I. Появление
4 июня 2022 г. в 18:41
Годрикова Впадина встречает Альбуса всё тем же тихим уютом, что совершенно не меняется за месяцы его отсутствия. Он улыбается отстранённо, прячет в уголках губ горечь и удобней перехватывает ручку саквояжа, делая решительный шаг вперёд. Направляется к своему дому, который он покидает в спешке в начале осени.
События тех дней против воли вспыхивают обрывками воспоминаний перед глазами. Сумбурные дни, полные горечи утраты и разочарования — и Альбус позволяет им затопить себя с головой искренней виной и раскаянием. Он был таким дураком!.. Заносчивый высокомерный выскочка, который посчитал себя униженным центром Вселенной — что ж, получи и распишись в наказании, которое она обрушила на твою рыжую голову, зелёный болван!
Смеющиеся разноцветные глаза кинжалами режут по живому, и Альбус снова и снова просыпается в слезах и кошмарах, вымаливая у невидимых призраков прощение за свою любовь, что так опрометчиво ослепила его. Горит в огне, и вина пожирает его — ты не способен любить, Альбус Дамблдор. Твоя любовь несёт лишь боль и смерть другим. Да и что она стоит, если ты так легко смог отречься от неё к одному и пренебречь ею к другим? Посмотри, к чему это привело, глупец!
Он качает головой, горько улыбаясь. Ступает по знакомым с детства тропам, и каждый шаг — игла, впивающаяся в сердце. Какой же ты идиот, Альбус, и ни научные степени, ни заумные статьи не способны скрыть это.
Он малодушно бежит. Оставляет за спиной дом, в котором ему не рады. Пустой холодный призрак: родители давно ушли из этого мира, и к ним вот присоединилась Ариана. Аберфорт уехал в Хогвартс, и одиночество в отчих стенах было худшей и страшнейшей из пыток. Альбус, конечно, в глубине души был тем ещё мазохистом, но это всё же было выше его сил.
Он отправляется в долгое путешествие, в надежде никогда больше не возвращаться в это место. Бежит из него поспешно, оставляя за собой всё то, что причиняет боль; оставляя за собой самые счастливые месяцы, наполненные лёгкостью, свободой и любовью. Теперь у него ничего этого нет, и он не имеет права владеть ими снова.
Оставляя за собой семью — бесценный дар, который он расценивал как данность, нечто само собой разумеющееся. Но он пренебрёг этим даром и потерял по собственной глупости. Теперь он не имеет права снова заполучить его. Одинокий скиталец, что до конца дней вынужден расплачиваться за горькую ошибку собственного высокомерия и невежества.
Под ногами мягко шелестит трава. Май цветёт, знаменуя собой торжество весны и жизни. Меланхоличным взглядом Альбус рассеянно осматривается вокруг, останавливаясь лишь на мгновение перед калиткой дома. Делает глубокий вдох, опустив на неё руку, чувствуя кожей шершавое дерево. Толкнул несильно, и со скрипом она открылась, впуская хозяина после долгого отсутствия. И почему он вообще сюда вернулся?..
— Здравствуй, Альбус! С возвращением! — соседка из дома напротив окликнула его так, как делала это всегда, и Альбус отозвался на автомате, даже не задумываясь над этим:
— Добрый день, миссис Фердинандос, — и он вошёл в дом, закрывая за собой дверь, словно ограждая себя тюрьмой, из которой нет возможности сбежать обратно на волю. Так странно...
Вокруг не меняется ничего и меняется всё. Приветливая миссис Фердинандос присматривала за их семейством после смерти матери, но теперь присматривать было не за кем. Альбус и только Альбус был виноват в этом — но она поздоровалась с ним так, словно ничего не случилось. Дом, который Альбус окинул задумчивым взглядом, остановившись на пороге, тоже выглядел так, как он запомнил его в последний раз. И тем не менее он чувствовал незримое давление, чёрные силки, медленно оплетающие его изнутри. Дом был мёртв, и ты, Альбус, был единственной причиной этого.
Он слабо тряхнул головой. Вздохнул, удобнее перехватив саквояж и крепче сжав его ручку, и решительно пересёк гостиную, подойдя к лестнице, ведущей на второй этаж в их с братом и сестрой комнаты. Обычно там всегда было шумно, и Альбус бросил тоскливый взгляд наверх.
