***
Эсмеральда не верила своим глазам, так и было — пара её башмачку! Значит, поэт нашёл её родителей! Она бросилась на шею Гренгуару и впервые подарила ему нежнейший поцелуй. Тот обомлел от счастья, но девушка уже тормошила его, требуя подробностей. — Эти башмачки мне передал отец Клод, — произнёс Гренгуар. — Что?! — воскликнула красавица, отталкивая поэта. — Почему ты сразу не сказал, что тут поп замешан? — Не успел, — ответил со слабой улыбкой Гренгуар. Она сердито отошла от него. Замерев у закрытого окошка, девушка с нежностью посмотрела на башмачки, затем она перевела взгляд на Гренгуара. — Так кто мои родители? — У тебя есть только мать, — он на всякий случай попятился к сундуку. — Это та самая вретишница из башни Роланда, которая… — Эта полоумная старуха - моя мать! — вскричала красавица, с гневом посмотрев на поэта. — Увы, мы не можем выбирать родителей, — вздохнул Пьер. — Я вот рано осиротел и всё равно иногда матушку вспоминаю. Лица уже не помню, а вот голос и руки… — он не договорил. Эсмеральда отмахнулась от него, как от назойливой мухи, она погрузилась в задумчивость. — Священник что-то мне велел передать? — спросила она, сводя брови. — Нет, кроме того, что его путь расходится с нашим, — произнёс поэт. — Что это значит? — девушка продолжала хмуриться. — Не знаю, — честно признался Пьер. Эсмеральда уже не слушала его, ей следовало всё обдумать. С чего это священник так добр? Сначала объявляет её мертвой, затем находит её мать. Неужели из его лысой головы так и не выветрилась мысль заполучить девушку? Но что тогда значат те слова, которые он сказал Гренгуару? Может быть, есть надежда, что он от неё отстанет? Известие о том, что её матерью является убогая затворница Роландовой башни, повергла Эсмеральду в состояние, близкое к отчаянию. Не об этом она мечтала, слушая сказки приёмной матери, не о старой больной женщине, которая последние полгода изводила её злыми угрозами. Приёмная мать говорила, что её родители знатные люди, что они живут в высоком замке, мать прекрасная и благородная дама, отец смелый рыцарь. Правда, по мере того, как они путешествовали, родители тоже меняли своё местоположение. В Италии они были герцогами, в Будапеште графьями, во Франции просто знатными людьми. Когда Эсмеральда подросла, она, конечно, понимала, что это были только красивые сказки, но всегда оставалась надежда, что её родители действительно богатые и уважаемые люди. Правда оказалась удручающей, но в чём-то Гренгуар был прав: родителей не выбирают. Если её матушка — несчастная безумица, то долг Эсмеральды позаботиться о ней. — Мне нужно встретиться с матерью, — суховато произнесла девушка. Гренгуар был готов к подобному повороту событий. — Тебе нельзя показываться на улицах, ещё найдутся люди, которые тебя могут узнать, — он медленно подошёл к ней. — Прошу тебя, моя любовь, позволь мне привести твою мать. — Твоя любовь? — она насмешливо изогнула бровь. — Чего же ты хочешь за свою помощь? — Ничего, — Пьер слегка покраснел. Эсмеральда подошла к нему и положила свои прекрасные руки на его поникшие плечи. Чёрные глаза смотрели насмешливо, она привстала на цыпочках и вновь поцеловала его, он робко обнял её за талию. — Ты должен знать, что я больше не невинная девушка, — сказала красавица, поглаживая его по груди. — Э-это отец Клод? — заикаясь спросил поэт, страшась возможного ответа. — О, нет, — она невесело засмеялась. — Это был тюремщик, хотя твой отец Клод был бы не против, — в следующую минуту девушка жёстко посмотрела на поэта. — Хочешь меня? — Да, — Гренгуаром в эту минуту владело чистое вдохновение, девушка была прелестнее, чем нимфа, она влекла его, как огонь манит глупого мотылька. — Значит, ты вызволишь матушку, а потом мы уедем куда-нибудь далеко, — Эсмеральда заговорила голосом нежным, как журчание ручья, она потянулась и поцеловала его в уголок губ. — Мы повенчаемся, ты будешь писать