Долгое прощание

Гет
NC-17
Завершён
198
автор
A-Neo бета
Размер:
182 страницы, 35 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
198 Нравится 473 Отзывы 72 В сборник Скачать

Глава 2. Пленник

Настройки текста
Примечания:
      От волнения дрожали руки. С тех пор, как она оказалась в такой близости от него, несчастный не мог даже дышать спокойно. Ему казалось, что самый воздух отравлен медово-розовым духом прелестной отроковицы. Перед глазами стояли её полуобнажённая грудь и смуглые плечи, и желание, свирепое, как голодный волк, принималось терзать его. Позже в тот день он проведал девушку, она успела облачиться в белое одеяние послушницы, спрятала волосы под покрывалом и, сидя с козочкой на соломенном матрасе, являла зрелище одновременно соблазнительное и невинное. Цыганка с восторгом поймала его руку и покрыла её горячими поцелуями. Клод, оглушённый непривычной лаской, едва сдерживался, чтобы не броситься на эту белую овечку. Но девушка подняла на него восторженное лицо и улыбнулась.       — Мой Феб видел меня! Он нарочно встал на балконе рядом со своей сестрой, чтобы видеть, как вы заведёте меня в собор! — от переполнявших её чувств девушка двумя руками стиснула его безжизненно обмякшую ладонь. — Моё солнце, мой возлюбленный! Как он благороден!       Священник, не мигая, смотрел на неё, а беззаботная девушка уже оставила его и, сделав изящный пируэт, вновь села на кровать, где обняла Джали. Ему же хотелось кричать, возможно, ударить её или начать душить. Он спрятал руки в широкие рукава сутаны и впился ногтями в кожу предплечий. Эсмеральда одарила его сияющим взглядом.       — Когда же мой господин придёт за мной? — спросила она с надеждой.       Клод отступил на несколько шагов.       — Тебе опасно покидать обитель, — произнёс он с трудом. — Пока опасно, господин капитан просил заботиться о тебе, он даст знать, когда будет готов тебя вызволить. Сейчас ему следует вернуться к службе, ты ведь не хочешь, чтобы благородного Шатопера заподозрили в помощи приговорённой к смерти? Это принесёт ему много неприятностей.       — Как?! — девушка прижала руки к груди. — Я жизнь готова отдать за моего Феба! Я буду терпеливой, я дождусь.       — Хорошо, — суховато ответил Клод. — Тебе будет приносить еду мой воспитанник Квазимодо, ты знаешь его.       — О! Этот страшный горбун, — девушка вновь обняла Джали.       — Он безобиден, только глух, — архидьякон бросил странный взгляд на девушку. — Я буду навещать тебя так часто, как смогу, если у тебя будут какие-то просьбы, то можешь смело мне говорить о своих нуждах.       Девушка кивнула и на мгновение задумалась.       — Можно ли приносить для меня ведро воды каждый день? — она слегка покраснела. — И мыло, я буду… стирать.       — Хорошо, — священник вышел из её кельи.       Невозможно находиться так опасно близко, слышать её хрустальный голосок, угадывать под послушническим одеянием тело дивной красоты! Он ударил себя в грудь, туда, где проходила одна из глубоких борозд, оставленных ножом, слепящая боль лишила его дыхания. Священник замер, силясь сдержать крик боли, одновременно понимая, что такова цена за всё совершённое, за преступную страсть, столь поздно зародившуюся в усталом сердце. Он сжал правой рукой горло, грудь судорожно вобрала в себя воздух, столь сладостен был первый после перерыва вдох.       Квазимодо получил инструкции не докучать девушке, но приносить ей воду и всё необходимое. Пожалуй, из всех населявших монастырь мужчин только его воспитанник не вызывал у священника ревнивых опасений. Любой другой мог приглянуться девушке, ведь женское сердце так изменчиво! Но Квазимодо всем своим обликом мог внушить только страх и сожаление. Из того, что он понял, привлечь красавицу-цыганку мог лишь красивый мужчина, из той породы пошловатых щёголей, что пленяют сердца простых девушек. Хотя иные развратницы находят извращённое удовольствие в сожительстве с уродами! Ему пришлось незаметно ущипнуть себя, чтобы закончить с объяснениями. Квазимодо