Долгое прощание

      Клод ругал Квазимодо — это был весьма занятный вихрь из жестов, мимики и потрясаний кулаками. Священник негодовал, сегодняшний визит к этой коварной Мессалине обернулся для него почти катастрофой. Квазимодо смотрел на опекуна виновато, словно побитая собака, он тяжело вздыхал, но главного не делал. Не клялся забрать свои слова обратно и это выводило священника из себя. Разве можно быть таким беспечным и доверяться женщине, которую почти не знаешь! Женщина-хирург — это даже звучит нелепо! Но все увещевания оказались тщетными, горбун упрямо стоял на своём, он собирался позволить донне Изабелле провести иссечение бородавки.       — Ты хоть понимаешь, что рискуешь жизнью? — медленно вопрошал священник.       — Да, — горбун с тоской посмотрел на хозяина и неожиданно спросил. — Зачем мне жизнь? Если госпоже это нужно, пусть делает.       Клод сел на стул, обхватив голову руками, он в отчаянии смотрел на грузного Квазимодо. Может быть, зря он его забрал из Парижа, можно было оставить его на родной колокольне и не подвергать всем тяготам пути. Хотя как бы мальчик там выжил один, к тому же Квазимодо сам изъявил желание сопровождать мэтра, который всё ещё был очень слаб. И всё же священник не подозревал, какую чёрную печаль носит в себе его воспитанник. Клоду казалось, что любовь к Эсмеральде опалила его одного, но, видимо, он недооценивал силу страсти Квазимодо.       — Если что-то пойдёт не так, то ты оставишь меня одного, — решился на последний аргумент священник.       — У вас есть брат, — ответил горбун с печальной и оттого особенно жуткой улыбкой.       