стихи, а я буду любить тебя. Пьер заставил её замолчать, накрыв насмешливые уста поцелуем, они прошли в её спаленку, где девушка позволила себя любить. Когда он проник в её тело, она поморщилась от боли, но, стиснув зубы, заставила себя вытерпеть муку до конца. И пусть радости ей это не принесло, но к концу боль тоже ушла, уступив место некоторой приятности. Он не был с ней груб или порывист, делал всё достаточно деликатно, чтобы у неё не возникло желания сбросить его с себя. Кончив, поэт напрягся, а затем принялся осыпать её лицо поцелуями. Эсмеральде было гадко, но он был счастлив и благодарен, она поняла, что заполучила себе верного раба. Повинуясь инстинкту, девушка приласкала его и нежными поцелуями довела до состояния героического исступления. Пьер порывался тут же броситься на вызволение вретишницы, Эсмеральда его потрепала по волосам. — Не стоит спешить, ночь ещё долгая, — сказала она призывно. Он, вознесённый на вершины блаженства, даже не замечал, что тело её было напряженно и мало податливо. Девушка, закрыв глаза, попробовала вообразить на его месте красавца капитана, но это всё только осложняло, тогда она подумала о священнике, о том, что тому так и не удалось получить ни её тело, ни её душу. Она оказалась сильнее, она сбежала от него, от его похотливых рук и блудливых глаз. Её затопило мстительное чувство, которое совпало с телесным пиком, девушка закричала от наслаждения, впилась ногтями в тощую спину поэта. Но видела Эсмеральда не его, а того, другого, с сумрачным взглядом и обманчиво-ласковыми речами. За её крики наслаждения поэт окончательно отдал свою свободу. Правда, про полученное золото он говорить не стал, не стоит будить в красавице признательность к архидьякону. Кроме того, Пьеру требовались средства на печатание своих трудов, а что-то ему подсказывало: цыганка не согласится финансировать это предприятие.***
На рассвете неспящая Гудула увидела в окне чью-то тощую фигуру. — Здравствуйте, — почтительно поздоровался с ней высокий блондин, затем показал два башмачка. — Меня зовут Пьер Гренгуар, отец Клод отдал мне это. Ваша дочь ждёт вас. — Моя дочь, — женщина улыбнулась тёмными губами. — Да, пожалуйста, отойдите, — попросил Гренгуар. Вретишница послушалась, пришедшие с поэтом домушники ловко спилили решётку и выдавили её. Поэт помог своей тёще выбраться наружу, вскоре они скрылись с Гревской площади. Утром к башне Роланда подошли Мари с мэтром Тибо, но обнаружили только покинутую келью. — Куда делась эта бедовая?! — воскликнула дамуазель Жаган. — Не могу знать, — ответил нотариус, отходя от женщины и с любопытством осматривая спил решётки. — Мастерская работа. — Её похитили! — воскликнула Мари. — И кому же понадобилась полубезумная затворница? — иронично поинтересовался мэтр Тибо. — Я не знаю, надо позвать стражу, — засуетилась лавочница. — А я полагаю, что вам надо выждать, думаю, ваша родственница скоро объявится, — произнёс он, потирая крупный нос. Лавочница подозрительно на него покосилась, уж не он ли умыкнул Пакету? Вечно вокруг неё вился, к тому же вдовец, мало ли что. — Дамуазель Жаган, позвольте я вас провожу, — неожиданно вызвался нотариус. — По дороге мы бы с вами могли обсудить некоторые интересующие вас вопросы. — Хорошо, — неуверенно согласилась Мари. Его предсказание оказалось верным, Пакета и правда объявилась на пороге дома кузины в компании тощего высокого мужчины и красивой девушки, которая неуловимо кого-то напоминала. Когда смолкли восклицания, Пакета объявила, что нашла среди цыган свою потерянную дочь. — Как тебя зовут, малышка? — спросила Мари. — Агнесса, — кротко ответила красавица. — Я жена мэтра Гренгуара. — Это я, дорогая тетушка, — вступил в разговор Пьер. Пакета пришла попрощаться. Она выглядела вполне прилично: новое платье, выдавшее в ней почтенную горожанку, седые волосы спрятаны под чепец. Девушка также ничем не отличалась от прочих дочерей