Раскаяние

— ТЫ! ВЫБРАЛ! ХЛААААМ! "Может, Я был не прав?..." , Густав вновь и вновь задавал себе этот вопрос, но так и не находил ответа. Он сделал ещё один глоток кофе и взглянул на портрет своего отца, висевший в на стене. — Ты воспитывал меня точно так же. Даже хуже и жёстче. Почему тогда у меня не получается!? - Мужчина швырнул первую попавшуюся вещь в стену. Спустя несколько секунд он все же посмотрел на пол. Той вещью оказался дневник Себастьяна, упав, блокнот открылся на одной из страниц. Густав взял его и прошёлся глазами по строчкам. "14.09.**. Понедельник. Сегодня отец бил меня ещё сильнее, чем вчера. Да, может я и был виноват и где-то ошибался, но наверное, отец хочет только лучшего для меня... " Рядом, будто в спешке было приписано: "Нет! Он лишь тиран, который самоутверждается путём насилия над более слабыми членами семьи!..." Густав не стал читать дальше, а просто перевернул страницу и бросил взгляд в окно. Солнце начало садится и заливало небо кроваво-красным заревом. "Такого цвета была Его рука после моих... М-м, воспитательных мер. Аха, Я отчётливо помню его слёзы и крики в первый раз..." Густав зашелся странным, истерическим смехом. "Что это со мной? Я схожу с ума?" Мужчина пролистал ещё несколько страниц блокнота. Большинство первых записей было о том, как Густав воспитывал автора дневника. Но последние страницы... О, они приводили Густава в бешенство. Всё варианты мщения отцу семейства Швагенвагенс были описаны здесь. Взгляд мужчины наткнулся на строчки: "...А если бы тебя привязали к кровати, встав напротив с бейсбольной битой..." Неожиданно блокнот упал из рук Густава и открылся на последней исписанной странице: "В любом случае, Я стал счастливым, начав общаться с Чесноком... И когда настанет час, Я прощу отца. Ведь всё же именно благодаря ему Я умею почти виртуозно играть и у меня идеальный слух...." Густав закашлялся, в глазах у него потемнело. — Этот щенок, он всё-таки простил меня... - мужчина застонал, почувствовав внезапную головную боль. - А моя дочь... Пытается... Кха-кха! Отравить меня! До чего жалко и подло! Густав встал, голова у него закружилась и он вновь упал на кровать. — Чёрт! Она выбрала сильный яд!... - прошипел мужчина. Все же кое-как он встал, открыл дверь и позвал Лидию. — Ты хотел меня видеть, отец? — Да, мелкая убийца! Пытаться отравить собственного отца! Ради наследства! — Как?... Как ты узнал!? — Охо! Это не трудно! Знай! Я также как и ты хотел отравить собственного отца! Но не успел, он скончался от сердечного приступа! - мужчина сел на кровать. Лидия начала с испугом пятиться к двери. — Стой! Раз уж так – выполни мою последнюю волю! Если всё сделаешь правильно, то может быть получишь наследство! Лидия молча и со спокойствием кивнула. Её выдавал лишь испуг в глазах. — Загляни в нижний ящик моего комода и достань коробку 37! — Но разве мы её не вык... — Живо! За то, что задаёшь лишние вопросы, могу лишить части наследства! — Да, отец. Коробку 37 после ухода Себастьяна, Мэри тихо успела перенести в их с мужем комнату, вместе со всем содержимым. Густав хранил её, как последнюю память о жене, но сейчас решил отдать сыну. "Он тебе больше не сын! Помнишь?", Поправил он себя. — А теперь принеси мне лист бумаги и ручку! - произнёс мужчина, когда Лидия отдала ему коробку. Взяв из её рук листок, Густав начертал всего несколько слов: «Не будь таким, как я!» Он положил листок в коробку и закрыл её. Затем, взяв другой лист бумаги, мужчина дрожащей рукой стал писать завещание. — Выйди из комнаты, Лидия! Девушка покорно вышла. Дописав завещание, Густав лёг на кровать. Голова сильно кружилась, его мутило. — А всё-таки, я был немножечко не прав, - прошептал Густав и потерял сознание.