Ариана мертва — её улыбчивое лицо больше никогда не покажется из-за перил лестницы. Аберфорт же ещё в школе — оно и к лучшему, потому что после всего случившегося видеть брата тяжко. Брата, который так и не смог простить его, вдвойне тяжелее — Альбусу не в чем его винить.
Наоборот, он как никто понимает его.
«Я уйду отсюда раньше, чем он вернётся со школы», — он успокаивает себя, поднимаясь в свою комнату. Здесь всё привычно и знакомо, и он позволяет себе расслабиться после длительного путешествия. Ненадолго отпустить себя и позволить горечи затопить с головой.
Пленник собственного одиночества, с каждым днём он погружается в него всё глубже и глубже. Почти не выходит из дома, зарываясь в учебники и пергаментные свитки, с головой уходя в науку. Пытается в ней утопить свою печаль, но её становится лишь больше с каждым прожитым мгновением.
Это было так глупо — и он ещё смел обвинять Аберфорта в юношеском максимализме и недальновидности? Как он только мог мечтать о побеге от своей семьи, если на нём была ответственность за двух несовершеннолетних детей? Как он мог быть так беспечен и легкомысленен? Как он мог так легко и просто пренебречь своей семьёй в угоду своему эгоизму? Он всегда был... таким?
Любовь вскружила ему голову и ослепила, затопив безграничным счастьем и лёгкостью. Но как он мог быть так наивен, словно маленький ребёнок? В свои-то годы, в самом деле... И это его-то называют гением и интеллектуальным дарованием? Идиот — какой же на самом деле он идиот...
Он скрипит зубами, отбрасывая в сторону перо. Бессильно прячет лицо в ладонях и скользит ими выше, впиваясь пальцами в волосы. До белых пятен жмурит глаза, чувствуя, что в груди закипает боль и мучительная вина. Отчаяние и раскаяние, прощения от которого ему никогда не получить, искреннее сожаление, слишком позднее, впрочем... Ему всего девятнадцать, впереди целая жизнь, а он уже балансирует на тонкой опасной грани...
Громкий и настойчивый стук в дверь набатом бьёт по затылку, и Альбус вздрагивает всем телом, подпрыгивая на месте от неожиданности. Смотрит вопросительно и несколько рассеянно, и стук повторяется, вынуждая юношу чуть свести к переносице брови и напрячься. И он прячет на тыльной стороне запястья палочку, медленно спускаясь вниз — гостей он, вообще-то, не ждёт. Тихо и осторожно открывает входную дверь, выходя на порог и непонимающе осматриваясь.
Он не видит никого и ничего, разве что двоих мальчишек, бегущих по улице друг за другом. Обычный майский день — каждый трудится на своём участке и у себя дома, а оттого округа пустынна и безлюдна. Странно, неужто это всего лишь игры уставшего разума? Или же Альбус сходит с ума? Он выдыхает, на мгновение прикрывая глаза и пряча палочку в петлю на боку, и хочет вернуться в дом всё-таки доведя до логичного конца аргументацию той части статьи, над которой он как раз работает. Разворачивается — и замирает, слыша тихое копошение внизу, привлекающее его внимание. Опускает на него глаза, и изумлению его нет предела, когда на пороге собственного дома он видит маленький свёрток, в котором при более внимательном осмотре можно распознать младенца.
Крохотное существо, завёрнутое в тонкую однотонную ткань, сквозь сон двигающее ручками, сжимающее пальчики в кулачках и издающее странные звуки сродни тихому покряхтыванию — Альбус зависает на несколько бесконечно долгих мгновений, глядя на необычную находку перед собой с искренним изумлением и растерянностью.
— Кто бы тебя здесь ни оставил, наверно, будет лучше, если я заберу тебя в дом? — ошеломлённый, сам себе пробормотал Альбус, наклоняясь и осторожно забирая ребёнка на руки.
Дальше всё происходило словно в тумане. Едва ли ребёнок был обыденной находкой на пороге дома — это же не ежедневный выпуск газеты, в самом деле. Его оставили там случайно? Перепутали с каким-то соседским домом? Смутное сомнение закрадывалось куда-то внутрь Альбуса, а он имел обыкновение доверять своей интуиции. Особенно после последних безрадостных событий.
— Давай посмотрим на тебя, — опустившись на край кресла в гостиной и осторожно положив ребёнка себе на колени, пробормотал Альбус, попытавшись неловко улыбнуться младенцу, что, проснувшись, внимательно смотрел на него тёмными глазёнками.
