кипяток

       — эй, ты там что, утопиться решил, чиби?        чуя вынырнул из набранной в ванну воды и из своих мыслей, первые секунды дезориентированный из-за прилипших к лицу и закрывавших весь обзор волос. нырнул он совсем ненадолго, секунд на двадцать, но для него те прошли как несколько минут.        может, ему и не показалось, и прошло значительно больше того, чем он думал.        он был не в силах припомнить, как долго он уже так сидит в воде, но по тому, как сморщилась кожа на руках и пальцах, было ясно, что достаточно. по-хорошему, вылезать бы уже, раз к ему вот так долбятся в дверь.        вода остыла и казалась почти ледяной после комфортной чуе горячей, в которой он только и мылся — от этого у него чуть ли не застучали друг об друга зубы. он вылез из ванны, подрагивая и от холода, и от неприятно стекавшей по коже воды, пока не обмотался в полотенце и не принялся обтираться им.        и осаму вновь застучал, уже яростнее, чем в прошлый раз.        побольше бы ему терпения — сам из душа по полчаса не вылезает.        как хорошо, что тут была дверь с защелкой, снести которую нужна была невероятная сила.        и вдвойне хорошо, что у осаму этой силы не было.        наверное.        чуя не хотел знать этого точно, совсем не желал, ровно как и быть с придурком с суицидальными наклонностями осаму соседями по комнате. эта жизнь, должно быть, совсем его не любила, раз позволила этому произойти.        чуя попытался убрать волосы с лица и прочистить уши от попавшей в них воды, пока осаму за дверью все продолжал и продолжать говорить.        — ну ты же сам же мне говорил: "убью, если надумаешь вешаться в нашей комнате", а сам-то?        во-первых, у чуи никогда не было суицидальных наклонностей и вообще желания умереть. он любил жить, понимаете? да, проблемы были, но с ними можно было справиться не через выход в окно. чуя был тем самым человеком, который верил в то, что все трудности в жизни — это препятствия на пути становления сильнее.        во-вторых, осаму действительно пытался повеситься возле холодильника, и не один раз.        и чуя его остановил, нет, останавливал, потому что какого черта? они, конечно, жили в общежитии, но условия там были не такими, чтобы рядом с холодильниками вешались какие-то такие сумасброды, возомнившие себя, видать, мышами.        чуя бросил первое что только попалось под руку — бутылку с гелем для душа осаму, что-то там кофейное — в дверь, и сразу после этого стало тихо.        можно было спокойно вытереться и одеться.        в шортах и футболке было уже теплее, чем без них, но все равно было... что-то не то.        обратно бы в горячую воду.        чуя, вроде как, не был мерзлявым. зимой — да, но не сейчас; лето ведь, но в кипяток его тянуло.        может, ему просто выпить кружку чая, не разбавляя его холодной водой?        — иди уже в свой душ, — буркнул чуя при выходе, почувствовав, что не до конца вытерся: футболка у шеи сзади и на спине немного намокла, и от этого было неприятно.        ладно, как-то пофиг.        и холод от вентилятора пережить было можно.        еще немного, и ему вновь станет жарко, и        — ну спасибочки, что не стал утопленником, — осаму подмигнул (чуя весь скривился; мерзость, фу) и скрылся в ванной, кажется, не собираясь жаловаться на то, как там душно.        что же, отлично.        чуя надеялся, что тот там так и задохнется.        к сожалению, осаму довольно быстро (быстрее, чем когда-либо) вышел из душа, не надев футболку сверху.        пока чуя мысленно разверзался в гневных тирадах о том, что осаму совсем стыд и совесть потерял, и готов был перенести их и в устную версию, как осаму заговорил первее него, задав вопрос:        — неужели ты мылся в кипятке в такую-то жару? — по голосу осаму было понятно, что он действительно удивлен. не часто такое бывало.        да, жара стояла страшная вот уже вторую неделю, и все спасались от нее кто как мог: кто-то ел килограммами мороженое, кто-то не отсаживался далеко от вентилятора или кондиционера, а кто-то пренебрегал слоями одежды.        к сожалению чуи, осаму принадлежал к последнему типу людей.        