***

      То, что мона Изабелла называла «операционной», представляло собой довольно большую комнату. У окна располагался мраморный стол, оснащённый ремнями и специальными желобами для удаления крови. Рядом с этим столом находился другой, поменьше, на котором горели серебром разнообразные хирургические инструменты. Клод не удержался от того, чтобы получше всё рассмотреть, некоторые он видел только в «Каноне врачебной науки» Авиценны, некоторые были известны по работам Галена, что-то выглядело совершенно незнакомо. Оторвав жадный взгляд от превосходного инструментария, он выдавил из себя:       — Замечательное собрание, — священник посмотрел на мону Изабеллу, которая подошла к нему и, встав рядом, согласно кивнула.       — Да, его начал собирать ещё мой дед. Те инструменты, которые приходили в негодность, заказывались у проверенных ювелиров, — она потрогала кончиком указательного пальца рукоятку ланцета. — Я добавила несколько новых экземпляров, — она показала на особенно маленькие ножи, длинное шило с ручкой и щипцы с крохотным приплюснутым на конце носиком.       — Откуда вы их взяли? — с подозрением спросил Клод.       — Всё здесь, — она тронула свой высокий лоб.       Священник досадливо поджал губы, очередное хвастовство, как будто мало было демонстрации благополучия, посредством той возмутительной трапезы. Неужели она приказывала поварам и слугам быть наготове каждую пятницу, в урочный час? Бьянка тихо встала за спиной у тётки, Аннунциата и слуга Джованни разглядывали Квазимодо. Горбун, чувствуя неловкость в этом чистом и светлом помещении, искал глазами стул. Камеристка указала ему на лавку, покрытую цветным ковром, которая стояла у входа, горбун неловко опустился на неё. Клоду было неуютно хотя бы потому, что Изабелла душилась какими-то лёгкими, но волнующими духами, ещё доставляла неудобства девочка, стоявшая у него за спиной. «Окружили», — с неудовольствием подумал священник. Он спросил у хозяйки дома разрешения взглянуть на книги, живописно расставленные в открытом шкафу. Изабелла милостиво проводила его к стене, где высился книжный шкаф. Перед ним на пюпитре лежал раскрытый требник, Клод также заметил уголок со статуей Пречистой девы, украшенный свежими цветами и с зажжённой перед нею лампадкой. Не самое разумное соседство огня и книг заставило его мысленно усмехнуться, разум и женщина — две единицы несовместимые. В шкафу он обнаружил типичный набор медицинской библиотеки средней руки: Авиценна, Гален, Разес, несколько антидотариев и пассионариев, Одо из Мена «О свойствах трав» и, конечно же, Арнольд из Виллановы «Салернский кодекс здоровья». Пока Клод с осторожностью брал в руки тот или иной том, Изабелла мягко поясняла ему, как тот появился в её библиотеке. Часть, как понял священник, была ею унаследована от отца, другая приобретена после замужества. Арнольда из Виллановы по её поручению переписали и переплели в одной из книжных мастерских Милана. Слушая объяснения, Клод вновь с неудовольствием заметил кроткую Бьянку, которая, встав за спиной тётушки и выглядывая из-за её плеча, казалось, следила за ним. Священник уже пересмотрел свои взгляды на эту отроковицу. «Такая же бесстыдница», — был неумолимый вердикт, хотя и несколько смягчённый тем, что девочка смотрела на него, как редко смотрели дети и люди вообще — доброжелательно. Никогда он не вызывал у ближних тёплых чувств, что в Париже, что здесь, на берегу Тирренского моря, все воспринимали его одинаково враждебно. Единственно Квазимодо в местных жителях не будил неприязни и суеверного ужаса. Бьянка мигала лучистыми карими глазами, Клод враждебно посмотрел на жемчужные нити, вплетённые в золотистые волосы: мода способна даже Мадонну превратить в блудницу.       После осмотра инструментария и книг Изабелла представила своих помощников. Аннунциату Клод часто видел со своей госпожой — это была типичная уроженка Салерно, смуглая, коренастая, с большими блестящими глазами, одета она была в скромное сине-чёрное платье, белый чепец покрывал голову. Другим был мужчина лет пятидесяти, как выяснилось, немой, его звали Джованни и он, как объясняла мона Изабелла, являлся незаменимым помощником при проведении операций. После этих слов она неожиданно обратилась к Квазимодо.       — Милый мальчик, — женщина произносила слова очень медленно, хорошо артикулируя. — Как ты смотришь на то, чтобы помочь мне?       Квазимодо растерялся, он поднялся на кривые ноги и, по-видимому, выглядел забавно, потому что Клод услышал сдавленный смешок Бьянки. Священник с бешенством поглядел на девочку, та смутилась и печально опустила взгляд. Но Клод уже с едва сдерживаемым раздражением смотрел на мону Изабеллу. Что задумала эта ведьма, о, он не обманывался ложной скромностью и ласковостью этой дьяволицы! Квазимодо открыл рот и, краснея, выдавил из себя:       — Я буду рад служить вам, госпожа! — Клод не успел помешать ему, горбун упал на колени и поцеловал край платья Изабеллы.       Та жестом подняла его и, всё так же артикулируя, произнесла:       — Позволь мне избавить тебя от нароста на правом глазу.       Бьянка тихо вскрикнула, Аннунциата приложила руку ко рту, один Джованни хранил спокойствие и оценивающим взглядом осматривал горбуна. Клод не выдержал, он встал между Квазимодо и этой женщиной, словно загораживая широкой спиной своего воспитанника.       — Я уже говорил вам, что это невозможно! — его глаза метали молнии. — Квазимодо мне как сын, которого у меня никогда не было!       — Я понимаю и молю вас довериться мне, — Изабелла молитвенно сложила белые руки, Бьянка подошла ближе к тётке.       И вдруг над всеми проплыл тяжёлый, густой как осенний мёд голос, в котором так причудливо соединилась неповоротливость языка с горячим чувством.       — Я согласен!       Это была катастрофа. Клод повернулся к горбуну, который прятал от него взгляд. Впервые с отъезда Эсмеральды священник ощутил такое безграничное горе! Безумный смех, который охватывал его в минуту глубокого душевного потрясения, заклокотал в горле, он откашлялся, чтобы отвлечь предательское тело от странной реакции. Священник не мигая смотрел на Квазимодо и тот словно становился меньше, настолько ему оказалось не по себе. Клод был готов разразиться громкой и безудержной бранью, возможно наброситься на горбуна с кулаками, но кто-то взял его за руку. Удивлённо обернувшись, он увидел Бьянку.       — Не бейте его, он не виноват, что хочет смотреть на мир двумя глазами, — на сносном французском выговорила девушка и отпустила руку священника.       Клода поразило, что за весь вечер это были, пожалуй, первые слова, которые произнесла Бьянка. Изабелла поспешила отвести девушку в сторону, что-то ласково шепча ей на ухо. Клод не мог прийти в себя! Хотя злость неожиданно схлынула, когда он услышал её голос, так похожий на голос Эсмеральды. Он сглотнул и жестом велел Квазимодо собираться, Изабелла лично проводила их до дверей. Бьянка с Аннунциатой скрылись во внутренних покоях. Уже на выходе мона Белла улыбнулась своей обаятельной улыбкой.       — Она впервые за три года заговорила, — произнесла женщина ласковым грудным голосом. — Бьянка молчала с двенадцати лет, после того, как вся её семья сгорела на вилле. Это хороший знак, девочка почти святая, если она благословила нашу операцию, то, значит, всё пройдёт удачно.       Клод мрачно взглянул на неё, затем молча вышел за дверь, Квазимодо замешкался, чтобы попрощаться. В общежитие при Школе они возвращались в полном молчании. Уже по приходу разыгралась бурная сцена, но Квазимодо был непоколебим. Он не видел особой ценности в своей жизни, после ухода Эсмеральды все краски померкли для горбуна. Появление донны Изабеллы подарило ему утешение. Она не будила таких же чувств, как прекрасная цыганка, но от неё исходило нечто тёплое, почти материнское, и Квазимодо желал уподобиться дворовому псу, чтобы валяться у неё в ногах и только верно служить. Клод, видя непримиримость своего воспитанника, проникся ещё большей неприязнью к высокой графине. Зачем эта ведьма встала между ними? Чего добивается?