Достав из-за пояса палочку, привлекая ею внимание малыша, Альбус на пробу провёл над ним парой простых диагностирующих заклинаний, выяснив, что ребёнок, который оказался мальчиком, абсолютно здоров и ему ещё нет даже месяца от роду. Что ж, уже неплохо. Наверно. И... что Альбус должен делать дальше?..
Палочка на несколько мгновений замирает над малышом, и остатки магии дрожат на её кончике. Мальчик кряхтит и ёрзает на коленях юноши, и Альбус едва успевает опомниться, как его магия чувствует магию ребёнка, и на мгновение между ними устанавливается связь, заставляющая глаза Альбуса медленно округлиться от изумления.
Он всегда был сильным и одарённым не по годам колдуном, так что неудивительно, что хватило лишь искры, чтобы дремлющая в ребёнке магия почувствовала и признала родство. Но Альбус ни разу в своей жизни не спал с женщиной — он ведь не мог обзавестись ребёнком, не так ли? Тонкая, полупрозрачная алая нить, словно отвечая на его вопрос, начала светлеть до нежного розового цвета, тем самым позволяя распознать родство иного толка. Не менее близкое и крепкое родство родного дяди и племянника — от этого осознания глаза Альбуса округляются ещё больше, и он натурально каменеет, абсолютно растерянно и изумлённо глядя на дитя на своих коленях.
Мысли в голове роятся нестройным хором. Путаются друг в друге, и Альбус никак не может сосредоточиться хотя бы на одной из них. Хаотичный поток сносит всё на своём пути, отчего Альбус словно выпадает на несколько мгновений из реальности, пытаясь всё-таки осознать, что только что произошло.
Кто-то подбросил ему на порог ребёнка — допустим, с этим разобрались, хотя, конечно, вопросов к этому факту было немало. Но все они меркли в сравнении с главным открытием: под дверь дома Дамблдоров подбросили не какого-то случайного младенца, а его, Альбуса, племянника! Это значит, что Аберфорт, его младший склочный Аберфорт, стал отцом?! Мерлин и Моргана, да ему же ещё нет шестнадцати!
«Отличный из тебя брат, Альбус, просто замечательный», — ехидный внутренний голос не преминул поддеть юношу, и тот подрагивающей рукой, всё ещё пребывая в состоянии крайнего изумления, провёл по лицу, пытаясь принять и переварить факт случившегося.
На всякий случай, немного взяв себя в руки, Альбус ещё раз проверил, не было ли возникновение случайной связи какой-то ошибкой. Однако осознанная диагностика чётко и ясно дала понять: ты не уследил за своим подростком-братом, Альбус, а значит теперь ты — дядя. Браво — ничего не скажешь! За сестрой не уследил и стал причиной её гибели, а брат в пятнадцать лет стал отцом — да, именно так ведут себя ответственные взрослые, заботящиеся о своих младших родственниках, Альбус!
Растерянность на грани паники — и вот что ему было теперь делать с племянником, которому всего несколько недель от роду?! — медленно тугим комом подкатывала к горлу. Бездумным, всё ещё полным неподдельного изумления, растерянности и ужаса взглядом Альбус смотрел куда-то в стену, и племянник, словно решая добить дядю, закряхтел громче, недовольно завозившись на его коленях... и разразившись первыми аккордами набирающего громкость плача.
Детский крик возвращает Альбуса в реальность, безжалостно выдирая его из лап уныния и пучины безысходности, в которые он медленно начал проваливаться. Заставляет вздрогнуть всем телом и растерянно посмотреть на сморщившееся и покрасневшее личико дёргающего ручками ребёнка, лихорадочно соображая, а что, собственно, нужно в такой ситуации делать?!
Пусть Альбуса Дамблдора называли гением своего времени, к таким поворотам судьбы он оказался совершенно не готов. Именно поэтому его гениальный мозг напрочь отказывался выдавать хоть какие-то вразумительные реакции. Вместо этого Альбуса будто сковал внутренний паралич, и он искренне несчастно смотрел на ребёнка на своих коленях, с трудом борясь с желанием присоединиться к нему вторым голосом.