глаза бы его не видели, честно.        а чую, к слову, ждало в морозилке мороженое, если его, конечно, не съел дазай. ох, в таком случае он поплатится, ой как поплатится... возможно, как раз своей никчемной жизнью.        только вот не успел чуя ничего ответить, как у осаму на секунду в глазах промелькнуло какое-то понимание.        чуе это не понравилось.        — о-о, — протянул осаму, рухнув на диван и закинув ногу на ногу.        чуя моргнул раз, другой.        не понял, в чем дело и в чем вообще прикол.        — что?        — у-у, чуенька, — осаму скрестил руки на груди и как-то странно улыбнулся. улыбался-то он всегда не так, как надо, но сейчас в его улыбке было что-то... что-то, что чуе совершенно не нравилось.        не к добру это было, в общем.        как и всегда.        — никогда бы не подумал, что ты таким занимаешься, — осаму аж поцокал языком, но так и оставался довольным.        — каким "таким"?.. — несколько нерешительно спросил чуя, вообще ничего не понимая. что же там осаму о нем надумал? опять что-то неприличное, о чем обычно не говорят?        тогда это была бы истинная клевета. осаму никаким образом не доказал бы этого. ему бы никто не поверил.        — ты знал, что самоповреждение не только про порезы на запястьях? — спросил осаму, словно начиная издалека, потому что, судя по выражению лица чуи, тот не понимал, чего от него хотели. — ну...        чуя вполне мог сказать, что не верил собственным глазам и ушам заодно.        осаму... сомневается в чем-то? не знает, что и как сказать?        ой, да быть такого не может.        подменились небось.        пришельцы какие-то.        — я веду к тому, — осторожно продолжил он, успев потереть и лоб, и переносицу, — что мытье в горячей воде тоже относится к самоповреждению. понимаешь, о чем я?        лучше бы он понимал.        наверное.        чуя был не уверен, надо ли было ему понимать человека, который едва ли не каждый день искал смерти, когда тот говорил о самоповреждении.        нет, чуя определенно не... хотел вредить себе. он любил себя, не давал никому себя в обиду, хотел для себя всего самого лучшего — как он мог придерживаться такого желания?        он же не дазай.        — нет, мы немного разные, — осаму стал задумчивее, но уверенности в своих словах он не растерял, особенно после того, как добавил: — по крайней мере, сейчас.        чуя что, сказал это вслух?        — да у тебя все на лице написано.        — пиздец, — и все на том.        ну а что еще чуя мог сказать?        "какой кошмар"? "я не думал, что так получится"?        хуй.        — думаю, тебе не надо объяснять того, что делается это для того, чтобы заглушить эмоциональную боль через физическую, — продолжил осаму, делая огромные паузы в своей познавательной, почти психологической речи для чуи. нечасто он подобным образом так тщательно подпирал слова, а не ляпал то, что на ум приходило.        (упаси всех боже от его становления психологом.)        что ж, ладно, это имело смысл, и осаму говорил не какую-то там ерунду: чуя стрессовал. очень много стрессовал. у него даже было достаточно седых волос.        не надо было соглашаться быть старостой.        это было такой ошибкой, каких чуя еще в своей жизни никогда не совершал.        чудо, что он еще волосы на своей голове не... хотя, погодите — рвал.        — да даже слепому будет известно о том, как много в твоей жизни стресса, — осаму закатил глаза, чуть было не получив подушкой по лицу. — эй-эй-эй, успокойся, рыжик. я вообще-то на твоей стороне, можно сказать. так что я предпочел бы, если ты не будешь меня бить — у тебя же сильная рука.        чуе от этого легче не стало, только наоборот — хуже.        если сначала он был готов всеми силами отнекиваться и говорить, что он просто любит горячую воду, то теперь как-то... самому в это не верилось.        неужели дазай прав?

***

       — я как будто сеанс у психолога отсидел, — по-мученически выдохнул чуя, лежа на диване.        осаму хихикнул.        — ну, возможно, он действительно тебе не помешал бы.        и получил подушкой по лицу.        больно уж распизделся.