что-то типа ее любовника? — Девушка остановилась, пораженная внезапной догадкой. Я медленно повернул голову в ее сторону, вглядываясь в нее безумно, с удвоенной силой, а затем засмеялся. Мне потребовалось несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя.       — Вы знаете, а вы меня раскусили, — я раскашлялся от холодного воздуха, — Когда увидите своего муженька, передайте ему, что не только он умеет развлекаться с молодыми и пустоголовыми любовниками, вроде нас. У его настоящей жены тоже есть это право.       Я снова закашлялся со смеху. Когда эта убитая горем женщина спрашивала, смогу ли я за нее отомстить, она и не думала, что я сделаю это таким нелепым способом. Она сказала, что у покойной не было сестер. Тогда с кем я разговаривал все это время? Я решил подумать об этом позже.       Вернувшись в пустой дом Лалы, я нашел телефон ритуального агентства “Феникс”. Название было многообещающим, и я решил позвонить, как только дождусь девяти утра. На часы я не смотрел, но в январе солнце не всходит раньше половины девятого, а за окном все еще царствовала ночь — сил новорожденной луны едва ли хватало даже на то, чтобы подсветить укрывающие ее облака. Я подумал, что нужно зайти домой, ведь полагаться на Розу в плане кормления кота было опрометчиво, но какая-то неведомая сила удерживала меня. Здесь я был счастлив, не проведя в этих стенах ни единого плохого дня. Все вокруг лучилось защищенностью и заботой, а сейчас погасло, чтобы вскоре покрыться запахом разложения, забрать у меня чувство родного покоя, который я не ценил, нехватку которого ощущал всем телом. Мы смеялись, сидя за обеденным столом, играли в преферанс за журнальным столиком в гостиной, я готовил печенье за столом кухонным и читал новости за компьютерным. Я бесцельно водил пальцами по остывшей мебели, стараясь запомнить ее фактуру, сейчас она не казалось мне хоть капельку теплой, будто кто-то забыл закрыть очень мощный холодильник, открыв который, я стал разглядывать его содержимое. Зачем она сделала это? Горчица была свежей, творог — немного подъеден, ровно как и сыр, от которого Лала всегда отрезала слишком толстые куски, которые невозможно было есть. Колбаса, кетчуп, молоко, налитое в небольшую, успевшую покрыться сывороткой молочницу, кое-что из сезонных овощей, виноградные листья…       …Виноградные листья. Наверное, Роза не хотела, чтобы муж узнал, что она способна на что-то большее, чем застревать у людей в носу тополиным пухом. Или все это время долма готовил кто-то другой? Сегодня об этом лучше не думать. Я вытащил листья и принялся их жевать. Ноги сами понесли меня в оранжерею, и попытался сделать то, на что у меня не хватило мужества, когда я только увидел тело.       Меня будто схватили за горло. Широко раскрыв рот и не издавая ни единого звука в жалкой попытке вздохнуть, я осел на пол. Это было похоже на сердечный приступ, если считать, что у тебя есть сердце. Грудная клетка хотела подняться, но сдавленная замыканием всех нервов сразу, только вжималась сама в себя. Я пытался вздохнуть, пытался крикнуть, но облегчение никак не наступало, а только усиливалось до тех пор, пока я не лег на пол, ощущая его щекой, и, наконец, заплакал. Это согревало. Если игнорировать, что люди называют плач душевной болью, то он был похож на оргазм. Тело то тряслось, то напрягалось, то совсем опускало любые ощущения, и я словил себя на мысли, что уже слышал звук, который издавал. Он действительно был похож на вой койота, который, вернувшись с охоты, обнаружил, что его стаю перебили.       Это не продолжалось долго, по крайней мере, я так думал, когда вставал с пола — за окном еще было темно. Психологи говорят, что соблюдение ритуалов вроде свадьбы и похорон важны для психики — если ты не увидишь побледневшего, холодного и совсем на себя не похожего человека, закутанного в саван, ты его не отпустишь, просто не сможешь понять, что он ушел — не из своей жизни, из твоей. Но что, если ты не хочешь этого осознания? Что, если тебе приятно, забывшись, поговорить с ним, представляя, что он стоит за твоей спиной, и, стоит тебе развернуться, — пошутит и, затянувшись сигарой, сам засмеется от своей же шутки. Я закрыл глаза и представил, что она здесь. Это не работало. Я не сумасшедший, уж слишком рациональный и обыкновенный. Мое воображение не способно воскрешать мертвых. Я снова оказался на полу. До девяти утра я еще несколько раз находил себя то обездвижено плачущим, то бесцельно блуждающим по комнатам, ничего не ожидая, будто время остановилось и текло только тогда, когда я впадал в небытие.