закивал головой, после чего припал к его руке долгим обожающим поцелуем, священник враждебно смотрел на затылок воспитанника. Вдруг произойдёт сближение? Одна, лишённая общества других людей, девушка может проникнуться к Квазимодо состраданием, а затем и любовью! Он вырвал руку и жестом велел горбуну возвращаться на колокольню, юноша вприпрыжку своей хромающей походкой быстро скрылся из вида. Нет, нельзя было допустить, чтобы красавица слишком часто находилась в компании горбуна. Он почувствовал, как что-то тёплое стекает по груди. Опустив взгляд, священник заметил, как на сутане расплывается влажное пятно, его удар раскрыл рану. Клод Фролло удалился в свою келью-кабинет на вершине Северной башни, где сделал перевязку. Ему нужно научиться сдерживаться.       Последующие несколько дней на него навалилось слишком много дел, он не мог освободить себе ни минуты для посещения Эсмеральды. Это приводило его в ярость и в то же самое время Клод воспринимал вынужденную разлуку как благо, как возможность собраться с мыслями. Квазимодо приходил и рассказывал, что госпожа, — так горбун называл цыганку, здорова и весела, она хорошо ест и играет с козой. Клод заподозрил, что его воспитанник следит тайком за девушкой, он задал прямой вопрос, и Квазимодо, немного смущаясь, ответил, что действительно иногда смотрит на неё в дверное оконце.       — Зачем ты это делаешь? — медленно произнёс Клод, горбун напряжённо следивший за его губами, неопределённо покачал головой.       — Не знаю, — виновато пробубнил Квазимодо. — Смотреть на неё — это радость. Я не обижу госпожу, мне достаточно видеть её счастливой.       Впервые в жизни ему захотелось избить горбуна, до боли в кулаках, а когда устанут руки, то можно было продолжить ногами. Он резко отвернулся от звонаря и, медленно подняв руку, указал ему на выход, Квазимодо поспешил уйти. Звонаря сейчас занимала всецело Эсмеральда, которая в своей келейке играла с козочкой. Горбун с удовольствием смотрел на девушку, на то, как она спит, раскинув руки, и какой покой снисходит на её прелестное лицо, на то, как она занималась козой или расчёсывала волосы принесённым им гребешком. Но в моменты, когда цыганка собиралась совершить омовение, Квазимодо, как ни был силён соблазн, уходил. Такая девушка, как госпожа Эсмеральда, заслуживала быть дочерью короля, её должно было окружить уважением и почётом. На неё нельзя было смотреть нескромным взглядом.       Горбун пребывал в приподнятом настроении, даже в колокольный звон вернулся былой задор. Квазимодо немного беспокоил мэтр, первые зёрна сомнений в горбуне проклюнулись, когда его обожаемый приёмный отец отвернулся от него на площади перед наказанием. Потом звонарь, наблюдая за тем, как священник смотрит с высоты на танцующую цыганку, уверился в своих подозрениях. Архидьякон желал девушку и теперь, когда она оказалась в его власти, неизвестно, как поступил его опекун. Клод Фролло был добрым хозяином, до недавнего времени во вселенной Квазимодо он занимал место центрального светила — непогрешимого и недосягаемого. Но события, начиная с неудачного похищения, ареста девушки и странного акта милосердия в виде спасения Эсмеральды — все они уверили звонаря в том, что и на солнце бывают пятна. Он стыдился своих подозрений, гнал их от себя, но окончательно избавиться не мог. Хозяин неспроста укрыл девушку под защитой Богоматери, он преследовал некую цель и, возможно, не самую благородную. Квазимодо помотал головой: жест, который призван был изгонять дурные мысли. Не следовало подозревать мэтра в дурных намерениях, но нужно было во что бы то ни стало защитить девушку.       Позже он вручил Эсмеральде серебряный свисток, красавица равнодушно приняла подношение, стараясь лишний раз не смотреть на уродливого горбуна, тот поспешил к выходу. Свисток девушка положила на стол, там он и лежал, забытый и одинокий. Всякий раз, как Квазимодо бывал в её келье, он бросал тоскливый взгляд на свой подарок, который постепенно покрывался пылью.