Он был слишком обескуражен полученной новостью, ворвавшейся в его депрессию, чувство вины и одиночество, а потому и испытание в виде детского плача так сильно выбило у него почву из-под ног — именно так Альбус потом оправдывался перед самим собой. Сейчас же он с трудом умудрился собрать себя в кучку, и неловко перехватив ребёнка, поднял его на руки, пытаясь покачивать, нервно меряя шагами гостиную. Помогло это, откровенно говоря, слабо — мальчик начал кричать громче, отчего его дядя удивился крепости его голосовых связок. А вместе с тем растерялся ещё больше, ибо идеи, что делать дальше, решительно закончились. И кто знает, чем бы всё закончилось, если бы Альбуса как обычно не решила навестить миссис Фердинандос.
Сердобольная женщина, конечно, знала, какой Альбус труженик и гений интеллектуального труда. Он всегда был как будто немного не от мира сего, витая в высоких материях и достаточно безразлично относясь к проявлениям материального мира, но теперь по возвращении из своего девятимесячного путешествия, кажется, ситуация лишь усугубилась. Действительно, погружённый в науку и депрессию, Альбус нередко забывал поесть, засиживался до глубокой ночи, засыпая прямо за столом над бумагами, и почти забывал о том, что кроме гениального мозга, у него ещё есть бренное тело, о котором не мешало бы хоть немного заботиться.
Но Альбусу было не до этого — конечно, миссис Фердинандос понимала это. Именно поэтому, чтобы гениальный ум не зачах от голода или переутомления, она иногда заглядывала к юноше, напоминая ему о необходимости поесть и нормально поспать. И как чувствуя, соседка решила навестить его именно в этот день.
Открывшаяся миссис Фердинандос картина с трудом поддавалась описанию. Растрёпанный всклокоченный (опять не спал целую ночь, ну что за несносный мальчишка!) Альбус застыл посреди гостиной. Небрежно закатанные рукава лёгкой рубашки съехали к локтям, и один из них откатился почти полностью; сама же рубашка как попало была заправлена в штаны, из петли на которых торчала волшебная палочка. На руках он держал надрывающегося младенца и смотрел на него с таким выражением лица, словно вот-вот заплачет с ним вторым голосом. Изумительно.
— Мерлинова борода, Альбус! — миссис Фердинандос всплеснула руками, суетливо подбежав к юноше, что одарил её умоляющим о помощи взглядом. Забрала из его рук орущее дитя и охнула, покачав головой.
Проблема оказалась более чем решабильной, и уже меньше чем через десяток минут в доме снова воцарилась тишина, а хозяина насильно затащили на кухню, усадив за стол и поставив перед ним тарелку наваристого рагу.
— Представляешь, Альбус, людям иногда нужно, ну, знаешь, есть, — фырча и недовольно глядя на всё ещё обалдевшего юношу, смотрящего на неё с флёром лёгкого удивления в глазах, проворчала миссис Фердинандос. — Особенно маленьким детям, — она скосила глаза на мальчика, которого профессионально держала на одной руке, второй придерживая бутылочку, из которой ребёнок, довольно причмокивая, сосал молоко.
Альбус в ответ издал какой-то трудно интерпретируемый звук, похожий на смешок. Изумление и шок всё-таки медленно отходили, позволяя наконец-то рациональному началу взять верх, и юноша вздохнул, устало потерев руками лицо. Он всё ещё пытался свыкнуться с мыслью, что на руках соседка держала его родного племянника, и с этим нужно было теперь только смириться.
Альбус понятия не имел, что делать с таким маленьким ребёнком. Но это был его крошка-племянник, его плоть и кровь, и пренебрегать этим он намерен не был. Не тогда, по крайней мере, когда узнал, как высока цена родной крови. Да и... разве ж он мог бросить своего непутёвого несовершеннолетнего брата одного с такой ношей? А потому он вздохнул ещё раз, и отняв руки от лица, решительно и твёрдо посмотрел на смотрящую на него с любопытством соседку.
— Миссис Фердинандос, могу ли я попросить вас научить меня... всему, что для него нужно? — несколько неловко попросил Альбус, на что женщина широко добродушно улыбнулась.
— Немногие молодые люди в твоём возрасте решаются взять на себя такую ответственность, — довольно и даже гордо произнесла она. — Но ничего. Это лишь поначалу сложно, а пару месяцев пройдёт, и ты совсем наловчишься. А я, конечно, с радостью научу тебя и помогу всем, чем смогу.