уважаемых семейств. Мать и дочь рассказали трогательную историю воссоединения, произошедшую благодаря башмачкам. — Милая Агнесса, ты мне напоминаешь другую цыганку, — произнесла дамуазель Мари. — Эсмеральду? — спокойно спросила девушка. — Да, все говорили, что мы похожи, тётушка, но я слышала, бедняжка умерла на прошлой неделе. — Да, умерла, — с сомнением протянула женщина. Гудула предвидела такое развитие событий, она положила свою высохшую руку поверх руки кузины и заговорила с ней ласковым голосом. — Дорогая сестрица, — бывшая вретишница в эту минуту так сильно напомнила собственную дочь, что Гренгуар невольно вздрогнул. — Я здесь, чтобы помочь тебе получить землю, которую покойный дядюшка завещал мне. — Вот как, — обрадовалась Мари, она прогнала одну из невесток, заглянувших в комнату. — Что мне для этого потребуется сделать? — Ровным счётом ничего, — вретишница улыбнулась почерневшими губами. — Мой зять, благослови его Господь, скопил достаточную сумму, чтобы мы смогли обосноваться в Реймсе и первое время не заботиться о расходах. — Надо же, — дамуазель Жаган уже с большей благосклонностью посмотрела на поэта. Гренгуар накануне, после бурной сцены воссоединения матери и дочери, торжественно передал Эсмеральде кошелёк с семьюдесятью экю. Радости женщин не было предела, они обе бросились на шею поэту, а тот, гордый собой, пообещал добыть ещё, если удача будет на его стороне. — Знаете, мой покойный отец был трубадуром, — сказала тогда Пакета, утирая слезу. — А зять, получается, поэт, нашим женщинам на роду написано любить одарённых людей. Эсмеральда обняла её, а Гренгуар не знал, куда деться от смущения. Его немного беспокоило, что он обманул милую супругу и её мать, но как иначе устроиться в жизни, если не прибегать к толике здравой хитрости? Сейчас Пакета предложила кузине передать во владение землю за сущий пустяк, каких-то пятьдесят ливров. — Ты рехнулась! — воскликнула Мари. — Да нам за всю жизнь не заработать столько! — Ну же, не упрямься, — уговаривала кузину Пакета. — Я знаю, что дядюшка скопил солидный капитал, который поместил под проценты у еврейских ростовщиков. — Откуда ты знаешь? — подозрительно спросила лавочница. — Неважно, — отмахнулась вретишница. — Давай, земля — это надёжно, а вот золото сегодня есть, а завтра его уже может и не быть. Мари вздрогнула, посмотрела на лицо кузины, затем на новообретённую племянницу. Что-то тревожило дамуазель Жаган в этой девушке, она не могла понять, лицом Агнесса была очень похожа на Пакету в пору молодости, но нечто, сквозившее во взгляде девушки, в её улыбке и жестах, отдавало дополнительным узнаванием. Вспомнилось невпопад, как отец ездил в Реймс на похороны сестры и как вернулся оттуда другим человеком. Пропал весёлый бойкий Прадон, уступив место иному Прадону, исполненному желчи и какой-то горечи. Золото не было проблемой, она вполне могла позволить себе внести эту сумму, но был ли в этом смысл? Видя, что кузина сомневается, Гудула сделала знак молодым людям оставить их наедине. Пьер подал руку Эсмеральде и вывел её из комнаты. После того, как цыганка ему отдалась, поэт чувствовал ничем не омрачённое счастье, писалось ему легко, рифмы и готовые точёные фразы рождались с необыкновенной скоростью. Немного огорчало, что девушка занедужила ежемесячной женской хворью, поэтому он был лишён удовольствия продолжить упоительное знакомство. К тому же стесняло присутствие её «прекрасной матери», но, как только они передут в Реймс и приобретут собственный дом, он вновь вступит в свои права супруга. Домочадцы Жаганов-Прадонов явно избегали их, Пьер воспользовался сумраком коридора и притянул девушку к себе. Она позволяла себя целовать, хотя и не чувствовала особой склонности к поэту. Девушка думала, не совершила ли она ошибку, связавшись с этим человеком. Он не будил в ней тех чувств, которые дарили ласки капитана, или даже священника. Но