***

             Клод, мучимый жарким желанием и невозможными мечтами, обратился к тому, что всегда осуждал — к умерщвлению плоти. Он надел на незажившие раны жёсткую власяницу, позаимствовал из сундука в кладовой монастыря плеть с семью хвостами, которые символизировали семь смертных грехов, и взялся за труд самоусмирения. Ссохшуюся от времени плеть пришлось смягчать салом и касторовым маслом, в итоге она вернула себе гибкость и эластичность. Клод завязал новые узлы и теперь в минуты особо сильного душевного смятения яростно хлестал себя бичом благочестия, происходило это ночами, после прогулок.       Совершенно случайно в конце второй недели её пребывания в монастыре архидьякон вышел подышать воздухом на крышу собора. С момента спасения он ещё дважды навещал девушку, но старался не задерживаться в её келье, чтобы не отбиваться от вопросов о Фебе и не подвергать своё сердце мучительным испытаниям. К тому времени ношение власяницы привело к бесконечному зуду и кожному раздражению, не желая давать повода для сплетен, священник отказался от вретища. Он уже добился смягчения плети и, если возникала необходимость, хлестал себя под аккомпанемент молитв, которые были призваны заглушить мысли о юной красавице. Особенно часто его губы повторяли Regina caeli, он уповал на Богоматерь, как на последний оплот его былой чистой жизни. Плеть оставляла рубцы, молитвы немоту в душе, Клод почти смирился со своим странным положением. Решение пришло к нему в ночь на пятницу, когда измученным телом и душой архидьякон поклялся отпустить девушку, помочь ей в безопасности покинуть собор, возможно, вернуться к своим цыганам. Нужно было предостеречь её против Шатопера, но как это сделать, если он сам сплёл паутину лжи, вплетя в узор легенду о благородном капитане? Открыть правду было невозможно без того, чтобы маленькая плясунья возненавидела его. Это всё осложняло и делало мутным кристально-чистое решение. Не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, с голосом ревности из-за вспомнившегося капитана, архидьякон почти бегом кинулся вон из своей кельи. Лихорадочный подъём на верхнюю площадку усилил сердцебиение. Он шёл с дурным предчувствием, возникшим в глубине беспокойного разума. Ярко светила луна и в её призрачных лучах несчастный священник увидел прекрасное видение: деву в белом одеянии, которая будто не ступала, а парила в серебристом свечении. Клод замер, потрясённый увиденным, ему даже показалось, будто это сама Пресвятая Дева сошла на землю. Но прыгающая рядом с девушкой коза убедила его, что перед ним Эсмеральда. Девушка заметила его и приветливо махнула рукой, затем, спохватившись, что такой жест не пристало адресовать священнику, она опустила руку. Клод приблизился к ней, внешне невозмутимый, но истекающий кровью внутри, ему показалось, что все его душевные раны разом раскрылись.       — Отец Клод, какая ночь! — воскликнула красавица с улыбкой. — Я часто гуляю здесь, увы, мне нельзя показываться на крыше в дневное время, — она вздохнула. — Да, я помню ваши предостережения, чтобы я не злила горожан. Но ведь ночью с такой высоты меня никто не увидит? Так ведь? — девушка с надеждой воззрилась на него.       Как велики и печальны были её тёмные глаза! Как на иконах из Восточной империи, ныне порабощённой жадными сарацинами! Девушка ждала его ответа, он машинально поднял руку и благословил её.       — Да, прогулки по ночам не возбраняются, только будь осторожна, не оступись! — предостерёг он её, испытывая страстное желание припасть губами к её улыбающимся устам.       — Хорошо, отец мой, — она погладила козочку. — Ваш воспитанник очень добр, — продолжила красавица. — Он приносит для Джали хорошее сено, а для меня воду. Я благодарна ему и вам… — девушка замолчала и опустила глаза. — Как только мой Феб меня освободит, я бы хотела, чтобы вы нас обвенчали.       Он почувствовал першение в горле, где зарождался безумный леденящий смех. Обвенчать их! С тем, кого он чуть не убил, отдать её другому, тому, которому девушка даже не нужна! Чтобы не пугать цыганку, Клод откашлялся, прогоняя дьявольский хохот. Они ещё долго ходили по крыше, он показывал ей на разные части видимого города, рассказывал о постройке и истории Парижа. Он поражался, откуда в нём взялось столько праздных речей и гладких фраз. Эсмеральда слушала с видимым удовольствием, она наконец поняла, почему на гербе Парижа изображён корабль и почему улицы города так тесно застроены. Легконогая Джали в какой-то момент взобралась на балюстраду и бесстрашно повисла над пропастью внизу. Эсмеральда слабо вскрикнула, испуганно показав на козу, она хотела было броситься к подруге, но Клод остановил её, схватив за хрупкую руку.       — Тише, — сказал он приглушённым голосом. — Нельзя пугать её, посмотри на меня и сделай вид, что не замечаешь свою козу.       — Но Джали… — начала было красавица.       — Она животное, если её не пугать, то она спустится так же легко, как взобралась туда, — прервал он девушку. — Посмотри на меня.       Эсмеральда подняла на него огромные испуганные глаза.       — Умница, — он, не отпуская её руки, взялся за вторую. — Теперь надо подождать.       И правда, козочка, ловко пройдя по балюстраде, видимо соскучилась по внезапно умолкнувшей хозяйке. Джали легко спрыгнула на крышу и подбежала к цыганке, Клод отпустил руки девушки. Цыганская плясунья обняла подругу и посмотрела на священника с благодарностью.       — Наверное, мне впредь следует водить её только на привязи, — виноватым тоном произнесла красавица, козочка что-то проблеяла.       — Да, так будет лучше, — он предложил проводить её до кельи.       Эсмеральда доверчиво согласилась, на входе она даже предложила священнику войти, но он отказался и быстро скрылся из вида. В келье девушка пожурила козочку, завтра надо попросить верёвку у горбуна, она уяснила, что оглохший звонарь может понимать её, если говорить с ним медленно и внятно. Как хорошо, что отец Клод оказался рядом! Эсмеральде, никогда не знавшей родного отца, добрый священник казался посланным небесами. Он помог Фебу спасти её, он обвенчает их, когда придёт время. Какой он славный!       Клод ворвался к себе и с несчастным видом пал на колени, вскоре он обнажил торс и, взяв в руки плеть, принялся стегать себя. Каждый удар, приправленный горячей молитвой, приносил успокоение, он чувствовал, как на спине лопается кожа и горячая влага струится по ней. В нос ударил железистый запах крови, он всегда ненавидел кровь, отчасти поэтому Клод отказался связать свою жизнь с медициной. Выбившись из сил, он лежал на холодном полу обессиленный и странно успокоенный. Хотелось спать, онемевшая спина даст знать о себе только завтра, сегодня было время, чтобы поспать. Кое-как священник добрался до кровати и лёг с опустошённой душой на своё жёсткое ложе. С этого вечера и в последующие дни прачка с мыса Террен, которая стирала на капитул, с ужасом отстирывала кровавые пятна с белья и одежды архидьякона. Его слава чернокнижника только укрепилась в народе. Но даже испытывая невообразимые физические и душевные муки, истязая себя, Клод Фролло не прибегал к самому простому и действенному средству унять мятущуюся плоть. Также он не отказывался от ночных прогулок с Эсмеральдой.       Девушка теперь доверяла ему, она рассказывала о своей недолгой жизни, о том, какой доброй женщиной была её приёмная мать, даже показала своё главное сокровище — зелёную ладанку.       — Простите, отец мой, — она застенчиво спрятала ладанку за ворот. — Я не могу показать вам то, что находится в ней, но это поможет отыскать моих родителей. Правда, для этого я должна остаться невинной и, видимо, мне уже не найти отца и мать, ведь мой господин Феб скоро женится на мне.       О, Клод прекрасно помнил, как девушка изнывала от страсти в объятиях капитана! Он почувствовал такую мучительную, чёрную ненависть ко всем: и к цыганке, и к Фебу, и даже к Квазимодо; что вынужден был сегодня попрощаться раньше. Клод заперся у себя, высек из кресала искру, затеплил свечу и уставился на огонёк совершенно безумным взглядом. Сколько всего слилось в этом измученном взоре! И ненависть, и бешеная до одурения ревность, и страстное желание, и несчастная отринутая любовь. Архидьякон зловеще улыбнулся огоньку, тот слабо затрепетал, когда священник опустил на кончик пламени левую ладонь. Он сдерживал рвущиеся крики, пот стекал по высокому лбу, а из глаз струился поток слёз. Кожу нещадно жгло, она вздулась и немного почернела, только когда муку больше нельзя было терпеть, он убрал ладонь. Следующим вечером Эсмеральда с испугом поинтересовалась, что за повязка у него появилась на руке.       — Пустяки, дитя, — он улыбался жалкой вымученной улыбкой человека при смерти. — Я случайно обжёг руку, когда разжигал печь.       — В июне? — она внимательно посмотрела на него.       — Да, огонь требуется для некоторых опытов, — и, чтобы отвлечь её, он начал рассказывать простыми словами об алхимии, о Гермесе Трисмегисте и об удивительных превращениях простых металлов в золото.       Эсмеральда слушала его с улыбкой, всё это казалось волшебной сказкой, особенно её заинтересовала неопалимая саламандра. Джали шла на привязи и, казалось, не сильно этому радовалась. Козочку тревожила дружба, установившаяся между хозяйкой и чёрным монахом, ведь Джали его узнала, она боялась и не доверяла этому человеку. Иногда рогатая умница вспоминала Гренгуара, вот с кем бы она с радостью оказалась под одной крышей.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.