Эсмеральда понимала, что из всех возможных путей почётное замужество было самым простым и прямым решением. Гудула вскоре вышла с победной улыбкой на губах, её кузина шла с низко опущенной головой. Никогда Мари Прадон не забудет тех горьких слов, которые услышала от Пакеты. Они условились завтра встретиться в конторе у мэтра Тибо и окончательно переоформить землю, которую Пакета продавала своей любезной кузине за символическую сумму в пятьдесят ливров. Пока шло улаживание дел, Пакета Шантфлёри не могла нарадоваться на свою дочь, она то и дело порывисто обнимала девушку, гладила её по волосам и не уставала восхищаться тем, какой красавицей стала крошка Агнесса. К Пьеру бывшая вретишница относилась хорошо, но стоило как-то поэту упомянуть архидьякона, как женщина взвилась подобно бешеной кошке. — О, этот проклятый священник! Я прекрасно его разгадала, — вскричала Пакета, брызгая слюной, Эсмеральда посмотрела на неё в тревоге. Мать подскочила к дочери и порывисто обняла её. — Я ведь поняла, зачем он тебя спас, дитя, он не действовал по наущению Святого духа! О, нет, мне прекрасно известно, чего он хотел, окаянный. Потом, видно, совесть замучала. Гренгуар не стал ничего говорить в защиту бывшего друга и учителя, их пути действительно разошлись. Хотя и не так далеко, как того хотелось поэту. Последняя встреча случилась за день до отъезда из Парижа в Реймс. Пьер тогда проходил мимо собора, как его окликнул архидьякон. Проигнорировать явственно услышанный окрик было неучтиво, поэтому Гренгуар подошёл к стоявшему на нижней ступени лестницы священнику. — Здравствуйте, отец Клод, — поздоровался поэт по возможности приветливо. — Здравствуйте, мэтр Гренгуар, — спокойным голосом отозвался священник, делая ему знак следовать за собой. Пьер покорно последовал за ним по укоренившейся привычке слушаться этого человека. Укрывшись в том приделе собора, который не подвергался опасности прослушиваться, архидьякон задал тихим голосом вопрос. — Как поживает ваша супруга, мэтр Гренгуар? — Она вполне здорова и благополучна, — тут же отозвался поэт. — Они с матушкой сейчас узнают друг друга, но уже кое в чём они достигли удивительного согласия. — В чём же? — бесцветным тоном поинтересовался священник. — Обе согласны, что вы сыграли в их жизни роковую роль, — произнёс поэт, движимый больше ревностью, чем благоразумием. — Я так и полагал, — священник посмотрел куда-то сквозь него. — Мы завтра покидаем Париж, — произнёс Гренгуар, боковым зрением высматривая пути к отступлению. — Превосходно, — медленно помертвевшим голосом сказал архидьякон, он вскинул чёрные глаза на Гренгуара и добился того, что поэт смешался под этим взглядом. — Желаю вам благополучной дороги, — продолжил Клод Фролло. — Благодарю вас, дорогой учитель, — Гренгуар в эту минуту действительно чувствовал признательность. Архидьякон кивнул ему и направился прочь, его спина была пряма, но впечатлительному Гренгуару почудилось, что он видит незримый груз вины на этих широких плечах. Выехали они на следующее утро. Долгая дорога должна была отвлечь от грустных мыслей. Но Эсмеральда всё равно вглядывалась в людей, мимо которых они проезжали, сначала ей казалось, что она высматривает прекрасного капитана. Потом девушка поняла, что ищет взглядом чёрную сутану и высокую непримиримую фигуру монаха. И странной жалостью наполнилось сердце, ей почему-то казалось, что их несостоявшееся прощание будет ещё долго преследовать её. Пьер, сидевший рядом, рассказывал Эсмеральде о тех зданиях, которые они миновали. У девушки начала болеть голова от его непрекращающейся болтовни, она вымученно улыбнулась, дорога обещала быть очень долгой.***
Клод не пошёл их провожать, он даже не знал, в каком часу они решили покинуть город. Весь день он был занят тем, что делал распоряжения. Нужно было привести все дела в порядок, Клод написал все отчёты, составил бумагу с последними распоряжениями. Работал он неутомимо и закончил только глубоко за полночь, поставив последнюю точку, архидьякон поднялся и запер дверь на засов. Затем он достал бутылку вина, откупорил её и налил в хрустальный кубок. Туда же он добавил той коричневой пластичной массы, которую приобрёл у аптекаря Риччарди. Клод тщательно размешал тёмную сладко пахнущую субстанцию в вине. Он не хотел прибегать к помощи того яда, что изобрёл для королевского медика, кончина его должна была быть лёгкой и по возможности простой. Закончив мешать питьё, он поднял кубок и посмотрел на тёмную жидкость, скоро она принесёт ему утешение. Клод не успел пригубить отравы, когда в дверь его кельи раздался стук. Он никого не ожидал, но подумал, что, возможно, это Квазимодо пришёл справиться насчёт плясуньи. У Клода не хватило мужества признаться воспитаннику в том, что девушка уехала из Парижа, пусть думает, что она всё ещё в этом городе, просто прячется. Стук повторился, тихий, но настойчивый. Он поставил кубок на стол и направился к двери, распахнув её, Клод обомлел. На пороге стояла Эсмеральда в своём пёстром цыганском наряде, с волосами, заплетёнными в косы. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, пропуская прекрасное видение внутрь. — Я не захотела уезжать, — ответила она серебристым голоском. — Я не люблю Пьера и не смогла бы быть счастливой с ним. Мы с матушкой остановились на постоялом дворе, я же решила прийти к тебе. — Зачем? — Клод смотрел на неё обожающими глазами, девушка изобразила свою милую гримаску. — Капитана я тоже не люблю, и горбуна тоже, — девушка подскочила к священнику и положила свои прекрасные руки на его плечи. — Я люблю вас, поцелуйте меня, как тогда, на крыше. Это была чудесная ночь, полная сладкого колдовства, Эсмеральда отдавалась ему со страстью тигрицы. Он покрывал поцелуями дивное тело, такое сладостное и нежное. Губы скользили по длинной шее, смыкались на окружьях сосков, с трепетом возвращались к смуглым плечам. Девушка издавала волнующие стоны, как тогда, в каморке Фалурдель, когда, распалённая страстью, была готова отдаться капитану. Эсмеральда звала его по имени, а он старался ласкать её бережно, не теряя головы от одуряющей страсти. Она провела нежной рукой по его обнажённой груди, игриво сжала и потянула волосы на ней, он издал полурык-полустон. И, уже не владея собой, опрокинул девушку на спину, после чего навалился сверху. Первая близость погрузила его в состояние, близкое к экстазу, лицо Эсмеральды затуманилось, но он порывисто обнял её и вырвал из мира грёз. Девушка улыбнулась ему. Когда всё закончилось, он лежал на её груди и благоговейно целовал шелковистую кожу. Всё, что у него было — это короткий миг счастья, Клод провалился в странный зыбко-плывущий сон. Он был готов к долгому пути. На полу его кельи лежали разлетевшиеся осколки кубка, сам он, полностью одетый, в глубоком обмороке лежал на постели. Замок и засовы были нетронуты, лишь благодаря невероятной силе Квазимодо удалось на следующий день отпереть двери. Вид неподвижного тела священника поверг в шок бедного горбуна, он исторгнул из своей изуродованной груди крик такой силы, что при желании его можно было бы услышать на другом конце площади. В доме де Гонделорье шла подготовка к отъезду молодой госпожи, они вместе с милым Фебом отбывали в Тур. По дороге в Реймс Эсмеральда с тревогой посмотрела в сторону уже невидимого Парижа. Ей снился странный сон, в котором она слилась в любовном объятии со священником. Это был счастливый сон, от которого так не хочется пробуждаться. Поутру Гренгуар улыбнулся ей и преподнёс букетик полевых цветов, девушка поцеловала его. Странные мысли посещают во сне, жизнь Агнессы Гиберто начинается с чистого листа. Она будет счастлива: родит много детей и забудет тесный Париж, угрюмый собор и высокого человека в чёрном, который так некстати ей вспоминается. Эсмеральда улыбнулась новому дню.